Новый год – наш любимый праздник. Наверное, потому, что он всеобщий. Он уникален тем, что не имеет отношения ни к политике, ни к вероисповеданию; он не имеет половой принадлежности, как 8 марта; он не завязан на отдельных людей, как день рождения или свадьба. Он – для всех. Вечно спешащие и озабоченные проблемами люди становятся человечнее и добрее, когда толкаются в магазинах, выбирая подарки или, пыхтя, несут домой чертовски колючие елки.

Шампанское, свечи, стол, уставленный вкусностями, куранты, фейерверк… А что еще остается в памяти после Нового года? (Разумеется, я не рассматриваю тот запущенный случай, когда о собственных подвигах узнаешь из рассказов очевидцев числа, эдак, третьего января.)

Какой Новый год мы запоминаем навсегда? Возможно…

…самый первый.

Мне шесть лет. Новый год встречаем в подмосковном пансионате. Большое фойе, потертый линолеум, крашеные стены, на подоконниках зеленые монстры под названием алоэ, а в центре – новогоднее чудо – громадная живая ель. Может быть, она и не была очень большой, но мне, ребенку, она казалась просто гигантской! Дети и родители кружатся в хороводе. Нет, это не был степенный и размеренный танец под традиционное «В лесу родилась…», это что-то очень быстрое и ритмичное – кольцо хоровода, изгибаясь, движется с бешеной скоростью. Меня держит за руку хохочущая мама, а шлейф ее платья очень смешно подпрыгивает в такт музыке.

Мама такая красивая!

…самый неожиданный.

Мне четырнадцать. Все плохо. Елку купить не успели, родители поссорились, сестру поставили в угол, а я дуюсь из-за того, что меня не пустили на дискотеку. К полуночи достигнуто некое подобие мира. Съедаем салаты; зевая, смотрим «Голубой огонек» и около двух часов ночи разбредаемся по койкам.

Звонок. На часах четыре утра. Подкрадываемся на цыпочках к двери. Мама, дрожащим голосом:

- Кто там?

- Дед Мороз!

Нет, все понятно – новогодняя ночь, всякие чудеса случаются, но… Пожалуй, стоит разбудить папу. Вооружившись шваброй, отец распахивает дверь… В прихожую лавиной врываются зеленые колючие лапы и одуряющий запах хвои. Явно угрожая здоровью окружающих и сохранности мебели, неумолимо, как судьба, в квартиру вдвинулось зеленое чудище, сметая на своем пути стулья, хозяев дома и ошалевшую от ужаса кошку.

Мы сидели до утра, пили чай, шутили и смеялись. Шестиметровая ель (одна из тех, что ставили на катке в Лужниках) лежала в коридоре и весьма наглядно демонстрировала «серьезность намерений» моего шестнадцатилетнего «кавалера». Безумства юности! – он украл общественную елку и, протащив ее на себе через полгорода, принес в дом, где жила его Первая любовь!

…трагический.

Восемнадцать лет – чудесный возраст!

Прихорашиваюсь перед зеркалом, судорожно соображая, какую из маминых кофточек стащить из ее шкафа – белую или голубую? Он, скорее всего, будет в черном – его любимый цвет. Пожалуй, лучше белую! Так, чуть-чуть помады, капля «Шанели» (Мамуль, всего одна капелька!). Новые джинсы сидят просто великолепно!..

…Мир рухнул под бой курантов. Жизнь окончена. Я безумна одинока. Я – самое несчастное существо на всем белом свете. Меня никто не любит. Я никому не нужна. Мамочка, ОН НЕ ПОЗВОНИ-И-И-ИИИИЛ!!!

…заграничный.

88-й год. Начало перестройки. Отец уезжает на полгода в Германию и, в качестве новогоднего подарка, высылает мне приглашение. Празднуем в компании русских на загородной вилле. Мне не очень интересны их разговоры и довольно скоро я отправляюсь спать.

Просыпаюсь от солнечного света, бьющего прямо в глаза. Изумительный день – легкий мороз, ясное небо; хочется петь и подпрыгивать!

Сажусь на поезд и еду в город.

Мюнхен. Гуляю, восторженно таращусь по сторонам. Снега нет, но все как будто слегка припорошило. Инеем покрыты стены домов и асфальт, ограды, лавочки, телефонные будки, шпили костелов, - черно-белая фотография. На улицах ни души. Начинаю замерзать, прогулочный шаг сменяется неким подобием бега трусцой с элементами чечетки… Вижу открытое кафе, захожу – тепло, уютно, посетителей нет. Заказываю кофе (на английском), бармен мне улыбается, мы обсуждаем погоду, мои впечатления от города.

- Судя по произношению, вы не англичанка и не американка.

- Верно.

- А откуда? Франция? Польша?

- I’m russian.

- РУССКАЯ???

Ни слова больше не говоря, бармен ставит передо мной стакан водки.

Занавес.

…трудовой.

В тот год муж работал в Большом театре, а я – в Детском музыкальном. Сам Новый год ничем особенным не отличался, зато запомнились «до» и «после».

31 декабря, 19.00, Большой, балет «Щелкунчик». Ни на одном спектакле оркестр не играл столь быстро и виртуозно! Браво, танцоры – крутить фуэте в таком бешеном темпе может только русский артист, спешащий к новогоднему столу!

1 января, 12.00, Детский театр им. Н.Сац, «Красная Шапочка». М-да… Покачиваясь на подгибающихся ногах и судорожно хватаясь за декорации, охрипший Серый Волк исполняет свою злодейскую арию – это действительно страшно. Похмельная Бабушка из последних сил отбивается от ужасного хищника – на ее лице неподдельное страдание. А когда на сцену нетвердым шагом выходят охотники, в душе зарождаются сомнения – будет ли у сказки счастливый конец? (Хорошо, что из зала всего этого не видно!)

…страшный.

30-го декабря погибает мой лучший друг. Выпив в гостях, он оставляет свою машину у подъезда (никогда не садился за руль пьяным), ловит такси и едет провожать девушку. На обратном пути они въезжают в грузовик.

В новогоднюю ночь мы с мужем выпиваем бутылку водки. Не чокаясь. Был человек – и вот его не стало. Не могу поверить. Не могу перестать плакать. 2-го января похороны.

…с друзьями.

Собираемся у меня дома – человек двадцать, не меньше. Как говорит моя подруга – вместимость квартиры зависит от гостеприимства хозяев. Несколько имеющихся спальных мест довольно быстро оккупируются «перебравшими», остальные бодрствуют – кто не успел, тот опоздал.

Восемь утра. Просыпается сынуля (ура, освободилась еще одна койка!), убедившись, что книжку ему никто читать не будет, он заявляет, что хочет к бабушке. Из всех присутствующих я самая трезвая (один бокал шампанского под куранты), так что сажусь за руль и мы едем.

Светает. Город напоминает пейзаж из фильмов о последствиях ядерной войны. По пустому заснеженному шоссе мчится одинокий автомобиль. По-моему, мы единственные выжившие после этой ночи! Но что это? Неужели люди? Человек в сером выходит на дорогу и машет мне… полосатой палкой. Останавливаюсь. Слегка нервничаю – а вдруг шампанское еще не выветрилось?

- П-п-предъявите д-документы. Ик.

Достаю права и техпаспорт.

- Ездите, ик, по д-д-доверенности?

Достаю сложенный вчетверо листок. В неравной борьбе с коварной бумажкой проходит минут пять. Наконец он ее разворачивает и мучительно пытается сфокусировать взгляд.

- Ал-коголь не уп-потребляли? Ик? Хотя, к-какая разница!

По лицу гаишника разливается блаженная улыбка, он отдает мне документы и долго машет вслед.

…самый счастливый.

В камине горит огонь, в углу маленькая живая елочка, на столе бутылка шампанского и полупустая коробка конфет. Родители уже давно пошли спать – сон стариков хрупок; сын умчался к подружке. Я сижу, закутавшись в плед, прижимаясь к плечу мужа.

Потрескивают дрова, переливается огнями елочка.

Я счастлива.