В далёком детстве, как и многие мои сверстники, я был собачником. Всё время водил домой бездомных собак, чтобы подкормить или же приютить их.

 

- Весь пошёл в своего отца, собирающего под нашим кровом сирот, а этот же таскает бродячих псов, - ворчала бабушка, хотя и относилась ко всем этим делам терпимо.

 

Детских домов в ту послевоенную эпоху было превеликое множество, но приюты для собак отсутствовали. Однако люди тогда были намного добрее, спаянее и сердобольнее, чем ныне, они брали на воспитание и под покровительство как безпризорных детей, так и бездомных псов и кошек. Наверняка эта общенародная благотворительность и доброта сказывалась и на нас, детях послевоенной поры. Нас волновала не порода собак, а их судьба. Мы жалели животных брошенных или появившихся на свет в бродячих стаях, носили для них подкормку, хотя изобилием пищи в ту пору Бог мало кого миловал. Отсутствие общественных питомников заменяли домашние приюты. Каждый из нас держал у себя дома по нескольку домашних любимцев, соседи охотно брали друг у друга появившихся на свет щенков. Мы тогда не знали слова волонтёрство, но по зову души, любви и бескорыстия окружали своих питомцев лучшим на то время уходом и заботой.

 

Как-то принёс домой двух бездомных щенков-дворняг из разного помёта. Один оказался кобелём, а другой – сучкой. Кличку кобелю придумал сразу же, назвав его Адал, т.е. Честный, Преданный, Справедливый, так как уже знал, что именно этими качествами обладают почти все собаки.

 

Со вторым именем пришлось помучиться. Терминов и способов словообразования, таких как анаграмма или палиндром я тогда не знал, но по какому-то наитию хотел, чтобы их клички были объединены какой-то тесной и таинственной связью или сложены из одних и тех же букв. Написал на земле слово АДАЛ и стал выводить второе имя из этого же слова: АЛАД, ДАЛА, ЛАДА. Первый вариант выглядел абракадаброй, а вот второй и третий обладали семантическими значениями. ДАЛА – степь, дикое поле. Красиво, но не для домашних собак. В диком поле рыщут волки, а собака - одна из семи тюркских домашних благ под названием Жетi Казна.

 

А вот, Лада… Лад, ладушки, ладно, ладненько… Пусть между щенками будет лад. Пусть ладят, лают на других, а не друг на друга … Примерно такие размышления и грамматические опыты помогли вывести имя другой собаки. Имена оказались из разных языков, но меня это не волновало, хотя соседи дразнили, называя Адала джигитом, а Ладу красной девицей.

 

Щенята подружились (а может быть, влюбились?) сразу же. Ели из одной и той же миски без всяких недовольных рычаний, спали, прижавшись, тельцами, самозабвенно лизали друг друга, выказывая не только расположенность, но и какую-то тесную связь вроде дружеской или любовной привязанности, носились как угорелые по двору, поднимая гвалт и пух перепуганных кур и уток. Внушили всем, что они – одно неразлучное целое. Так и росли они в ладу и гармонии, но так и не доросли до возраста продолжения потомства. Случилась беда.

 

В то время постоянно проводился интенсивный отстрел бездомных псов. Но под эту категорию часто попадали и собаки, имевшие свой кров и своих владельцев.

 

- Пускают туши на хозяйственное мыло, - объясняли своим детям знающие люди. С той поры, как услышал эту фразу, на охотников за бесхозными собаками смотрел всегда как на недобитых фашистов, а на хозяйственное мыло – с подозрением и омерзением. Оно вызывало тошноту от сочувствия к павшим псам, отвратительного запаха и живого представления картин убоя и последующего процесса приготовления мыла из этих существ, единственной виной которых стала судьба быть неустроенными и неприкаянными.

 

Так случилось, что под отстрел попали и мои питомцы. Ладу застрелили наповал, а Адал спасся, кубарем залетев во двор. Но спасение стало началом его гибели. Преданность Адала своей Ладе оказалась до такой степени глубоким и сильным чувством, что пёс впал в состояние безразличия и обездвиженности. Он сутками просто лежал на том же месте, где наиболее сильно впитался запах напарницы, перестал потреблять пищу, хотя я носил всё лучшее из блюд, что были на семейном столе. В очах его стояла заунывная боль. Он был равнодушен к ласкам, которыми пытались его окружить и тёплым словам, которыми пытались растопить его ледяную тоску. Смотреть на его страдания было невыносимо. Невольно приходилось плакать, видя, как на глазах тает его жизненная сила и здоровый организм.

 

Вся эта ситуация продлилась несколько суток. То ли он ждал, неожиданного появления его любимицы, то ли понимал суровый смысл смерти, то ли решил окончательно связать с ней свою жизнь и кончину. А, может быть, эти мысли и чувства все вместе роились в его собачьей голове?

 

Однажды пёс исчез. Пропал! «Славная собака смерть свою скроет», - подытожили видавшие виды люди. Адал оправдал своё имя, оставшись до конца своей жизни верным, преданным и влюбленным в свою Ладу.