Вождь мирового пролетариата часто изрекал с трибуны прописные истины – время было такое, слушатели неграмотные, надо было проще выражаться. Потом его лозунги обкорнали так, как было удобнее для текущего момента – и снова кинули в массы. Иногда смысл при этом менялся до неузнаваемости. Вынесенный в эпиграф лозунг, например, подразумевал обучение коммунизму (и в этих рамках – овладение военным делом, если кто ещё помнит первоисточник). Но потом оказалось, что не хватает любых специалистов – и лозунг сократили до трех слов и свели дело к учебе «вообще». Заодно приплели и «овладение всей суммой знаний, накопленных человечеством» (а это уже из другой оперы, но того же автора).

Слов нет – как хорошо всё получилось. Все учатся, причем гимназическое образование предали анафеме как «эксплуататорское», а в уездных Наробразах по большей части засели случайные люди. В результате в школах учат «понемногу – чему-нибудь и как-нибудь». У Каверина в «Двух капитанах» замечательно описана обстановка в школе этого периода – нет смысла пересказывать.

В высшей школе кавардак ничуть не меньше. Профессоров не хватает (кто отдал Богу душу, кого большевики выгнали, кто сам уехал), «красных профессоров» наштамповать в нужном количестве пока не успели – а толку-то от них? Конечно, немедленно загубить все таланты было нелегко, и даже в таких условиях многие специалисты смогли проявить себя, пока не ввели ограничения на социальное происхождение.

Но благодаря ускоренному выпуску и нехватке преподавательских кадров уже во второй половине 20-х годов уровень выпускников ВУЗов упал настолько, что даже нарком просвещения Луначарский забил тревогу. Хотя именно он и нацелил всю систему образования на обработку подрастающего поколения с позиций коммунистической идеологии, но всё же понял, что одними лозунгами много не сделаешь – специалистам нужны и другие знания. Но не всем.

В статье «Наше западничество» («Огонек» №5, 1929 г) Луначарский писал:

Фактически Анатолий Васильевич предлагал восстановить статус-кво дореволюционного образования: немногочисленные специалисты высшей квалификации (инженеры) задают общее направление и координируют усилия, а рутиной занимается армия специалистов средней квалификации (техников). Нормальное разделение труда. Но только не в той стране, которой «может управлять кухарка». В этой стране высшая степень социальной справедливости – уравниловка, и Луначарский тут же оправдывается:

Понятно – денег нет, и дать всем студентам широкое научное образование невозможно. Но и «не всем» дать его нельзя – студент уже не тот, пошла волна «жертв экспериментального образования». А те, кто получил более-менее приличное образование (в том числе и домашнее), по странному стечению обстоятельств оказались «классово чуждыми», и путь к высшему образованию им заказан. Да и преподавателей старой закалки уже практически не осталось, часто преподают вчерашние студенты.

 

Итак, на дворе 1929 год, заканчивается «оттепель». Критиковать «отдельные недостатки» еще можно, но уже с оглядкой. Из выступлений Луначарского сделали оргвыводы. В результате с поста наркома просвещения Анатолия Васильевича быстренько отправили в председатели Ученого комитета при Совнаркоме, а потом и вовсе – на дипломатическую работу. Как Коллонтай. Пока что проштрафившихся большевиков отправляли именно туда... Других последствий глас вопиющего в пустыне не имел – просто к образованию добавили еще порцию идеологии.

А кадры нужны. Еще не сказано, что они «решают всё», но мысль уже витает. Поэтому рабфаки и ВУЗы нарастающими темпами выпускают скороспелых «полуспециалистов», но дают им диплом инженера – великое очковтирательство уже началось. А знания этих, с позволения сказать, «командиров производства» – в лучшем случае по программе технического училища: голая практика с урезанной теорией, умение мыслить отсутствует по определению – некогда его отыскивать, а тем более – развивать. Пока не всех старых специалистов отправили на пенсию или на Соловки, они тянули на себе производство, заодно доучивая «инженеров ускоренной выпечки». Плюс к этому до середины 30-х годов в Стране Советов трудилась масса квалифицированных иностранных специалистов (сначала немцев, позднее – американцев), вклад которых в развитие нашей промышленности очень скоро стало не принято вспоминать.

Справедливости ради следует отметить, что среди выпускников рабфаков были замечательные специалисты с хорошим уровнем подготовки – но это уже их личная заслуга, отнюдь не системы образования. А уж когда учебу скрестили с индустриализацией – стало совсем тошно. В ходе погони за количеством качество образования чуть не потеряли окончательно – но при стахановском подходе к любой деятельности думать уже и не требовалось. Сказано же великим вождем и учителем, что вооруженный передовой и единственно верной коммунистической идеей человек может горы свернуть. А тут какие-то вредители расчетами доказывают, что для этого еще и динамит нужен… Ату их!

А страной на всех уровнях уже командуют только партийные недоучки-крикуны новой формации. Знаний у них нет, но взамен есть готовность «проводить линию партии». Проще выполнять их распоряжения, чем доказывать, почему это нереально. А уж когда не получилось – «втереть очки», приписать, а ещё лучше – найти вредителя, который во всем виноват. Иначе остается взять вину на себя. В результате такой постановки вопроса все разоблаченные «вредители» («врагами народа» их назовут чуть позднее) – как на подбор, спецы, или «антилегенты», оклеветанные или оговорившие друг друга.

И вот уже сфальсифицированный процесс Промпартии, спецы каются во всех грехах – и отношение ко всей «прослойке» меняется не в лучшую сторону. После этого процесса человек образованный у значительной части населения (ещё вчера вовсе неграмотной) вызывает легкую неприязнь одним лишь только фактом своей образованности, и уже вынужден чуть ли не оправдываться в этом. Талантливые и честные специалисты ещё пытаются что-то делать «ради державы», и власть охотно идет им навстречу – загоняет в тюремные «шараги», чтобы повысить производительность труда. В числе первых туда попадает Туполев – создатель цельнометаллических самолетов, «крестный отец» алюминиевой промышленности и советской авиации, воспитавший многих авиаконструкторов.

Фильтрация и изоляция «умных» идет быстро и эффективно во всём обществе. В итоге в сознание масс прочно внедрилась мысль, что быть «шибко умным» опасно. Следующую аксиому – «будь, как все и не высовывайся» вбили в головы несколькими годами позже – к 1938 году.

 

Неужели никто не замечал катастрофического падения уровня образования и последствий этого? Еще как замечали. В уже упоминавшейся статье Луначарский пророчески писал:

Но глубокое, всестороннее образование дает умение мыслить независимо (и отстаивать свою позицию), а это уже опасно для тоталитарной власти. В силу этого масштабное образование совершенно не нужно «человеку-винтику», который должен стать составной частью государства нового типа – пусть довольствуется свой узкой областью. И не слишком глубокой.

Впрочем, когда «наверху» прикинули ущерб от деятельности «винтиков-недоучек» всех уровней, качество высшего образования в прикладных (не гуманитарных) отраслях решили поднять – но до войны не успели. Да и учить уже стало некому – высшую школу основательно «почистили» ещё до ежовщины…

Вернулись к проблеме инженерного образования уже после войны, и, надо сказать, быстро подняли его на приличный уровень. Хотя, по большому счету, образование послевоенных инженеров все равно трудно было сравнить с дореволюционным. Даже там главенствовала идеология, что уж говорить о гуманитарных специальностях – только успевали «продажных девок империализма» клеймить. Но наши дипломы тогда ценились во всем мире, ВУЗы действительно выпускали инженеров, а техникумы – техников.

Школьные безобразия закончились чуть раньше – к середине 30-х школы вернулись к проверенной десятилетиями гимназической программе в сильно урезанном варианте: выбросили ненужные советскому человеку логику, риторику, латынь и греческий, зато напичкали историю коммунистическими догмами. Позже и к раздельному обучению вернулись – мальчики отдельно, девочки отдельно. Опять же удобно, никаких лишних мыслей во время уроков, ничто не отвлекает от процесса обучения. О социальной целесообразности такого подхода можно спорить, но для учёбы – полезно. Впрочем, раздельное обучение прекратили после смерти «вождя и учителя».

В течение двух последующих десятилетий уровень школьного образования был достаточно высоким, если не считать постоянно снижавшегося уровня преподавания иностранных языков в обычных школах (помните – «читаю и перевожу со словарем»). Да и зачем советскому школьнику хорошо знать иностранный язык? Все равно разговаривать не с кем, «не положено». А для тех, кому есть, с кем разговаривать – спецшколы.

Но остальные учебные дисциплины были сбалансированными и преподавались во взаимосвязи, с массой дополнительной информации – и она, как минимум, способствовала пониманию и запоминанию, стимулировала интерес к расширению знаний. Учитель географии, рассказывая про Америку, обязательно говорил об экспедиции Колумба и о знаменитом яйце. Учитель истории, рассказывая о Наполеоне, цитировал «Войну и мир», «1793 год». Учитель литературы оперировал историческими и географическими категориями. Все учебники были написаны отличным языком, хорошо иллюстрированы и читались, как художественное произведение.

Но желающих продолжить образование после школы становилось все больше, а желающих стать к станку – все меньше. В ход пошли разнообразные методы регулирования – образовательные, экономические, идеологические. Дошло до абсурда. Еще в конце 60-х годов слово «инженер» или «профессор» звучало гордо, статьи так и подписывали – «инж. Иванов», «проф. Петров», «к.т.н. Сидоров». Но уже к началу 70-х годов эти приставки исчезли из употребления: редакторам общеупотребительных журналов и газет спустили «указивку» не акцентировать внимание на статусе автора – наверное, чтобы не обижать «гегемон»? Упоминание ученой степени сохранилось лишь в профессиональных малотиражных изданиях...

 

Так называемая «новая программа», введенная в школах с 1970 года, преподносилась как стремление сделать знания более приближенными к жизни, но мое мнение – что это не просто очередной «продукт» чиновников от образования, а намеренное ограничение уровня знаний выпускников с целью направить возможно большее их количество в сферу производства.

Достаточно сравнить учебники конца 60-х и начала 70-х – и все станет ясно. Учебник физики Пёрышкина был приближен к реальной жизни – ближе некуда, и написан был живым языком, понятным не самому башковитому шестикласснику. Заменивший его учебник «двух Кикоиных» – редкостный по заумности, был написан почти академическим стилем – как для студентов (хотя и для них так писать не стоит). Я имел возможность пользоваться двумя учебниками сразу, и вряд ли нужно говорить, какому из них я отдавал предпочтение. Учебник истории древнего мира претерпел странные метаморфозы – за пять лет из него исчезли несколько разделов и масса иллюстраций. Учебник литературы вообще превратился в филькину грамоту и сильно похудел.

Какими бы благими целями не оправдывали эту реформу, но уровень школьного образования в результате заметно снизился, хоть и не сразу. В силу инерции остальных явлений культуры общий её уровень в 70-х годах оставался высоким. Популярная литература, написанная хорошим литературным языком, давала школьникам дополнительные знания. Многие факты подавались ненавязчиво – популярные журналы («Вокруг света», «Наука и жизнь», «Техника – молодежи» и т.д.) публиковали на полях коротенькие заметочки из серии «А знаете ли вы, что...» – массу полезнейшей для общего развития информации. Но – школьники начала 80-х читали уже гораздо меньше своих старших товарищей, и телевидение сыграло в этом не последнюю роль.

Упал и уровень высшего образования. Попытки нестандартного мышления чаще всего пресекались («тебе что, больше всех надо?»), учебный процесс отстал от жизни, и превратился в простое заучивание сведений – без умения ими пользоваться. Особенно заметно это было в инженерных ВУЗах – многие дипломные проекты были каллиграфически выполненными копиями прошлогодних. Это прекрасно знали экзаменаторы – но ведь студента пять лет учили, теперь его надо выпустить.

Потом пришла перестройка и рынок, и в очередной раз была «разрушена до основанья» система образования. Да, советское образование уже было далеко не идеальным, но всё ещё превосходило зарубежное по глубине и систематичности знаний. Наверное, это кому-то мешало… Постепенно сокращалось учебное время на дисциплины, ненужные для «практической» жизни («нероссийская» история, астрономия, география), затем настала очередь фундаментальных знаний. Не буду спорить, будущему финансисту или маркетологу теория относительности Эйнштейна вряд ли пригодится, но зачастую он даже не знает – кто это? Уж не собачка ли из фильма?

Его Величество Рынок расставил все по местам: знания окончательно разделились на «нужные» и «ненужные», школьных программ стало много – по направлениям, что-то «углубленное», а что-то «по верхам». Вдобавок конкуренция книгоиздателей и авторов учебников привела к изобилию безграмотно и непрофессионально написанных книжонок, по сравнению с которыми «два Кикоиных» – литературный шедевр. Я не против непрофессионалов вообще, но способностью к самообучению и внутренней ответственностью обладают лишь немногие. Вот и появляются «кое-какие» учебники, и на них выросло уже целое поколение, обученное кое-как. И они все остальное будут делать кое-как... Потому что привыкли! Собственно, это уже и не удивляет – пропало то, что раньше называли «рабочая совесть». Никого не волнует результат труда, только бы быстрее «спихнуть» работу, и чтоб хорошо заплатили. И школа в этом точно не виновата – всё от семьи идет.

Я боюсь, что уже «слишком поздно» что-то делать. Поколение недоучек крепко встало на ноги, и себе в помощники будет готовить и подбирать таких же – чтобы не превзошли. В результате этой идеологической диверсии мы имеем то, что имеем – пока только умственный застой. Скоро начнется деградация нации…

Многие молодые люди уже не знают элементарных фактов нашей истории, или знают их в «американской» версии, в их головах чудовищная каша. Радио, телевидение, а затем интернет отбили вкус к чтению книг – не поэтому ли из ЕГЭ убрали вопросы по литературе, а то ведь никто не сдаст экзамен? Молодежные теле- и радиопередачи культивируют безграмотность и пошлость. В любой газете можно найти не только опечатки, но и фактические ошибки. Всесторонние, энциклопедические знания стали считаться чуть ли не преступлением, теперь их приходится скрывать – чтобы ненароком не обидеть собеседника. Возвращаемся в 30-е? Печальная картина…

 

Четверть века назад КВН-щик Андрей Кнышев предлагал шуточные вопросы для тестирования школьников – сегодня они представляются мрачным пророчеством:

Боюсь, что единственным вариантом ответа сегодня будет последний. Бог с ним, с Цеденбалом – его уже и монголы забыли, но за Буцефала обидно…