Одна.

 

Она вскрикнула и... проснулась.

"Живу", - подумала сразу с недоумением. Потом то же самое с отвра-

щением. Потом с тоской...

За окном потянулась береза и стукнула в черноту стекла.

- Вот вчера то же. И позавчера. - проговорила вслух и поморщилась:

голос хриплый, низкий со сна.

- Ау! Ау, ау, - пропела на разных высотах и тонах, потянулась, на

мысочки встала, вслед за березой. Показала в зеркало сама себе язык.

Глаза остановились.

Тишина. Темнота.

- Где ты... еле различимый шепот. - Где?! - крик сквозь срывающи-

еся рыдания.

За окном заплакал дождь. Забарабанил по стеклу, и листья березы

повисли, как уши обиженного щенка.

Успокоилась. легла снова в остывающую было постель. Носом в подуш-

ку. И стала ее грызть. Но дождь не перестал, а еще настойчивее засту-

чал, заплюхал по железу подоконника.

Устала.

Принялась раздумывать лихорадочно. А от чего? От безделья. Да,

только от безделья. Но делать больше ничего не хочется. Нет сил. Нет

веры. Ничего нет в пустых холодных днях. И ночах. Устала.

Перевернулась рывком, легла на спину и открыла широко в бездну

темноты глаза. Медленно и внятно произнесла:

- Я хочу любить. Тебя.

Поднялась легко и плавно. Подошла к зеркалу. Белое привидение из

длинной простыни в лунной дрожащей дорожке. Дрожащей под струями дож-

дя. Нет, так не бывает, чтобы луна и дождь вместе. Обиженно вытянула

губы трубочкой. Ну, конечно, это не луна, а прожектор со стройки нап-

ротив светит прямо в окно. Поэтому береза так хорошо видна вся со сво-

ими поникшими ушами.

Вытянулась в струнку в конусе света, сбросила простыню. Испугалась.

Руки непроизвольно потянулись сами крест-накрест вверх. Потом

бессильно упали.

-Мымра. - твердо сказала своему отражению и втянула живот. Вот так

лучше. А теперь - выпрямить плечи, спину...

Белый свет заплясал тонкими иголочками на волосах, волной накаты-

вающихся на чуть приподнятые, словно от удивления, плечи, скользнул по

тонкой, словно из белого мрамора шее. Ох., да ведь она красавица!

Чуть подумав, подбежала к окну, распахнула балконную дверь.

Взвизгнула, когда пятки лизнул, обжигая, ледяной и мокрый бетон.

Широкий луч прожектора светил прямо через ее окно и отражался в

зеркале. "А с улицы отлично меня видно", - мелькнуло в пугливом созна-

нии.

- Ну вот и хорошо! Ну и пусть! - сказала вслух громко и как можно

развязнее.

Мелкая морось, брызги дождя долетали до нее и кололи иголочками

озноба тонкую шею, грудь, живот, она хмурилась сначала, охала, потом

расслабилась и стала с упоением, даже какой-то жадностью ловить ртом

воздух. Подняла руки, вытянула вперед: полечу - не полечу?...

 

В комнате было душно. Мимо зеркала прошмыгнула как можно скорее.

Пробралась на кухню, села за стол. Пустой стол. Пустая кухня, и - хо-

дики на стене. Старинные, медленно отстукивающие время жизни: тук,

тук, тук, тук...

С горечью обняла себя за плечи. Обхватила крепко-крепко. Еще силь-

нее! Так, чтобы завтра там синяки остались от цепких худых пальцев с

длинными, как у кошки, ногтями.

Глаза остановились. Тишина. Темнота.

- Одна. - медленно и внятно произнесла и вдруг испугалась собствен-

ного голоса.