Два Эрвина Шрамека

 

В мае 1989 года мне предложили съездить на недельную экскурсию в дельту Волги с немецкими туристами, приглашенными по линии «Облрыболовпотребсоюза».

Встретили их радушно и несколько суетливо и сразу же из аэропорта автобусом повезли на катер, который ждал нас на гандуринском причале.

Их было шестеро: Хельмут - Гроссе фон Фольмер, вице-президент широко известной в Германии и Европе турфирмы «Бальцер», Михаэль Райтер, его друг и помощник, Вальтер и Эрнст Штайнеры, отец и сын, оба – ведущие специалисты Архитектурного и Градостроительного Центра в Дортмунде, Фридрих Ротемунд, степенный, вальяжный, седовласый пенсионер из Мюнхена 1921года рождения, наконец, Герберт Юнгвирт, австриец, владелец крупного магазина спорттоваров в округе Зальцбурга, энергичный, подтянутый мужчина, «живчик», постоянно заряженный на шутку или розыгрыш. Именно с ним мы сразу же нашли общий язык, потому что приехавшие немцы мягко игнорировали все его попытки поддержать какой – либо разговор. Сам Герберт, усмехнувшись, сказал, что немцы и австрийцы по исторически сложившейся традиции взаимно недолюбливают друг друга. Одна из причин – Германия «не может простить» соседям созданной в свое время Австро – Венгерской империи, что привело к смешению наций и появлению «немцев третьего сорта»…

Туристов разместили на дебаркадере, спешно оборудованном под плавучую гостиницу. Программа пребывания гостей была плотной и насыщенной. Увешанные модными фотоаппаратами и видеокамерами, они снимали все подряд с присущими иностранцам азартом и увлечением. Особенно усердствовали представители турфирмы «Бальцер», так как отснятый материал должен был послужить действенной рекламой для привлечения в наш регион рыболовов из Германии, Австрии и Швейцарии. Хельмут-Гроссе фон Фольмер пояснил, что по возвращении домой весь видеоматериал, озвученный его текстом и музыкальными «вкраплениями», будет показан по местному ТВ.

Не до конца уверенные в успешной рыбалке они также привезли рыбопоисковые эхолоты, которые тогда казались чудом технического изобретения. Уже первое применение эхолотов в ериках Волги привело компанию в дикий восторг, когда на широком дисплее нескончаемым потоком, как на параде, проплывали контуры различных рыб, и автоматически фиксировалась глубина.

Особый интерес у группы вызвала близлежащая тоня и ознакомление с процессом лова. Со всех сторон сыпались вопросы о глубине реки, длине и ширине невода, нагрузке на лебедке при выборе сети с добычей, зарплате рыбаков, их количестве в бригаде и продолжительности смены, о судьбе выловленной рыбы, методах ее переработки, стоимости черной икры в области и т.д. По окончании визита немцы подарили рыбакам сигареты, зажигалки, авторучки, значки и кепки.

После ужина вся компания оставалась в столовой и живо делилась впечатлениями от увиденного. А я старательно записывал в свой блокнот новые слова разговорного языка, речевые обороты, вслушиваясь то в четкую, почти дикторскую артикуляцию австрийца Юнгвирта, то, порой, не очень внятные, «с кашей во рту», тирады мюнхенца Райтера. Кроме великолепной русской кухни, до которой они оказались очень охочи, на дебаркадере был приличный выбор настольных игр. Но на мое предложение сыграть с кем-нибудь в шахматы - дружно отказывались, мотивируя, что не любят проигрывать, а русские в этой игре традиционно сильны.

На четвертый или пятый день пребывания гости – как обычно после вкусного и калорийного ужина – начали демонстрировать друг другу различные фокусы с картами, монетами и шнурками, а также задачи со спичками. А затем, вдоволь подурачившись, предложили завершить вечер конкурсом рассказов о самом невероятном случае, который когда-либо имел место в их жизни. Чтобы подогреть интерес к собственной затее, они быстро собрали солидный банк, сложив деньги на поднос. Членами жюри стали директор дебаркадера, шеф-повар, два официанта и я.

Первые пять человек рассказывали в основном о комичных ситуациях, в которых они оказывались во время многочисленных путешествий по миру. Но когда очередь дошла до старика Фридриха Ротемунда, за столом воцарилась долгая, вежливая тишина. Фридрих – коллеги называли его Фрицем – начал свой рассказ, уставившись на меня своими серыми, почти немигающими глазами.

На фронт он попал совсем молодым человеком. После непродолжительной спецподготовки был определен в моторизованную пехоту. И чуть ли не в первом же бою на подступах к Москве в ноябре 1941 года в результате тяжелой контузии оказался в плену. Вскоре вместе с сотнями других солдат и офицеров был переправлен в лагерь для военнопленных в Вологодскую область. По мере приближения немецких войск к центральным районам европейской части СССР пленных перевозили ближе к Уралу, а когда исход войны был предрешен мощным контрнаступлением Советской Армии по всем фронтам, Фриц, по иронии судьбы, оказался в том же самом лагере под Вологдой.

Удивительно, вспоминал он, но местное население вначале отнеслось к бывшим оккупантам очень жестоко: в колонну немцев, шедшую под охраной конвоиров на работу, часто летели камни, брошенные мальчишками. А позднее - вполне доброжелательно, более того, пленных во время строительных и восстановительных работ сердобольные русские женщины даже подкармливали мерзлыми овощами, что трогало молодого Фрица до глубины души, хотя и сами жили впроголодь. Он почти не помнил враждебных выпадов или каких-то попыток вологжан «свести счеты» с пленными за погибших на войне отцов, мужей и братьев. Единственное, что вызывало бурное внутреннее негодование Фридриха, так это похороны умерших лагерников. В зимний период смертность среди пленных резко ползла вверх от простуд, болезней и плохого питания. Наиболее крепкие вручную рыли глубокую «братскую» могилу вдоль лагерной стены, куда складывалось несколько десятков тел. Затем подъезжал старенький бульдозер, засыпал могилу и утюжил землю, выравнивая, свежую насыпь. И никаких крестов, табличек или обычных номеров.

Некоторые солагерники Фрица за годы нахождения в плену научились в первую очередь смачно с акцентом материться, не понимая смысл ругательств, чем вызывали дикий хохот у охраны, а он сам и ряд других могли общаться с надзирателями на сносном русском языке.

Заканчивался 1944 год… В бараках для военнопленных были сколочены трехъярусные нары. Однажды на первом ярусе под Фрицем освободилось место, и вскоре в сопровождении конвоира ближе к отбою появился новенький, молодой, симпатичный юноша. Когда улеглись спать, Фриц услышал, как пожилой сосед нового жильца по нижним нарам спросил:

- Эй, как тебя зовут?

Тот тихо отозвался:

- Эрвин.

Сосед обрадовался:

- О, и меня зовут Эрвин, тезки значит.

И они пожали друг другу руки.

- А какая у тебя фамилия? – не унимался старожил.

- Шрамек я, Эрвин Шрамек, - последовал ответ.

- О, черт побери, надо же, и я Шрамек, значит двойные тезки - радостно заключил сосед.

И снова пожатие рук.

- А где ты жил до войны?

- В Дуйсбурге.

- Не может быть! Я тоже оттуда.

- А на какой улице?

- Банхофштрассе.

- И я на Банхофштрассе, - все больше удивляясь такому совпадению, проговорил первый.

- А номер дома, какой номер имел твой дом?

- 63.

- И я тоже, но этого не может быть! - растерянно пробормотал старик.

- А номер квартиры?

- 49.

- И я там же… Ты женат?

- Да.

- Как жену зовут? Не Дорис?

- Точно, Дорис!

- А дети? Их у меня было двое, сыновья – Маттиас и Райнхард.

- Да, именно так, Маттиас и Райнхард …

Наступила долгая пауза. Ошарашенные мужчины молча вглядывались друг в друга.

Затем Фриц услышал продолжение необычного диалога. И выяснилось следующее.

Эрвин Шрамек(старший) был призван в армию в начале 1939 года, попал в пехоту и сразу окунулся в гущу военных событий. Вначале Шрамек регулярно писал письма домой с оккупированных территорий и своевременно получал ответы от своей супруги. В конце 1941 года он попадает в окружение под Москвой и вместе с Фрицем оказываются в одном лагере, но разных бараках. С этого момента переписка оборвалась. Шрамек не верил, что его письма дойдут до дома, и полагал, что всю необходимую информацию о нем и его сослуживцах родственники смогут получить из соответствующих ведомств. Жена Шрамека Дорис, обеспокоенная отсутствием известий о муже с фронта, на протяжении нескольких лет неоднократно обращалась с письменными запросами в различные инстанции, но получала один и тот же ответ – муж пропал без вести …

Она теряла надежду увидеть его живым, но продолжала писать и ждать.

Эрвин Шрамек (младший), живший неподалеку на соседней улице, часто сталкивался с Дорис в очередях в булочную. Несмотря на существенную разницу в возрасте, парень влюбился в женщину без памяти и мучительно искал случая, чтобы ей открыться. Дорис и сама не раз перехватывала устремленный на нее нежный взгляд, но юноша смущенно отводил глаза в сторону. В начале 1944 года, не в силах совладать со своими чувствами, Томас – так на самом деле звали молодого человека - признался женщине в своей любви. Дорис, в свою очередь, поведала ему о пропавшем на войне муже и тех трудностях, которые легли на ее плечи по воспитанию и кормлению двух маленьких детей. На последовавшее предложение Томаса стать его женой, яркая и красивая женщина попросила подождать еще некоторое время, пока она не получит ответ на очередной запрос о судьбе своего мужа. Осенью 1944 года она дает согласие стать женой юноши, поскольку в официальной бумаге, полученной накануне брака, сообщалось, что ее муж погиб, а место захоронения – неизвестно. Влюбленного парня даже не смутило то условие, которое поставила Дорис: он должен поменять имя и фамилию и стать … вторым Эрвином Шрамеком.

Новая семья прожила вместе лишь 2 месяца. В декабре 1944 года в результате тотальной мобилизации «новоиспеченный» Эрвин Шрамек, никогда не нюхавший пороха, вместе с другими новобранцами участвует в жестоких боях, получает несколько осколочных ранений и тоже оказывается в плену. И надо же было такому случиться, что он попадает в тот же лагерь, в тот же барак – а их в лагере было 12 – да еще и становится соседом по нарам прежнего мужа Дорис(!!!). А ведь он мог оказаться в другом бараке, и тогда эта встреча, возможно, никогда бы не состоялась.

Через 2,5 года после окончания войны в ходе обмена военнопленными и рассказчик, и оба Эрвина Шрамека благополучно вернулись на родину. Но Фридрих до сих пор не знает, чем закончилась эта одна из многих трагических и удивительных историй в жизни трех взрослых людей, драматический сюжет которой так лихо закрутила пронесшаяся вихрем по судьбам миллионов мужчин и женщин Вторая мировая война.

А поднос с ворохом денег так и остался лежать в столовой до утра…

После отъезда высоких гостей иностранцы зачастили в наш край в основном на ловлю сомов, уверенные, что эта рыбина – самый достойный противник любого рыбака.

Год спустя после поездки в дельту я получил неожиданное приглашение от Герберта Юнгвирта погостить у него дома в Австрии. Вскоре после телефонного звонка хозяина в Германию приехал из Мюнхена вместе с женой и Фриц Ротемунд. Мы крепко обнялись и после дежурных фраз о делах, детях и здоровье невольно вернулись к рассказу о его земляках Шрамеках. Фриц сказал, что он не прекращает поисков этих людей, обращался за помощью на ТВ, писал в газеты, но пока безрезультатно.

После отъезда домой мне так хотелось поверить в еще одно чудо, что они когда-нибудь все-таки встретятся, вспомнят о пережитых годах плена, о войне, которые перевернули их внутренний мир, заставили по-новому посмотреть на истекшие события, участниками и жертвами которых они невольно стали. Если конечно к тому времени они оставались еще живы…