Перчатка вызова
Поединок
|
Донник - сердечная трава. Рассказ.
Небо заглядывало к нам звездными россыпями, тополя сыпали на «Ладу» желтые листья, а какой-то настырный ветерок стучался в ее дверь.
– Давайте впустим его, – предложила Женя; в глазах ее сверкали искринки, которые я успел полюби… ой, нет! – к которым я успел привыкнуть
Она попробовала открыть свою дверь, но не смогла: «Лада» не хотела ее выпускать. Женя сделала еще несколько попыток, но тщетно: дверь не открывалась.
«Все понятно, – решил я, – ее это фокусы, «Лады».
К женщинам, которых ей доводилось возить на переднем, справа от меня сиденье, «Лада» относилась очень чувствительно. Какая-то ей нравилась, какую-то она только терпела, а какую-то принимала в штыки.
С одной моей знакомой у «Лады» сразу же не сложились отношения: ну, не нравились они друг другу, и все тут; изменить что-то я был не в силах.
– Резину надо менять вовремя, – выговаривала эта знакомая, хлопая каблучком по шинам, видавшим много не самых лучших дорог. – И что за цвет у нее такой – красный? Нельзя было выбрать другую, с более спокойной расцветкой?
– Да и вообще, – сказала она как-то, не помню, по какому поводу, – машину пора менять. Скоро она начнет сыпаться и будешь работать на автосервис: старая снасть отдохнуть не даст…
И тогда «Лада» пошла в отказ: просто не тронулась с места – под предлогом неполадок в сцеплении.
– Ну вот, что я тебе говорила…– сказала знакомая и с такой силой хлопнула дверью, что я не удержался:
– Что ты делаешь, ей же больно…
– Тогда и жалей свою «Ладу», – съехидничала она. – Машина тебе ближе, чем женщина…
И пошла на остановку троллейбуса.
– Наверное, – сказал я ей вслед и добавил, обращаясь к «Ладе»: – Ну, что ж, будем считать, что вы не сошлись характерами…
«Ладу» я понимал: она была вовсе не старой – что для машины два с лишним года, ее век куда больше.
Без труда устранив неполадки, я уехал один, за город, а по пути взял на борт одну даму – как попутчицу. Но потом она стала ездить с нами на совсем других правах: «Лада» ее сразу приняла, а раз так, то и мне было деваться некуда. На какое-то время «Лада» даже сменила стоянку – ближе к ее дому.
Этот роман был ярким, может быть, оттого, что протекал на природе – при любой возможности мы выезжали за город.
По кругу горизонта там открывались зеленые луга, пшеничное поле и деревня вдоль высокого, в зарослях ивы, берега реки. А небо, присев на облака, смотрело на нас из прозрачных высей. Смотрело и солнце; лишь иногда, из вежливости, оно уходило в облака. И, смущаясь, краснела моя милая «Лада».
А какие вокруг были травы!
Вот донник – сердечная трава, казалось, она и растет со дна счастья. У нее длинные продолговатые веточки, покрытые белыми и маленькими, как снежинки, цветками-листочками. Она заглядывала ими в окно «Лады», и счастье будто брызгало в нас мелким дождиком. А мы – в них, в цветы донника! Потому что находились на самом дне счастья…
А как описать запах донника, с чем его сравнить? Запах утреннего тумана, запах влажности? Он не резкий и не острый, от него не кружится голова. Если у запахов есть цвета, то запах донника – зеленый. Вот запах роз – он оранжево-желтый и явно благородный. А запах донника – не совсем благородный, в нем нет этой искусственной изысканности. Но он – настоящий, от природы, чистый и без примесей.
Запах донника трудно описать, но он помнится. Женщинам он напоминает шлейф от хорошей парфюмерии. Но парфюмерия – это опять искусственно. А запах донника – чистая природа: ведь не скажешь, что такие-то цветы пахнут духами «Москва».
И в то же время – это трава настроения. Когда мы вышли из автомобиля, нам показалось, что она укоризненно покачала головой и склонилась. А тут и солнце запряталось в облака.
Недалеко в поле пасся красавец-конь; ноги у него были спутаны, и он так некрасиво и неестественно подпрыгивал, передвигаясь с места на место. Спутанные ноги коня были олицетворением неволи и напомнили мне супружеские кольца. Бегать, разминаться вволю предписано коням природой. Может, то же предписано и людям, а они сами напридумали себе неволю в кольцах? Спорный вопрос: не знаю, не берусь судить…
Вскоре опять выглянуло солнце, оно клонилось к закату. Мы удивились его цвету и стали думать, как, подобно запаху донника, описать этот цвет. Придумали: это цвет зрелого персика.
Это был красивый роман, и я думал, что красивыми у нас могли быть и дети. Но – не получилось; возможно, просто не успели: то, что соединяло нас, куда-то исчезло, рассеялось, растворилось. И один из нас как-то сказал:
– Погода что-то стала портиться. Давай разбежимся?
Природа стала у нас причиной счастья, а погода явилась поводом для разрыва. Так бывает…
Одна только осталась проблема: собака, ее мы завести успели. И так я к ней привязался, что, точно отец, разобщенный с ребенком, теперь выпрашиваю разрешения на свидания. Когда я приезжаю к собаке, она по-прежнему приносит мне тапки, надеюсь, приносит их только мне.
Прощаясь, я говорю ей:
– Милый пес, мне так жаль уходить. Но жизнь и состоит из таких эпизодов…
Мне приятно, что собака помнит и тянется ко мне, как и раньше. А вот четки, красивые четки из крупного янтаря, которые очень нравились моей даме, ко мне изменились. Я часто держал их в руках, и казалось, что не только янтарь вбирал, накапливал в себе мое тепло или даже чувства, но и от него шло ко мне нечто, идущее из миллионнолетней истории этих застывших капелек смолы. Одним словом, с четками у меня был вполне ощутимый контакт. Иногда я давал их своей даме – как детям дают слушать морские раковины, и у нее также устанавливался контакт с янтарем.
Когда мы с ней разошлись, что-то мешало мне брать эти четки в руки. Спустя два или три месяца я все же взял их в руки, и они отозвались мне полной глухотой: четки ничего мне не говорили, и я им, видимо, тоже. Теперь это были просто камни, красивые, но и только.
Так бывает и среди людей: жили, жили они вместе и вдруг стали чужими. Прислушаются, присмотрятся друг к другу и говорят удивленно:
– Слушай, а мы вроде теперь как чужие… Ничего нет друг к другу. Куда все девалось…
Впрочем, это открытие часто не мешает людям и дальше жить, как жили: по привычке. Или по надобности…
Была и передача на телевидении. Как-то мы вместе попали в кадр – в сюжете о погоде, но смотрели эту передачу уже каждый в отдельности. Жизнь, как и погода, так переменчива…
А на «Ладе» осталась царапина – что-то задел в темноте, сняв полосу краски. Что ж, зашпаклевал ее потом, закрасил и не стало царапины. Только приглядевшись, увидишь маленький след. Да и во мне, если прислушаться, какой-то отголосок остался – точно царапина на сердце.
После нашего разрыва «Лада» долго хандрила. У нее вдруг упала мощность: подъем, который раньше она преодолевала играючи, теперь ей давался с трудом – жалко было слушать, как напряженно, с надрывами работал двигатель. И как долго она набирала скорость… Пришлось ставить бедняжку на профилактику: пригласил специалистов, поменял масло, свечи, промыл инжектор…
Известно: семья без детей, да в гражданском браке – это как автомобиль без противоугонного устройства. «Ладу» мою – без противоугона – однажды едва не увели. Но она не захотела уезжать с другими и, как ни старались угонщики, заводиться не стала. Спасибо, «Ладушка»! Мне пришлось лишь восстанавливать дверь. Но это проще, чем восстановить семью…
Ветерок все настойчивей стучался в дверь «Лады», но Женя так и не могла ее открыть.
– Ваша «Лада» просто ревнует меня к этому ветерку. Или думает, что я хочу выйти. Скажите ей, что это не так…
– А сами не можете?
– Ваша машина слушается только вас, – тихо ответила Женя. – И очень заботится о своем хозяине. Мне даже кажется, – добавила она почти шепотом и приблизилась ко мне близко-близко, точно не хотела, чтобы «Лада» ее услышала, – что и женщин вам подбирает тоже она…
– Да, – признался я, – мне приходится только подчиняться. Вот и сейчас она мне что-то приказывает…
В эту ночь «Лада» познакомилась с новой для себя стоянкой – той, что была ближе всех от Жениного дома. А я познакомился с совой – мудрой, но очень нескромной птицей, которая все посматривала за нами с тумбочки у кровати. Сова была вырезана из дерева и служила у Жени в ночниках. А это дорогого стоит – служить ночником у молодой женщины…
– Кстати, с моей совой ты обязательно должен подружиться, – посоветовала Женя.
– Это я уже понял. Если «Лада» – моя советчица относительно женщин, то эта сова – твоя советчица по части мужчин… Сова и «Лада» – пусть они будут сестрами… |
|
Отдаю предпочтение рассказу Ильи за наибольшее (из трех претендентов) соответствие выбранной теме, легкое изложение, мягкий юмор.
Если бы автор так же толково мог бы изложить условия издания журнала Н/С - что, где, когда и ПОЧЕМ? , цены бы ему (автору) не было (пока же нет цены журнала, а все, что есть - бес-тол-ко-во). |
|
|
Эдуард, я понимаю, что многое еще не ясно. По Новому Современнику создан специальный форум, в нем можно высказывать все вопросы, замечания и предложения, буду только рад. Признаться, я очень нуждаюсь сейчас в помощи и советах. Многое еще в доработке, требует разъяснения, чем я сейчас и занимаюсь.
|
|
|
|
| |
Когда ты нужен… автор Елена Джамбер
Жил да был Чайник. Да, да... Самый настоящий Чайник. Пузатый, белый, с ручкой, крышкой и носиком. И был бы он самым обыкновенным, если бы не одна его замечательная особенность: он на носу носил... Нет, не очки. Свисток. И за это Чайник был всеми любим.
У хозяина часто собирались гости, они приходили поговорить, поспорить и обязательно чайку попить. Чайнику очень нравились такие вечера. Хозяин обычно брал его, наполнял доверху водой и ставил на огонь. Все сидели и ждали, когда же вода закипит. Но это было известно только одному Чайнику. Когда вода начинала в нем бурлить да пузыриться, Чайник подавал сигнал. Он свистел, сначала потихоньку, а потом и изо всех сил в свой, одетый на нос, свисток. Долго свистеть ему никогда не приходилось, хоть Чайник и любил больше всего на свете это занятие. Хозяин - человек чуткий, он быстро приходил на зов и снимал его с плиты. Гости, прихлебывая из фарфоровых блюдец душистый чай, восхищались хозяином и его умным чайником.
В такие минуты Чайник был самым счастливым на свете. Он всем был нужен. И тогда Чайник думал: - Ой! Хорошо то как! Жить и умирать не надо!
Однажды, когда в доме вновь собрались гости, и Чайник уже закипал, в гостиной разгорелся нешуточный спор. Спорили гости, горячился хозяин: - "Что же в жизни самое важное?" Одни говорили - "это - когда тебя любят", другие утверждали - "это - когда ты любишь сам". Все спорили, перебивая друг друга, и никак не могли решить - "когда же наступает истинное счастье". Шел жаркий спор. Но жарче всех было Чайнику. Про него все забыли. Он свистел, свистел… Вспотел, запарился... Всё звал к плите хозяина, но тот его не слышал. Чайнику уже стало нестерпимо больно. Вся вода в нем выкипела. И когда хозяин спохватился и прибежал на кухню, то было уже слишком поздно. Чайник почернел, закоптился, и в его боку прогорела дыра. Хозяин очень расстроился. Расстроились и гости. Погоревали, погоревали… Но делать было нечего, как только взять да и выбросить Чайник на помойку.
Лежит Чайник на куче мусора. И никому то он теперь не нужен. Никогда уж больше не придется ему посвистеть и напоить кого-нибудь чаем.
- Эх! Чем так жить, лучше утопиться! - сказал он сам себе под нос и побрел к реке. Долго шел Чайник, наступила ночь. В реке он увидел отражение звезд и круглолицую Луну. Вдруг показалось Чайнику, что Луна ему подмигнула: - "Давай прыгай! Не робей!" От этого Чайнику стало еще горше. В последний раз он видел реку, звезды и холодную Луну.
- Вот если бы с Солнышком мне попрощаться, - подумал Чайник. - Почувствовать его тепло... Встретить новый день, в последний раз. Потом и помереть не жалко. И решил Чайник, все же, дождаться первого солнечного луча. Прилег на берегу подальше от воды, на сухом песочке, и так ему было обидно и жалко себя, что Чайник тихонько заплакал. А потом засопел, засопел... И не заметил, как заснул.
***
Проснулся Чайник от какого-то странного легкого ощущения внутри себя. В нем что-то двигалось. Нет, это была не струя холодной воды, а что-то совершенно незнакомое, теплое и живое.
- Ты кто? - спросил Чайник.
- Я - Береговая Ласточка. Птичка такая.
- А что ты здесь делаешь?
- Гнездо вью. Скоро у меня будут птенчики, маленькие ласточки. Здесь очень удобно, сухо и нет сквозняка. Вот, если еще раздобуду перышек и мягкой шелковистой травы, совсем будет замечательно. Прутики - это, конечно, хорошо, - размышляла Ласточка вслух, - но мяконький пушок гораздо лучше для мох деток.
Она собралась вспорхнуть, но Чайник почти закричал: - Постой! Значит, теперь я - твой дом? Ты будешь здесь жить?
- Какой ты непонятливый, однако! - возмутилась Ласточка, склонив вертлявую черную головку. – Повторяю: я буду здесь жить вместе с моими птенчиками. Не удерживай дольше меня, мне надо торопиться, - сказала она строго и полетела в поисках перышек и сухой травы. Ласточка была очень занята своими приготовлениями, у нее было много забот и совершенно не было времени, чтобы отвечать на глупые вопросы Чайника.
- Теперь я - дом! Во мне будут жить маленькие птички... Ла-асточки, – Чайник расплылся в блаженной улыбке. - Я им нужен! – подпрыгнув от радости, вдруг засвистел Чайник. Как это у него получилось? Он, и сам не знал. Но Чайник свистел… Точно, свистел. Сначала тихо, а потом все громче и радостней.
©Елена Джамбер, 2004
|
|
| 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
