Эгоист, современный

Супергерой.

Оглянись –

Он рядом с тобой.

Стоит, дышит в плечо.

От дыхания сладкого

Горячо.

Он не живёт, как хочет.

Нет.

Он требует тебя

Для разделки.

 

Наташа К.

 

 

Сашка появился в жизни Максимовых давным давно. Иногда им казалось, что они знают его с детства. Когда он возникал, то заполнял собою всё видимое и невидимое пространство, – хотели они этого или нет. И они не могли уже представить, что когда-то его не знали. Их жизнь – нет, не постепенно, а мгновенно – превращалась в перпетуум мобиле. В какую страстную ночь любви зачали его родители? Под какой пылающей звездой он появился на свет? Какими титаническими усилиями удерживали его, крепко спеленатого, в детской кроватке? Максимовы были твёрдо убеждены, что до тех пор, пока он не встал на ноги и не сделал свой первый шаг, в доме не смолкал его возмущённый и протестующий детский крик.

«А был ли мальчик?» Действительно, трудно поверить, что тот Сашка, которого они знали, когда-то был беспомощным ребёнком. Однажды, у себя дома, Максимовы разбирали чемодан с фотографиями, где обнаружили чёрно-белое фото с сидящим в кресле светлоглазым, белокурым, ангелоподобным малышом. Они рассматривали снимок, пытаясь вспомнить, кто же это? Ребёнок с фотографии далёких 70-х смотрел на них так уверенно и требовательно, что, в конце концов, оба, одновременно и изумлённо, воскликнули: «Сашка?!» Каким немыслимым образом затесалось это детское Сашкино фото в их перекочевавший вместе с ними на ПМЖ семейный архив - не мог понять никто, но сильно и не удивились. Сашка всегда попадал туда, куда ему хотелось, не спрашивая мнения окружающих. Сколько бы раз ни приезжал он к ним в гости на другой континент, столько же раз в доме у Максимовых ломалось всё: взрывались лампочки, валил дым из-под капота любимого и, казалось, такого надёжного тондербёрда, выходил из строя новенький компьютер, переставали работать все телевизоры. Сашка своей неуёмной энергией забивал всё, начиная с простого электрического и заканчивая электронным высоко-чувствительным. А приезжал Сашка часто и весело – распахивал по-факирски свои огромные чемоданы, из которых на Максимовых вываливались банки икры, упаковки белуги, севрюги, балыка и воблы, кирпичи чёрного хлеба, зефир и пастила, книги, журналы и свежие газеты - короче, то, по чему скучает и о чём мечтает любой бывший россиянин. Максимовы же стояли с вымученными улыбками и обречённо смотрели на всё это «богатство», прекрасно понимая, что размеренная и налаженная с таким трудом жизнь на время Сашкиного приезда закончилась.

Они испуганно шептались по ночам, прослушав дневные откровения о Сашкиной жизни и бурной деятельности на их когда-то общей исторической родине, которую Максимовы покинули ещё в конце 80-х. Во время этих далеко не полных, как легко угадывалось, рассказов Сашкины и без того светлые, прозрачные глаза зябко льдились. Взгляд застывал в какой-то одной, далёкой от Максимовых и их жизни, точке, а тонкие губы змеились в недобром оскале. С каждым новым приездом Сашкины рассказы становились всё откровеннее и страшнее. Максимовы чувствовали, что с ними, в их доме, в чужой стране какая-то невидимая тугая Сашкина пружина постепенно всё больше и больше разжималась, и этот процесс, словно в зеркале, отражался в максимовских глазах сочувствием и ужасом. Тогда Сашка расцветал благодушной ухмылкой и снисходительно вздыхал, покачивая рано облысевшей головой: «Не, ребят, вы всё-таки ландыши… »

Всё это и пугало, и успокаивало: как хорошо, что «далеки они от народа», среди которого так изменился их когда-то беззаботно смешливый, неиссякаемый на выдумки друг. Эти произошедшие с Сашкой метаморфозы становились особенно очевидными в те моменты, когда Максимовы знакомили его с друзьями – бывшими соотечественниками. Сашка всегда бежал от таких знакомств. Если же они были неизбежны, замыкался и весь его вид излучал высокомерную отстранённость с затаённой угрозой на давно не пуганых, избалованных всеобщей доброжелательностью «старых русских». Вскоре до Максимовых через десятые руки стали доходить слухи об их связях с «русской мафией». Максимовы тихонько подсмеивались – ну какой из их Сашки мафиози?! Он всего лишь коммерсант – «владелец заводов, газет, пароходов» и прочей мелочи. И Максимовы перестали, к всеобщему удовольствию, знакомить его с бывшими соотечественниками, перейдя на «родных», заграничных. Сашке это не только не мешало, но и подстёгивало его природный ум и склонность к импровизации. Не зная ни одного иностранного языка, Сашка вовсю «общался» с оппонентами на гремучей англо-итало-испано-франко-немецкой смеси, нимало этим не смущаясь. Яростно жестикулируя, пересыпая языковую сборную солянку исконно-русским, он, каким-то чудесным образом, легко и весело, доносил до людей то, что хотел. А хотел он многого. Сашка был гурманом-дегустатором и тайным любителем женщин. «Тайным» оттого, что женщины - единственные, пожалуй, относились к категории людей, которую он боялся. Сашка или замыкался в их присутствии, или хамил, так как был он невысок ростом, квадратен, лыс, имел непропорционально-сложенную фигуру – короткое тело, длинные руки. В общем, был «чертовски хорош собой»!

С некрасивыми женщинами Сашка не комплексовал. Он их просто не замечал. А с красивыми – насупливался, злился, терял присущее ему чувство юмора и доходил чуть ли не до оскорблений. Максимовы, как и все Сашкины друзья, переживали за его холостяцкое положение. В их переживания, правда, вклинивались и «шкурные» интересы, так как им казалось, что пристроенный и окольцованный Сашка перенесёт свой напор с Максимовых на ещё не найденную вторую половину. Исподтишка они выискивали и подсовывали ему всё новые и новые матримониальные жертвы. Но Сашка, как, впрочем, и жертвы, упорно сопротивлялся. Вместе с тем доходы его, судя по изменившемуся качеству чемоданов, одежды и количеству золотых и платиновых карточек, возрастали. Измученные его регулярными визитами, Максимовы затосковали. Распоясавшийся вконец Сашка рассказывал им всё, ну или почти всё. Ландыши, как метко прозвал их зарождающийся олигарх, не хотели уже слышать о «крышах», наездах, беспределе на исторической родине. Тем более, что рассказы были в лицах, а лица эти всё чаще и чаще мелькали на страницах российской прессы. От этого становилось ещё страшнее. Ну зачем живущим на тихом, добропорядочном Западе Максимовым обладать ненужной и отвратительной, а, иногда и опасной информацией о тех, кто начинает управлять, хоть и бывшей, но их страной?!

 

 

Чудо свершилось вдалеке от Максимовых. В Сашкиной жизни переходящим вымпелом возникла Юленька. Как именно? Слегка побывав замужем за одним из Сашкиных партнёров по бизнесу. Тоненькая, светловолосая, со шрамиком на скуле, что придавало ей таинственный шарм женщины с прошлым. Все, в том числе и Максимовы, принимали Юленьку за хорошенькую акулку, плавающую среди бизнесменов в поисках лучшего, более жирного куска. А Сашка, несомненно, и был им, по сравнению с Юленькиным мужем. Максимовы никогда не видели её бывшего, но, глядя на новоиспечённую пару – Сашку и его девушку, невольно вспоминали «Аленький цветочек». Нежная, молчаливая обладательница шрамика из Сашки, то агрессивного, то мягкого, как пластилин, тихо и незаметно лепила всё, что ей было нужно. Но Сашка никогда бы не стал олигархом, если бы так просто сдался! А Юленька никогда бы не продержалась около него и одного дня, если бы была так тиха, нежна и безответна, как казалось.

Сашка всё чаще и чаще стал прилетать с Юленькой к Максимовым, которые когда-то мечтали увидеть его с постоянной девушкой. Но теперь! Теперь они с ностальгической грустью вспоминали времена Сашкиных одиноких прилётов, так как Сашка бушевал. Точнее, в нём бушевали все вместе взятые шекспировские страсти. Превалировала среди них ревность и… собственное чувство реальности. Ну не может такая Красавица, но бедная, любить такое богатое, но Чудовище! (У Юленьки, на самом деле, не только не было ничего за душой, но и школу-то она закончила с большим трудом). Однажды, Максимовы увидели толстую книгу у неё в руках и хотели почитать её, пока «сладкая парочка» будет проводить очередную медовую неделю у них в гостях. Максимовы были воспитаны в лучших традициях и не могли без спросу взять книгу. А потому стали робко и плотоядно ее канючить. Сашка, пребывающий в этот момент в благостном расположении духа, расхохотался: «Ландыши вы мои! Да берите! Читательница моя эту книгу, дай Бог, года через три осилит.» Юленька же на всё на это только тихо и загадочно улыбнулась, после чего срочно была уведена в максимовскую спальню, безоговорочно арендованную у них Сашкой ещё в доюленькин период.

 

По мнению Максимовых, Сашка издевался и измывался над Юленькой как угодно! Они вздрагивали от звуков затрещин по той самой скуле со шрамиком от прошлой жизни. Иногда, если не сказать – часто, эти безобразные сцены происходили прямо в магазинах, где они все вчетвером проводили основное время в поисках одежды и аксессуаров для Юленьки. Что это было? Месть? Да! Сашка мстил за то, что не верил. Не верил страстным и жарким ночам, не верил блуждающим улыбкам, не верил, что любим, не верил словам о том, что нужен он сам – такой, как есть, а не его деньги. Не верил ни-че-му! Не верил, но любил. И за свою любовь он тоже мстил. После жутких сцен с побоями и оскорблениями захлёбывающаяся слезами Юленька убегала куда-нибудь или запиралась в максимовской спальне. Каждый раз Максимовы ждали, что это конец! Не может же нормальный, уважающий себя человек, выдержать такое?! Даже из-за денег. Неужели это любовь…?! Ну вот такая - ненормальная, сумасшедшая, болезненная, садомазохистская?

Наутро, когда они все дружно шли покупать Юленьке (Максимовы, конечно, как почётный эскорт переводчиков) очередной набор с плавающими бриллиантами в белом золоте, им думалось (какие же глупости приходят порой в голову!): « Какая на фиг любовь?! Деньги и только деньги!» Потом всё повторялось вновь. И опять Максимовы впадали в сомнения. Нет! Ни за какие деньги никто терпеть их съехавшего с катушек друга не будет, тем более эта хрупкая, молодая, красивая девушка. Не получилось с одним олигархом, получится с другим.

Значит, любовь. Сашка же, их милый Сашка – единственный, балованный сын в семье, возвращал себе посредством Юленьки и денег глубоко запрятанное за годы юности – жизни среди людей, которые не считали его, как родители, «звездой пленительного счастья», чувство своей единственной неповторимости, важности самого факта своего существования. Чувство эгоизма, подслащённого неограниченным обладанием и полной зависимостью от него другого, взрослого, человека. А Юленька? Юленька и любила, и хотела денег, - решили Максимовы. Так тоже бывает. Почему люди придумали – любовь или деньги? И, в конце концов, богатый мужчина не бывает некрасивым. Или старым. Или жестоким эгоистом. Он бывает только скупердяем, а скупердяем Сашка не был. И это было самым главным для Юленьки, выросшей в неполной семье с матерью-одиночкой и старшей сестрой-алкоголичкой.

 

Шли годы. Максимовы продолжали своё безоблачное существование «ландышей в новом свете». Сашка с Юленькой продолжали наезжать в гости, а так же путешествовать всё чаще и чаще в разные страны. Когда Сашка уезжал куда-нибудь один – ведь каждому уважающему себя олигарху необходимо оттягиваться! – Юленька подозревала, и не без оснований, что в доме, где она оставалась тоже одна, Сашка оставлял «жучки». Он звонил каждую ночь, всегда в разное время, словно опасаясь – а, вдруг, не ответит? Где она?! С кем?! Он всё ещё любил её...

А Юленька? Она не молодела. Она законсервировалась, благодаря тщательному уходу за собой на Сашкины деньги. Подрастали новые «юленьки», и это было опасно.

В гараже стояла купленная для Юленьки после очередного «избиения младенца» машина последнего года выпуска. Но Юленька её не водила, а ездила только с нанятым Сашкой шофёром. Они меняли квартиры, все больше по площади и всё дальше от центра ближе к природе, пока, наконец, не купили дом. На Сашкино имя. Как, впрочем, и Юленькину машину и прочую атрибутику боевой подруги олигарха. Как говаривал когда-то Сашка на заре их с Юленькой отношений : « Уйдёшь от меня голой! – так он и держал своё слово на протяжении совместно прожитых лет. - Пока ты со мной, у тебя всё будет». Сашка занялся своим здоровьем, сильно пошатнувшимся за годы чрезмерных возлияний, общений с «крышей» и налоговой инспекцией в годы борьбы за олигархство. К тому же здоровье стало популярным в их среде – таких же успешных, как Сашка, с их собственными «юленьками».

Счастливы ли они? – думали иногда Максимовы. И отвечали себе на этот вопрос вопросом: А мы? От чего зависит счастье? И что меняется в отношениях людей от количества денег?

 

От чего зависит счастье?