Нет, я конечно, люблю ее, даже очень! И жизни своей без нее не представляю. Еще бы! И хозяюшка отменная: готовит вкусно, стирает чисто, полы моет …скользко. Ну да разве только за это люблю? Нет! Посмотрите только, какая красавица: и ножки, и глазки, а ручки-то – коготки разноцветные, обожаю ручки облизывать, особенно после того, как она котлеток налепит или рыбку пожарит… Мррр… Эх, жаль, что она не кошечка, обязательно б женился и верным был бы целый год, а может и больше… смотря какой март выдался бы. А то если как нынешний – брррр, тут поневоле верность хранить будешь: за окном минус столько, что я даже цифры такой не знаю, но вылез раз на балкон, прошмыгнул, пока хозяйка половик трясла, она меня и не заметила… Хотел на крышу, как обычно, по водосточной трубе ( у нас этаж последний, моя-то знает, где квартиры покупать, все для моего удобства), да лапы чуть к трубе не примерзли. Во как! Если бы хозяйка вовремя не заметила, что я исчез, так мне б потом вообще бы мой инструмент не пригодился – ни в марте, ни даже в сентябре, потому как отморозил бы все.

Ну да о хозяйке. С недавних пор завелась у нее привычка, нехорошая такая привычка: мужиков домой водить. Не, я понимаю, молодая, красивая, одинокая. А ничего, что это и мой дом тоже, а разрешения попросить у меня, ну или хотя бы совета? Мне, может, не нравятся эти мужики, чего это я терпеть их должен-то?

 

***

В первый раз это было так.

Сплю я себе на подушке, кстати, на хозяйской. Вдыхаю аромат ее волос, коим щедро пропитана наволочка, в пузе сытость приятная: еще бы, специально, наверное, фарш накрутила, чтоб мне жевать полегче было, только, дурочка совсем, спешила куда-то так, что забыла мне в миску переложить обед. Ну ничего, я не гордый, да и в форме неплохой – чего мне, на стол запрыгнуть трудно, что ли? Ну так вот, сплю. Слышу, пришла вроде. Потягиваюсь, на спинку поворачиваюсь, дабы пузо она, проходя мимо, почесать не забыла… Но вместо этого хозяйка вбегает в спальню – и хрясь!- с размаху бросает меня на пол:

- Наглая ты рожа,- кричит. Ага, то мордочка всегда была, а тут рожа.- Я ж,- орет,- пельмешки лепить собралась, а ты сожрал! Весь фарш сожрал.

Упс! И впрямь, она как лучше хотела, чтоб термическая обработка, плюс углеводы из муки, плюс маслице, а я поспешил чего-то! Да ничего, не ори ты так, я и к сырому мясу приучен.

Ушла. Вернулась с пачкой магазинных пельменей. Не, дорогуша, сама ты их ешь, как ни проси, я эту гадость даже нюхать не стану! Обиделся, ушел спать под диван. Пыльно, зато не видно меня, пускай помучается, попереживает, что обидела меня напрасно.

А вечером пришел этот тип. Странный такой, от него даже едой не пахнет, словно и не ел ничего. Точно – не ел! Вон как на пельмени набросился! А еще носки у него дырявые. Сам видел, на пятке сверкает дырешка. А хозяйка, ну дура дурой, лыбется ему:

- Паш, ты кушай, кушай, я понимаю, что холостая жизнь – она голодная.

Холостой значит. Мррр… В его-то годы? Седина уж в головной шерсти сверкает, прям над ушами-лопухами. Да зачем тебе, милая, такое добро? Он ж никому не нужен был, а нам за какой надобностью? Чем бы его припугнуть-то? Мррр? Сижу под столом, смотрю на его ноги, думаю. А он сам мне идею подбросил: чего-то ручонкой в паху потер, когда моя дурында на стол облокотилась. Срам-то какой: грудь чуть не на скатерть вывалила! Ну смотрю я, ручонкой он там чего-то теребит. Ай-яй, блохи что ли? Сейчас, дружок, научу, как их ловить-то! Прыгнул и зубиком клацнул слегка по джинсам, чуть клык об молнию не сломал! Так этот блохастый даже спасибо не сказал – ни хозяйке за ужин, ни мне за ликбез по гигиене… Удрал, только дыркой сверкнул на пятке.

 

***

Дня три прошло. Под вечер слышу – пришла, да не одна. Хихикает вульгарно так, а тот, с кем пришла, ботинки снимает. Здрасте, надолго значит! Вышел я посмотреть, кто таков. Ну ничего вроде дядечка, в очечках, пиджачок. И бифштексом пахнет. Мрррр, и от нее пахнет. Мяско, значит, кушали, в ресторан ходили. Ну что ж, не бедный очкарик, пригодится в хозяйстве: может, форелькой кормить начнут. Проходи, проходи, дорогой ты наш! Вот только лысина мне твоя не нравится, слишком блестящая она.

Ага, в спальню пошли… Ну-ну! Эй, полегче, дружок, ты с хозяйкой понежнее там, чего она кричит так, глаза как у бешеной, аж дышать не может! Чего ты там голый совсем, пузом ее придавил, что ли? Задохнется ж, она у меня хрупкая такая! Я сиротой остаться не хочу, бегу на выручку, милая!

Прыгнул я ему на спину, он даже не заметил, толстокожий, жиром-то заплыл! Дергается на хозяйке, спина потная! Моя дуреха ему, спасаясь, вон всю кожу коготками содрала, пыхтит, выползти не может. Эх, добавлю-ка я этому борову царапок!

Вонзился когтями – он мигом с хозяйки спрыгнул! Только продолжения я не увидал. Хозяйка, чтоб мои нежные ушки криков лысого не слышали, меня на балкон спровадила, вот уж не знаю, чего там у них было. Ночью она меня впустила, долго так гладила, приговаривала:

- Эх, а я уж думала, нормальный мужик! Ничего, что лысый, и даже, что женатый. Думала, может и так сойдет. А он, оказывается, разводиться и не хотел! Любовницу, ему, видишь ли, надо! Эх, Маркиз, Маркиз! Почему я такая несчастная-то?

Ах, да, Маркиз – это я! Красивенько, правда? В дополнение к моей пушистой шубке пепельного цвета и зеленым глазищам – сам не поверил, что это я, когда в зеркале себя увидел – имечко придает шарма…

 

***

Следующий тип заявился сам, через неделю, наверное. В дверь позвонил. Моя побежала, в тоненьком халатике, только из-под душа, ароматная такая. Отворила. Этот олух даже цветов не принес! Красота такая на пороге встречает, а он хоть бы розочку... Я про себя молчу уже, где ему, тупице, догадаться рыбешку захватить. Нет, не понравился: длинный, тощий, рыжий, как этот драный Васька из соседнего дома. И воняет так же, дешевой тушенкой и… сухим кормом?

- Фу, - это он нос воротит с порога, - у тебя кот? – ну ни фига себе! Мне же еще и не рады!

- Ага, - щебечет в ответ, - умница такой!- муррр, приятно слышать похвалу, хоть и в тысячный раз.

- Ты ж знаешь, я собак люблю, - чего-чего? Ах, вот откуда запашок сухого корма, вижу я, как любит собак! Даже кормит этой гадостью! Я, конечно, собак ненавижу, но тут песика прям жалко стало…

Не, шалишь, брат, я не дам тебе сюда вселиться, хоть с собакой, хоть без! Нагадил по-маленькому в его ботинок (целая лыжа, или как его… лыж, ой, не знаю как про мужскую обувь сказать, про огромную, ужасную, из дешевого кожзаменителя), – а пускай знает, кто в доме хозяин. Он задержался до утра. Чего они в спальне делали – не знаю, мне туда путь был закрыт… Но ушел он утром, тщательно принюхиваясь и на прощание вякнул:

- Выбрось этого кота, или полы почаще мой, очень уж по углам твой умница ходить любитель.

Больше не пришел! Наверное, понял, от кого воняло моим туалетом; ботинки новые, решил, накладно покупать всякий раз! Уррра! Живем одни!

 

***

Скучно…Сижу на крыше... Новеньких никого. Прошлогодние красотки не интересны… Зачем мне они, на них пробы негде ставить! Эх, молодняка нет совсем, сколько я и мои конкуренты ни старались в прошлый год – ни одного котенка не видать. Эх! Не дождусь, наверное, молоденьких кошечек в нашем доме. Пойти вниз, что ли, может в соседнем дворе повезет? По осени, я помню, сиамочка одна дочурку выгуливала, девченка должна бы уже подрасти за зиму, может и посватаюсь!

Тут еще мужики на крышу поналезли с лопатами, снег решили скидывать, чтоб не упал подтаявший пласт в человеков… Ну вот, выжили с крыши! Работайте давайте, чтоб завтра тут чистота была, может, я с подружкой приду луной любоваться!

Спустился вниз кое-как. Иду вдоль стены. Вдруг – сверху летит что-то белое, большое, кажется… Все, я умер? Темнота…

- Эй, хозяйка, не ваш котик?- первое, что я услышал, очнувшись. Перед глазами мутно, но родной подъезд узнал… Ой, я на руках у какого-то мужика. «ЖЕУ №…»,- едва разобрал надпись на нашивке фуфайки, прям над моей больной головой… А, ясно, это один из тех, с крыши…

- Ой, нет, - теть Нина, соседка наша, голос озабоченный, наверное, я плохо выгляжу. - Это Леночки, из двадцать девятой, котик. А чего с ним?

- Снегом привалило, гулял неудачно, - усмехнулся мужик. Спорить я не стал, конечно, сам виноватый… Голова-то как болит! Но от мужика такое тепло идет, и пахнет он… колбаской, вкусно…

- Ой, - закатилась хозяйка, едва открыв двери, - Маркизик, миленький, да что с тобой?

- Не пускайте его на улицу, - посоветовал мой спаситель. Какая улица, мне б до постельки добраться. – Красивый у Вас кот! - мур? Это про меня?..

- Ой,- ныла моя красавица, - не знаю что и делать, с ним хлопот столько! Может, кастрировать? – чего? Я мигом пришел в себя. Не ожидал от тебя, дорогая. – Говорят, они домоседами становятся.

- Это вы, хозяйка, бросьте, нельзя! Вон какой котяра, кошки-то чего делать будут без него?

Уррра! Он мне определенно нравится! Эй, дурища, чего стоишь, рот разинув? Бери мужика, я одобряю!

 

***

Нет, я, конечно, люблю ее. Красавица, умница… Но Василий мне нравится даже больше. Ничего, что у него имя, как у моего закадычного врага. Ничего, что носки попахивают иногда! Зато он на рыбалку ходить любит! И балует меня свежими пескариками. Муррр! Он частенько похлопывает хозяйку по подросшему животу и подмигивает мне: «Маркизыч, скоро в нашем полку мужиков прибавится».

А еще я ужасно благодарен ему за то, что хозяйка отказалась от мыслей о кастрации, моя кошачья честь осталась при мне, и сегодня ночью я, наконец-то, иду на крышу: та сиамская девочка все же решилась полюбоваться на луну…

 

Как мы ждали прибавления (из мемуаров одного знакомого кота)

Ох, ну и дела! Неужели каждая кошка вот так же страдает, вынашивая котят? Мррр? Я даже чувствую себя виноватым: простите, девочки, пострадавшие от моей страсти. Честное слово, если б раньше знал, какие мы, мужики, вам приносим мучения, я бы согласился на кастрацию (уф, как же хорошо, что все-таки не знал!). Вот смотрю на хозяйку — и мне ее безумно жаль… А Василий — хоть бы хны! Даже не хочет войти в ее положение. Она стонет:

— Милый, мне б огурчик солененький, да газировкой запить, а потом бы селедкой закусить…

А он поворачивается на другой бок:

— Сдурела? Три часа ночи! Какая селедка?

Эх ты! Я тоже за селедку всеми лапами и хвостом: вот такой гурман, поглодал бы хвостик. Но в магазине котам продавать ничего не хотят, да разве ж я донесу селедку в целости? Жирненькую, серебристую, с черной спинкой… мррр…

А еще хозяйку так тошнит! По утрам, особенно. Мне бы по нужде сходить — а она в уборной запрется, и терпи, как хочешь, словно у меня не пузырь мочевой, а воздушный шарик, раздувается по мере необходимости. Был бы Василий противным, я бы в ботинки пару раз сходил, чтоб не запиралась. Но — мужская солидарность, мррр, мать ее…

Вот и сегодня, затошнило. Рванула с постели, я ей наперерез: думаю, займу местечко, а то опять под дверями стоять, сдвинув лапы в паху. Она об меня запнулась: это еще на нос пузо не вылезло, а уже перед собой ничего не видит! Мамочки мои! Говорят, такой ад длится гораздо дольше у человеков, чем у кошек…

 

***

Прогулялся, навестил подружку, проверил на всякий случай, не поправилась ли она в талии… Домой вернулся — хозяйка в слезах! Батюшки мои, неужто, селедки в магазине не хватило? Я готов рыдать за компанию…

— Маркизик, — бррр, не люблю я женских слез, особенно на своей шкурке, — козлы все мужики, козлы! — вот те на, опять мы ей не угодили! — Ушел наш Васечка, ушел.

Как это? Куда ушел? Кто отпустил? Чего ж ты, глупая, форточки открытыми оставляешь? Не знаешь разве, что в такую погоду ни одного здорового мужика дома не удержись: солнышко, птички поют, кошечки хвостами крутят…

— Вот, говорит, — плачет дальше, — надоели мне твои капризыыы! Пойду, говорит, лучше в подвале жить буду!

Ну еще бы, я тоже в подвале поселился, если б тебя, глупую, так не любил, там знаешь, раздолье какое: мяса свежего — ешь-не хочу, мыши прям сами в рот прыгают!

— Эх, Маркиз, почему я такая несчастная — а?

Ну не знаю, подруга, не знаю! Чем ты так должна вывести Василия из себя, что он предпочел общество крыс такой красавице — это вопрос.

— Я ж просто попросила, чтоб носки за порогом снимал, а то мутит меня от запаха…

Ясно, чистюля ты эдакая, с утонченным нюхом! А пробовала ты весь день отработать, чтоб носки не пахли? Я вот — нет, поэтому и молчу… И вообще, мужик — он мужик! Когда любишь — не пахнет!

Ну ладно, любовь, говоришь… Пойду, погляжу, где он скитается. Мне ж без него тоже тоскливо, хоть вой, как собака…

 

***

Нашел я Василия сразу. В подвале, точно, сидит в каморке для инвентаря. Грустный.

— Ну, брат, наливай! — а это еще кто?

Шмыгнул в каморку. Мррр, да, и правда, запашок еще тот. Вот так-так, пьем-с, значит, да еще и не один! Ну и рожа! Оказывается, носки-то — просто аромат по сравнению с тем, как человеки некоторые воняют. Это ж Саныч, Васьки-кота главнейший враг! Тоже ведь на свалке питается, этот он, как его, без квартиры который, мрррр…бомж! Ну Василий наш, ну и компания…

— И ты понимаешь ведь, — это мой Васечка жалуется, — я ж к ней всей душой, а она мне: чего-то пахнет, мол, носки снимай заранее, как домой заходишь. И как стошнит ее, представляешь? Это как я противен стал, что ее тошнит! От меня! Зачем же я теперь нужен, такой противный ей?

— Ну дык, — это Саныч, философ, говорят, бывший, — баба — она прежде всего женщина! Она ж красоту любит!

— А я что, урод совсем, да? — эх, Василий, Василий…

— Вот хочешь, брат, я тебя с женщиной познакомлю? — эй, философ, ты там потише! — С такой женщиной, она актриса. Соседка моя! Тоже красоту любила…

Нет, мррр, это так оставлять нельзя! Прыгаю прям на ящик, служащий им столом, Василий мне рад:

— Эх, Маркизыч! Ну как она там, Леночка наша?

Как, как? Домой иди, увидишь! Ревет, а ты тут… Ну почему вот человеки учат английский, немецкий, а кошачий никто не учит, а? Как же тебя домой-то прогнать?

Ну чего для счастья любимой хозяйки не сделаешь? Мрр? Тоже ведь не поймет, если приду и скажу: «В подвал иди!». Эх, надо бы учебник по кошачьему придумать…

Выбираюсь из подвала, сажусь перед собственными окнами и — ору, что есть мочи! Да знаю, что не март, чего так смотрите? А, вот и моя услыхала, вышла на балкон. Спускайся, говорю! Маааау!

Вот первый тапок в меня полетел, с третьего этажа пенсионерка бросила, не выдержали изнеженные Моцартом ушки моей арии. Так, так! Кто следующий? Мааааау! Вот так песня! А, вон еще одна бабулька вышла. Со второго. Мрррр? Ой, ну водой в меня лить не надо… Не люблю я это… Маааау!

— Чей кот? Он мне сейчас ребенка разбудит, — а это молодая мамочка: на балконе дите кто спать-то кладет?

— Безобразие! Усыпить! — послышалось с разных сторон.

Спустилась моя, пожалела, испугалась…

— Маркиз, кыс-кыс-кыс, пойдем домой, мальчик!

Эх, хозяйка, какой я тебе мальчик? Твой мальчик в подвале гадость пьет с дяденькой, плохому учится, спасать вашу любовь надо — и я прыгнул в подвал через окошечко… Тихонечко так голосок подаю, чтоб зашла, а она и не догадывается, у окошка сидит, причитает:

— Васечка бросил, ты убежал! Что делать-то?

Характер менять, характер! Спускайся в подвал, дура. Не понимает. О, а вот и Васечка! Услышал меня! Иди, иди сюда, дружочек. Мяу!

— Маркиз, а ну домой, — это мне, командует, значит. Ты б женой командовал, а то распустил совсем!

— Васечка? — о, услышала! Ну что ж, не совсем по плану, но… — Васечка, это ты? — прижалась к фундаменту.

— Леночка? Ты чего здесь делаешь? — молодец, отзывайся.

— Васечка, прости меня, я больше так не буду!

Ну все, ребята, я пошел, что в моих кошачьих силах — сделал, а дальше уж сами, на языке любви объясняйтесь, мррр!

 

***

Да, мужику полезно характер проявлять иногда, хозяйка как шелковая стала, даже тошнота прошла. И Василий теперь носки запасные в кармане таскает, так, на всякий случай.

Наша красавица растет вширь не по дням, а по часам, интересно, там и правда один котенок?

 

***

Как-то ночью я подпрыгнул от крика. Хозяйка! Мышку, что ли увидала? Сейчас пойду, разберусь…

— Ай, Васечка, ай-я-яй! — неужели такая мышка страшная? Вася подскочил, свет зажег, побледнел весь.

— Чего? Началось? — а чего ожидаем-с? Я почему не в курсе, что за начало?

Верещит наша:

— В скорую, в скорую звони!

— Так ночь ведь на дворе, спят поди, — Василий руками разводит.

— Звони, не спят, они ж врачи! — вот-те на, оказывается люди и по ночам работают, вот жадность-то, все денег мало!

Мечется Василий, чего-то в сумку кидает.

— Посуду, посуду положи, — кричит хозяйка в перерывах между «ай» и «ой», — да не кастрюлю, а тарелку со стаканом. Вася, туалетные принадлежности — это не значит, что из туалета!

Весело, конечно, суетятся, я тоже за компанию побегал, и даже на шторке повисел — все так заняты беготней, не заметили. Надо было, значит, под шумок со стола забытую от ужина колбаску стянуть… Эх, совесть моя, иногда жалею, что ты у меня есть… Все, кажется, собрались… А вот и ночные трудяги пожаловали, в белом все, прям гуси-лебеди! Забрали нашу пузатенькую. Она в дверях кричит:

— Вася, ты себя в руках держи! И Маркиза кормить не забывай! — ах ты, заботливая моя. Я даже пустил скупую кошачью слезу. Грустно стало без пузатенькой, пусто дома…

 

***

Вот так и живем с Василием неделю. Вернее, выживаем. Он с утра сползает с постели, завтракает рассольчиком (благо, много его осталось после увлечения хозяйки солененьким), кое-как плетется на работу. Я коротаю дни над тарелкой с сухим кормом… Вон даже пузо пропало… Эх, милая ты моя, как же я тоскую по твоим котлеткам! Где ж ты сейчас? И на кого меня кинула? Ненадежный Василий, ох ненадежный… Вечером, правда, веселый приходит, песни поет! Но мне от этого веселья рацион питательней и разнообразнее не делается!..

 

***

Пришла! Ой, кисонька моя, ты тоже на сухом пайке сидела? Где ж брюшко твое? А это кто пищит в большом пакете с рюшечками? Ах ты, Святая Котородица! Окотилась! Покажи хоть, говорят, первый помет не очень удачный… Хотя нет, ничего, вон, даже глазки уже открыл, розовенький, молочком пахнет… А чего, и правда один? Эх, Василий, Василий, халтурщик ты все же!

Прыгают они над дитенком своим, рта раскрыть не дают: то соску, то бутылку! Ах ты, матушка моя, да где ж ты видела, чтоб корова теленка человекам выкармливать приносила? А почему вы, человеки, чужим молоком кормите? Ну да не мое кошачье дело. Главное — мы теперь все вместе, и нас теперь даже больше…

Вот оно, кошачье счастье — это когда все дома!..