А Бог не играет в шашки. Хотя умеет.

 

Часто ли мы встречаем автора, ЛГ которого тоже, как Бог, во что-то не играет? Так, и никак иначе, начинается первое стихотворение на страничке ЧХА Инги Сташевска (http://litkonkurs.com/?dr=17&;luid=52232). Мы знакомимся, на момент написания статьи, всего с пятью стихотворениями. Невозможно покинуть страничку, не дочитав их до конца. Попробуйте сами зайти в Зазеркалье Инги: не будет времени потерянного. Будет время подаренное. Это... молитва. Все стихи Инги глубоко лиричны, но грусть в них светлая, несмотря, что воспета непреходящая драма бытия, драма Женщины в мире, которая не боится жить и любить, которая не боится играть в поддавки.

Нельзя объять необъятное, все стихотворения необыкновенно хороши, в каждом из них гипноз и тайна – неуловимая ткань истинной лирики. Нельзя сказать, что в них прозрачны смыслы, скорее, они будут варьировать бесконечно, не только от читателя к читателю, но и при повторном прочтении. Это и есть та поступь, что отличает Поэзию от простого стихосложения. По этим стихотворениям можно говорить об индивидуальном стиле автора, которому свойственны, прежде всего, риторичность, глубочайший психологизм, описательность («Поутру», «Осень»), сюжетное обращение к сказкам («Колыбельная»), к Богу, в частности, к Ветхому Завету («Время любить»). И – оригинальность размера, смелая игра с ритмом. Удивительно то, что хотя рифмы, большей частью, субъективные, но это тот случай, когда о рифме, читая, не вспоминаешь. Кажется, иначе и выразить невозможно. Создается впечатление, что каждое стихотворение представляет собой единый «рифмо-иероглиф», воспринимаемый необыкновенно цельно и, одновременно, бесконечно. Никаких сентенций, нигде. Судя по всему, сентенции вообще не присутствуют в творчестве Инги Сташевска. Это завораживает. Добавлю, что лично мне совершенно не свойственен столь меланхолический взгляд на любовь, на жизнь, на бытие в целом, но это не мешает в полной мере восхищаться поэзией Инги.

 

Итак, стихотворение «Она» (http://litkonkurs.com/?dr=45&;tid=306673&pi d=0), одно из пяти, отнесенное автором к жанру «гражданская лирика». Казалось бы, почему не «философская и религиозная»? Позволю интерпретацию по этому поводу. Женщина едва столетие, как живет «равноправно» в гражданском мире, мире мужчин, в котором правят деньги, власть и слава. Это ни хорошо, ни плохо. Оно так, и никак иначе. Ценности заданы, но как быть с Любовью? И что Любовь без Женщины? Без ее игры? Даже если это игра в поддавки.

Стихотворение читается краткими энергичными фразами, возможно, шепотом, с четкими паузами, с естественным интонированием в такт дыханию. Паузы могут быть очень даже длительными, разделяющими как отдельные слова, даже самые короткие — союзы, так и словосочетания. Интонирование сильнейшее, до экспрессивности. В паузах мы не дышим – в них мы в восторге живем! В паузах в мире царит любовь. Все стихотворение пронизано этой любовью, которую отражает метафора игры.

Стихотворение написано от третьего лица, эзоповым языком, не везде поддающимся интерпретации, которая казалась бы окончательной, поскольку ключ не дан. Видимо, ключ – у ЛГ в сердце. И только Бог читает в сердцах людей.

Композиция кольцевая, ядро которой — молитва женщины во время игры. Обрамлена приходом ее в бильярдную и окончанием партии. С кем Она играет? Каждый решает сам.

Графически стихотворение разбито на пять четверостиший, последнее из которых дополнительно разделено на двустишия.

Стихотворение богато украшено риторически. На основе анализа стилистических фигур и построена основная часть рецензии. Фонетические, лексические и прочие особенности строения даны кратко.

 

Первая строфа решена фигурой пролепсиса — мы пока не знакомы с ЛГ, пока лишь задано предвосхищение возможной развязки сюжета. В первой строке заявляется – что? Увлечение или ...кредо? Вполне возможно то и другое.

Приемом изящного эллипсиса (смело опущены главные члены предложения – кто? и что делает? – не играет, которые при некоторых умственных усилиях восстанавливаются из названия и контекста эпиграфа, тем ни менее, подтверждения еще нет) мы узнаем, что неизвестная ЛГ не играет ни в шашки, ни в шахматы. Звукопись активно используется в поэтической ткани. Уже в первой строке нас пронизывают шипящие «ш» и глухой «х» (прием аллитерации), нагнетающие напряжение, тут же неожиданно сброшенное противительным союзом «но» называнием игры, в которую ЛГ играет - «но, порой, в поддавки».

Во второй и третей строках – психологический портрет-впечатление (впечатление от красивых женских рук, от них невозможно оторвать взгляд! Перчатки; кий, как инструмент, продолжение рук) пока еще неназванной ЛГ, но у нас уже достаточное представление об этом образе:

Невероятно точен удар, другому вот так – слабо! –

Сильный игрок. Мы явно получим удовольствие от этой партии.

Четвертая строка противопоставляет деталь-микрообраз интерьера и состояние всего окружающего мира. Восхитительный прием антитезы:

Мир и осколок льда, который вот-вот исчезнет... Острый и холодный осколок в стакане. Мы буквально ощущаем этот холод, который запросто может поранить, даже исчезая. Невозможно не обратить внимание «на твердую, острую» звукопись. И – волшебный мир, в котором царит любовь, «с мягкой» звукописью.

 

Последующие три четверостишия, ядро стихотворения, открывает именительный темы:

Она – шепотом –

Также применен эллипсис (опущено слово говорит). Теперь сомнений нет, это была Она! И далее говорит шепотом, потому что все внимание — игре. А шепот – это ее душа, которая обращается к Господу (неожиданная апострофа), творя молитву:

Господи, благодарствую за

Все, что есть, а втрое — за то, чего нет! –

Прием переноса предложения значительно усиливает экспрессию и игры, и молитвы, сопровождающей игру. Мы слышим это все, которое отделяется четкой паузой и то, чего нет!

Слушать, как под окном сгребают снег.

Мы узнаем, что в мире зима. Впрочем, перчатки и шипение, скорее всего, холодного ветра на улице, а также лед, как бы подготовили нас к этому времени года в окружающем мире, от которого, мы знаем, можно ждать все, что угодно. И здесь антитеза. На дворе зима, а Она ведет свою партию в уютной бильярдной.

И (продолжая громче, чуть осмелев) –

За то, чего нет, Господи, именно так!

Платья, и – ослепительная красота.)

В третьем четверостишии в скобках акцентируется Ее интонация (игра успешна, женщина чуть осмелела), а также перечисление, которое произносится молча, внутренним словом. И здесь вновь встречаемся с приемом антитезы. Но противопоставляются, казалось бы, несопоставимые величины – то, что в литературе и философии называется молчаливым криком. Мастерски обыгран, по умолчанию, стилистический прием оксюморона.

Хотелось бы обратить внимание на амплификацию, усиленную переносом (сказочных королев Платья) и нарастанием значимости ценностей для женщины, апофеозом которых является ослепительная красота. Ничего этого у женщины нет, ей достаточно просто любви, которая есть, но которая — игра.

Неожиданно в молитве появляются пронзительные образы узника и целителя, усиленные нагнетанием «у», подводящие к минорному отчаянию... Апофеоз драмы бытия, мужчина и женщина... Второе двустишие пропитано полной безнадежностью... В этом также — стилевая особенность автора.

Пятое четверостишие – кульминация сюжета. Игра подходит к концу. Ну еще чуток – ведь еще ...В мире царит любовь... Но – целитель наказан, шар замер. Последняя строка гениальна в своем риторическом вопросе.

В такт пульсации вен, тяжело дыша –

 

Ведь никогда не спрашивала – за что?

 

Казалось бы, все безнадежно. Партия проиграна... Но откуда тогда свет, и почему хочется перечитывать эту красоту вновь и вновь? Наверное, у каждого на этот вопрос будет свой ответ. Если будет. Потому что жизнь в ответах, видимо, не нуждается. Она просто живет. Игра с Богом не прекращается.