Провожали человека. Провожали мужика. Хорошего мужика.

Моряка. Говорили слова. Все слова были правильные и красивые. Выпивали

за землю пухом и за царство небесное. Народ и грустил, и одновременно

как-то мягчал после скорбных минут на кладбище. Все шло как всегда в

таких случаях. После очередного сказанного слова уже довольно оживленно

общались все - друзья, соседи, сослуживцы…

 

Нас было человек пять. Так уж получилось, что все мы были выпускниками

одного и того же училища. Владивостокского, высшего мореходного. Это и

выяснилось-то как-то так, случайно. И вот, что удивительно – между нами,

уже очень немолодыми мужиками, возникла какая-то связь. Это очень

трудно объяснить. Это чувство я бы сравнил с тем, как вдруг нашел бы

брата. Двоюродного, троюродного – не имеет значение, какого. Главное – я

нашел братьев!

 

Разговор у нас зашел о тезисе «Хороший человек – это еще не профессия!».

И все мы, не сговариваясь, согласились с тем, что все-таки нет, это –

профессия! И вот как раз об этом и был произнесен тост. Он был о том, что

ушедший был профессионалом в этом – он был Хорошим Человеком.

 

И тут произошло то, что произошло. Для кого-то это прошло незамеченным,

а для меня – как вспышка в темном небе.

 

Держа в руке рюмку с водкой, встала совершенно незнакомая женщина.

Скорее всего, она была из друзей того, с кем прощались… И сказала она то,

что легло прямо на сердце. Я не ручаюсь за дословность, но смысл

постараюсь передать максимально точно: «Ребятки, вот смотрю я на вас…

Мой муж тоже был курсантом этого же училища. Море давно уже забрало

его. Отплакала я свое. Живу, как могу. Не так уж и много хорошего в моей

жизни, но вот радостно мне сейчас, что вижу я перед собой настоящих

мужиков, вижу тех, кого воспитала «бурса» - моряков, мужчин. И все же,

хочу кое-что спросить. Вы молодцы, вы умные и сильные. Вы научились

плавать не только в морях, но и в этой суровой жизни. А помните ли вы о

своих друзьях? А знаете ли об их бедах и трудностях? А радуетесь ли за

них? Хочу верить, что это так. И веря, что это именно так, я, вдова моряка,

пью за вас, бывшие курсанты!»

 

Первая рота. Нас было очень много в том, далеком уже 1966 году. Две с

половиной сотни совершенно разных, собравшихся здесь, на Дальнем

Востоке, со всех концов страны пацанов. Одни грезили морскими

просторами, начитавшись Станюковича. Другие шли по стопам отцов-

моряков. Третьи шли потому, что в этом училище давали форму, общежитие

и кормили. Разные пути-дорожки привели нас сюда, во Владивосток, на

полуостров Эгершельда, в высшее морское училище имени адмирала

Г.И.Невельского.

 

Худые и лысые, мотались мы, перепуганные, растерянные и насмерть

усталые… Вахты, наряды, построения, поверки, большие сборы, приборки,

старшины, командиры… Звучит так романтично, но как же это все-таки

трудно с непривычки! Большинство из нас еще несколько недель назад не

знали ничего кроме своего дома. Кое-кто уже успел хлебнуть в свои

семнадцать-восемнадцать и соленого, и горького, но и им было трудно.

Точно так же, как и всем.

 

Чего только ни было. Колхоз с его каторжным трудом. Ободранные сухой

землей до крови ногти, жесткая норма, но главное - пока все не сделают

норму, никто не уйдет с поля. Именно там нас начали ломать. Именно тогда

из пацанов начали делать заготовки для создания мужиков… И не все

выдерживали. Ломались и уезжали.

 

А потом были шесть лет. Шесть полных драматизма лет. Не каторги, вовсе

нет! Это были шесть лет того, о чем и не мечтают в обычных институтах –

круглосуточной студенческой жизни, но… Вся изюминка именно в этом НО и

состоит! Жить в казарме со всеми ее уставами и тягостями, но при этом

жить веселой, насыщенной и полнокровной студенческой жизнью – это ой,

как непросто!

 

И ведь жили же! И еще как жили! И учились, и служили, и гуляли, и пели,

и любили, и танцевали, и отдыхали, и вкалывали – все было и все это было

полной мерой, от души! И с ума девчонок сводили, и сами с ума сходили от

них. И еще неизвестно, чего было больше! И много еще чего делали, уж

поверьте! И не обо всем хочется сейчас вспоминать, но это была часть

нашей жизни!

 

И все же… Учеба, служба, отдых… все это конечно же было, но это было

потом, после главного!

А главным было – море. Ведь именно к нему мы все рвались, именно оно

было светом в том тоннеле, через который мы продирались! И не всем это

удавалось… Теряли мы товарищей по пути. Кто-то уходил, поняв, что не

туда пошел. Кто-то не выдерживал суровой казарменной жизни. Кто-то не

вытягивал учебу. А были и те, которые отстали от всех так, сдуру, по

глупости. Всякое было! И таких, которые сошли с дистанции, оказалось две

трети. Вот такое сито…

 

«Бурса», как мы ее ласково звали, да и сейчас зовем, крутила, мяла, давила,

кусала и грызла нас, все больше и больше испытывая, закаливая. Не ныть

и не сдаваться, не продавать и не поддаваться – эти вещи постигались не

по книжкам. Этому учила суровая и очень жесткая, иногда даже жестокая и

ничего не прощающая мальчишеская среда. Как мельничные жернова, эти

юношеские максимализмы перемалывали, отбивали, вышелушивали с нас

все, что мешало жить в коллективе. Суровая школа. И не все ее выдержали.

 

Учеба. Экзамены. Это вообще, особый разговор. Служба - наряды, работы,

все что угодно ты можешь делать по приказу старшин и командиров, но

никто не имеет власти освободить тебя от того, что ты пропустил на

занятиях, находясь на службе.

 

А преподаватели… Математик Гредасов, незабвенный Виктор Оскарович,

«Сева» Залевский, и многие другие … Сколько они крови курсантской

выпили, кто-нибудь считал?! А командир роты, капитан третьего ранга

Александр Иванович… Но вот почему-то именно такие вот, «кровопийцы»,

вспоминаются с особой любовью… А еще - великая наша «Аннушка» –

первая в мире женщина-капитан дальнего плавания Анна Ивановна

Щетинина, строгая, но совсем не той строгостью. Со стыда можно было

сгореть, если она глянет на тебя, не знающего материал… И как же много

сделала она в судьбах многих своих выпускников потом, во взрослой

жизни…

 

А может быть, мы любим и помним их так потому, что мы сами стали

взрослыми и уже с высоты этого своего возраста увидели, что ведь они же

действительно любили нас, лопоухих пацанов и каким-то доступным только

им душевным зрением видели в каждом из нас будущих мореходов,

командиров, настоящих мужиков! И снимали с нас стружку, отсекали все

лишнее.

 

И был апрель. И был «Версаль». И были мы. Уже не такие, какими пришли

щесть лет назад, но еще и не такие, какими стали потом. И рассыпались мы

по морям и океанам. И, казалось бы, всё – свобода, какие там «бурсы» и

преподаватели, о чем это, зачем это нам? Все, проехали! Зачем помнить все

то, что было и прошло?

 

Казалось бы… Да, но заложили они в нас что-то такое, что не совместилось с

этим подходом… Не знаю, как бы все было, если бы не 1974 и не гибель

«Тикси» со всем своим экипажем. Как бы все получилось, если бы море не

забрало через два года после выпуска двух наших товарищей? История не

терпит сослагательного наклонения. Все случилось именно так, как

случилось. И никак иначе.

 

Сначала поклониться ребятам, к недостроенному мемориалу, приезжали

два-три человека. Потом, год за годом, все больше. Где только ни

встречались потом… И в каком-то ангаре это было и в подвале каком-то, в

кафешке… Поминали товарищей, вспоминали все…

 

А потом, вдруг, совсем незаметно, оказалось, что мы уже не можем без

этого! Однажды мы поняли, что не хотим уже жить без того, чтобы раз в

году не поклониться тем, которые уже ушли! И уходили… Со временем это

случалось все чаще. Кого море забрало, кого жизнь переборола

 

И поняли мы, что кроме этого, нам просто позарез нужно видеть друг друга!

Нам ничего не нужно и не должны мы друг другу ничего! Мы просто

поняли, что мы нужны друг другу так, как нужны братья и сестры… И тогда

встречи стали иными. И это было серьезно. Мало кто верил тогда в то, что

это надолго. А мы и не задумывались над этим. Мы просто делали так, так

требовали наши души, да и делаем это вот уже более сорока лет.

 

И это единение душ нашло отклик в других. К нам стали присоединяться и

те, кто не закончил с нами училище, кто ушел по тем или иным причинам.

Наши, родные ребята! Раскидала всех нас жизнь по белу свету, разбросала,

но в этот день мы собираемся. Это не так уж и важно, что кто-то в море,

кто-то по другим причинам не может присоединиться, но мы твердо знаем –

они с нами, и они сейчас, в эти минуты, думают о нас!

 

Не всем и не всегда хорошо на этом свете. Не у всех жизнь сложилась так,

как она планировалась. Мы все это хорошо знаем. И знаем мы, что далеко

не все имеют в тяжкие минуты рядом с собой друзей или родных, которые

поймут и помогут тем, чем могут, а если не смогут помочь, то хотя бы

выслушают. Мы же счастливые люди – у нас целая рота таких друзей!

Громко звучит? Да, громко. Но уж поверьте мне, я точно знаю, что говорю.

Увидел и в полной мере прочувствовал это на себе в час большой беды. И

так может сказать далеко не один из нас.

 

Первая рота. Что в этих словах такого? Да ничего. Ничего особенного в

словах, но для нас это совсем не слова. Для нас Первая рота - это наша

жизнь, наша страна, наш российский флот, наши устои, наши принципы,

наша честь и наш долг. Этому нас учили. Этому мы учились. Этому мы учим.

Тех, других, которые еще в начале морского пути.

 

Далеко не один раз на наших встречах мы говорили о том, что тяжелее

всего будет тому, кто когда-нибудь придет на эту встречу один… Наверное

это звучит очень печально, но… вряд ли он, этот последний, будет

несчастным человеком! Думаю, он с гордостью скажет сам себе:

 

- Вот и собралась Первая рота. Теперь все в сборе.

 

И поднимет он чарку, и выпьет за нас, за всех. Вот и давайте же здесь и

сейчас, выпьем за него, за последнего! Пусть ему будет легко и спокойно

на душе, и пусть вспомнится ему вот эта самая минута.

 

Выпьем стоя, Первая рота. Молча. За последнего!