В ОБЪЯТЬЯХ ВЛАСТИ

К вечеру пришли две вместительные машины – какие-то гигантские джипы – всех усадили и повезли. Оказалось, прямо к причалу местного порта, где поджидал прогулочный катер, который, словно от нетерпения, тихо дрожал. А в просторной, отделанной дубом каюте, – веселый хозяин Егоров в капитанской фуражке за щедрым столом.

Через пару часов казалось, что все барьеры пропали, а они, как и прежде, те же студенты, где каждый может сказать все, что надумал, что знает или просто готов почудить. И Егоров был великолепен: без всякой позы заставил всех вкратце о себе рассказать, пообещав, что готов сам потом, как на духу, разоблачиться – только спроси. И понемногу – под хороший конъяк разомлели, заговорили, заспорили, вроде и не было тридцати лет позади. Только кто был потрезвей и повнимательней могли обнаружить, что Новожилов в этот раз почти ничего не рассказал, был словно настороже.

Зато Томка хозяина занимала вовсю: сразу пробилась, уселась поближе и попросила налить ей шампанского полный бокал. Капитану пришлось ее обслужить, Томка выпила до самого дна и Егорова – как он ни хотел уклониться – поцеловала всерьез. Тут даже многим стало неловко, а Клычкова между тем объявила, что Анатолий Сергеевич Егоров всегда был для нее образцом настоящего мужчины – делового, предприимчивого человека, администратора и руководителя, и т. д. Откуда она успела узнать про этакую кучу достоинств никто не решился спросить. Впрочем, в этом не было особой нужды: Томка стала рассказывать как агитировала накануне выборов за Егорова, а тот слушал и благодарил. И даже никто не спросил, каким образом столичный житель проявил такое усердие, если жил за тысячу верст...

Большой катер стремительно нарезал речную волну, над палубой кружились белые чайки, красное солнце уже пряталось на крутом берегу. Хозяин был по-прежнему со всеми приветлив и великодушен, ловко подхватывал разные темы, произносил веселые спичиа, будто и не было между ними какой-то дистанции, которая обычно стреножит людей. А официанты ловко, бесшумно меняли напитки, посуду, выставив наконец замечательный торт. Тут капитан снова взял слово и предложил всем наполнить бокалы и рюмки:

Друзья мои, однокашники, тридцать лет назад мы покинули нашу альма-матер, чтобы начать самостоятельный путь. Нам повезло: каждый из нас мог сделать в этой жизни свой собственный выбор, так как время давало нам шансы и располагало к тому. В самом деле, у нас была возможность развиваться в русле профессии или стать предпринимателем, пойти, скажем, в политику или, например, на административную должность, наконец, укрыться от мирской жизни в сельской тиши. И радостно сознавать, что в этой опасной и стремительной жизни большинство из нас не пропало, что мы живы-здоровы и не ушли в монастырь... Вот давайте выпьем за это, друзья...

Но тут неожиданно встал Новожилов:

Я думаю сначала следует помянуть тех, кто не дожил до этого счастливого часа. С нами, увы, нет, может, самого достойного и самого лучшего: я имею ввиду Сашку Николаева, который погиб при невыясненных обстоятельствах. И пользуясь случаем, обращаюсь с просьбой к нашему губернатору, чтобы он сделал официальный запрос...

Возникла пауза, все взоры обратились на Егорова, который задумался и молчал. Потом подошел, открыл иллюминатор, вдохнул свежий воздух и, наконец, обернувшись, сказал:

В принципе технически это несложно, но во-первых, безрезультатно: прошло как-никак более десяти лет. А потом: как это все отзовется, – например, на семье... Сами судите: жена на административной должности, сын, кажется, в юридическом институте, а выясняется, что отец – по-сути, фрондер и путчист, а значит, у власти к нему были вопросы...

Да какое это теперь имеет значение? Ведь времена изменились, а представители власти уже вовсю поносят ельцинские времена...

Ну хорошо, хорошо, я попробую сделать запрос. Только давайте теперь эту тему оставим, у нас же не политический диспут, а встреча друзей... Вот лучше мне расскажите, чем вы два дня занимались – неужели только воспоминаниями? Я не поверю, если наши собираются вместе, то жди какой-то сюрприз...

И пришлось в общих чертах, укрывая детали, рассказать ему о затее. Егоров слушал внимательно, потом спросил про результат. Сказали, что эксперимент практически был закончен, только осталось написать резюме...

– Ну, и какие качества самые важные для движения человека вперед?

Начали ему объяснять, увлеклись и забыли, что выводы не всякому будут по нраву и подойдут... Но Егоров слушал бесстрастно. А потом предложил:

А знаете что, давайте передадим эти результаты нашим ученым – что скажут они. А вдруг мы в шаге от настоящего открытия, которое все перевернет?.. Ну, что скажете? Ловите момент...

Думаю эти данные постараются нивелировать и опорочить, – высказал тут опасение Новожилов.

Ну почему? В слишком невыгодном положении окажется власть?

Это бесспорно, это даже сейчас глупо скрывать... Но подневольные ученые сделают выводы, которые потом ото всех будут скрывать. Ведь получается, что самые главные свойства – низкие свойства, которые и помогают пробраться во власть...

И кто с этим поспорит? Да это как дважды два. Каждый знает, что политика грязное дело, но куда без нее? Если никто не возьмет на себя этот груз, общество погрузится во мрак, в хаос, войну... Если, например, сейчас я спасую и дам свободу всем, кто снова хочет все поделить, то завтра у нас начнется война. И хорошо рассуждать и чернить власть в стороне, а набраться смелости и принять ответственное решение не каждому по уму...

Анатолий Егоров выворачивал так, что присмирели...

Только Новожилов не спасовал:

Тогда кому по уму? Кто устроил в России распродажу века, поделил меж директорами добро, победу «резидента» на выборах, кто обманул и рассорил народ?..

Ты про «рыжего»? Ну мы это проехали, это уже не вернуть... Это надо принять как данность. И не стоит тащить Россию обратно в смуту, раздор и войну...

– Но такая политика и такие политики не оставляют надежд. Вот почему у нас лучшие в стороне, на обочине жизни. И в итоге все доведено до абсурда: в нашем обществе все поставлено с ног на голову. Куда ни посмотришь – завалы, разруха, подлог... Причем, чем выше залез человек – тем бездарней, беспринципней, наглее...

Стоп, стоп, стоп – давайте примеры, без них одна клевета...

Так это просто всюду лезет в глаза. Извольте, вот на днях включил телевизор: на одном центральном канале молодой, но плешивый медик с папиломами рассказывал о здоровом образе жизни. А его самого надо подальше держать от больных и здоровых, и серьезно лечить... Переключил канал, а там вещает известный юрист, который прикрывал зады нашим доморощенным демократам, опустошившим государственную казну... Щелкнул на третий – там академик, поднявшийся на ленинской теме, рассуждает о духовных и национальных корнях, патриотизме, а на деле, просто обслуживает новую власть...

Но это не так уж и плохо: люди имею свое мнение и говорят...

Да, но скольких они отвадили от возможности – полноценно работать, делать полезное дело и высказать свое мнение, говорить... Сколько бабла нужно дать, чтобы попасть в эти программы, или сколько надо более достойных людей оттолкнуть...

Жизнь – борьба, выживает сильнейший, и тут ничего не попишешь – это закон диалектики, а против нее не попрешь...

Вот и получается, что выживает подлейший и наши выводы могут здорово их огорчить. А потому мы лучше наши результаты придержим – все еще надо осмыслить, чтобы не потом не жалеть...

Но почему этих выводов надо бояться? Власть должна слушать голос разумных людей, чтобы корректировать, совершенствоваться и т. д. Как там у Экзюпери: король должен отдавать справедливые приказы, иначе он не король... Так не мещайте королю быть справедливым. Давайте смелее сюда результаты, может, их ждет вся страна...

И не знали – всерьез он или так шутит, а хозяин все напирал:

Что тут медлить, срочно скиньте на флешку и передайте. Я отдам указание оформить актуальные научные изыскания на губернаторский грант. Пусть вся страна знает наших героев – мостовиков...

И возникло ощущение, что Егорова тоже здорово зацепила идея – выведать у природы самые важные свойства, которые в первую очередь продвигают людей. А поскольку все его знали, то понимали, что так просто от него не отделаться – уж, если Анатолий Егоров вцепился, то не выпустит своего...

Скажи, Анатолий, а, собственно, зачем тебе эти самые результаты? Ведь кто-кто, а ты в жизни и без них преуспел. Все наши разработки пока тянут лишь на теорию, а ты сам по себе результат... – неожиданно подала голос Светка Горячева – пожалуй, единственная в пестрой команде, кто отваживался быть с капитаном на «ты»...

Ну, так я же сказал, что мной двигают исключительно гуманные и гражданские чувства: могу я, наконец, воздать должное за труды и продвинуть своих однокашников, которые, может быть, в двух шагах от всенародного прзнания, премии и прочих жизненных благ... Наконец, как-никак мы коллеги и мне очень приятно, что выдается возможность упрочить славу интеллектуальной мощи инженерной элиты, которая освещена гением инженера Эйфеля, тоже мостовика... И потом, дело-то общее, важное, и помочь моя прямая обязанность – как вашего однокашника, товарища, коллеги, администрации, наконец...

Егоров говорил что-то еще про дружбу, солидарность и даже момент, который переживает страна, но тут как-то не к месту многие вспомнили, как на пятом курсе перед защитой диплома Толик каким-то удивительным образом слизал у Новожилова проект вантового моста.

А вантовый мост – настоящий Еверест инженерного дела, каждый настоящий мостовик втуне любовался его небесной конструкцией, мечтая, что когда-нибудь, его собственное творение украсит собой берега. Однако даже к условному, дипломному проекту мог подступиться не каждый – здесь трудно было выехать на типовых разработках и общих местах. Это не какой-нибудь избитый проект сборного железобетонного моста через мелководную реку или обычный путепровод – здесь нужны были серьезные познания ведущих мостовых дисциплин.

За вантовый мост поначалу ухватился тогда самый сильный – Алексей Новожилов, который всегда был в ладу с математикой, теорией упругости и сопроматом. Но потом у него возникли какие-то непредвиденные осложнения и он взялся за более доступный проект. История эта осталась для всех припорошенной какими-то недомолвками, слухами, никто не мог точно сказать, что же на самом деле произошло. Правда, говорили, что у Новожилова пропали какие-то предварительные расчеты и потому он отступил. А на защиту с проектом вантового моста неожиданно выдвинулся Анатолий Егоров и успешно его защитил.

Любопытно, что никто тогда особенно не удивился, хотя в учебе тот никогда не хватал звезд с небес. Но уже тогда ощущалась в Егорове какая-то жуткая зрелая хватка и уверенность в том, что именно нужно ему. Не распылятся, не строить небесные замки и попусту не болтать, но вникнув в положение, определить свою цель и медленно, шаг за шагом к ней приближаться, не считаясь ни с чем и ни с кем. Впрочем, говорили, что Егорова опекает завкафедрой, за которым тоже кто-то стоит...

Примечательно, что еще весной, накануне защиты, мостовикам донесли, что при распределении будет вакансия помощника или зама главного инженера новой республиканской стройки, какой-то АЭС. Должность была непрофильной, но принимая во внимание обилие искусственных сооружений, – мостов, путепроводов, эстакад и тоннелей, которые планировалось возвести – столичное руководство предложило взять на это место молодого способного мостовика.

И вот после успешной защиты вышло, что почетное назначение выпало Толе Егорову, который с этой подачи пошел сразу вверх... Всего через десять лет, пока остальные прозябали за кульманами в разных проектных конторах или шакалили прорабами на мостах, Егоров уже стал распектабельным человеком и мелькал в ударных сюжетах о стройке, которыми кормили корреспонденты своих горожан. Правда как упоминалось, однажды на стройке случилось несчастье: горячим паром заживо сварилась бригада бетонщиков, и когда их доставали, то мясо отваливалось от костей... А следом при капитальной проверке были выявлены ошибки проекта, нарушения в технологии и даже нецелевое использование денежных средств, но все первые лица слетели, а Егоров чудом тогда устоял.

А лет десять назад он уже был начальником громадного объекта, который числился среди титульных, обеспечивался техникой, материалами, как другим и не снилось, и Анатолий Сергеевич Егоров стал в области первой фигурой. О влиянии и связях их бывшего однокашника ходили легенды, говорили, что ни одно серьезное дело в губернии не обходится без Егорова, что ему светит почетное место в столице, хотя толком никто не мог определенно сказать, кто его продвигает вперед.

Когда, наконец, наступили новые времена, Егоров некоторое время еще находился на прежнем месте, а его обслуга распускала хитрые слухи, что, вроде, он сам уклоняется от нового назначения. Но потом оказалось, что Егоров попросту выжидал время, а заодно приватизировал часть АЭС, став таким образом, баснословно обеспеченным, даже в масштабах страны, человеком, с которым в области тягаться никто больше не мог. И вскоре уверенно сел в губернаторское кресло, будто предназначенное для него...

Земля полнится слухами, и все присутствующие знали историю возвышения Толи Егорова, но, как водится, в человеческом обществе, каждый по своему ее воспринимал. В самом деле, как не всем легко пережить чужие успехи, так не каждый отважится на глазах остальных лить елей... Таким образом, на периферии встречи вскоре снова остался наш Новожилов, почти не вмешиваясь в разговор. Впрочем, и Горячева с хозяном не сближалась, только иногда слышались ее реплики. Однако не все держались индифирентно, кто-то спешил с хозяном сбизиться, своего не упустить.

– Анатолий Сергеевич, вы наша гордость, – Томка Клычкова снова потянулась с полным бокалом, вывалив наполовину свой мощный бюст, – конечно, мы передадим вам все результаты, а кому же еще...

Между тем разговор зашел об артистах: на большом плазменном телеэкране сначала шел очередной морализаторский сериал, где популярный актер и ведущий вкрадчивым голосом вел свою незамысловатую роль, где слетевшиеся на Москву юные хохлушки старательно изображали настоящие чувства, а молодые мужчины говорили о сокровенном так, будто были воспитаны в пансионе девиц...

Заговорили о том, что проклятый телеэкран совершенно лишает прелести обыкновенного человеческого общения, что люди собираются вместе, чтобы уткнуться в него – вместо того, чтобы поделиться насущным, спросить совета, что-то важное обсудить. А вместо этого пустые разговоры о каких-то актерах, личная жизнь которых заслоняет весь мир. Говорили, а сами краем глаза косили в этот самый проклятый экран. А тут, как нарочно, начался ретроспективный показ ветеранов кино и театральных подмостков. И начали обсуждать личность популярного киноактера, бывшего когда-то для всех кумиром и образцом.

– Представить себе не могу, что он от жены прятал червонец, когда ребенку не на что было продукты купить, – сказала Горячева... – и эта фраза вызвала сразу бурю эмоций, все словно ждали случая высказать свое личное мнение, – ну, настоящий разведчик, артист...

И все с утроенной силой заспорили, будто давно их это тревожило, не давало спокойно существовать. Постепенно в этот разговор втянулись все, даже Алексей Новожилов:

– С артиста нельзя спрашивать слишком много – он слаб и движим страстями как всякий простой человек. Беда публики в том, что она его сначала превозносит, а потом не терпит, когда распознает, что в обыденной жизни он мелкий, жадный, подлый, пустой... Увы, большей частью актеры, в самом деле, люди низкого плана: когда человек всю жизнь примеривает на себя всякие роли, то становится слишком гибким, пластичным, как глина и пластилин...

А я всех артистов люблю, особенного этого – перебила его Клычкова, – и мне лично по фигу, какой он человек. А вам просто завидно, как они могут играть...

Я тоже думаю, что артистизм – важное свойство для цивилизованного человека. Например, согласитесь, уж лучше уметь скрывать свои чувства, чем их обнажать, – неожиданно поддержал эту тему хозяин и остальные снова примолкли.

Да, так осторожней, но если человек потом входит во вкус? Если он постоянно маскирует свои настоящие мысли и чувства? Если образуется пропасть между его словом и делом? И как быть, если он, пользуясь своим даром, дурит всех остальных?..

Ну так если люди даже к старости не созревают умом, то что их жалеть?.. С ними просто необходимо обращаться как с неразумными и, уж, с ними лучше играть, чем напрямую сказать: «Пошли вон, дураки...»

За этим диалогом между Егоровым и Новожиловым следили все остальные, боясь перебить. Однокашники так или иначе все понимали, что спор был серьезный, рубежный – лучше им не мешать. Многие сознавали, что к этому разговору все они пододвигались давно. Может, ради него они много часов провели за компьютером, а, может, даже ради него собрались...

Егоров говорил рассудительно, спокойно, невозмутимо, как правый, уверенный человек. А Новожилов отвечал несколько горячо, иногда раздраженно, и каждый понимал, что у него накипело – за всю его неудачную жизнь... И думали, что вот-вот он сорвется и наговорит – то что он думал сам и почти все остальные – про этот суматошный и неправедный век, где все перевернулось и пошло наперекосяк... Боялись, но вместе с тем ожидали, что Новожилов скажет здесь то, что им сказать не под силу, на что не каждый решится, но что многие держат в подкорке порой до конца...

Но тут – к сожалению или счастью – сразу не разобрать, но вдруг, катер замедлил свой ход, накренился и стал баражировать, видимо, подбираясь к причалу. Все обратились к просторному окну – а за ним усыпанный светящимися гирляндами остров. Высыпали на палубу – а перед ними их заповедный волжский анклав, на котором, еще будучи молодыми, они провели столько незабываемых дней. Когда-то они здесь отдыхали, готовились к летним сессиям, ходили с бреднем по мелководью, готовили пищу, жгли ночами костры. Наконец, здесь влюблялись, любили, а, случалось, что ссорились и даже дрались.

Восторг от этой негаданной всречи сразу заслонил, отодвинул на задний план напряженный и неоконченный разговор. А Егоров, как щедрый хозяин, настоящий волшебник, сказал, что главный сюрприз еще впереди. И навстречу по причалу уже бежали какие-то ловкие крепкие люди, которые подали трап, и начали осторожно ссаживать не совсем трезвую публику, провожая всех поодиночке к терассе массивного павильона, стилизованного под трехярусный терем... Тут дамы зашлись от восторга: оказывается этот чудный сплав передовой инженерной мысли и старины стоял на том самом месте, где некогда располагалось их пристанище – заброшенный корпус бывщего пионерского лагеря, в котором помимо студентов водилась масса насекомых и грызунов.

Вошли внутрь – а там настоящая роскошь: огромные чудесные восточные напольные вазы, кондиционеры под полупрозрачным мозаичным потолком, мраморные полы. Оказалось, что их поджидает здесь беглый Ващенко, который держал себя так, будто и не было ничего... Вскоре одни расселись на модерновые прямоугольные диваны и кресла, другие потянулись к барной стойке, кто-то двинулся по анфиладам, словно поставив себе задачей все непременно запомнить и изучить. А Томка Клычкова, заметив на заднем плане открытый бассейн, стала подбивать опробовать купальню других.

Но тут снова появился хозяин и пригласил всех к столу. Оказалось, он сервирован в банкетном зале, при свечах, в центре водружен огромный поднос с зажареным кабаном. Подали вина и – тому кто захотел – немецкое пиво в огромных штофах. Их добрый волшебник Анатолий Егоров стал держать речь...

– Друзья, наша встреча для каждого праздник души. Мы сумели оторваться от важных дел и это говорит, что мы живы... Что мы не погрязли в обыденной жизни, что сознаем вечные ценности – дружбу, верность, любовь... Я не случайно привез вас сюда, на место, которое было для нас когда-то приютом. Видите, я постарался сберечь его, как нашу святыню, вложил в него немало времени, средств. Не скрою, это было не просто: вы же знаете, публичный человек всегда у прессы под колпаком. Зато теперь каждый из вас может, при желании, здесь встретить друзей, поделиться своими планами и, наконец, отдохнуть... Кто-то скажет: почему, на каком основании, станет сутяжничать – наплевать: мы-то знаем, что своим трудом заслужили, что не все в этом мире можно измерить дензнаками, не все вписывается в калькуляции, может быть доверено бухгалтерии, фискальным органам и т. д. Веселитесь друзья, отведайте вина, замечательного свежего пива и этого зверя, которого я, между прочим, сам для вас завалил. И давайте оставим все наши мелкие разногласия – сегодня и навсегда...

И поначалу все удавалось. Даже Новожилов как-то успокоился и утих. В самом деле, неловко и неприлично в подобных условиях выявлять какие-то пусть даже принципиальные разногласия, пока ты у соперника на пансионе, в гостях. Между прочим, создать хоть маленький пансион – самое верный путь успокоить, угомонить даже самых отъявленных фрондеров, недоброжелателей, критиков и врагов...

Между тем, Томке удалось склонить одну подругу к вечернему купанию в неглиже. Они удалились, а через пять минут из бассейна, который был скрыт за полупрозрачным стеклом, уже доносился их восторженный смех.