Много в деревне домов – около пятисот. Но живут сейчас не во всех, многие стоят заброшенными, ветшают потихоньку. Ведь если в доме никто не живет, то он долго не простит, сам себе предоставленный. А все потому, что жизненноважен для любого дома дух человеческий, тепло и забота хозяина о своем жилище. Тогда и время отступает, не властно оно над домом...Вот и белит изредка моя свекровь маленькую хатку бабы Катерины, хоть так продляя ее век. А зачем, спросите вы, если там и так давно уже никто не живет?! Да видно сердце болит от того, что дорогие и любимые люди навсегда ушли, не смиряется с потерей...

 

Эта беленькая хатка бабы Кати, покрытая черепицей, видна издалека, хоть и маленькая она, но такая ладная. Окошки – небольшие, закрыты плотно, и белые занавески на них задернуты во всякое время. А это значит, что и там теперь никто не живет. Липа у забора цветет и благоухает так, что аж голова кружится от приторно-сладкого запаха. Или это она кружится от волнения, ведь не каждый день удается, открыв дверь, встретиться с давно минувшим. И пусть оно присутствует здесь только в предметах, а людей, которые ими пользовались, давно уже нет, но все равно их присутствие ощущается. Перед глазами так и стоит невысокая и хрупкая баба Катя. Удивительная женщина, прожившая долгую и нелегкую жизнь, до конца своих дней сумевшая сохранить ясность ума и присутствие духа. И на старой фотографии видно, что глаза у нее – добрые-предобрые, и немного печальные. Так и хочется обнять ее, такую маленькую и хрупкую, и сказать: “Я вас люблю уже за то, что тогда, когда Вася родился слабеньким и все думали, что он не выживет, Вы его выходили, на печке отогрели. Вот и выжил Васечка, благодаря Вашим заботам. А еще Вы смогли дать жизнь и в мир выпустить пятерых своих детей – двух сыновей и три дочери. Нелегко это было сделать в голодные 30-е годы... Да и после войны – легко ли было?!...”

 

Открываем калитку и по заросшей стежке проходим к веранде. Она – небольшая, и пристроили ее уже после того, как была построена сама хата.

Старинный ключ Василий находит в потаенном месте, за наличником, и отпирает потемневшую дверь. И замок – открывается легко, без видимых усилий. Эта старая-престарая дверь, которую делал еще Васин дед, что ты таишь, что скрываешь за собой? – Тишину... Перешагиваем небольшой порожек и входим в сени. Направо – комнатка. В красном углу, как и должно быть – иконы, расшитыми рушниками украшены. У стены – деревянная кровать, застелена рядном, с пирамидой подушек - одна другой меньше. Стол у окна, лавки и даже стулья – все старинное, еще дед Захар делал. Золотые руки у него были, за все, что ни возмется – сделает, да еще и так, что залюбуешься. Вот и мебель вся – дубовая, до сих пор стоит целешенька, только потемнела от времени. Фотографии на стене – старинные, пожелтевшие. Вы храните лики людей, которые раньше здесь жили, работали, любили, рожали детей и растили их. И жизнь шла своим чередом, в печали и радости... И все у вас было, те же чувства, те же страсти. Может, и знали вы меньше о мире в целом, но о жизни насущной вы знали больше – не в пример нам. И к земле вы были ближе! Да уж и знали ее, и понимали, берегли и лелеяли. Чтобы суховеи поля не выжигали - вон леса какие насадили за околицей – там теперь рощи стоят из дубов столетних. Да и хлеб засеять могли, и вырастить, и зерно собрать, и смолоть, и хлеб испечь в русской печи. Все это было...

 

Уходят навсегда старики, и пустеют деревни и села. Ветшают хатки, зарастают огороды... И уже только внуки да правнуки изредка приезжают в отпуск, чтобы наведаться в родные места. Вот и мы с Василием бродим по старой хате, сердцем прикасаемся к прошлому. Пока есть к чему прикоснуться, оживить в памяти картины былого... А как не станет этого?! Тогда что?...