Приглашаю в очередной раз совершить путешествие в царство рифмы. А поскольку в оном, как читатель помнит, более всего приветствуются речи, обладающие явными и несомненными признаками родственной связи с царствующей особой, то и речь пойдет ниже непосредственно о самой рифме. В этой связи мною были взяты два примечательнейших стихотворения Юлии Вольт и Геннадия Антонова. Попробуем выделить на сей раз и исследовать систему рифмовки в этих произведениях и два очень интересных ее аспекта – внутреннюю семантику рифмы и так называемую «авторскую рифму». Позволю себе некоторые пояснения. Почему именно эти два стихотворения? Во-первых, потому что они оба – мастерские, созданные виртуозами поэтической техники и слова. Во-вторых, они совершенно разные по кругу поднимаемых в своем содержании проблем или явлений. В-третьих, каждое из них обладает своим уникальным настроением, эмоциональным фоном. То есть, как видит читатель, материал для нашего исследования взят разнородный. Вместе с тем я должен отметить один момент. В нашем разговоре не будет идти речь о сравнении этих двух стихотворений, ибо каждое из них великолепно в своем роде (хотя, по правде говоря, мне ближе стихотворение Юлии Вольт). Мы лишь взглянем на некоторые интересные нюансы, связанные с рифмой в этих двух произведениях. Для начала, по уже установившейся традиции, позволю себе процитировать эти два стихотворения: 1. Стихотворение «Гончар» Юлии Вольт. В дебри завел поиск смысла исконного. В тайну шагнуть не рискну. Рыжую-рыжую пыль с подоконника мягкой пуховкой смахну. Облако пыли диковинной птичкою к свету взметнется, в лучах преобразится в иное обличие – мне улыбнется Гончар. Древний Гончар – воплощение вечного – не исчезай! Объясни! Падали жребием странные встречи мне, вещие видела сны. Розы шипы испытала и розог раж. Думала – передохну. Только сама тут же выпала в розыгрыш. Не на коне. На кону. Были верны саблезубые тигры мне, предан конек-горбунок. Но с белоглазою чудью заигрывать – невидаль и невдомек. Да и негоже, негоже, негоже мне! Лезла сама на рожон, и потому не шелками – рогожею выдался мне летний сон. Может, утешит меня, беспокойную, плач у мужского плеча... - Вот и нашла ты ответы исконные, – тихо промолвит Гончар... Рыжую-рыжую пыль с подоконника мягкой пуховкой смахну. С полу подняв, деревянного коника к прочим фигурам верну... © Юлия Вольт, 18.09.2003. 2. Стихотворение «Февраль и немного эротично...» Геннадия Антонова. Скоро весна, а февраль упирается – сильно морозит. Но солнца - завал! Если б не снег, то вокруг - будто рая сад, змей будто Еве здесь фрукты давал. Холодом схвачены райские яблони, вряд ли смородина будет. Как жаль! Без витаминов и крайне ослабленным всем нам придётся на пляже лежать и заставлять себя силами слабыми тело подставить под плазменный нимб, а на вопрос, мол: "Общаетесь с бабами?", - крайне устало ответить:"Ни-ни!" Бродит котяра, от солнца шалеющий, не понимая февральской игры. Рыжий, терпи! Только пара недель ещё. Станешь кумиром подвалов и крыш! Утренне вяло, но по нарастающей копит потенцию солнечный горб. Сила светимости, в общем-то, та ещё, но и такою восток алый горд. "Боже! Скорей бы!", - из пастей и ротиков слышится страстный весенний призыв. Страждущим мартовской бурной эротики, пусть утешительно (пусть! Но ведь всё-таки!) – выслал февраль солнцелучно призы. © Antogen Казалось бы, что еще можно сказать по этому поводу, после всех тех томов научных трудов, монографий, статей, да и стихов, рифме посвященных, которые увидели свет с момента изобретения книгопечатания? И все же, как стихия языка безмерна и непостижима до пределов своих, так и рифма обнаруживает столь примечательное богатство вариаций, что еще долго будут находить здесь неожиданные клады и совершать удивительные открытия. Для начала разберемся с каталектикой, сиречь системой упорядоченного чередования клаузул, или краесозвучий, как их еще называют в русском стихосложении. Нетрудно заметить, что рифменная инерция в обоих стихах построена на четко соблюдаемом чередовании дактилической и мужской рифмы, благо и размеры авторами были подобраны подходящие: в нечетных строках – полноразмерный 4-хстопный дактиль, в нечетных – он же, но 4-х стопный (в стихе Геннадия Антонова) и 3-хстопный (в стихе Юлии Вольт) и в обоих случаях усеченный на два слога в конце строки. Не вызывает сомнения тот факт, что поэтами сознательно был выбран этот метр. Другими словами, особое внимание авторов в области техники стиха было направлено не в последнюю очередь на рифму. Что интересно, есть определенная закономерность в том, что наряду с дактилической больше используется мужская рифма, нежели женская. Видимо, это связано с тем, что мужская рифма с точки зрения симметрии является как бы полярной к дактилической или, как сказали бы логики, образующей логическую ей противоположность. Как уже было подмечено, рифма в целом есть явление симметрии. Поэтому логично, что и внутри системы рифмовки отдельного стихотворения рифма стремится к симметричности. Говоря о краесозвучии, взгляд наш будет обращен преимущественно на дактилическую рифму, так как мужская рифма в русской поэзии изучена и освоена и читателями, и поэтами в такой степени, что даже возможные находки воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. А здесь среди мужских рифм особых находок, пожалуй, нет, есть даже и глагольные рифмы, но именно в силу привычности мужской рифмы они воспринимаются абсолютно естественно. Хотя Геннадий Антонов смело вводит в мужскую рифму разные ее типы: открытый и закрытый. Сравните: «игры – крыш», «призыв – призы» и другие. Вообще, к слову сказать про мужскую и не только рифму, мне лично непонятно, почему ныне так ополчились на глагольные ее формы: дескать, они и пошлые, и затертые, и банальные… На мой взгляд, все зависит от той эстетической функции, которую они выполняют в стихотворении. Конечно, если автор пишет только ими, то ему следует попробовать и другие типы рифм. Однако часто погоня за неожиданными и изощренными сочетаниями неоправданно затемняет смысл стихотворения, что не идет ему на пользу, ибо приоритет здесь все-таки за смыслом. Но мы немного уклонились от темы. Мужские рифмы в стихотворении присутствуют, но никакой рифменной монотонии мы с вами как читатели не ощущаем, и связано это, без сомнения, с дактилической рифмой, вносящей ту самую изысканность своей виртуозностью и неожиданностью. Здесь впору сказать о том, что дактилическая рифма – вообще весьма богатый на сюрпризы феномен в русской словесности. Как известно, в нашем языке большой пласт лексики образуют многосложные слова, легко укладывающиеся в различные размеры и позволяющие варьировать ударность в словоформах. Что еще нужно для поиска новых, ранее не бытовавших созвучий? Особенно, если учитывать возможность создания концевого краесозвучия с помощью комбинации слов. Речь идет, как читатель уже понял, о так называемой составной рифме. Кроме того, вариативность орфографии тех или иных падежных окончаний у существительных и прилагательных в дополнительной мере способствует поиску нужных созвучий. Обратившись непосредственно к текстам наших стихотворений, мы сразу отмечаем для себя искомые рифмы: 1. Исконною – подоконника Птичкою – обличие Вечного – встречи мне Розог раж – розыгрыш Тигры мне – заигрывать Негоже мне – рогожею Беспокойную – исконные Подоконника – коника 2. Упирается – будто рая сад Яблони – ослабленным Слабыми – бабами Шалеющий – недель еще Нарастающей – в общем-то та еще И ротиков – эротики – все-таки Как мы видим, из четырнадцати приведенных рифменных пар восемь являются составными по своей морфологии, три обязаны своим генезисом вариативности падежных окончаний, и только четыре являются обыкновенными. Можно отметить, что в случае с составной рифмой ряд пар образован одним и тем же методом – прибавлением к значимому слову (как в смысловом, так и в рифменном отношении) энклитики – местоимения «мне» или наречия «еще». Отчасти это недостаток, так как, взяв сами по себе интересующие нас рифмы, можно углядеть известное однообразие. Возможно, нам, читателям, хотелось бы большей утонченности в этом вопросе. С другой стороны, дактилические рифмы в стихотворении перемежаются мужскими, происходит игра рифменных цепей, а кроме того, они в достаточной степени богаты по звуковому ряду и в принципе по природе своей изысканны, что вполне искупает некоторую подмеченную мной повторяемость. Чем еще интересна и знаменита дактилическая рифма? Несмотря на разнообразие способов ее построения, она достаточно трудна. Поэтому не будет с моей стороны особой натяжкой сказать, что умение уверенно использовать в стихотворной ткани созвучия такого рода является для поэта неким, образно говоря, «знаком качества». В этой связи прошу обратить особое внимание на те пары, морфология которых отличается от уже подмеченных выше закономерностей. Это пары «розог раж – розыгрыш», «упирается – будто рая сад» и «и ротиков – эротики». И вот с ними-то и связаны те самые нюансы, о которых мне тоже хотелось бы поговорить. Возьмем, например, пару «упирается – будто рая сад». Посмотрите, если взять только основу рифмы – ударный слог – и заударную ее часть, то не кажется ли, что созвучие сразу потускнело? Как я убедился, некоторые даже воспринимают эту рифму как слабенькую. Но автор предвидел такой поворот событий и добавил рифме дополнительную опору в виде совпадения ударного гласного в предударной части рифмы. В слове «будто» гласный «у» замечательно сыгрывается с первым звуком второго рифмованного слова. Это связано с тем, что начало слова как таковое тоже характеризуется своим слабым, редуцированным ударением. Для русского языка в силу его особенностей такое явление присуще в весьма малой степени, но рифма заставляет работать в свою пользу даже такие незначительные для обычного речевого потока явления. То есть богатство рифмы нужно искать иной раз довольно далеко от основной ее части. А возьмем пару «и ротиков – эротики»! На мой взгляд, это сочетание – блестящий образец существования «рифмы» внутренней семантики слов. Позволю себе небольшое теоретическое отступление, чтобы пояснить свою мысль. Поэты-практики давно борются с затертыми рифмами в силу частотности их применения и некоей даже предопределенности. Я говорю о рифмах типа «огонь – конь», «розы – морозы» или «грезы», «любовь – кровь»… Дополнять этот ряд можно долго. Чаще всего дело здесь в том, что указанные слова находятся в близких семантических рядах или полях языка. Но на мой взгляд, от этого явления нужно отличать пересечение коннотаций, или дополнительных значений, в семантических ядрах лексем. Вот это пересечение и дает эффект удивительного сродства слов, образующих рифменную пару, рифмы не только звуковой формы слов, но и их смысла. Согласитесь, что в свете значения слова «эротика» словоформа «ротики» читается с гораздо большим интересом, вызывает даже некоторое эротическое ожидание. Так что в этом случае использование именно этого уменьшительно-ласкательного варианта слова «рот» становится не просто удачно найденной рифмой, а стилистическим приемом усиления воздействия на читателя общего эмоционального строя стихотворения, то есть становится элементом поэтики. Осталось еще сочетание «розог раж – розыгрыш». Составная дактилическая рифма и здесь приготовила сюрприз – именно для такой рифмы на сегодняшний день характерна перспектива найти такое сочетание, которое затем войдет в историю поэзии вместе с именем поэта – создателя этой рифмы. В самом деле, с кем из классиков ассоциируются у нас в первую очередь составные дактилические рифмы? Конечно же, с Владимиром Маяковским! Вспомним его «триста вам – пристава», «обиды им – выдоим», «гиря ведь – выреветь» и много других. Не счесть! Вот одни из самых известных примеров: "Дети, _____Чего испугались крови? отмойте ________папе _____________от крови щёку! Строить лёгочь ______________небесных кровель папе _____небесному кровельщику". И "Как будто _________годы ______________взял за чуб я, - станьте _________и не пылите-ка – рукою ______своею собственной ________________________щупаю бестелое слово _______________«политика». Но русское стихосложение знает и иные яркие примеры созвучий, которые становились впоследствии как бы «именными». Еще А.С.Пушкин стал автором узнаваемой и спустя почти два столетия рифмы «Чайльд-Гарольдом – сО льдом». Относительно недавно один сетевой автор использовал тот же прием, несомненно восходящий к упомянутой рифме, составив такую пару: «нА льду – Вивальди». Учитывая, что мы говорим в данном случае о своего рода «авторской» рифме, ибо никому более не приходило в голову применить находку Пушкина, то налицо даже не аналогия, а плагиат. А бессмертное минаевское «Даже к финским скалам бурым Обращаюсь с каламбуром…»? А ведь были и другие находки, например, весьма известна северянинская рифма «Лохвицкой – вздох людской», передающая в полной мере отношение автора к поэтессе Мирре Лохвицкой, которую в конце XIX века называли «русской Сафо». Вышеприведенный ряд узнаваемых, можно сказать, «авторских» находок пополнился рифмованной парой и из стихотворения Юлии Вольт, послужившего предметом рассмотрения в нашей статье. Вспомним полностью строки: Розы шипы испытала и розог раж. Думала – передохну. Только сама тут же выпала в розыгрыш. Не на коне. На кону. «Розог раж – розыгрыш» - чем не авторская находка? По крайней мере, за три года бытования стихотворения в необозримых просторах русского литературного интернета она более нигде не встречалась. Разумеется, нужно отдавать себе отчет, что не все может быть найдено средствами распространенных поисковиков, да и бумажную литературу нельзя сбрасывать со счетов. Тем не менее, эта рифма, как минимум, заслуживает внимание необычностью значений скомбинированных слов, усиливающихся виртуозной звукописью: «розы … розог», «шипы … испытала», «не на коне. На кону». Кроме того, отступая от темы, посмотрите, какими плотными мазками положен здесь смысл! Идиомы, необычные смысловые сочетания, ни одного незначимого слова! Сколько ассоциаций, смысловых ходов заложено в эти строки. Надо заметить, такая «плотность смысла» в строках – отличительный знак поэзии Юлии Вольт. Возвращаясь к предмету нашего разговора, вырисовывается крайне интересный аспект: может ли в принципе рифма быть «авторской»? Учитывая общественный характер языка, вряд ли можно «запатентовать» за тем или иным поэтом неожиданную и подчас великолепную авторскую находку. Но говорить о своего рода первенстве в использовании оной, в открытии именно этого конкретного созвучия, на мой взгляд, вполне оправданно и уместно. Наверное, стоит отметить, что запас созвучий в русской поэзии далеко еще не исчерпан, более того, освоен поэтами едва ли в значительной степени. В этой связи тем читателям, которые сами не прочь застолбить за собой «авторскую рифму», я позволю себе напомнить совет Владимира Маяковского: «Я всегда ставлю самое характерное слово в конце строки и достаю к нему рифму, во что бы то ни стало. В результате моя рифмовка почти всегда необычайна и, уж во всяком случае, до меня не употреблялась, и в словаре рифм её нет». Удачи в поисках новых рифм! | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
