Т А Н К О М А Н И Я

 

 

 

( машинописная расшифровка записи, произведенной в Ковчеге спасения Воинствующей Зеленой Церкви. Голос идетенфицирован как принадлежащий Судье Исайе, наиболее одиозному проповеднику того времени. Данный документ относится к 2003 – 2004 гг. Он не стал известен Правительственной комиссии, изучавшей обстоятельства Омского путча, хотя, по мнению автора публикации, способен пролить свет на истинные причины тех событий ).

 

Братья и сестры мои!

Неустанно взываю я к вашему духу и разуму подобно звонарю, бьющему билом в звонкую бронзу но глядя на ваши тусклые лики другое сравнение восходит на ум: не бьюсь ли я понапрасну в запертую дверь? Сколько бы я не срывал морочащие и завлекающие покровы с морды монстра – Большого Города (в данном случае подразумевается Омск, один из мегаполисов, воплощение зла по мнению сектантов – прим. ред.), но вы все еще благостно умиляетесь обманным признакам благополучия и напрасно мните, что высохшая на корню смоковница еще даст плод. Она проклята и отравлена, прокляты вы все, идущие наперекор собственному спасению, проклят я сам, отправляющийся в индустриальный ад вслед блеющей пастве! Бегите прочь отсюда, пока не потеряли Богом данную возможность плодиться и размножаться – а не порождать мутантов вроде черепашек – ниндзя , пока ваши легкие не пропитаются насквозь бензольной мутью, а мозги – отравой ОРТ! Чем еще пробудить в зомби душу и разум? Отверзните очи, оглянитесь и ужаснитесь!

А я объясню вам то, до чего вы сами не прозреете….

Чего из ужасов изволите? Потешу-ка я вас, детишки, милой сказочкой на ночь. Много таких сказочек готовит нам жизнь в Большом городе, одной больше, одной меньше – все равно мы приговорены к смерти этой жизнью.

Кто из вас не видел местный танкоград, кладбище танков неподалеку от кузницы новых монстров (имеется ввиду крупнейший в стране танковый завод, бывший завод имени Октябрьской революции, и расположенные на южной окраине Омска полигоны танкового училища, где в начале 90-х складировалась матчасть выведенных танковых частей – прим. ред.)? Руины великой империи, место крушения всемирной идеи – вот что такое ракитинское лежбище танков! Пыль азиатских пустынь, изморось Заполярья, плевки западных границ и пороховой нагар восточных – все несут на себе танки, проседающие в грязь сердцевины России. Их тысячи там, законсервированных, но не побежденных. О чем думали те, кто вышвырнул боевые машины с боевых позиций, те, кто выстраивал их в строгом порядке – они так и сгинут, развеются пылью? Или останутся в глиняной толще Западно-Сибирской равнины ржавым слоем вроде кладбища динозавров?

Они забыли – неживое не значит мертвое, то, что не дышит не обязательно не мыслит. Нет границы между материальным и духовным, есть видимое явление и есть явление пока не обнаруженное. Ничто не появляется ниоткуда и если в животном есть жизнь – значит, искра ее тлела в межзвездной пыли; и если в человеке расцвел разум – значит, его росток пробивался через толщу первозданной земли. Кристалл растет, в горной породе рождается металл. Одна песчинка косна и бесчувственна, зато куча песка отражает след, развевается ветром, сминается в супесь. Не это ли свойство живого: запечатлевать и реагировать, изменяться и порождать?

Что же тогда говорить о наших танках? Они уже организованы, в их строе изначально заложены смысл и цель: их много – и они уже перешли рубеж, до которого склад танков просто пространство с выстроенными машинами, а после – нечто совсем другое. Количество всегда переходит в качество… Броня танков хранит отпечатки теплых рук рабочих и экипажей, в извилинах бродит эхо человеческих разговоров, холодные механизмы на грани бытия повторяют заученные перемещения как рефлексы животного.

И вот – нечто пробудило сознание… Не знаю как вам это описать: искра в двигателе, порожденная грозовым разрядом, падение осеннего листка на оптику, перегрев стальной коробки в жаркий день, от которого замкнуло автоматику…Сколько их будет, таких всплесков мысли – тут же угасающих, замирающих неслышным криком не рожденного младенца, пока несколько одновременных импульсов, исключительное сочетание их, не пробудят квази-сознание в холодном металле. Слова столь же пригодны к описанию такого процесса как малярная кисть к живописанию пейзажа. Можно очертить контур – не более… Будет ли это заметно постороннему? Сможет ли рассеянный часовой заметить подспудное движение абсолютно чуждой человеку мысли, токи сознания, блуждающие в пустых коробках, пульсацию радиоволн, вибрацию почвы, передающую рефлексы движений механизмов.

Танки оживают… Повторюсь: это иной вид жизни и разума. Наверняка можно утверждать одно – какова бы ни была форма этого сознания, она осознает самое себя. Танк – не единица, танк – часть единого целого, подразделения, соединения, армии и единственная аналогия подобному разуму – коллективный разум муравейника или улья. Танк есть танк – он не может измыслить иного предназначения как то, что заложено в него конструкцией и воинским уставом. По силовым линиям неизвестных нам полей, по немыслимым каналам связи танки свяжутся между собой – так родится Мегатанк, неразделенная совокупность тысяч мыслящих бронированных машин. Не представимые нам органы осязания ощупают окрестность и обнаружат странный мир, до конца неизвестный даже его создателю, человеку, своего рода военизированную окружающую среду, армейскую инфраструктуру. Костяк из ракетных точек, аэродромов, казарм и полигонов, рыхлая мышечная ткань из солдат и офицеров, кровеносные сосуды – дороги и трубопроводы, нервы – кабели связи…. Гигантский полуразложившийся организм, давно лишенный цели, проедающий самого себя, с гангренозными органами и маразмитирующим сознанием, проявляющий жизнь странными судорогами, пригодный лишь к поддержания былого величия. И вот в недрах его рождается новая воля, прямая и стальная как орудийный ствол. Что же может произойти? А то, что мозг и тело найдут друг друга. Флюиды сознания Мегатанка войдут в системы связи, проникнут в центры управления, просочатся в пункты управления. Машина завладеет машиной – а потом и людьми, второй составляющей армейского симбиоза.

- Невероятно! – вскричите вы.

- Нелепо, - добавит ваша пустая гордость. – чтобы жестянка управляла человеком!

А я еще раз призову вас открыть глаза и убедиться, что мы уже давно рабы наших машин. Как на Святой Руси колокольни доминировали над тесом изб и золотые маковки церквей освящали отраженным от Бога и солнца мир – так ныне фабричные трубы напоминают серым микрорайонам об их предназначении поставлять рабов новому богу и заводы покрывают копотью обслуживающие их города. Для Омска это справедливо стократно, города заводов и бараков. Святая Русь жила под Богом, Советский Союз стонал под молотом индустриализации, страна вмонтировала своих граждан винтиками в чудовищное устройство.

И что лучше изобразит этот симбиоз как не танк! Советские танки и советские люди – близнецы – братья. Кто более истории ценен? Мы говорим люди – подразумеваем танки, говорим танки – подразумеваем люди. Пусть англичанин – мудрец, чтоб солдатам помочь, изобрел этакую машину, а наш русский мужик присмотрелся к выдумке, пообтесал малость, чтоб сподручнее было, да и пустил в дело на мотив родимой «Дубинушки». Эх, дубинушка, ухнем! Сама пойдет, сама пойдет… И пошла, и поехала, и понеслась, и намотала на гусеницы пол-Европы, и раззявила пасть на весь мир…

Великую Отечественную выдюжила пехота, поклон ей, сердечной, до самой земли – и фанерную звезду на братскую безвестную могилу с кровавым месивом, в котором застряла немецкая военная машина. Дождь смоет выведенные карандашом фамилии и цифры безымянных, просядет, сровняется с землей насыпь, разнесут по погостам матерей, вдов и сестер, все забудется, как забылось многое столь же подло и несправедливо. Зато останется на века рожденный в лязге и грохоте великий эпос о сползавшей с русских равнин на европейские кручи стальной лавине, таране, крушившем обветшавшие стены цивилизации, уникальном сплаве идеологии и брони, людей и идей, страхе и любви, броске, который чуть не перевернул планету. А символом того был танк, средством – танк, целью – танк!

Броня крепка и танки наши быстры, и наши люди мужеством полны! – вот три источника и три составные части символа веры имперского коммунизма, механически объединившего несоединимое. Не экипажи, нет, народ, народы, новая историческая общность была втиснута в замкнутое душное пространство, заполненное бравурным лязгом и пороховой вонью, где отсутствовало само понятие об удобстве и правах, а существовало только понятие о службе и долге. Человек был приставлен к механизму и исполнял приказания свыше, он был одушевленным и говорящим приводным ремнем для возбуждения и надзора над механической частью симбиоза. В том была единственная ценность человеческой составляющей танка, смысл существования личности. На мир взирала узкая смотровая щель, предназначенная для поиска целей – новых и новых врагов. Преобразование мира: «Мы наш, мы новый мир построим…» означало покорение пространство, преодоление его гусеничными траками – чужое нужно было сровнять с землей «…до основанья, а затем/ Мы наш, мы новый мир построим…»

Что лучше всего подходило для этой цели?

Пехота – реликт аграрной сермяжной России, она слишком архаична для победившего пролетерьята, переоборудующего континент под конвейер счастья. Флот – хронически аристократичен, слишком далек от народа… Авиация – еще дальше от суровых трудовых будней, к тому же этот бренд нагло присвоили себе американцы. Кому как не им, которые отродясь не знали что такое, расстреляв все патроны в подсумке, подниматься в штыки с «Ура!» и соответствующей матерью, воевать авиацией? Противник – далек, беззащитен и абстрактен, поле боя далеко внизу и смерть являет себя в роскошной голливудской пиротехнике, без крови, вывороченной требухе и хрипов умирающих… Штаты сделали свой выбор давно и он оправдался. Новая эпоха самолетовсевластия была возвещена ими в хладнокровном убийстве «Ямато» во второй мировой войне. Крупнейший линкор того времени, символ и воплощение духа нации самураев, ни разу не встретив равного противника в поединке на расстоянии залпа главного калибра, был банально и просто утоплен американской палубной авиацией по пути на очередное задание. Что с того, что только одна орудийная башня за несколько минут могла прихлопнуть и американские авианосцы, и их назойливое содержимое как газета – выводок мух и тараканов? Наглые янки были вне пределов досягаемости единственного оружия линкора.… Какова гримаса истории! Какова цена разрыва технических достижений и отсталой идеологии, имперского маразма, механически громоздящего пушки на пушки, броню на броню! Какова трагедия механизма, распятого на кресте двух измерений, неспособного взмыть вверх, оторваться от примитивно понимаемой мощи!

Япония – то сделала правильный вывод из своего поражения, зато Россия оказалась побежденной своею же победой. Страна оказалась под оккупацией танков. Узость сов деповского кругозора не могла измыслить ничего лучшего как плодить без меры бронированных монстров, словно и в третьем тысячелетии в победоносных ядерных походах им предстояло заваливать противника броней вперемешку с закатанным в жестянки пушечным мясом. Другой стратегии империя уже не представляла. Стоит ли после этого удивляться отступлению по всем фронтам после развала Советского Союза?

Вы не обнаруживаете сейчас влияние Мегатанка? Он уже ожил, он озирается вокруг и проникает по телефонным проводам в сознание людей! Грядет его час и вы все пособляете ему. Какое странное и неожиданное внимание властей к армии! Что за странные указы о возобновлении военных сборов! Уважающее себя государство наряду с кадровой армией старательно пестует резерв, при переходе на контрактную систему для России это становится обязательным вдвойне, поскольку в столь алчном окружении надеяться только на кучку профессионалов не приходится. В серьезной заварушке они смогут разве что прикрыть границу до того, пока не будет отмобилизована и развернута настоящая армия из призывников. Но разве мы не смеемся при словах армия или государство? Что защищает государство своей армией, если страна давно уже оккупирована долларами и китайцами? Кому потребуются «партизаны» в комариных колках под Омском? Государству, которое не может прокормить даже срочников? Раскадрированным дивизиям, в которых техника морально и физически устарела лет десять назад? Так кому это нужно? Одному Мегатанку! Только ему нужно заставить двигать свои клетки – бронированные машины. Ему одному нужны тысячи техников и танкистов – чтобы мысль обрела плоть в снятых с консервации машинах.

Что вызовет бунт в лагерях из дырявых палаток? Очередные черви в мясе? Или же чувство маленького человека, прикоснувшегося к рычагам огромной машины, человека, опущенного ниже плинтуса проклятой жизнью, ощущение, что теперь – то он может повлиять, изменить гибельный для него поток перемен – и самым простым способом. А именно: поставить поперек всего танк. Попробуй теперь его обойди, попробуй унизить человека в откинутом люке, возвысившегося над проклятой жизнью на бронированном монстре!

Самоиндукция – вот правильное слово для обозначения взаимодействия нашего человека и танка. Ощущение мощи, пробуждаемой движением рычага или затвора, возвышает серого человечка до масштабов супермена, делает его частью великой истории. Для танка же воля экипажа заставляет делать невозможное, много больше того, что заложено инженерными расчетами. Давление пороховых газов увеличивается от ненависти заряжающего; прямолинейность ствола передается командам командира. Не похоже на школьный курс физики? Извиняйте, мы в России, где все поперек логики и науки…

А представьте, что значит для Омска быть периферией истории? Для города, который гордился почетным пятым номером на тотальное уничтожение в американских военных планов – стать сотым в очереди за крохами с московского барского стола? Суровый закрытый город, ковавший оружие грядущей победы в планетарном масштабе, никогда не смирится с тем, что низвело его до рядового регионального центра. Советский союз пал – но призрак империи обретет новую столицу там, где сто лет назад история уже пыталась обернуться вспять. Колчаку это не удалось, может больше повезет Мегатанку?

Мегатанк оживет. Танки принесут на своей броне десант и свое время. Вы похоронили прошлое? Плохо зарыли, господа….Теперь оно заявится хоронить вас самих.

Сюжет бунта банален – слово за слово, членом по столу… Первые требования «партизан» со сборов обеспечить им достойное существование, которому позавидует разве что иммигрант – китаец; первое удивление зажиревшего и опустившегося армейского начальства и тупые угрозы там, где нужно просто привести хлеб и консервы; глухой ропот, прорвавшейся в чисто русском: «Жги, мужики!», первое веселье, первое похмелье, первые репрессии. Все как всегда – кроме Мегатанка и выстроившихся в линию тяжелых машин, супротив которых милицейские УАЗы как-то не смотрятся. А снаряд под капот, с-с-сссука, не хочешь? А склады-то рядом и колючка там проржавела и даже окрестные мальчишки вовсю таскают гранаты, чтобы пугать девчонок…А потом попробуйте остановить многотонную махину, когда она уже перемолола траками первые метры грязи.

Из чада сгоревшего топлива и дымов первых поджогов, накрывших южные окрестности Омска, выползут танковые колонны. У них нет плана, нет руководства, нет цели. Ничего, кроме инерции махины, уже приведенной в движение, и отсутствия сознательного единого противодействия, такой же махины, которую можно направить навстречу, остановить наступление ударом в лоб. Рывок – и Мегатанк уже в обреченном городе. Никто, как всегда, не успеет понять, что произошло, почему хрупкий обывательский мирок вновь разлетается вдребезги под очередным стальным кулаком.

Пришло время Мегатанка….

Потом уже официальные борзописцы будут живописать грабежи и насилия – как всегда в таком случае социальный заказ заменит статистику и станет историей. В памяти свидетелей угаснут сцены расстрелов мародеров у разбитых зеркальных витрин, как в кострах будут исходить удушливым дымом пачки долларов, и толпа будет кидать в огонь тех, кто осмелится вытянуть хотя бы одну зелененькую. От скромных костров с валютой пламя перекинется на банки. Они долго будут выгорать изнутри и едкая копоть евроотделки навсегда запятнает мрамор облицовки. Огонь, все очищающее пламя, станет знаменем первых суток Мегатанка. Большой город сменит кумач митингов на багровое зарево сумерек, лязг гусениц и торжествующий рев толпы – на гулкую тишину комендантского часа.

Странный день окончится, странный как все первые дни переворотов… Еще нет историков и партийных летописцев, которым еще предстоит придумывать гениальных провидцев и организаторов вкупе с кристально честными героями, со знаменами идущими на приступ. Люди, которых ожидает превращение в персонажей, все еще обыкновенные люди, которых трясет испуг и несет на гребне лихая волна больших событий, мутит от усталости и голода – а нервное напряжение заставляет забыть об этом и совершать то, на что в обычное время требуются месяцы. Это уникальный день стечения обстоятельств и людей, которые действуют так, как будто им эти обстоятельства по фигу, а есть только они и то, что они хотят сделать. Время сжимается как под прессом, события сплетаются почище индийского йога, а из мешанины совершенно различных устремлений по правилу сложения векторов образуется нечто среднее. Чего хотели «партизаны» утром? Свалить домой подальше от военкомата. Чего хотели они днем? Уцелеть в глупой перестрелке, затеянной ментами. Вечером в их распоряжении огромный город и запас военной техники, достаточной чтобы перемолоть банановую республику средних размеров. А еще Мегатанк, который по каналам связи давно влез в город, подчинил себе тысячи рабов и сейчас явился сам, чтобы принять поклонение толпы и создать из нее свою армию зомби. До этого танки имели только экипажи, послушные их воле – теперь Мегатанк обретет подданных. Омск обретет давно потерянный смысл жизни и законное место в строю.

Большой город проснется в мрачной похмельной мути – в мешанине выхлопов двигателей и дыма пожарищ. Стальные колонны рассекут город крест накрест и распадутся на поисковые группы. Танки отправятся на охоту. Ненависть людей и тупая энергия машин будут искать разрядки – целью станут роскошные иномарки. Не мишенью орудий и пулеметов – этим танки насладились еще в первый день, когда прогрохотали по центральным проспектам, оставив после себя вереницы сожженных машин у бордюров. Сейчас они примутся методично давить блестящее воплощение западного образа жизни. Народ в очередной раз убедиться, какой дрянью в блестящей упаковке снабжает его заграница – ихние мерсы и форды будут плющиться и чадить совсем как наши «шестерки». Иномарки будут суматошно метаться по городу, рядиться чехлами под отечественный ширпотреб – но все напрасно. Облава погонит их к центру, оставляя зазевавшихся вмятыми в асфальт. Последняя фаза автобойни – на Бударина. Первые машины размажут с водителями у подпорной стенки и за час – другой сброшенные с моста и расстрелянные у стенки машины образуют огромную груду, на которую памятником самому себе взгромоздится танк.

Стоит ли уточнять, что в тот же день будут стерты с лица Большого города все прочие следы демократии – от двухголовых куриц останутся темные пятна, от официозного триколора – красные полосы, от надписей не по-нашенски – крошево с добавлением родной похабщины. От ретивых комиссаров Мегатанка народ грудью отстоит ларьки со спиртным и оптовые рынки – единственные доступные его кошельку и пониманию очаги рыночной экономики. Слой «демократии» - я беру это слово в кавычки из уважения к настоящей демократии – в Большом городе окажется стереть так же легко как слой асфальта траками гусениц. Такова уж судьба всех реформ, которые затрагивают только избранных.

Как ни странно, омский путч не вызовет немедленных карательных акций (полностью оправдавшееся пророчество, объяснимое, впрочем, предшествующими событиями – прим. ред.). Глупо идти в поход на Мегатанка на танках – его же составляющей и главной ударной мощи. Если жестянки из европейской части попадут под влияние Мегатанка, то неизвестно, куда они повернут орудия… О Мегатанке власти не знают, но вот настроение экипажей для них новостью не будет. Правительство примет произошедшее к сведению и устроится в любимой позе страуса: моя голова в песке, я не вижу проблемы, следовательно, ее не существует.

Не смирится Москва. Ей, столице, не привыкать быть одной против всей страны и покорять целые континенты. Из богоспасаемого стольного града в дикую Сибирь начнется крестовый поход. Его объявит и возглавит тот слой олигархии, который будет мгновенно содран с тела Омска, но успел укорениться в миазматической гнили центра павшей империи.

Тогда-то и начнется танковый Армагеддон, великая битва будущего с прошлым, новой, абсолютно верной идеологии – со старой, не менее верной.

Вне досягаемости влияния Мегатанка транспортная авиация начнет выгружать первые вертолеты ополчений банков и концернов. Скучающее холеное поколение молодых банкиров сменит джойстики навороченных компов на штурвалы вертолетов. Вау! В этом сезоне в моде крутой стимулятор «Подбей танк»! 100 часов эксклюзивной летной подготовки – и вам подчиняется ангел смерти, способный стереть деревню! Гарантия реальности – 200%!!! …Особенно твоя смерть, идиот… С одной стороны – пижоны в фирменных пилотных прикидах, защищающие честно наворованное папашами – с другой недоспившиеся люмпены, готовые отдать жизнь за наконец-то прозвучавшую команду встать в строй. Потрясенный до глубины души коварством русских (сколько медведя не корми кредитами, а он все в родной коммунизм смотрит), Запад благородно снимет с себя последнюю рубашку на защиту идеалов демократии ( и сотен миллиардов, осевших в западных банках). Интербригады из высококлассных наемников пополнят поредевшее московское ополчение, российское небо перечеркнут силуеты с детства знакомых «Апачей».

Вертолеты против танков… От боев той поры ржавые груды танков и каркасы вертушек останутся на столетия непременной принадлежностью сибирских степей – взамен устаревших курганов и каменных баб. Беспощадные и безвестные схватки один на один, раздавленные аэродромы подскока и расстрелянные с воздуха колонны, струйки дыма за мирной линией горизонта – все то, что повторится стократно в Большом городе.

Мало-помалу кольцо полевых аэродромов будет стягиваться удавкой вокруг Большого города. Также будет уплотняться танковый строй и возрастать ожесточение. Первые танки, составлявшие и оживлявшие Мегатанк, уже остынут от выжегшего их изнутри кумулятивного жара, их заменят новые, стекающиеся на властный зов со всей Сибири. Будут меняться органы, неизменным останется сознание симбиоза людей и техники. Битва будет продолжаться – вот уже в сводках появятся названия ближайших станций, потом запылают пригороды и вот уже ковровые бомбардировки накроют обреченный город.

Бой будет развернут по вертикали - от спутников слежения и стратегических бомбардировщиков до уровня фронтовой авиации и вертолетов – с одной стороны и на том же уровне – зенитных комплексов на кровлях высоток, спускаясь ниже к танковым укрепрайонам и подземным арсеналам и хранилищам. Зенитные ракеты и бомбы в противоположных направлениях будут прошивать насквозь этот слоенный пирог. Омские бои надолго останутся темой компьютерных игр – и как символ победы демократии в лице авиации и как не имеющие себе равных по ожесточению и изобретательности.

Представьте небо в клубах пыли и дыма, подсвеченное заревом неугасающих пожарищ, выгоревшие изнутри руины, тянущиеся на десятки километров, развороченную землю, сплошь усыпанную бетонным и кирпичным крошевом строений – как фон, как декорацию битвы гигантов! Вестники смерти, вертолеты, проносящиеся на максимальной скорости на минимальной высоте между обугленными зданиями, отчаянно маневрирующие, чтобы не попасть под удар засады; танки, замаскированные и неподвижные, как древние амфибии в пермских болотах – мгновенно оживающие, когда в прицеле пулеметов мелькнет тень и ей вдогонку рассыплется звонкая очередь, а мгновеньем спустя гулкий пушечный выстрел вобьет в стену подраненного железного мотылька. И тут же мстителем за погибшего ведущего ведомый на крутом вираже вгонит под башню ракету – и танк раздуется как мыльный пузырь, чтобы звонко лопнуть металлическим фейерверком!

Другие схватки, короткие, на одну очередь, на один выстрел, сменяющие многочасовое подкрадывание под проводами и кронами, пилотаж вопреки инструкциям и законам динамики… Засады снайперов с переносными зенитными комплексами, заминированные фальшивые строения, изрыгающие завеси пламени, в которых мотыльками будут гибнуть эскадрильи вертушек – весь этот объемный бой в трех измерениях на десятки километров по всем координатным осям.

Что будет заставлять Омск сопротивляться? Генетически заложенное в русского чувство последнего окопа, суровой и простой правды: тебе не выжить, отступать некуда, умирай-ка, милок, как положено солдату, докури бычок, перекрестись, вставь последний магазин, калаш на одиночные – и выбей у стервы с косой лишние минуты жизни. Чувство, крепнущее еще с горбачевских времен, что жизнь кончена, позади – пропасть, хана, а ты один и самое большее, что тебе доступно – умирать человеком, а не сволочью. ..И не дай Бог на Святой Руси появиться лозунгу, за который не страшно будет умереть, лозунгу, за которым пойдут многие. Раздавить одного человека легко, массу, армированную идеей – невозможно, ее можно только плющить до бесконечности, до изнеможения. И все равно под прессом останется нечто живое. Что окажется сильнее в пылающих руинах, что будет заставлять огрызаться стаям вертолетов, закрывающим небо? Тупая программа Мегатанка, не знающая команда «отказ», или обреченность экипажей?

Исход схватки ясен заранее – двадцатому веку не устоять против двадцать первого. Монументу героической эпохи – танку на обугленных руинах не оставаться вечно в сердце разгромленного города. Все вернется на круги своя… Металлолом опять свезут на свалку, на окраину жизни, которая пойдет своим путем. Вернется ли к танкам сознание? Бог весть.

А вернется ли сознание к людям?