Тетя Муся была гордостью нашей семьи.

Мама всегда округляла глаза, говоря о тете Мусе и понижая зачем - то голос, выдыхала: По-э-тес-са. В детстве я думала, что это какая-то очень высокая правительственная должность, типа самой главной стюардессы.

Тетя Муся приходилась маме, действительно, тетей. Она была двоюродной сестрой бабушки и уехала за рубеж еще раньше, чем я написала свой первый стих. В моей детской памяти остался только смутный образ полной брюнетки, пахнущей табаком и говорящей нараспев очень низким голосом.

 

И еще, пожалуй, странные развлечения взрослых, когда незнакомые люди набивались к нам в гостиную, а тетя Муся читала, закатив глаза и смешно подвывая, какие-то непонятные стихи. Взрослые восторженно хлопали, много курили, ели и пили, а мне жутко хотелось спать от этих завываний. Однажды я заснула прямо на стуле и чуть не упала, и с тех пор мне разрешалось играть в своей комнате во время "чтений", чему я была несказанно рада.

 

С тех пор как тетя Муся уехала в далекую Америку я слышала о знаменитой родственнице всего несколько раз, когда мама торжественно ставила на полку очередную тоненькую книжечку стихов поэтессы. В последний раз эта книжечка была надписана мне – тёте Мусе поведали, что я пошла по ее стопам, тоже пишу стихи.

Стихи тети Муси, прочитанные уже в сознательном возрасте, мне все равно не нравились и казались страшной заумью.

 

А я сочиняла - свои, училась на журналиста и ходила в Лито, мечтая стать поэтессой.

Из коллег - стихоплетов дружеские отношения у меня сложились только с Вовчиком. Вовчик писал длинные и мрачные философские стихи. К женской любовной лирике относился снисходительно и всегда умел найти красивые умные слова, которыми он обрисовывал мне тайный смысл, заложенный подсознанием в моих стихах. За что я его очень уважала.

 

Известие о смерти тети Муси я восприняла очень спокойно. В конце концов, я ее почти не знала, да и умерла родственница в очень почтенном возрасте, окруженная близкими людьми.

Но когда через пару месяцев мама сообщила загадочно, что тетя Муся завещала мне какую-то вещь - я была озадачена.

Что же могла мне оставить старушка, видевшая меня несколько раз в жизни?

Когда запел дверной звонок и посыльный поставил на пол средних размеров коробку, сердце у меня ёкнуло - все же первый раз в жизни я получала что-то в наследство.

 

В коробке оказался компьютер, вернее похожий на него прибор, и краткая инструкция на английском по использованию "помощника поэта". Из инструкции следовало, что прибор надо включить в сеть и соединить с персональным компьютером.

Проделав несложную процедуру, я с нетерпением уселась перед монитором.

Поприветствовав меня и назвав "уважаемым поэтом", программа пообещала тонкий и тщательный анализ моих поэтических текстов с указанием на ошибки и пути их исправления.

Радости моей не было предела. Я уже представляла себе феноменальный успех, толпы поклонников, автографы. Так вот чем объяснялся поэтический дар тети Муси!

Какое везение!

Увидев свои ошибки, я смогу писать намного лучше, чем все остальные. Окрыленная, я быстро набрала на клавиатуре написанный позавчера стих.

 

Прошло две минуты, три и никакой реакции. Было ощущение, что прибор завис. Пока я соображала, что лучше: перезапустить компьютер или все же подождать, в колонках что-то закашляло, хрюкнуло, и низкий женский голос выдал:

- Полный песец!

 

Я оглянулась по сторонам, ища источник слуховых галлюцинаций.

- Это тебе, про твой стих, - тут в колонках снова хрюкнуло, гыкнуло и гнусно захихикало - … если его можно так назвать.

- Простите, это вы мне? - я глупо уставилась на колонки, потому, что на экране по-прежнему не было никаких перемен.

- А кому же еще, светоч сообразительности, - продолжал грубить "помощник". - Ну ладно, читай вот, поэтка...

 

На экране появилась табличка: "Уважаемый поэт! В вашем произведении отсутствует внутренняя логика. Образы случайны, надуманы и не связаны с основной идеей стихотворения. Неудачна композиция, в которой третье и четвертое четверостишие могут быть спокойно изъяты без ущерба идее и смыслу. Ассонансные рифмы обладают очень приблизительным звучанием, много грамматических морфологических рифм.

Произведение перенасыщено оксюморонами и плеоназмами. В ритмическом рисунке идет смещение цезуры и неудачное использование амфимакра..."

 

Текст поплыл у меня перед глазами, а "помощник" удовлетворенно добавил:

- Ну, сказали же тебе: в топку! Не поверила. А так понятнее?

- И что, исправить никак нельзя? - робко спросила я.

- Гыы, - заржал голос.

Похоже, разработчик программы принадлежал к поклонникам "албанского".

- А можно мне еще попробовать? Это, видно, просто неудачное стихотворение, - зачем-то стала оправдываться я.

- Ну, валяй, еще поржем, - ободрил голос.

 

Через пять часов все мои лучшие стихи, которые я уже месяц отбирала для своей первой книжки по рекомендации руководителя Лито, были зарезаны, осквернены, разодраны в клочья кровожадным "помощником поэта".

Я получила от него десять страниц рецензий, узнала целую кучу новых умных терминов, суть которых сводилась к одному маленькому, но очень ёмкому слову, сказанному мне при нашем знакомстве.

 

Я была разбита, оглушена. Почва уходила у меня из-под ног. Я ругалась самыми гадкими словами, которые только знала и уже готова была разбить жуткий прибор бутылкой водки принесенной из холодильника.

- Стоп!!- заорал голос из колонок. Ты пользовательский договор читала? Кнопочку "О’ кей" нажимала?

- Ну, положим, - икнула я.

- Во-от! А там, что было написано, помнишь? Критика - это неотъемлемый фактор роста автора, - забубнил заученно голос. - Дело автора принимать критику и соглашаться с ней или нет.

Так чего же драться, а?? Короче проспись, адью, - обиженно буркнул голос и монитор потух.

 

Еще час я пыталась напиться, но водка никак не хотела в меня вливаться, а другого, более приятного напитка для страдающей поэтессы дома не нашлось.

Внутри все горело, мне нужно было с кем- то поделиться горем и я набрала номер Вовчика.

Вовчик внимательно выслушал мои полупьяные стоны и уговорил не разбивать "Троянского Пегаса" (так я окрестила заморскую адскую машинку), а отдать ему на время.

- На время? Да забирай эту гадость - я ее больше видеть не хочу. Только тебе она зачем? Думаешь, тебе что-то другое скажут? - я упаковывала в коробку злополучный монитор.

Вовчик многозначительно молчал.

Конечно, он считал, что вот его стихи - это совсем другое дело.

Наивный.

Три дня от него не было никаких вестей. На четвертый я не выдержала и позвонила ему.

- Ну что? Как дела?

В трубке тяжело вздохнули, а потом раздались короткие гудки.

 

На презентацию новой книжки стихов поэта М. я идти не собиралась. Десять лет назад я полностью завязала с поэзией, окончательно поняв, что второй тёти Муси из меня не выйдет. Но институтская подруга уговаривала очень настойчиво и в конце добавила.

- Ты знаешь, кто там будет? Вовчика помнишь?

- Конечно, помню.

- Он же теперь звезда...

- Да ты что? Не может быть? Вовчик - поэт?

- Владимир Анатольевич - поэт? Бери выше.

- Как выше, - растерялась я.

- Восходящая звезда литературной критики. Его коротенькое предисловие к книжке начинающего поэта - путевка в жизнь, можно сказать. А уж ругательная рецензия - пиши, пропало.

 

Конечно, я не могла пропустить такую возможность увидеть Вовчика.

Он погрузнел, полысел немного. Стал одеваться солидно и шикарно - видно материальных трудностей нищих поэтов у него не наблюдалось.

Меня сразу узнал и, оставив свою собеседницу, подлетел с улыбкой.

- Таня! Сколько лет! Ты где? Не видел твоих книг совсем. Рассказывай.

- А что рассказывать? У меня все хорошо, замужем, сыну скоро пять, работаю в газете.

- А стихи?

- А стихи я бросила, с того раза и бросила.

- Что совсем?

- Совсем.

 

Мне показалось или я действительно услышала, как он вздохнул тихонько с облегчением?

Мы обменялись еще несколькими общими фразами до того, как очередная поклонница увела его "серьезно поговорить".

 

Ночью я долго не могла заснуть. Мои мужчины уже видели третий сон, а я все лежала и думала: может, я упустила свою возможность, свое счастье. Может, не смогла распорядиться свалившемся на меня наследством?

 

Ночь была теплая, и я вышла на балкон. В небе висела апельсиновая луна. Ее насыщенный оранжевый свет на фоне чернильной густоты беззвездной южной ночи навевал лирические мысли. Я вдруг ощутила где-то под ложечкой предчувствие нерожденного стихотворения, в голове закрутились какие-то строчки.

Плач сына резко вернул меня на землю - опять страшный сон малышу приснился. Я бросилась в спальню.

 

Нет, у каждого свое счастье - главное это вовремя понять и не перепутать.