Макушка лета. Моего первого лета в деревне. Нет, вру, не первого. Второго. Первое было на механизаторской практике в Гнилушах. А тут второе, но первое именно в этой деревне. Что у меня в активе? Я работаю в научно-исследовательском институте, в селекции, научный сотрудник, у меня есть научная тема, которую я сам и грызу. И никто мне в ней не указ, насколько ума хватает, так и делаю. В перспективе, быть может, будет лаборатория. В общем, есть всё то, на что и учился последние три года. Есть у меня и жилище, полуторка, с кухней и совмещённой ванной. Правда, это общага институтская, но всё равно приоритет вроде мой. Что ещё? Коллектив неплохой, интересные люди встречаются, и молодёжь есть. Солянка не из последних деревень, не замухрышка какая-нибудь. Гнилуша ей и в подмётки не годится. Здание института трёхэтажное, кирпичное, довольно приличное. И главное - уже съездил в командировку-стажировку, многое узнал о своей головне и уже не с завязанными глазами. Да и подначитался прилично, освоил новую терминологию. А что такое знание какого-либо предмета, процессов, в нём проистекающих? Да это, в первую очередь, знание его и их терминологии. Терминология - это основа. А потом уже на неё, как на шампур, нанизываются куски мяса, куски конкретных знаний. И чем больше этих кусков, тем увереннее ты себя чувствуешь в любом окружении и в любой рабочей ситуации.

А что в пассиве? Бедные лаборатории, ни физиологи, ни защитники, ни технологи ничем особо примечательным удивить не могут. На полях приличной селекционной техники нет, ни для посева, ни для уборки. Да и подрабатывающая урожай техника допотопная, элементарных счётчиков семян нет. В складских помещениях сушилок приличных нет, мешки таскаем на пердячей тяге, на пупу. В других подразделениях - земледелы, почвоведы, животноводы, - ещё и похуже, т.к. селекция у нас на первом месте: директор селекционер. Хотя он всегда боится, как бы смежники не заподозрили его в покровительстве нам, селекции. Транспорт на поля - старенький автобус ПАЗик. Вот мотороллер мне старенький презентовали. Но пока ходит, дребезжит. Грязь в дожди непролазная. В принципе, жить можно. Хотя это и не Немчиновка.

А природа тут замечательная. Это лесостепь Красноярская, чернозём оподзоленный, больше полметра глубиной. Чернозём лежит на глубокой подушке красной глины, в которой не редкостью являются и бивни мамонтов: недавно копали во дворе у нас ковшом экскаватора под гараж, и наткнулись на здоровенный, метра два, обломок этого самого бивня. Достался кусок и мне. Ездил как-то с почвоведами на их «разрезы» с Топтыгиным, здоровый такой парень, с тех пор рыбачим вместе. Осадков до четырёхсот мм в год, только выливаются они, как обычно, не тогда, когда надо нам, человекам. Из-за чего обычными являются весенне-летние засухи. В крае собирают более половины зерна пшеницы, получаемого в Восточной Сибири, это более 2 млн. тонн. Так вот, от пыльной головни потери составляют до 70 тыс. т ежегодно на сумму 6-7 млн. рублей, т. е. не менее 3 % урожая. Основные потери идут за счёт восприимчивого к поражению сорта Скала селекции Тулунской селекционной станции, поскольку он занимает более 70 % посевных площадей. Зато даёт он по 25-30 ц/га зерна. Много больше, чем другие районированные в регионе сорта. Есть над чем задумать-ся. А травы тут ещё богаче и пахучей, по-моему, чем в Европе. С ярко – жёлтыми огромными жарками в начале лета, с гулом пчёл в дни цветения, с весёлыми перекличками косарей в сенокосную пору. И ночевать здесь тоже можно на свежескошенном сене в тёплые июльские звёздные ночи. Как и там, в воронежских и волчанских далях…

По пятницам садимся с Вовкой Топтыгиным на мотороллеры, я на свой, с будкой, а он на свой, с кузовом и с женой Алёной в ём, берём животновода Бакуменко Тольку с его Ниной и едем с ночёвкой на озёра, ловить карасей. Прелесть! эта карасиная охота! Да жирные такие попадаются, как лапти. Вечерняя зорька, ночные купания голышом - мальчики направо, девочки налево, - наваристая уха потом, «лэгэдзя» нашего коренастого сбитого хохла Толика (это каша такая крутая с салом), костёр, искры в чёрное небо, песни, рассказы, анекдоты, ну и водочка, как же без неё… По утрянке, ещё и поплавка еле видно, белесый туман уползает над водой, вокруг озера густые деревья и кусты, а он уже, гад, тянет твой поплавок на дно… Зорька утренняя, где-то далеко-далеко петухи перекликаются, солнце выползает над кромкой леса, вода в озере оживает, начинает светиться зеленью, и… начинается карасиный жор… Глупая эта рыба, карась. И вкусная, костей только много. Попадаются и окуни, да откормленные такие, видать на карасятах. В воде кругом стоят умершие берёзы. То тут, то там всплёскивается рыба, порой выпрыгивая на поверхность. Расходятся круги, большие и маленькие, от рыбы не всплывшей. А мы жалеем, что нет у нас хотя бы завалящей лодчёнки, пусть резинки какой - вон где рыба!.. И мы её жарим, запекаем в костре, с картошкой и без, в фольге и так. И сало жарим на огне. С женским визгом и мужским хохотом балуемся в воде, на том самом святом карасином месте, где час назад так клевало!.. А потом, с осоловелыми от практически бессонной ночи глазами возвращаемся по домам, благо это недалеко. Солнце висит уже почти в зените. Отсыпаемся. Тёплым вечерком опять собираемся у кого-нибудь из этих женатиков и завершаем карасиную объедаловку. Под ту же водочку, уже свеженькую. И сало с чёрным хлебом. И коты их довольны. Красота!..

Сижу на поле и вспоминаю про карасей. А руки и глаза делают привычную работу - или кастрацию колосьев пшеницы у материнских форм, или опыляют кастрированные колосья собранной пыльцой отцовских форм. Кстати, давно уже не ездили на рыбалку - я зашился с гибридизацией и искусственным заражением, у мужиков свои заморочки. Посев, гибридизация, заражение, уборка - какие тут могут быть «караси»?! Приходишь с полей затемно и валишься спать, как сноп. Ни выходных тебе, ни проходных. Никто и не помышляет об этом. И даже если предположить, что тебе в эти пиковые моменты начальство сдуру даст неделю отгулов, так ты и сам не уйдёшь с поля - день год кормит, издревле так у крестьян повелось. И в науке сельскохозяйственной тоже, а чем мы хуже?!..

Берёшь колос пшеницы, только-только выколосившийся из влагалища последнего листа, залезаешь пинцетом между чешуек колосков, смотришь, чтобы пыльники были зелёными -можно кастрировать. Если они желтеют, а тем более пылят - ку-ку, опоздал!.. Потом удаляешь пинцетом недоразвитые верхний и средние цветки с обеих сторон колоса, и начинаешь по порядочку убирать эти пыльники пинцетом, в каждом цветке по три. Да так, чтобы не пропустить какой из них или не порвать его, и цветок сам не повредить своей железкой. Убранные пыльники обычно отряхивают с пинцета об ладонь левой руки, в которой держат кастрируемый колос. Я же всегда отправляю их в рот и жую - так быстрей и надёжней, по-моему. Да и вкусней. И пинцет смачивается слюной, что не даёт даже теоретической возможности попавшей вдруг откуда-нибудь на пинцет нежелательной зрелой пыльце опылить твой цветок. В среднем на колос получается где-то двадцать кастрированых цветков. На индивидуальном изоляторе из пергамента пишешь карандашом название материнской формы и дату кастрации. Накрываешь изолятором кастрированный колос и защипляешь его внизу, у стебля, скрепкой - всё, готово!

Лучшие лаборанты - у каждого завлаба есть свои, любимые корифеи гибридизации! - делают за рабочую смену до 80-100 колосьев. Я эту «норму» выполняю легко. Но в гибридизацию обычно «корифеев» оставляют на поле дотемна, когда уже глаза перестают что-либо различать. Или сами корифеи сдаются от усталости: посиди - ка часов двенадцать на стульчике, да в скрюченном положении, да на жаре, или в холоде! А ведь гибридизацию зачастую начинаем часиков с шести-семи утра, и до восьмо-девяти вечера. И перекус берём с собой в поле. А то завлабы возят из столовки «чего-нибудь» на своих мотороллерах или машинах. А у лаборантов наших у кого коровы, у кого дети-внуки малые, т. ч. с этим всегда проблема и сверхурочно остаются в основном добровольцы. Или по принципу «сегодня ты, а завтра я», перепоручая друг другу встретить из стада своих бурёнок. Ну а уж у сотрудников коров нет, с детьми жёны сидят, так что сам бог велел… Да и без него не уйдёшь.

Через три – пять дней опыляешь, когда перистые рыльца кастрированных цветков подживут от нанесённых железом травм и, созрев, распушатся в ожидании пыльцы. Вот это-то всегда делаем только с утра, в жару растительное женское начало не так охоче до свиданий, тогда как отцовское начало с удовольствием пылит в жару. Собранные заранее пыльники цветущих отцовских форм пинцетом наносишь на каждое рыльце кастрированного колоса, и опять укрываешь их изоляторами, записав на них название опылителя и дату опыления. Финита. С опылением проблем нет, успеваешь сделать всё, что наметил. Лишь бы пыльца была пылящая в наличии у нужных форм. Для чего весной и сеешь материнские и отцовские сорта в несколько сроков, чтобы в июле совместить их периоды любви. Это и есть индивидуальное опыление.

А потом… А потом начинается самое интересное!.. Скрытая от нас тайна растительной любви… Зрелые пыльцевые зёрна из пыльников прорастают пыльцевыми трубками через перистые рыльца до глубоко лежащей в зародышевом мешке яйцеклетки, и самое удачливое, самое сильное из них первым - и единственным, - дарит ей свой спермий. Происходит оплодотворение, образуется зародыш, в котором сливаются две гаметы, женская и мужская, объединяя свои половинные наборы хромосом в одно целое - зиготу. На всё это уходит 12- 24 часа. Слияние хромосом, то есть коньюгация их и есть зарождение новой жизни, которая вобрала в себя и материнский, и отцовский генетический материал. Эта гибридная ДНК и есть центр биологического мироздания на Земле, во Вселенной, основа Жизни в Космосе… Потом зигота, зародышевая клетка иначе, начинает делиться, и когда количество переходит в качество, начинается дифференциация тканей на зародышевые корешки, зародышевые листочки, зародышевые колосья и т. д. На это уже недели две надо, а то и поболее. И всё это при благоприятных условиях, конечно. А если условия неблагоприятные? жарит или, наоборот, холодит, заливают дожди или недостаёт питательных веществ? Тогда мы и не получим гибридных зёрен, или же они выходят щуплые, больные, уродливые, нежизнеспособные. Все они бракуются. Вот так.

Ну а хорошие гибридные зёрна мы в сентябре соберём, и это будет у нас при посеве в поле на следующий год, или в теплице, фитотроне этой осенью первое поколение наших гибридных растений. Которое не расщепляется, а однообразно и по фенотипу, и по генотипу, и по своим биологическим и физиологическим свойствам и признакам. Гетерозиготно, одним словом. В этом поколении растений доминируют признаки, характерные для дикого типа, в том числе и устойчивость к заболеваниям. Потому что в растительных популяциях дикой природы эпифитотий, т. е. поражения, а потом и уничтожениия растений болезнями на огромных площадях, не бывает, т.к. они устойчивы. Это происходит лишь в искусственных популяциях культурных растений, созданных человеком, которые, если не проводить целенаправленную селекцию на иммунитет, восприимчивы. Здесь же, в первом поколении гибридов наблюдается и гетерозис, то есть превышение над лучшим из родителей хозяйственно - полезных признаков, и в первую очередь урожайности.

А вот во втором поколении гибридная гетерозигота начинает расщепляться на гомозиготные отцовские и материнские формы и опять же гетерозиготные формы по различным схемам Менделя: соотношение 3 : 1 при контролировании интересуюшего нас признака одним геном - в моём случае, т.е. при изучении иммунитета три устойчивых и одно восприимчивое растение; соотношения 15 : 1, 9 : 7, 13 : 3, 9 : 3 : 4, 9 : 6 : 1 для двух генов при их различном взаимодействии. И так далее. Эти соотношения устойчивых к восприимчивым растениям пшеницы получались у меня и в дипломной по ржавчинным болезням. Было даже одно расщепление по трём генам. Тоже происходит и в последующих поколениях, пока вся популяция не рассыпется - расщепится - на гомозиготные и поэтому стабильные особи. Это может не случиться и в тринадцатом, и в двадцатом поколении.

Поэтому чтобы получить, «создать» новый сорт, надо отобрать в расщепляющихся поколениях стабильные гомозиготные по главным признакам растения, в которых, однако, есть полезные признаки обеих родительских форм и новые гибридные уже признаки, которых у родителей не было. В этом и состоит искусство селекционера - заметить, отобрать, сохранить и приумножить их. А признаков таких, на которые мы селектируем, например, пшеницу, несколько десятков: урожайность, скороспелость, хорошие хлебопекарные качества, устойчивость к неблагоприятным условиям внешней среды и тому подобное. Так что моя устойчивость к болезням - не единственная забота селекционера и, чего уж там скрывать, далеко не самая главная. Вот это в самом примитивном виде схемка всего того, за что мы тут «боремся».

Вот и возникает вопрос: селекция - наука, или искусство? Этот вопрос много и нудно муссируется в научной литературе уже многие десятилетия. А я думаю, это и то, и другое, и друг без друга они не могут существовать. Отбор - это сердце селекции. Впрочем, selection в переводе и означает «отбор». Просто мы вкладываем в это понятие сам процесс создания новых сортов. Который занимает минимум 12-15 лет от первоначального скрещивания. А до того надо же ещё и подобрать подходящие для гибридизации сорта, то есть изучить их. На это уходит ещё от трёх до пяти лет. Конечно, теплица и фитотрон ускоряют процесс, тем более, если за осенне - зимний период удаётся получить дополнительно ещё два поколения. Но… искусственные условия произрастания не способствуют объективному отбору подходящих нам форм. Абсолютно всё проверяется только в полевых условиях. Поэтому в искусственных условиях хорошо проводить только скрещивания, особенно при беккроссировании, т.е. при насыщающих скрещиваниях. Или размножать гибридные популяции. Отборы же делаются только в поле. Усё. Спать. Опять не высплюсь.