9

 

За окном стемнело. И хотя в июле в одиннадцать часов солнце ещё не полностью садится, но мои окна направлены в другую сторону и поэтому две свечи, горевшие на столе, были очень к месту. Два огонька превращали мою холостяцкую квартиру в очень уютное жилище, а присутствие двух прекрасных девушек делало из этого жилища дворец.

Ольга уже пересела к Лысому на диван и его лапища тут же пристроилась у неё на плечах. Она не только не убрала эту тяжесть, но наоборот придвинулась ближе к Вовке и сейчас они о чём-то в полголоса переговаривались.

Я на такую наглость ещё не решился, а просто, как бы невзначай, пододвинул свой кривой стул поближе к Маше.

- Сейчас будет песня про меня,- не в силах оторвать от неё взгляд сказал я.

- Ты что с Наговицыным был знаком?- удивлённо спросила Маша, потому что из магнитофона звучал именно его голос.

- Нет конечно.

- Тогда почему про тебя?

- Когда я был маленький,- начал я из далека.- Года четыре, пять, мы на какой-нибудь праздник частенько собирались у дедушки с бабушкой. Приходили друзья мамы с папой, соседи, дядьки, тётки. Однажды, на Первое Мая, мы сходили на демонстрацию, меня первый раз взяли, и прямо оттуда пришли к деду. Как обычно - тазик салата, взрослым водка, нам малышам - газировка, но самое главное надувные шарики, для меня карапуза. Шариков было много, но они все, кроме одного, были с одинаковым рисунком, я уже не помню с каким. А вот тот один был со слоником. Я и слоника этого толком не помню, но, то, что был слоник это точно. И так он мне нравился, что я его из рук не выпускал.

Послушав какую часть песни поёт в данный момент Наговицын я понял что надо чуть поторопиться, что бы успеть к началу припева.

- Вышел я на балкон с этим шариком и вдруг мои четырёхлетние мозги посетила мысль: а как слоник полетит? И неожиданно, ещё не додумав, я отпустил нитку за которую держал шарик. Полететь он не полетел, его ветром прижало к земле и потащило по асфальту. На моих глазах какой-то дяденька поймал его и тут же подарил совершенно чужой девочке. Я вернулся в комнату, подошёл к маме, уткнулся ей в бок и заревел, так жалко мне было этот шарик.

Маша смотрела на меня, держа в руке стакан с соком и видимо забыв про него. Лысый с Ольгой тоже притихли и слушали.

И тут из магнитофона донеслось:

Шарик улетел,

Помахал шнурком и растворился в облаках.

Мальчик заревел.

Отыграл оркестр в кабаках...

Все трое не сговариваясь посмотрели в ту сторону, потом снова на меня.

- Вот такая детская история,- невинно сказал я.

Лысый, как школьник за партой, поднял руку.

- Авторитетно заявляю, что это чистая правда,- сказал он,- Мама Лешего подтвердила. Леший, наливай.

Я налил.

- За наше счастливое детство,- провозгласил Лысый.

Закусив он, как будто что-то вспомнил.

- Раз уж пошёл такой романтический настрой, Леший, доставай гитару,- он посмотрел на шкаф, где она обычно лежала и не увидев спросил,- Куда дел?

А гитара была у Трезуба. Примерно неделю назад он выпросил её у меня на очередную пьянку. Как обычно обещал принести на следующий день и как обычно не принёс.

- У соседа,- автоматически ответил я, думая совершенно о другом.

- У ежа морского? Нашел, кому дать,- Вовка недовольно поморщился,- Леший, твоя доброта тебя погубит. Сколько струн они уже порвали, а хоть одну купили?

- Да ладно, у меня ещё один комплект есть,- успокоил я закипающего Лысого.

Вовка стал вылазить из-за стола.

- Я сейчас пойду, возьму гитару,- в полголоса ворчал он,- И если с ней что-нибудь не так...

- Да сиди, я сам схожу,- я тоже поднялся,- А ты лучше музыку поставь.

- Годится,- легко согласился Вовка,- Ты там не рассусоливай, а то я приду.

- Я быстро. Одна нога здесь, а другая... тоже здесь.

Конечно, было бы неплохо поиграть на гитаре, спеть Маше несколько песен, но меня занимала не эта мысль. Как я раньше не догадался сходить к Трезубу за гитарой, а заодно и мой план привести в исполнение?

Стучался я долго, и уже было решил, что Трезуб куда-то ушёл догоняться, когда услышал, как он ковыляет к двери.

- Кто тут?- недовольным голосом спросил Димон.

- Я это, Лёха!- громко ответил я.

Трезуб ругаясь, долго возился с замком, зачем-то пинал дверь и, наконец, открыл.

Как я говорил, днём он был мятый. Сейчас он был жёваный. Коньяк с пивом, да ещё на старые, плохие дрожжи, никому не на пользу. Тысячелетняя мумия выглядела лучше моего соседа. Справившись с замком, и чуть толкнув дверь, он развернулся и похромал обратно в комнату. Я прошёл за ним и тут же увидел свою гитару, лежащую на столе струнами вниз. Рядом с ней валялся недопитый баллон подаренного Лысым пива, и лужа, вытекшая из него, только пару сантиметров не достала до инструмента. Да, если бы за гитарой пошёл Лысый, то рожа Трезуба приняла бы ещё более непрезентабельный вид.

Взяв гитару в руки я осмотрел её и не найдя никаких повреждений провёл большим пальцем по струнам. Звук соответствовал виду Димона. Инструмент был не просто расстроен, видимо какой-то умник крутил колки только для того чтобы крутить. Первая и четвёртая струна были полностью ослаблены, шестая наоборот натянута так, что давала такой звук какой не даёт и третья. Я умел подстраивать гитару, но настроить её с нуля мне никогда не удавалось. Выход был один, но этот выход лежал сейчас на старой тахте и "умирал" от недопития, а может от второго за день похмелья.

- Димка, гитару настрой,- я подошёл к "умирающему"

Заплывшие глазки зло скосились в мою сторону.

- Вы же куда-то вечером собирались,- ехидно сказал Трезуб.

Ух ты, какие мы обидчивые. Мы значит его опохмелили, баллон пива ему на халяву достался, и он ещё не доволен.

Но ругаться с ним было нельзя, потому что никто больше гитару не настроит.

- Обстоятельства изменились,- как можно дружелюбнее сказал я.

Трезуб с трудом поднялся и, увидев опрокинутую сиську пива, так на меня глянул, как будто это я её специально уронил. Димон взял баллон и вылил остатки себе в рот. Отбросив его в сторону, он с такой тоской посмотрел на залитый пивом стол, что я подумал, он сейчас его вылижет. Но видимо моё присутствие его остановило.

Преодолевая отвращение, я протянул ему гитару.

- Димон.

- Пузырь,- вполне серьёзно бросил он.

Вот такой у меня сосед. Как я не съездил ему по пропитой роже до сих пор не пойму. Настроенная гитара мне была нужнее. А ещё мне надо было сходить домой и кое-что принести.

- Годится,- загнав свой справедливый гнев поглубже согласился я.

Если бы Трезуб мог в тот момент соображать чуть лучше, он бы удивился моей сговорчивости, но он не обратил на это внимания. Взяв у меня гитару, он, уже причмокивая от предстоящего удовольствия, пристроил её у себя на коленях, и стал натягивать первую струну, нетерпеливо поглядывая на меня.

- Ну, ты давай делай, я сейчас принесу,- успокоил его я и пошёл к себе.

Теперь передо мной стояла другая задача: взять из холодильника бутылку водки и принести её Трезубу так, чтобы Лысый не заметил. Если мне это не удастся, то Димону не только не опохмелиться, но я не уверен, что у него все кости останутся целыми, а в этом случае никакой гитары нам не светит. Да и мне он нужен был более-менее целым.

Лысый мне помешать не мог. Он танцевал с Ольгой под медленную композицию Савэджа и так был этим увлечён, что меня даже не заметил.

Маша сидела за столом и чуть улыбаясь смотрела на них.

И тут мои действия опередили мои мысли. Я потихонечку подошёл к ней сзади, положил руки ей на плечи и наклонившись поцеловал в ямочку на щеке. Тут же выпрямился, но руки не убрал. Маша чуть вздрогнула, а потом положила свою ладонь поверх моей и легонько сжала. Мне сразу расхотелось куда-то идти. Стоял бы так и стоял, ощущая под руками тёплые плечи девушки, в которую я, наверное, уже влюбился, но танцующие повернулись и Лысый, увидев меня, спросил:

- Ну чё, принёс?

- Сейчас Димон её настроит,- ответил я и пошёл на кухню.

Достав из холодильника пузырь, я взял его в левую руку, потому что Лысый будет у меня справа, пошёл в коридор и в дверях кухни столкнулся с Машей. Она стояла передо мной и просто смотрела. Как она умеет ПРОСТО СМОТРЕТЬ. В этом взгляде можно было прочитать всё. Может быть, кто-то скажет, что он ничего не выражает, но этот кто-то не умеет видеть. Зелёные огромные глаза, на первый взгляд кажутся спокойными, но на самом деле таят в глубине маленькие озорные искорки, которые если разглядишь, уже не сможешь не влюбиться. И я рассмотрел.

Подавшись к ней, я второй раз поцеловал её уже в другую щёчку. Маша подняла свои тонкие изящные руки и положила их мне на плечи.

- Ты чего бегаешь?- улыбаясь, спросила она.

Свободной рукой я обнял её за талию и притянул к себе.

- Я только за гитарой и сразу назад.

- А на гитаре кто играет, ты или Володя?- и увидев что я улыбаюсь, добавила,- Что смеешься?

- За много-много лет ты первая кто Лысого Володей назвал,- ответил я, и совсем осмелев, снова чмокнул её в щёку,- А на гитаре я играю, только редко.

- Почему?

- Наверное, не для кого. А самому себе у меня как-то не очень получается.

Она медленно убрала руки с моих плеч.

- Тогда неси гитару и сыграй для меня.

- Для тебя всё что угодно,- я отпустил Машу и помчался в ванную.

Там я быстро и бесшумно достал из стиральной машины брикет с баксами, развернул его и из одной пачки вытянул две купюры. Засунув их в карман джинсов, я завернул остальные, так как было до этого, снова скрепил полиэтилен скотчем, чтобы не разматывался и вышел из квартиры никем не замеченный.

Дверь у Трезуба была не заперта. Осторожно открыв её и увидев что Димон полностью поглощён гитарой я просочился внутрь, закинул брикет на вешалку и, взяв пузырь наперевес, вступил в комнату.

При виде не початой бутылки водки глазки у Трезуба замаслились, а руки задрожали, да так, что я подумал, он гитару уронит. Но каким-то усилием он справился и, указывая на стакан, стоявший на столе, прогнусавил:

- Наливай быстрее.

- Может, сначала гитару настроишь, а потом макнешь?- просто для проформы спросил я.

Трезуб чуть не задохнулся от возмущения. В порыве своего "праведного" гнева он начал мне что-то говорить, но уже так невнятно, что я и не пытался его понять.

- Ладно, ладно,- успокоил я его, свернул пробку и набулькал ему полстакана,- На, лечись, а я пока поссать схожу.

Я повернулся и с бутылкой в руках пошел в туалет.

- А пузырь-то куда понёс?- вслед мне прошипел Трезуб.

Я резко развернулся.

- Пока гитару не настроишь, хрен налью ещё. Ясно?

Трезуб кивнул и стал медленными глотками, морщась принимать свой самый лучший витамин.

А я прошёл в ванную, прихватив с вешалки брикет с зеленью. Закрыв дверь на щеколду, я открыл воду, что бы шумела, опустился на колени и, стараясь не брякнуть, вытащил из-под ванны большой эмалированный таз с грязными и вонючими носками. Аккуратно поставив его на унитаз (санузел смежный, как и у меня) я затолкал брикет в самый дальний угол и так же осторожно водрузил таз на место, чуть не сблевав от вони Димоновых потников. Вымыв руки, я спустил воду в унитазе, закрыл краны и, подхватив пузырь, пошёл в комнату.

Трезуб уже что-то наигрывал. То ли он ещё не совсем пришёл в себя, то ли играть разучился, но у него мало что получалось, хотя слышно было, что гитару настроить ему удалось и даже не плохо. Наливая ему ещё полстакана, я попытался, глядя на него, понять, что я чувствую, подставляя своего соседа, и понял - НИЧЕГО. Да, я совершил подлость, но я ничего не чувствовал. Я смотрел на него как уже на труп. Никогда не замечал за собой такой жестокости. Хотя нет, это не жестокость. Это равнодушие. А те, кто сейчас вспомнил о чести и достоинстве, пусть поставит себя на моё место. Конечно, деньги можно было бы выкинуть, или запрятать куда-нибудь и не подставлять милого пьяницу-соседа, а потом жить спокойно, каждый день помня какой шанс упустил. Я не уверен, что от такого знания у многих локти останутся не обкусанными.

Ну что, подумали? Тогда поехали дальше.

Со стуком поставив бутылку на залитый пивом стол, я забрал у Трезуба гитару, попробовал несколько аккордов и, оставшись доволен, пошёл к выходу. Уже выйдя в подъезд, я повернулся и увидел, что Димон всё ещё сидит на тахте около стола и наливает себе третью порцию.

- Дверь закрой!- крикнул я ему.

Трезуб сначала выпил, лизнул три раза стол, вместо закуски, и только потом встал и пошёл к двери. Не сказав мне ни слова и даже не посмотрев в мою сторону, он закрыл дверь и щёлкнул замком. Через секунду я услышал, как хлопнула вторая дверь.

Вытащив из кармана отложенные двести баксов я свернул их вчетверо и просунул под дверь Трезуба. Завтра он её откроет, и деньги потоком воздуха вынесет в подъезд. Не заметить он их не сможет, а подумать, что они вылетели из его квартиры, у него ума не хватит. Кто-то другой их не найдёт, их не видно. Был риск, что к нему гости могли прийти и ночью, но пузырь, оставленный ему, давал мне уверенности, что он никому не откроет, чтобы не делиться.

Вот такой у меня родился план, когда я ещё днём в окно увидел хромающего Трезуба.