В начале было слово…

 

Нет, в самом начале – телефонный звонок. Потом шевеление, судорожные поиски трубки, и только потом слово:

- Алло? - и трубка с недовольным рычанием возвращается на место.

С минуту открывается глаз. Второму обычно нужно постороннее вмешательство - приходится раздирать его руками.

Пару минут я сижу, покачиваясь и запоминая, что только что услышала.

Дело в том, что кроме звонка в дверь или по телефону утром меня не может поднять ничто, пасуют даже самые “термоядерные” будильники. Пару раз проспав на работу, я худо-бедно приучила себя “заводить” телефон.

Процесс этот не лишен мистицизма: набираешь сложную комбинацию цифр, при этом, безбожно путаясь в “звездочках” и “решетках”, забывая нужное время и кляня на чем свет стоит достижения цивилизации и саму цивилизацию с ее бесчеловечным режимом дня - подумать только! вставать в 8 утра, когда все нормальные люди только ложатся! сидеть на работе все сонное время, а когда только начинаешь просыпаться, брести домой и бухаться в кровать с недосыпа! - и вдруг из трубки мелодичный женский голос заявляет, чеканя слова: “Ваш заказ. На побудку. На восемь часов. До полудня. Зарегистрирован. Ваш заказ...” - и так далее до бесконечности.

У, шайтан! В первый раз я с перепуга слушала милую женщину минут пять. Но весь мистицизм такого пробуждения не в принятии заказа, а в его исполнении. С одной стороны, ничего таинственного в этом нет - звонит телефон, вы поднимаете трубку, слышите...

Вот то-то и оно! Что слышите? Лично я никак не могу запомнить ни слов, ни музыкального сопровождения утренней побудки.

Каждое утро я внимательнейшим образом выслушиваю запись, удивляюсь, что все так просто, без малейшего намека на тайну, выучиваю все вплоть до слова, до последней нотки, предчувствуя, как днем торжественно расскажу друзьям, что же звучит по утрам из телефонной трубки...

И каждый день растерянно обнаруживаю, что не помню ну ни-чер-та...

 

Сегодня я полна решимости все-таки запомнить эти загадочные звуки, поэтому повторяю услышанное раза два про себя. Чтобы не забыть днем, сразу как приду на работу, напишу об этом Пашке.

Посмотрев на часы, я решаю, что час для сборов на работу - это роскошь, и на секунду закрываю глаза. Точнее, перестаю держать их открытыми. “Боже, как я понимаю Вия...” - только и успеваю я подумать, падая на подушку…

 

- Что? Где? Сколько? А-а-а-ах! Опять проспала!!! - в ужасе вскидываю руку к глазам. Стрелки на часах упорно не хотят попадать в поле зрения. Отчаянным усилием навожу-таки резкость. Ф-фу... Девять... Нормально...

Как девять?! Полдесятого же - последний срок!!! - и я срываюсь с кровати. Ну, где же, где же я вчера снимала джинсы?

Через десять минут, умытая, по мере сил расчесанная и совершенно задубевшая (это все от зубной пасты! кстати, паста кончилась, надо купить... и новую щетку неплохо бы... и туфли в починку отнести... интересно, мне никто больше не должен десятку? люди гибнут за мета-алл!… деньги, деньги...) я выползаю на улицу. Побренчав в кармане мелочью, решаю, что можно позавтракать семечками. Три рубля - как раз на большой стаканчик. Подняв глаза от ладони, обнаруживаю подъезжающий к остановке синий “башмачок”.

Одиннадцатый!

 

В глубоком детстве я очень любила смотреть передачу “В мире животных”, где очаровательный Николай Дроздов, похожий одновременно на Кощея Бессмертного и грустную птицу-секретаря, с растроганной дрожью в голосе рассказывал о повадках малого бамбукового медведя, большой медведки и прочей фауны. С замиранием сердца я следила за охотой личинок стрекозы, полетом филина и окукливанием непарного шелкопряда. Я тогда была еще маленькой и доброй, и поэтому всякая живность, даже лохматые гусеницы, вызывала во мне искренний интерес и сочувствие. Потом я выросла, поняла, что голуби - это вовсе не белоснежные нежные верные птицы, а такие же твари, как и человек - жадные и жестокие, что павлины гадко орут, а лошади больно кусаются, что рыб лучше есть, чем разводить, и даже котят иногда гуманнее топить.

 

Так, к чему это я, собственно? Ах да - сайгаки! Как сейчас помню восторженную речь Дроздова: “Сайгаки - очень древние животные, прекрасно приспособленные к жизни в пустыне. Сайгака легко отличить по забавному носу, похожему на респиратор, и своеобразной манере бега: обычно сайгаки бегают рысью, но застигнутые врасплох, высоко подпрыгивают и уже в воздухе переходят на стремительный галоп”.

Увидев автобус, я как сайгак, делаю неуклюжую свечку и в воздухе “перехожу на стремительный галоп”. Огибая магазин и отчаянно лавируя между раскладывающимися продавцами, успеваю увидеть выходящих из автобуса пассажиров. “А сзади бежал Штирлиц и делал вид, что просто прогуливается” - пыхчу (или пыхтю? русский язык, конечно, велик и могуч, но зверски сложен) я, вспоминая Шума, бегущего за поездом. Ну, еще секундочку! Дверь начинает медленно закрываться...

Йес-с-с!!! Влетаю в автобус и утыкаюсь головой в чью-то весьма мужественную грудь. Непроизвольно внюхиваюсь. Мрр... ненавязчивый запах какого-то совершенно умопомрачительного одеколона (ну почему я никогда не могу запомнить эти парфюмерные названия?), “Петра I”... Осторожно задираю голову. В голове мелькает: “Вот так всегда - блондин, а я спросонок!”.

Блондин со светло-зелеными глазами (ну кто ж виноват, что у меня такие банальные предпочтения?) смотрит на меня с улыбкой. “С голубого ручейка начинается река, ну а утро начинается с улыбки!”

Несколько секунд я улыбаюсь в ответ (“Ну и глупый же у Вас вид, Надежда Владимировна!” - “Сама знаю” - “А раз знаете, зачем по улицам ходите, людей пугаете?” - “А пусть радуются, что хоть у них все дома” Нет, меня когда-нибудь доканает это раздвоение личности в самый неподходящий момент...), потом спохватываюсь:

- Я Вас не ушибла?

Блондин молчит.

Так, понятно. “Доктор, меня игнорируют!” - “Следующий!”. Хорошо хоть, что не рассердился. Хотя, что с чокнутой возьмешь? И я - а много ли надо сонному человеку? - погружаюсь в мрачные размышления о тщете всего сущего.

- Прости, я загляделся, - голос блондина отрывает меня от увлекательного зрелища парового катка, проезжающего по моей физиономии. От неожиданности я чуть опять не делаю “свечку” (ох уж эти сайгаки!).

- Мне было даже приятно - если хочешь, можешь еще раз в меня врезаться, - а голос у него тоже правильный - низковатый и с легкой бархатцой. Мрр, какой котяра! Ну, если он сейчас еще и знакомиться начнет...

- Если уж мы столь близки друг к другу... а сейчас будем еще ближе...- он уворачивается от угрожающих объемов кондукторши (удивительно, что еще встречаются толстые кондукторы - им бы давно пора приобрести змеевидную форму, чтобы без проблем протискиваться между людьми. А что, очень удобно - стоит злостный заяц, чайником прикидывается, а ты вокруг него обвиваешься и НЕОЖИДАННО заглядываешь в глаза: “Проезд оплачиваем, предъявляем проездные!” Или их специально выращивают, как сумоистов, чтобы массой задавить злостного неплательщика 3 (прописью - трех) рублей? Правильно, а как иначе заставишь вот такого, например, красавца отдать эти денежки? Хотя… если бы по автобусу ходили юные привлекательные девушки, то им бы не по три рубля отдавали! Они бы годовой запас билетиков за день распродали! А тогда бы женщины не платили... Так, меня опять понесло! А со мной, между прочим, знакомятся), при этом умудряясь не навалиться на меня, - может, познакомимся? Меня Сергеем зовут. А тебя?

- Надежда.

Лучше бы он назвался Иннокентием... Блондин, Сергей, глаза кошачьи, пахнет правильно. Сейчас он скажет, что я на кошку похожа...

- Слушай, тебе никто никогда не говорил, что ты похожа на пушистого котенка? - интонации в его голосе становятся подозрительно мурчащими.

- А хочешь, я скажу, сколько тебе лет? - неожиданно для самой себя выпаливаю я.

- Ну?

- Девятнадцать!

Да, а как ты догадалась? - Он удивлен - я попала в самую точку.

Ну, еще бы! Я могу рассказать ему еще много нового и интересного (вот ведь привычка с немецкого - fielen neues und interessantes”. Штампы - они на любом языке штампы) - и то, что он гулять по ночам любит, и что танцует хорошо, и на гитаре играет, хотя поет не очень-то... Как всегда.

Желание знакомиться вянет, как прошлогодняя гвоздика у памятника Ленину (кстати, вот уже и он! Выходим, выходим, срочно выходим!) хотя и парень в моем вкусе. В том-то все и дело, что он слишком в моем вкусе. Хватит пока с меня кошачьих. Наигралась! Или нет? Я проваливаюсь в воспоминания...

- Девушка, Вы сходите? - меня вежливо, но решительно оттирает от недоумевающего блондина хорошо сохранившаяся женщина с лицом под Софи Лорен.

- Конечно! И схожу! И выхожу! И даже вылазию! - я радостно начинаю пробираться на волю.

Софи Лорен смотрит на меня с тщательно скрываемым сочувствием и опаской. Я усугубляю ее смятение, заявляя через ее плечо (блондин-то видит, что это ему, а вот заполярная итальянка вряд ли. Заполярные итальянцы - пустое множество, равно как и умные Надюхи. Правильно сказал Денис Пташкин: “Здесь думать надо!”. А нечем):

А вам всем девятнадцать! - и вываливаюсь на остановку.

 

- Надюхи, как и сайгаки, - разъясняю я себе голосом Дроздова, - очень пугливые создания. На них очень хорошо охотиться ночью на машине с включенными фарами - сайгак боится выбежать из луча света в темноту и гибнет от пули охотника. А Надюхи очень любят кататься в машинах со скоростью 140 км/час и гибнут от своего неумеренного любопытства и любви к кошачьим. А еще у сайгаков глаза в темноте светятся зеленым. “Зеленый” по-итальянски - “верди”. Ох уж мне эти сайгаки...

 

Www.mail.ru. В вашем ящике сейчас одно непрочитанное сообщение. А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!

Ура. Это Пашка. Сейчас я ему напишу, напишу...

Я радостно кликаю на “ответить”, начинаю набивать письмо и вдруг понимаю, что опять напрочь забыла, что же все-таки раздается по утрам в телефонной трубке. В голове почему-то вертится музыка из “В мире животных”, и голос Дроздова повторяет: “Верди - это зеленый. А сайгаки - это сайгаки”.

Извини, Паш, не расскажу я тебе веселой истории из жизни телефонов. Ладно, уж завтра-то я точно узнаю, что говорят телефоны, когда будят Надюхов по утрам.

А пока запомни: Верди - это... впрочем, это уже совсем другая история.