29 апреля 1972 г. Москва. Улетаю. Заезжал в Гусь-Хрустальный по делам службы на стекольный завод. Вот где красота! Как они выдувают из огненной болванки расплавленного стекла на конце длинной трубы, как трембита в Западной Украине, всякие графины там, стопки – рюмки, штофы… И чертей! А потом вытягивают из их горячего ещё тела ручки, ножки, хвосты и рожки… Потрясающе! А как переливается разными цветами хрусталь, как завораживает этот переливчатый живой блеск! Недаром мои родители так любят хрустальную посуду и вообще всё, что из хрусталя. Мастер говорил, что хрусталь получается при добавлении к стеклу свинца. Этот металл и у стеклодувов в лёгких. Так что красота никогда и никому без потерь не даётся… А стекло получается при спекании кварцевого песка, с чем-то там смешанного. С Ниной виделся накоротке. Некогда ей, всё заморочки техникумовские. Ничуть она не изменилась, всё такая же солнечная, лучистая. Только посерьёзней вроде стала. А чтоб ей, вообще-то говоря, и меняться? Последний раз мы виделись в феврале, когда мы с Танюшкой летели из Воронежа в Норильск. Вчера до полуночи просидели с ней у Пети с Галей Мелешиных. Я играл на фоно, а девчонки пели. Люблю я Мелешиных семью, старших особенно, на пенсии они уже, он дипломат наш бывший в Швеции, и жена у него чудная, аристократическая такая жилка в них или дипломатическая вышколенность… Неважно, главное, что люди замечательные. И дети у них красивые, что душой, что физикой: Петя и Оля, и половинки их Галина Чурсина и Андрей, замечательные молодые семьи. Люблю бывать в этой огромной квартире на четвёртом этаже большого дома на набережной, недалеко от Киевского вокзала. Познакомились мы все через Галюшку нашу, с Петей ещё, правда, в Воронеже, а с остальными уже тут, в Москве, на их свадьбе. Летом прошлый год бродили с Ниной в поисках пристанища, и её все мои друзья приняли хорошо. А с Петькой и Андрюшкой мы всегда спорим. Они дюже уж удивляются моему сельскому хозяйству при моих, дескать, талантах всяческих. Говорят, что в Москве нарастает фашизация молодёжи. Чёрт знает, я, вроде, этого не замечал. Что бандюков тут достаточно, так это и мы прочувствовали там у себя, в Немчиновке, когда на нашу общагу напали парни из соседней деревушки Солнцево. Мы отбились, но не без потерь… Хотя им виднее, они москвичи. А с девочками любим петь романсы старинные, Есенина, на них и старики подтягиваются. А то все с удовольствием пляшут под мою цыганочку, слушают мои любимые танцы Брамса, это венгерско-цыганское чудо, гибрид женской нежности и дикой ярости обезумевших от страсти мужиков. Или прозрачного, как ледышка, волшебного викинга Грига… Хотя Ольга тоже закончила школу музыкальную, и даже по классу фортепиано, но так играть, как у меня получается, она не могёт - нет закалки эстрадной! Впрочем, как и у моей швестеры Танюшки; похоже, музыкой, своими руками творимой, они обе не очень ушиблены. А я вот даже пришибленный. В общем, мы взаимно интересны друг другу, и мы с Ниной всегда с удовольствием приходим в этот дом. А они все с удовольствием принимают нас. Нина тут даже шьёт чего-то там для них, не вникал. Они помогают ей телефоном в наших теперь разобщенных пространством контактах. Были с ней по традиции в «Метелице», я подарил ей понравившуюся в арбатской «Книге» «Белочку», большую фотографию премиленькой белочки в металлической рамке. И подписал там: «Эта белочка моей Заиньке». Вспоминали с Заинькой прошлогодний концерт артистов из Нигерии, куда попали случайно: яркий, красочный, чёрный до синевы шабаш с барабанами африканских дикарей, которые сумели пробудить и в нас с удивлением обнаруженную любовь к дикому буйству южного цвета, звука и телодвижения… Да, танец возбуждает, любой танец возбуждает в тебе мужчину, а в партнёрше женщину, чтобы мы любили друг друга ещё сильнее. Для того предки наши и придумали его, это чудо - танец. Неважно, какой, цыганский, русский народный или буги – вуги. Или вот, нигерийские пляски. Наверное, всё же правы те генетики, которые утверждают, что прародиной всех нас, грешных, и белых, и жёлтых, и красных является она, мать наша Африка. И африканцев полтеатра. Да все в таких красочных нарядах!.. После концерта шли молча, оглушённые Африкой. Наконец, Нина вымолвила, видно, своё сокровенное: - Володя, а всё же какие они некрасивые, эти чёрно-синие мужчины, эти их выпяченные красные губы, мелкий чёрный барашек на голове. А женщины… Я был в корне не согласен с ней. Её рассуждения были, мне казалось, детскими, незрелыми… И не подумал я, дурак, что это рассуждения созревающей женщины… - Да нет, Ниночка, ты, по-моему, не права. Вот смотри, муравей для муравьихи, или там козявка другая какая, они ведь друг для друга самые что ни на есть красивые, и любимые потому. Может быть, тут больше инстинктов, чем чего-то осознанного? Но всё равно, и тут, в царстве насекомых, по-моему, есть взаимная красота, очарование, влечение друг к другу. А чем хуже наши нигерийцы? И чем выше их мы, белые? Ничем, цвет кожи только другой, а так всё то же - и красота, и волнение, и взаимное влечение, и любовь. Мы, Ниночка, единый мир, и всё у нас одинаковое. Гены цвета кожи только разные. И от насекомых, животных, растений мы тоже недалеко ушли. Хотя и кичимся собой, как же - «Цари природы!..» Сами себя обозвали, и рады. Нина задумалась. Видно было, что она согласна со мной, и сама она так хотела бы думать. Только всё же что-то не давало ей покоя. - И всё же, Володя, я бы не хотела, чтобы мои дети вышли замуж за какого-нибудь нигерийца или китайца. Или женились бы на них. Мы с ними такие разные, хотя ты и говоришь, что мы одинаковые. Разные культуры, разные традиции, разные отношения к жизни, к семье, к миру. Как это совместить можно? - Ну тут уж, Нина, на вкус и цвет товарища нет. Кому что нравится. Вот смотри, при всей аристократической утончённости и обособленности наших дворян они всё же зачастую обновляли кровь свою с зачуханными, казалось бы, но красивыми крестьянками. Да и наоборот было, и ещё как!.. И ведь это не только наши, русские, вся история Европы на том стояла и стоит: обновление прокисающей аристократической крови. А на Севере? так там жён своих и дочерей аборигены отдают пришельцу, залётному гостю в их чумы на ночь. Почему? Потому, что у них близкородственные связи, браки, в тундре их немного, и все они родственники между собой. И они вырождаются поэтому. А тут ещё любовь к огненной воде… И чтобы не погибнуть, не раствориться в безвестности как народность, они вынуждены отдавать самое дорогое на сторону. И даже радуются и благодарят своих богов, если их близкие понесут за эту грешную ночь. - Может быть, ты и прав. Но я бы никогда не пошла даже за кавказца. Мне это понравилось. Понравилась её самостоятельность в суждениях, независимость от моих взглядов и предпочтений. Нина рассказала мне удивительный случай, произошедший в их родне, который только подтвердил мои взволнованные спитчи. У красавицы тёти Нади, сестры матери, что живёт в Нижнем Ломове, дядя Толя, её муж, получился как раз от любви красивой горничной из крестьян и её хозяина, барина тех крестьян. И был этот дядя Толя всегда вальяжный такой, сибарит, с начальствующим гонором и тунеядец в доме. Полная противоположность работящей и вечно хлопочущей жене. И уже после войны, Нина рассказывала со слов тёти Нади своей, приезжал в Ломов этот постаревший бывший барин к своей горничной, и они ворковали у них в комнате, тот разлёгшись на кровати, а мать дяди Толи сидя рядом и держа в своих руках его руку. … В тот вечер меня что-то прояснило сверху и я со всей убедительностью ей сказал, что мы обязательно поженимся, проживём вместе всю жизнь, что у нас будут дети и что доживём мы до внуков… «Я знаю это, Нина». Она прижалась грудью ко мне и уткнулась носиком в моё плечо. В другой раз я как-то пришёл на свидание сильно выпивши. Помню, отметили мы крепко распределение Пензюка. И обнаружил я тогда в своём кармане 3 рубля бесценных, на кои и рванул после застолья на свидание. А Нина в тот раз не пошла ради него на очередное занятие по рисунку. Мы провели полдня на скамеечке в парке, что на Кутузовском, пели песни, мечтали, говорили и о чём-то серьёзном. Я быстро протрезвел и тысячу раз извинился, что вот такой вот, понимаешь, случай у нас приключился, Сашку Гуйду обмывали. И Нина приняла меня такого, хотя органически не принимала подобных вещей из-за подобных же проблем в своей семье. Удивительно, но факт. А потом, голодные, уже к вечеру быстренько разбежались по своим норкам. Кольцо на левой руке Нина заметила у меня только спустя два месяца, уже перед самым концом, в сентябре. «Я развёлся» - ответил я на её удивлённый вопрос. Но она абсолютно не заинтересовалась этим фактом. А я и не стал распинаться больше по этому поводу. А вот про почку я как-то забыл сказать ей в те месяцы, совсем из головы вылетело… |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
