Вольдевей

Огненная женщина

Рассказ

 

Намечалась отличная вечерушка.

Газель с четырьмя сиденьями в салоне и коляской мчалась по прекрасной дороге. Рядом с Жорой, крутившим баранку, сидела его жена Полина, она громко смеялась, рассказывая, как в их «комке» появился молодой налоговик.

- Я была в халатике, ну в том, что мне вернула одна дура. Не выбрасывать же!

Жора одобрительно кивнул.

- Ну и этот мальчишка, смотрю, глаз не сводит с моего бедра. Ладно, дружок, думаю, предъявишь мне декларацию! Бочком, бочком к нему, он сразу же забыл, зачем пришел. Раскраснелся и лезет ко мне…

Полина что-то тихо сказала мужу, и они оба довольные рассмеялись.

- От меня не убыло…

Жора снова одобрил ее слова кивком. Но тут же показал на развилку, что была в километре от них:

- Ну вот, скоро и приедем.

И крикнул через плечо:

- Братуха, держись, немного побросает на лесной дороге!

В салоне сидел Степаныч, сосед Жоры и его жена Клавдия. Они молча слушали Полину и лишь переглядывались.

Степаныч был ровесником Жоре, и звали его Петром, но жена уважительно стала называть его Степанычем в первый же день их знакомства. Они уже женаты лет семь, а он так и стал для всего дома Степанычем.

Еще в салоне сидела Верка, девушка, которую взял с собой Жора. Полина была не против, если ее любвеобильный муженек отведет пару раз Верку на мягкую траву. Сама Полина пригрела продавщицу их магазинчика для утех своему Жорику. «Лучше под моим глазом, - говорила она иногда тем, кто пытался ее упрекнуть в таком попустительстве, - чем на стороне и неизвестно с кем. Я не ревнивая, да и он не дурак по этой части!»

Лишь Верка смотрела на Амадея с долей сочувствия.

Тот сидел в своем инвалидном кресле, которое имело специальные соединения с полом салона, сделанные братом. Жорик любил Амадея и брал его везде и всегда с собой, когда намечался отдых на природе.

Действительно, машина свернула и поехала по лесной дороге. Километра три это был асфальт, не ахти какой, но не трясло. Затем пошла колея. Правда было очень сухо, и налетевший мох и мелкие осколки сухих веток устилали колесам бархатный путь. Наверное, от такой езды Жорик еще больше повеселел. Он крикнул опять в салон:

- Верка, дашь мне под дубом на желудях.

- Да что же ты за массаж такой придумал ей? – спросила Полина.

Жорик хохотнул, но предупредил, обращаясь к девушке:

- Не пей, тебе обратно вести машину!

Верка только зыркнула глазами. Она искоса посмотрела на Амадея:

- Тебя почему так назвали?

- Ты уже спрашивала в прошлый раз, - ответил, стараясь не глядеть на нее, молодой мужчина.

- А ты еще раз расскажи?

Верка сидела как раз напротив коляски, так было задумано Жориком, чтобы кто-нибудь приглядывал во время пути за братом. Свою руку Верка положила на брюки Амадею, который при этом вздрогнул.

На девушке был легкий откровенный сарафан. Крепкие ноги она раздвинула, но Амадей не мог понять есть ли на Верке трусы или нет: что-то чернело под короткой юбкой сарафана. А если и есть трусы, то, наверное, такие, что шнурком сзади.

Ноги у Верки имели сверх притягательное свойство, они обещали больше, чем могла предложить сама их хозяйка. И Верке нравилось, что брат Жорика не сводит с них взгляда. Точнее, он пытался смотреть в окно, вокруг, но все равно возвращался к ногам. Это и веселило девушку.

Она наклонилась к Амадею:

- Ладно, не рассказывай про имя, я знаю, что ваш с братом отец был пианистом и назвал тебя в честь какого-то музыканта. Лучше скажи, ты смог бы меня в коляске?

- Смог бы, смог бы! – весело закричал Жорик. У него был прекрасный слух на такие разговоры. – Вот только тебе бы пришлось потрудиться. Я тебе покажу, как.

- Дурак, - сказала Верка не поворачиваясь.

Жорик этого не услышал.

Полина ему сказала:

- Уймись, я смотрю, только из-за нее и едешь. Дождешься, уволю Верку и найму парнишку…

- Голубого? – спросил Жорик.

Муж и жена снова громко засмеялись. И смеялись до тех пор, пока Жорик резко не остановил машину:

- Вот наша поляна!

 

Ничего не предвещало беды. Был расстелен хороший стол, подождали, пока сам Жорик не разведет огня, и поляна наполнилась запахом шашлыка из хорошо промаринованного нежного бараньего мяса.

Выпили в первую очередь за дела торговые, да еще пару-другую тостов. Затем выпили за то, чтобы Амадей вылечился и встал на ноги.

Полоснуло его пулей по позвоночнику в Чечне, куда был призван еще на дудаевскую войну. Хоть и кинул не бедный брат немало майору в военкомате, да ничего не вышло: загребли за мздоимство того офицера показательно во время предвыборной президентской компании.

Буквально через месяц боевых действий привезли брата со ставшими бесполезными ногами. Уж сколько Жорик операций устраивал, даже в Германию возил Амадея, но все бесполезно.

Амадей не пил. Этим он поражал и друзей, часто наведывавшихся к нему с подарками и выпивкой. Ведь многие из «чеченцев» спились , проклиная и Дудаева, и Ельцина и придурков из Минобороны.

...Все остальные приложились так, что в стороне от стола лежала батарея бутылок. Первыми ушли Степаныч со своей женой. Амадей знал, что они просто пошли побродить по лесу. Степаныч любил искать ветки и сучья, похожие на скульптурки. Его жена всегда помогала в этом.

Жорик поволок обеих женщин на «лежак», уютную ложбинку в двести метрах от поляны, устеленную мхом. Полина приказала Верке взять с собой еще и толстый шерстяной плед. Даже оттуда при ветре были слышны визг и крики. Жорику можно было бы еще добавить дюжину женщин, и он умудрился бы и с ними провести сеанс одновременной игры.

Амадей завидовал брату, завидовал его энергии и здоровью. Он знал, что и сам, будь на ногах, сумел бы ублажить женщину. Одну, любимую. Да, хотя бы и Верку! Та зря спрашивала о его о возможностях в кресле. Он бы сумел!

Но эта мысль вскоре ушла. Он подумал о своих ногах. Что делать дальше? Амадей уже отучился в местном университете на юриста, имеет практику в адвокатской конторе, защищает права «афганцев» и «чеченцев». Одна из сотрудниц бюро не раз пристально поглядывала на него. И Амадей знает, что она все-таки когда-нибудь спросит, сможет он, Амадей, ее полюбить? И он ответит, что нет. У нее почти нет фигуры. Плоская и спереди и сзади, она и не пытается как-то привлечь к себе взгляды мужчин.

София, старший адвокат, как-то на одной из пирушек в стенах бюро, попеняла Евгению за бездействие:

- Если уж комплексуешь, Женька, - сказала София, выпив бокала два шампанского, - то можно нарастить и грудь, и ягодицы! А, впрочем, дело не в этом! В голове надо быть неотразимой! Ты что думаешь, жены на Рублевке все красавицы? Коряги сплошные, ни кожи, ни рожи! А вон как себя держат! Дух, вот что преображает тело!

Ну и в таком духе.

Практика была у Амадея, но София не поощряла бесплатных консультаций бывшим бойцам, у которых были проблемы то с жильем, то с работой, то с медорганизациями. И Амадей уже подумывал создать свое бюро с помощью брата…

 

Запахло огнем. Да, когда горят ветки, смола придает пламени неповторимый запах. И слышится хруст и потрескивание, словно кто-то через колено ломает сучья.

Амадей развернул кресло и увидел страшную картину: там, где Жорик готовил шашлык, полыхало пламя. Оно уже занимало солидный сегмент пространства, словно полоскалось на ветру большое полотнище яркого знамени армии Огня. Мангал валялся, словно его кто-то со злостью пнул.

Прямо на глазах одинокого инвалида знамя превращалось в огненную стену, которая захватывала лес с востока.

В первые дни войны в Чечне дудаевцы применяли тактику окружения огнем тех групп, которые были в поле. Горела почти вызревшая пшеница, но пахло горечью. И спасались лишь те, кто успевал опахать лопатками кольцо вокруг себя… Да, хотя, какое там было спасение? С обожженными легкими подбирали свои санитары, а не успевали они, приходили те, кто сжигал хлеб, постреливая в своих жертв, словно в тире…

Рассказывали… Но сейчас Амадей поражался, как быстро, почти молниеносно он был отрезан с востока, и уже огонь распускал свои «руки» длинными цепкими захватами, одновременно подползая по высохшей траве поляны. И уже под колесами Газели бесились огоньки.

Амадей бешено закрутил руками, отталкивая свою коляску от машины. Аккумуляторы не справлялись с трассой на земле, колеса застревали в песке. Но, все-таки инвалид успел отъехать до взрыва бензобака. И он случился скоро. Только тогда Жорик перестал тискать женщин. Он вскоре появился сначала один, а после нарисовались жена и Верка, но бегущий огонь отрезал и их от Амадея. Жорик крикнул что-то, но брат услышал крик его Полины:

- Бежим, вон там речка, надо нырять туда!

- Амадей!

Это был крик Жорика, но он был прощальным, потому что секунды решали продолжение или остановку жизни. Хотя бы своей…

 

Амадей оказался в кольце. Горела машина и противно смердела резина. Ветер нес запах на инвалида. И тогда Амадей снова попытался хорошо поработать руками, чтобы уйти от этого смрада на бугорок слева, почти полностью из песка. Даже если огонь и подступится, то, возможно не тронет коляску…

Мышцы рвали колеса, но Амадею удалось все-таки взобраться. Огонь, уже полыхавший со всех сторон только набирал ту силу, которая называется мощью слепой стихии. И человек знал, что если не напрямую, то от недостатка кислорода и избытка горячего воздуха ему не выжить.

Амадей, запыхавшийся от перетаскивания самого себя и коляски, стал задыхаться от жара, словно находился в огромной печи, обложенной по краям уже горящими поленьями.

Он закрыл глаза. Он приготовился умереть.

Он решил больше не открывать глаз. Но внутренним зрением он увидел море огня. Океан белого огня. И, неожиданно для себя, Амадей представил себя на берегу этого огненного простора, только не сидящим в коляске, а стоящим на широко расставленных ногах, раскинувшим руки в призыве к той, неведомой и далекой стихии. Он закричал, не открывая ни рта, ни глаз:

- Спаси! Спаси меня! Я хочу жить, я хочу ходить, бегать!

И услышал голос океана:

- Ты спасен!

Из этого океана вышла навстречу ему огненная женщина. Ее тело было обозначено темным, но тоже огненным контуром. Оно было похоже на тело Верки, плотное и манящее.

Огненная женщина оказалась рядом с ним на высоком берегу океана. Она протянула Амадею руку:

- Бери мою ладонь. Ничего не бойся. Бери и держись!

Амадей схватил протянутую руку, и его понесло вверх, в глубину чистого холодного воздуха. Настолько холодного, что в изумлении он открыл глаза, и увидел, что лес горит, но как-то слабо и уже далеко.

Еще он увидел, что стоит на своих ногах, которые радостно держат его и готовы держать и свод этого мира, если Амадею поручат стать Атлантом, и что рядом нет коляски, которая кем-то отброшена далеко и догорает рядом с машиной.

И еще он увидел огненную женщину, бегущую по окружности поляны длинными, плавными скачками.

Она закончила круг и приблизилась в одно мгновение к Амадею.

- Кто ты? – спросил он.

- Я та, которую ты вызвал из огня Вселенной.

- Ты меня спасла?

- Да, ты, спасен.

- Ты меня вылечила?

- Ты вылечил сам себя.

- Должна быть какая-то плата?

- Должна, - сказала женщина. – Обними меня.

- Но ты вся из огня.

- Значит, обними огонь!

Амадей подошел к ней и обнял колышущееся огненное тело, приготовившись тотчас же сгореть. Но он ощутил лишь человеческое тепло. Тепло обнаженного женского тела.

- Сильнее!

Амадей сильнее сжал это тело. И неожиданно его руки схлестнулись, потому что между ними была уже пустота.

А у его ног лежала обнаженная Верка. Она не дышала.

Амадей бросился к ней, схватил ее голову, открыл рот и стал делать искусственное дыхание.

Вскоре он почувствовал, что рот Верки слегка дрогнул, и Амадей увидел ее открытые глаза. Необычайно красивые глаза…

- Кто-нибудь еще спасся, - спросила она. И добавила. – Ты стоишь?

- Наверное, никто не спасся, – тихо ответил Амадей.

- Удивительно все как-то, - сказала Верка. – Меня окружил дым, они убежали, я стала задыхаться, и упал без памяти. Это было там.

Она приподнялась и показала рукой на место в 100-150 шагов от себя. Амадей помнил, где он последний раз видел их троих.

Он встал и поднял девушку на руки.

Она обняла его за шею, прижалась к его щеке и тихо сказала:

- Ты не будешь звать меня Веркой?

- Только Верой. Ведь ты же спасла меня.

- Я?

- А кто же был в виде огненной женщины?

Этот вопрос так и остался неразгаданным. А когда Амадея, известного юриста области спрашивали о его излечении, то он говорил что-то о стрессовой ситуации во время пожара.