«ПОСЛАНЕЦ» ЛЕНИНА – ВАЛЕНТИНОВ

«Нет ничего тайного, чтобы не стало явным...»

Евангелие от Луки

 

«Следующим в нашем списке значится еще один Николай, но также не божий угодник – Николай Валентинов. Под этим именем он известен в России и зарубежье, где издан целый ряд его книг. Этот публицист, может быть, из революционно-литературной бригады самый загадочный персонаж, поскольку упорно скрывал своё настоящее имя – сплошь одни псевдонимы, которых, похоже, не счесть. Валентинов, как и его тезка Брешко-Брешковский вел довольно скандальную жизнь: водил дружбу с видными «красносотенцами» – социал-демократами, большевиками, меньшевиками, участвовал в митингах, демонстрациях и демократических сходняках. Его обильные связи, влиятельное родство и природная хитрость позволяли всю жизнь безнаказанно уходить от возмездия, и, в конце концов, в почете и сытости окончить жизнь за бугром. С безопасной позиции он долго полоскал наш славный советский социалистический строй, выдавал нагара компромат на бывшего подельника гражданина Ульянова-Ленина и клеветал на самого Иосифа Виссарионовича Сталина. Прошу всех встать! Можно садиться!..

Итак, только за последнее из преступных деяний этого мерзавца следует десять раз посадить и пять раз расстрелять. Но мы не станем спешить: это будет для Валентинова слишком легкой расплатой. Сначала сорвем с него маску, откроем простому трудовому народу это вражеское лицо. Валентинов косит под честного историка и свидетеля, однако, как говаривали мудрецы, невелика заслуга, если человек честен лишь потому, что никто не пытается его подкупить... Впрочем, с нашим персонажем дело сложнее: ведь умолчание правды бывает страшнее, чем ложь...

Итак, Валентинов, он же Дьяков, он же Юревский, он же Нилов, он же Самсонов и Вольский. Вот, видимо, далеко не полный перечень псевдонимов, под которыми долго скрывался этот подозрительный тип. Широкому кругу людей в современной России эта личность больше известна как имя плодовитого автора очерков и книг о вожде. «Встречи с Лениным», «Малоизвестный Ленин», «Ранние годы Ленина», – лишь несколько из растиражированных в России и зарубежье изданий, в которых раскрыта эмигрантская подноготная Ильича. И не только его: каждый миг своей путаной жизни под тройным псевдонимом автор тщательно и добровольно внес, таким образом, в наш протокол. Но пощады от нас он не дождется!

Однако нет в его воспоминаниях самого главного, лишь одного – настоящего имени: только клички, которыми подсудимый гордится, словно петух. Мы долго шли по извилистому следу этого гражданина. В одной из книг, с делами именитых и мелких бесов России нашим досмотром была обнаружена его фотография: веселая до наглости рожа, зубастая ухмылка мошенника, скандалиста и стукача. Типичный филистимлянин-либерал-демократ, готовый при первой опасности сменить свой окрас: стать, к примеру, националистом и патриотом. Такую физиономию надо размножить и вывесить на каждом столбе, поскольку нет возможности повесить всех раплодившихся щелкоперов и пачкунов от литературы. Чтобы каждый простой труженик узнавал подобных типов издалека, чтобы земля горела у этой писучей сволочи под ногами.

Ульянов, как поговаривали в партийной среде, взял себе новое имя от знакомой ссыльной Елены, и по тому же примеру – от своей сестры Валентины – наш подсудимый, заметая следы, взял себе псевдоним. Но как следует из его обильных воспоминаний, очередную партийную кличку – Самсонов – наш одесский самсон получил в эмиграции от самого Ильича, с которым был в замечательных отношениях. Итак, в тридцатых годах собственным литературным радением этот расстрига-социал-демократ из безликого исторического персонажа превращается в соратника Ильича. И далее мемуарами Валентинов тщательно укрепляют свое реноме, выставляя себя заметным российским политиком и мыслителем – остальным не чета.

В них этот моршанский мессия, осчастлививший собою Одессу (а разве отыщется в Моршанске или Одессе образованный человек, который не написал ни разу в жизни доноса?) предстает настоящим былинным героем, бесстрашным бойцом баррикад, могучим атлетом, великим трибуном, с которым просто нет сладу царской охранке, и даже российским вождям. В своих мемуарах этот «шварцнегер с Привоза» сокрушает палицей одесских жандармов, ловко уходит от погони за ним, а, в конце концов, добирается до Женевы с зашитым письмом Кржижановского к Ленину и смело врубается в идейные схватки забугорных вождей.

Далее Валентинов со смаком повествует о своем споре с Плехановым, которого публично поставил в дурацкое положение по наводке самого Ильича(!)... Ах, вы не знаете сути?! Так вот, гражданин Валентинов, как истинный одессит, настучал на собрании партийным товарищам о родстве, компрометирующем Плеханова, у которого на родине остался брат, полицейский исправник Моршанска. Вот так во все времена товарищи демократы подсекали друг друга: в партийной борьбе, как известно, все средства хороши. Для более ясной картины, мы повторим, что Плеханова Николай Валентинов подставил по наводке самого Ильича, который давно хотел держать партийный общаг в одиночку. Этот эпизод также свидетельство незыблемого ленинского партийного правила: каждый коммунист обязан стучать!..

Впрочем, и самому Ильичу от Валентинова вскоре досталось – за пробелы в философских познаниях. Вождь в споре дал маху, поскольку Маха толком не знал, не понимал, и не хотел понимать, как, впрочем, и остальных – Авенариуса, Пуанкаре, Петцольта, Корнелиуса и прочую гносеологическую белиберду. Всю эту заумную шушеру он охотно загнал бы подальше в Сибирь, но, к сожалению, они к тому времени, большей частью истлели...

Возвращаясь к нашему подсудимому Валентинову: из разных текстов далее следует, что мы имеем дело с личностью совершенно незаурядной, лично знакомой с «бесами», затеявшими российскую смуту – Туган-Барановским, Крупской, Бонч-Бруевичем, Черновым, Рыковым, Богдановым, и прочими стервецами. А чтобы ни у кого не оставалось сомнений в настоящем масштабе и внушительности дарований наш паразит (вошь на теле народном!) распинается о своих связях с литературной богемой. И здесь каждое лыко вставляется в строку. Из недр жадной, склочной, тщеславной душонки скрупулезно и бережно изымается самый мелкий, самый проходной эпизод и фиксируется на века – для читающего потомства. Здесь, между прочим, говорится о переписке с «буревестником революции» Горьким, А. Белым, В. М. Дорошевичем, В. И. Дорошевичем, И. Д. Сытиным, целым рядом прочих «пернатых», а также с самим Махом, и о полемике с профессором С. Н. Булгаковым. В поисках ценных архивов Валентинов шарит на чердаке амбара в герценовском имении, интригует, скандалит и ведет научные споры со всеми, кто на беду попадается ему на пути. Но, в конце концов, начинает свару и со своим благодетелем Ильичом, вдрызг рассорившись с ним из-за Маха и Авенариуса.

Впоследствии автор не скрывает того, что Ленин, видимо, обессилевший от напряженного научного спора, дал, в конце концов, товарищу Воровскому специальное партийное указание: «Надо было его (Самсонова – прим. Г. П.) послать прямо...». Как сказано в рукописи самого Валентинова, послали его «откровенно и напрямик»... А, что, собственно, удивляться: каков человек, такова и речь... Ленин на трибуне одно, а в личной жизни другое: обычный живой человек из российской глубинки, и если кого-то подальше послал – значит, русскому становится ближе...

Но вернемся снова к герою, точнее его настоящему имени и примечательному родству, которые этот самый Валентинов-Вольский-Самсонов-Дьяков-Юревски й всю жизнь скрывает от всех. Итак, если верить популярной литературе, в которой до сих пор блуждает легенда, запущенная самим Валентиновым, то относительно нашего подсудимого сказано, что «Вольский Николай Владиславович, уроженец Моршанска Тамбовской губернии, появился на свет 7.5.1879, а закончил свой бренный путь 26.7.1964 в Плесск-Робиноне (Франция)». Для начала не густо, хотя оснований для ареста уже предостаточно: все выходцы из Одессы или Моршанска давно вызывают у порядочных людей подозрение, особенно, если они скрывают настоящие имена и добираются до Парижа.

Но, в самом деле, все тайное становится явным: сведения из книги «Убийство Столыпина», изданной в девяностых годах минувшего века в США, проливают свет на подлинное имя, происхождение и родство нашего хитроумного революционного персонажа – сведения, которые он изо всех сил старался оставить в тени... Между тем, книга серьезная, была несколько раз переиздана за рубежом, в Прибалтике и России, и никто фактов изложенных в ней не опроверг. Автор тоже в науке человек не случайный – московский историк, эмигрировавший в США.

Итак, «Сергей (Вениамин) Евсеевич Богров (! – выд. Г. П.) (род. 1879) клички Фома и Валентинов. Сын московского купца, торговца мануфактурой. Окончил Петербургский технологический институт. В 1903-1910 - активный большевик-пропагандист, проживал в Одессе и Петербурге. В 1904 году в Женеве встречался с Лениным. После Октября на дипломатической службе и в главке “Союзтекстильмашина”»... Все сходится: не могли же в несчастном Моршанске в 1979 году появиться сразу два Фомы-Валентинова, которые промышляли в Одессе и Петербурге, а потом вместе обрушились в Женеве на Ильича. Да тот одного-то не вынес! Получается, речь идет об одном и том же уроженце Моршанска, но наш подопечный шнуровался серьезно: сменил имя, отчество и фамилию несколько раз!

И тут, во-первых, невольно возникает вопрос: как смог наш подсудимый ни просто выжить, но полноценно жить в советской России, невзирая на былую крепкую ссору с вождем, который, как известно, обидчиков не прощал?.. Как он умудрился, несмотря на философские и, тем более, идейные с Ильичом расхождения, остаться у большевиков на хорошем счету, и вдосталь вкусить от новой жизни номенклатурные блага– пользоваться служебной машиной, высокой ставкой, длительным отпуском, лечением за границей и даже личным вниманием Ильича, который ранее дал Валентинову суровое партийное указание: послал его «откровенно и напрямик»...

Бумага, известно, все стерпит, она, как считал мудрец, не краснеет. Но главный вопрос: отчего этот словоохотливый и многоликий Валентинов-Вольский-Самсонов, не забывший, казалось, даже самой мелкой детали из своей удивительной жизни под тройным псевдонимом, так тщательно скрывает свое настоящее имя – что он то ли по маме, то ли по папе – Богров? И почему, в самом деле, этот крайне эгоцентричный товарищ молчит о кровном родстве с тем самым Д. Богровым, выстрел которого оборвал жизнь премьер-министра России, став точкой отсчета новой эпохи страны...

Примечательно, что не царская охранка, а родной брат Дмитрия Богрова в своих воспоминаниях пишет: «В первый период своей работы он (Д. Богров - прим. Г. П.) всецело подпадает под влияние своего старшего двоюродного брата Сергея Богрова (т. е. Валентинова – прим. Г. П.), жившего и воспитывавшегося также в доме отца». Из туманных воспоминаний «мутного» Валентинова также местами можно понять, что в студенческую пору, в Питере они проживают с Дмитрием Богровым совместно. Но о фамилии своего знаменитого брата он осторожно молчит. Любопытно, что родной брат Дмитрия Богрова нигде не называет настоящего имени Валентинова, путая их в свидетельских показаниях и мемуарах, изданных за рубежом. Вот бы на Лубянку этих горе-писателей, да потом на допрос!..

А история самого Дмитрия Богрова загадочна тем, что накануне своего удавшегося покушения этот раскрытый двойной агент ищет подходящую жертву­ – для выполнения поставленного ему друзьями-террористами ультиматума и, тем самым, искупления установленной ими вины. Таким образом, вполне уместно здесь допустить, что в этот критический момент цель ему указал именно двоюродный брат Валентинов-Богров – самый авторитетный для него человек, хорошо сознающий, что премьер-министр Столыпин гораздо опаснее безвольного самодержца с его трусоватой, вороватой титулованной свитой, которая при первой опасности покинет царя...

Разумеется, это пока только догадка, но по мере знакомства с историческими трудами нашего одесского щелкопера она обретает силу важных улик. И вопрос, отчего по восшествию на российский престол злопамятный Ленин терпит и даже возвышает своего обидчика Валентинова, а потом лично помогает уехать за рубеж родственникам Д. Богрова, становится почти риторическим. Вполне можно предположить, что Валентинов сумел получить откупную, о которой, однако, не пишет нигде и молчит. В обильных очерках этого чрезвычайно ловкого и говорливого человека вы не найдете ни слова о том, что после ссоры с вождем, наш литератор оказался ему чем-то полезен.

Но, быть может, никакой ссоры и не было вовсе? Она лишь плод воображения автора, который только после смерти вождя решил с ним размежеваться: не по идейным – по шкурным мотивам. Здесь следует принять в расчет, что бывший советский работник Валентинов-Богров в этот период оказался уже в зарубежье, почти в эмиграции, где даже былое знакомство с Ульяновым-Лениным могло осложнить ему жизнь. Другое дело, если он был с предводителем революции в ссоре, да еще по идейным мотивам: тут он, выходит, настоящий герой…

Но что, однако, гадать! Ведь, как бы то ни было, а между тем, получается, что почти невозможное примирение с вождем состоялось. Так, может, вся эта дружба и странная, хоть и сомнительная мировая, – с почестями, благами из «Торгсина», машиной и командировками за границу – из благодарности Богрову-Валентинову за такую услугу, за которую можно все обиды простить, или которую попросту невозможно забыть...

Итак, рискнем сделать предположение: может, по наводке самого Ильича Валентинов-Богров указал в подходящий момент своему двоюродному брату, племенному юристу Богрову на премьера Столыпина, который был для бесов России страшнее царя?

В пользу этой версии приведем еще один аргумент. Самсонов-Вольский-Валентинов-Богров за рубежом не унялся: отсидевшись в Париже после сталинских коротких расправ, он вступил в спор с Ильичом, который к тому времени уже бездыханно лежал в мавзолее. И, вероятно, нарушая данное ранее вождю обещание до конца дней, будет полоскать своего благодетеля – Ильича. Ленин, который знал его тайну, нечто такое, о чем Валентинов предпочитал умолчать – больше не мог ему помешать, и наш псевдоним начинает публиковать свои бесконечные мемуары. Мертвые, как известно, сраму не имут... Но, получается, если ссора, в самом деле, была, то Ленин простил Валентинова, но тот не прощает вождя. Случай для психиатров: малоизвестный широкой публике Валентинов ревнует к славе вождя, который, возможно, обязан ему возвышением. Об этом в эмиграции лучше молчать, но тщеславная натура бунтует. И Валенитнов в своих мемуарах заходит по третьему кругу, смакуя каждый самый мелкий эпизод своих давних встреч, событий, тревог. Тут Валентинов почти Цицерон: он спешит, потому как жизнь коротка, но слава может быть вечной...

Однако стороной по-прежнему обходится тема убийства Столыпина: ни намека на родство с убийцей премьера, ни слова о событии, потрясшем Россию. На сотнях страниц мемуаров нет даже имени реформатора, бывшего для оппозиции самой важной фигурой, самым первым и самым умным врагом. «Говорят всю жизнь и ничего не скажут...», – написал более двух тысячелетий назад китайский мудрец Чжуан-цзы, словно предвосхищая наплыв пишущей публики из Одессы...

В своем «Красном колесе» А. Солженицын небезосновательно утверждал, что убийцу Столыпина направило «поле»: общественное сознание, сформировавшее мнение о вине самодержавия во всех бедах России. Из этого вытекало, что противников революции надо убрать, если не получится миром – значит, убить. Верно, но это не исключает другого. Скорее всего, за Богровым стояли другие, посвященные в то, что императорское окружение закрыло на сговор против непокорного премьера глаза, и указавшие обреченному Богрову на нужную цель. И можно вполне допустить, что наводчиком был малоизвестный тогда Валентинов, а заказчиком самого рокового для России убийства известный всем человек...»

***

Сразу после этой последней публичной зачитки в школу позвонили из Министерства. И рекомендовали имя вождя более не трепать. «Не трожьте Ленина, пока он лежит в мавзолее»... Но сочинение просили ксерокопировать и передать: вдруг, для выноса пригодится!

Кто-то скажет, что это поклеп на педагогов, но разве что-то в нашей державе происходило без участия учителей?.. В конце концов, даже Ленин и Керенский из семей педагогов! Это если не трогать последних вождей...

На следующую букву по алфавиту было сразу несколько кандидатов. Поскольку Горького-Пешкова уже освободили от белых одежд, а Гоголя уважали и трогать не стали, то остановились на Герцене, которого щадить не хотели, как он когда-то тоже никого не щадил…

Самое любопытное было в том, что за Герцена ухватилась девица, слывшая в классе самой начитанной. Хотя Николай Николаевич иллюзий никаких не питал: догадывался, что в интернете наверняка есть заготовка.

 

Продолжение следует

Посадим всех!..