Этот рассказ я написал давно, можно сказать юношеский опыт, выбор места действия определила моя увлечённость латино-американскими писателями.

Возможно форма в этом рассказе немного хромает.

 

Убийца дверей.

 

Убийца шёл мерным шагом по пампасам. Его морщинистое, изборожденное шрамами, лицо находилось в тени от широких полей шляпы. На плече висел старый испытанный Ремингтон, на поясе полязгивало мачете. Убийцу пригласили гаучо с дальних пастбищ. Это лето оказалось благоприятным для размножения дверей, и они уже стали беспокоить стада пасущиеся на границе с сельвой. Даже ягуары стали попадаться реже, двери были настоящим бедствием для всей округи.

Убийца был совершенно одинок на этом свете. Он был сыном фермера, их ферма отстояла совсем недалеко от границы с сельвой, в то лето двери расплодилось особенно сильно и совершали разорительные набеги большими стаями. Однажды ночью вблизи фермы отца Убийцы раздался дикий вой – это двери вышли на охоту. Даже крепкие стены и двери не смогли спасти семью фермера. Они растерзали мать, отца, старшего брата, неподвижного деда и двух младших сестер. Убийца чудом спасся, спрятавшись под кроватью. Осиротевшего Убийцу воспитали вольные гаучо с севера. Простор пампасов взрастил в нём мужество и силу. Когда вырос, он стал зарабатывать на жизнь убийством дверей: гаучо платили по пять песо за каждую. Выбор такого заработка был не случаен, его определила ненависть, глубоко засевшая в душе и до времени скрытно тлевшая в ней.

Вот показались стада гаучо, которые пригласили Убийцу в этот раз. Его вышли встретить старик с седыми усами и молодой пастух. Остальные шумно отдыхали у костров. Молодой молчал и с недоверием скрытно оглядывал Убийцу. Старик поведал, что двери за последнее время утащили уже более десятка голов скота, что пастухи, наслышанные о ловкости и удачливости Убийцы, решили позвать именно его в этот трудный час. Обговорив цену, они втроем направились к кострам к остальным гаучо, чтобы поужинать варившимся на огне в больших котлах мясом.

На западе догорал ярко красный закат. К вечеру становилось холоднее, на пампы спустился туман. Было промозгло и неприятно, спасал только жар идущий от костров, дым которых, смешиваясь с запахом варёного мяса, стелился низом. Вдалеке жалобно завыл койот. В его вое слышалось что-то новое, какая-то безысходность, будто погребальный плач по самому себе. Пампасы были наполнены звуками, но не теми звуками, что были обычными раньше, к которым были привычны уши жителя этого сурового и вместе с тем благодатного края, в них слышалась плач и тоска, как будто обитатели округи звали на помощь. В наступившей темноте медленно на небосвод стала подниматься огромная кроваво красная луна, залившая своим светом долину.

Убийца, поужинав с пастухами, сидел на бревне и курил трубку, набитую превосходным табаком, в дыме которого чувствовался вкус и солнца, ласкавшего листья этого табака, и воды питавшей его корни, и тонких женских пальцев, собравших его, и свежесть гаванского ветра, который, пробежав плантации сахарного тростника, омывал зелёные кустики.

Посмотрев на луну, Убийца сплюнул, тоже ощутив неожиданно тревогу и предчувствие неведомой беды.

Наступивший вслед за ужином сон был тревожен. Убийце снились то притаившиеся на ветвях в джунглях ягуары, то невидимые в зарослях уругвайских болот гигантские анаконды, поджидавшие свою жертву на заброшенных тропах. Убийца то хрипел, то постанывал во сне, и чуткое ухо могло расслышать в обычно твёрдом голосе беззащитность и просьбу укрытия.

Наступило утро. После наскоро приготовленного завтрака Убийца вышел на охоту. Утром сельва была наполнена обычными для такого часа звуками и запахами. Кто-то шумно возился в зарослях, похрюкивая и повизгивая, в ветвях громко верещал яркопёрый попугай. Но к полудню, когда убийца забрался достаточно глубоко в глушь, солнце нагрело воздух до такой степени, что взгляду представало змеящееся марево, неожиданно все звуки замолкли, как будто вся жизнь в сельве замерла под угрозой смертельной опасности. И только опытный слух Убийцы не могла обмануть эта кажущаяся тишина, разлившаяся по расцвеченной зелени зарослей. Убийца знал, что где-то рядом находится ненасытная стая дверей. Вскоре он услышал давно знакомое и ненавистное подвывание и причмокивание. Скинув Ремингтон с плеча и дослав патрон в патронник, он стал подбираться с подветренной стороны. И тут случилось то, что никак не ожидал Убийца: ему на встречу вышла дверь. Первые несколько секунд они смотрели друг на друга, не понимая, что происходит, первым опомнился Убийца. Он нажал на спусковой крючок – последовал сухой щелчок курка, сорвавшегося с шептала. Убийца передернул затвор и вновь нажал на спуск – винтовка ответила тем же сухим щелчком.

Ремингтон, выпущенный из обезнадёженных рук, упал в траву.