Щуплая мальчишечья фигурка проскользнула в зал льготного обслуживания.

- Лютиков, ты зачем явился? - строго спросила я.

Детям у нас делать нечего. Только отчаянным двоечникам разрешен просмотр учебных программ, десять секунд информации на часовой блок сна, раз в неделю. При наличии ходатайства школы и справки от врача.

- Валентинванна, - медоточивым голосом начал Мика Лютиков, хлопая чернючими глазенками, - как бы мне лекции по матмоделированию...

- Чего-чего тебе? Вот когда будешь ОММ в институте проходить, тогда и получишь. Сейчас дуй домой, маме привет. Или думал, что заявишься по-соседски...

- Ну, тёть Валь, никто ж не узнает... Я в учебнике не все понимаю, нервничаю. Мама это чувствует, впадает в беспокойство, приходится "скорую" вызывать. Вы хотите, чтоб маму из-за вас в больницу увезли?

Вот шантажист! Хотя, молодец. Пятнадцать лет всего, на руках мать-неврастеничка.Сам ведет хозяйство, учится отлично. Мика не ботан, он гений, которому тесно в рамках школьной программы. На платный абонемент морфотеки мальчишку не пускают, закон не велит, а к нам в сонный зал для льготников проскользнуть можно, закосив под двоечника

- Лютиков, если не уйдешь немедленно, позову охрану. И в школу сообщу.

- Это несправедливо. Вот вы все могли выучить, никаких законов тогда не было. Только вам наука была до лампочки. А сейчас, когда надо мне, закон выдумали. Как собаки на сене.

- Валюшка, ты что кислая такая?

Утыкаюсь лицом в мягкое, пахнущее добротой мамино плечо.

- Синицу взяли на обучение во сне, а мне сказали, что не гожусь.

- Почему, моя хорошая? - спрашивает она, обнимая.

- Слишком развито воображение. Дескать, когда мозг считывает инфу с морфолибры, может возникнуть какой-то там конфликт. Я не особенно поняла, мамуль, но обидно.

- Глупости, Валюш. Ты уже состоялась. Покажи любому автопортрет верхом на динозавре, скажут, что автор - талантище. А Марише Синицыной завидовать не стоит: она серая, как унылый день.

- Она как раз очень даже разноцветная, благодаря косметике, - вздыхаю. - А я могла бы брать м-либры по искусству, мам.

- Так полистай книги. Пройдись по музеям.

- Вот-вот, сейчас скажешь, что у Леонардо и этого не было... Ладно, мамуля, пойду в Пушкинский. Не скучай.

- Валентина, вы потрясающе талантливы. Но кто нынче покупает живопись? Я и так держал ваши работы до последнего. Больше не могу, в конце недели закрываем галерею. Можете завтра забрать картины?

- Хорошо, спасибо вам за все, Илья Ильич.

Грустное, чуть виноватое лицо собеседника, владельца некогда модного выставочного зала, исчезает с экрана. Включаю уже идущую к завершению новостную программу.

- Сегодня мы прощаемся с Мариной Синицыной, человеком яркой и печальной судьбы, - трагическим голосом вещал диктор. - Система морфообучения сделала из нее гения, и она же отняла жизнь. В восемнадцать лет доктор наук, в двадцать - нобелевский лауреат, ученая с мировым именем. В двадцать три - полное угасание сознания. Через два месяца Марине Синицыной исполнилось бы двадцать пять...

Как и мне. Только Синица успела многое. Нынче все участники интенсивного морфообучения либо в дурке доживают, либо уже в лучшем мире. После громкого провала экспериментальной программы, закон запретил несовершеннолетним пользоваться м-либрами. Зато взрослые любители киноснов спускают добрую часть зарплаты на абонементах морфотек. И какой толк в законодательном запрете? Если родители тащат домой м-либры, наверняка же детки ухитряются их смотреть время от времени. И живы-здоровы. Видимо, это как от одной конфеты - удовольствие, а от одной тонны - диабет.

Ну что же, пора и мне в морфотеку. На работу.

Мика, крепко сжав губы, гневно зыркнает на меня, поворачивается и выходит вон. Его место занимает блондинистый посетитель, красавчик атлетического сложения.

- Вы у нас новенький? - спрашиваю учтиво. Улыбка и подчеркнутый интерес к визитерам - не столько требование начальства, сколько психологически оправданная тактика поведения. Никогда не знаешь, кто перед тобой. Так и есть, льготную карточку посетителя пересекают четыре красных полосы: пассивный геронтофил. Их нынче не держат в психушках, а выдают бесплатные "видеодозы" в сонных залах морфотек.

- Пожалуйста, - протягиваю ему каталог имеющихся м-либр, - выбирайте. Ваш люкс номер одиннадцать

Просмотровые боксы одинаковы. Начальство велит называть их люксами. Еще одна иллюзия.

Рабочий день течет своим порядком: выдаю м-фильмы извращенцам, учебные пособия дебилам-школьникам, научные труды - студентам, получившим за успеваемость поощрение в виде полудюжины посещений сонного зала. Неизлечимо больные заказывают приключения. Стараются наполнить последние дни событиями. Изредка приходят слепые. Для них и на абонементе скидка девяносто процентов, поэтому незрячие не очень жалуют люксы общего пользования, пахнущие страстями и комплексами предшественников.

Наступает вечер. Последний псих выбирается из люкса. Получил "дозу", рыло довольное. Плывет ко мне, не сводя взгляда с груди, руку вытянул.

- "Сонник", один, - произношу громко. У двери возникает вооруженный качок в камуфляже. Псих, подобрав слюни, удирает. Охранник удаляется вслед.

Включаю просмотр видеозаписи, копирую последний фрагмент и отправляю в пенитециарную комиссию. Рабочий день в экстремум-вместилище зла и добра закончен. Осталось последнее дело. Не знаю,хорошо поступаю или плохо. Если поймают - уволят. Но вряд ли поймают.

Иду вдоль стеллажей с контейнерами морфолибр. Наконец останавливаюсь перед нужым. Откидываю крышечку, и вот на ладони лежит маленький черный цилиндрик с дужкой наушника. Ладно, Лютиков, только попробуй мне слететь с катушек!