*** Наместники ходят по жарким печам Где куют мечи в долине ручья. Ручей словно жизнь рисуется мне На белой большой словно Век простыне. Которой хочется телом коснуться И ангелом светлым для всех обернуться. НАстаником будет один лишь господь. Наешься до смерти и выспишься хоть. Без кварцевых стен за собой наблюдать И тихо болезни с покорностью ждать. С покорностью молвить о сердце большом Которое с воткнутым терпит ножом За бабами тихо следить за сосной И видеть В их теле свой мир небольшой. Не знать о Волнах и их корабле На дне засидевшись не петь о луне. И так по наперстку хвалить и любить Свой мир что не может тебя сохранить. *** Поэт мой смотришь в лицо мирам? Честно нет да? Помнишь смолу, что лизали в гранёных стаканах Когда в нас свинцом стреляли Когда мы в холодной пастели слезы пили И солью пропахли наши квартиры. Там портреты Сталина в углах пылятся Ликом его коммунисты гордятся Там сундуки с прахом тихо стонут И в трясине- политике вязнут и тонут. Склоняясь над небом большие люди Наполеоны Иуды Шагают ступнями в мир бесконечный Грешный вечный. Вот она проливается на меня До боли она поперечная Как чайка беспечная Моя мелкая робкая жизнь. Она ничтожна с вашей Цицерон. Большой великий он ваш гром. Громкие речи сильные цепи Рвали народ и в длинные сети Ловили как рыбу ничтожно и низко Обманут народ к страданиям близкий. Я жажду мщения силы и зла. Хоть власть мне большою пока не дана Свергая вас с трона меня разорвут Но я не могу с тем смириться что лгут. Что, молясь Аллаху мы в глине живем Которую солнце отчаянно жжет. Где молимся – там не будем богаче. Всё в мире ином до боли иначе. Дай мне слово я напишу песню Я напишу роман я раскрою мир честно. Параллели тянутся нитями С большими сильными крыльями И все в одно слово Огромное оно это слово. Оно рифмы рисует Палитрами красок Пикассо Оно отражает море Оно огромно прекрасно. Оно в Достоевском Бродском Оно бьет цепями жестко. Оно во мне так тихо звучит Под окнами праздником летним кричит. В нем есть то, что вряд ли знаешь. Когда ты бежишь, шагаешь Оно бьется в твоих венах больших И с кровью бордовой жаждет вершин. *** Тупые речи властные как улицы пусты И милитаризации владельщики прекрасные Попрятались в кусты. Им Цицерон не помнится А нынче, словом бьют И как коварно строится наш мир, где всюду пьют. Картежников отчаянных и раса блудных дам Ничто не означаемых Словес и тут и там. Слоняются на выжженных полях Аккутагавы Забыли и скосили все березы и дубравы. Поют на тризне праздничной молитву о Москве А войско тихо строится отдельно по себе. О дураков немерено набрал корабль Брант И я пресвято верила тому, что скажет Кант. О возлюби ты ближнего! Иисус, какая месть! За что любить обижено, где остроумно выжжена Любая Божья лесть. *** Вся большая ложь Пусть льется смолой На головы ваши тупые Пусть ваши виски седые Пеплом кроют их пустые. Безобразные черти Что за люди- крошки Что крысы жрут На моем окошке. Ваши пальцы сжимают Мою голову грубо И рты поглощают Так жадно и тупо Мой воздух свободный Большой сильный здоровый. Гнездитесь над крышей моей все снова и снова Ломаются доски от груза больного. Мне страшны ваши язвы Ваши раны морщины Большие развратники дети- мужчины. Голая баба на узкой панели Которой шестнадцать будет в апреле. И братья с иглою по тюрьмам по ссылкам Плачут письма пишут любовницам Нинкам. А в подъездах немытых лук поглощают И эту гнилую жизнь возвращают. Я убила бы их места много в аду. Расстреляла б как немцы в Бабьем Яру. Отравила и громко смеясь про себя Подумала бы: «жестокая я». *** Скоро бутоны выстрелят, Словно из пушек ядра, Разорвут кожуру - болотную кожу, Расцветёт цветок на них непохожий. Будут изростать из себя, издеваться, Истираться в пыльцу, растворяться. Будут клетки ныть от боли жгучей, Только жаль, что боли этой, нету лучше. Ничего. *** Я пыталась покончить c собой, Только жаль, что тянуло обратно. Я от края крыш отступала, Я ножи клала обратно. Я сушила болота, озёра Перед тем, как сказать утону, И свинцовые пули глотала, Перед тем, как сказать застрелю. Я смеялась отчаянно в лица, Чтобы плакать мне кровью навзрыд, И безумной лежала в темнице, Ключ в кармане, с собой затаив. Что же мучиться, зная, что смерти Лёгкой мне столько лет не видать, Проживу я еще те столетья, Где кончины в покое не взять. 29.05.2005 *** Уж опавшую прядь белокурой косы Не поднять в полутьме византийской красы. Я сижу в полутёмной истлевшей спальне, Где кровати скрипят, словно точатся камни. Словно смолью облиты во мне зеркала, Словно окна разбила зимой детвора. И кизиловый куст жарит солнце мимозу, Чтоб личинке подобно стать метаморфозу. Черный на белом, как мечта Казимира, Из-под кожи торчат рёбра мертвого мира. Наклонись, прошепчу я тебе, что нет больше На ключице изгнившей, в прошлом каменной кожи. 12.05.2005 *** Провокационных знаний неживая модель строения Не даёт наград, степеней терпения. Только в душных комнатах возможно дискуссии С неживой природой вести искусные. Так получалось у Франка, у Маркса, Бердяева, Булгакова. На выбритой скуле сияют порезы, На сломанном теле уроды протезы. Изжившее время себя так давно Воюет, диктует на радость, на зло. Так любит людей беспечность тупая И волюнтаризм над этим играет. Все строки ударились о гуманизм, Забыли, что строили мы коммунизм. А альтернатива не так велика, Чтоб видели мы всё издалека. В картелях исчезнут долги и бюджеты, Крахмалят банкиры дорогие манжеты. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
