Неприязнь, которую Росс ощущал по отношению к дельвинцам и самому городу, в сущности, не имела под собой никаких оснований. Если бы планы, которые он строил по пути сюда, начали сходу сбываться, возможно, ему здесь даже понравилось бы.

Для человека, всю жизнь прожившего вдали от моря, Дельвин был чем-то вроде откровения или чуда. Пестрые мраморные лестницы сбегали к широкой песчаной полосе, на которую то и дело лениво накатывались волны, неся с собой бурые водоросли и розовые купола медуз. Дома из разноцветного камня щеголяли друг перед другом искусной резьбой, по затейливым ажурным решеткам струились плети вьющихся растений, а в воздухе стоял влажный аромат зелени, порой перебиваемый терпким запахом моря...

Словом, город произвел на юношу сильное впечатление. Но дела Росса с самого начала пошло вкривь и вкось.

По законам местного магического цеха он не мог сразу увидеться с Валентином, чья персона единственно была ему интересна. Вместо этого пришлось разговаривать с Эриком, и было заранее ясно, что ничего приятного от девятнадцатого Главы Мастерской незваный гость не услышит. Пообещав себе быть максимально почтительным, Росс отправился на аудиенцию.

Эрик оказался того же возраста и роста, что Алоис. Вообще между двумя магами, разделенными многолетней враждой, было много общего, и это неприятно удивило юношу.

После ритуального приветствия и представлений повисла неловкая пауза. Магистр откровенно изучал гостя, и последний в раздражении чуть не забыл про свои благие намерения.

- Значит, ты - один из учеников Алоиса, - наконец сказал Эрик. В его голосе не было тепла. - Мы не знали, что он взял учеников.

- Он и не скрывал, что у него нет на то вашего разрешения, - угрюмо съязвил Росс. - Если вы на это намекаете.

- Я ни на что не намекаю, - спокойно возразил Глава Мастерской. - Мы очень давно ничего не слышали о твоем учителе здесь, в Дельвине.

- Вы могли бы при желании связаться с ним.

- При его ответном желании - мог бы.

Росс враждебно засопел, но Эрик не обратил на это внимания. Похоже, он что-то вспомнил, и это что-то было не слишком радостным. Лицо мага сделалось усталым и немолодым, какое бывало у Алоиса, когда он говорил о... Об этом самом городе - и этом самом человеке. Росс закусил губу.

Магистр вздохнул и вернулся из прошлого в настоящее. Холодноватые серые глаза вновь внимательно глядели на пришельца.

- Ты отправился в Дельвин по своей охоте?

- Учитель велел мне найти магистра Валентина.

- Догадываюсь, что не меня. Если не секрет - зачем?

- Не секрет, - Росс чувствовал, что говорит вызывающе, и злился на себя, а еще больше - на Эрика. Сколько раз он представлял себе, как встретится с этим человеком, отправившим когда-то Алоиса в изгнание, как будет холодно и презрительно ронять слова, как скажет все, чего не смог когда-то сказать учитель... А на деле гнев Росса оказался сродни мальчишеским обидам с их бессильными злобными слезами. - Не секрет! Но я хотел бы поговорить об этом с самим магистром Валентином.

- Магистр отошел от дел, - голос Эрика прозвучал неожиданно резко. - Он уже очень стар и болен. И если бы твоего учителя действительно интересовало что-то, кроме собственных амбиций... Впрочем, оставим. Наши с ним разногласия по-прежнему в силе. Он говорил тебе о том, почему покинул Дельвин?

- Очень мало. Но я о многом догадался сам - и я на его стороне!

Эрик улыбнулся краешком рта, улыбкой, ничего общего с весельем не имевшей.

- Я бы удивился, если бы было иначе. Так он послал тебя к Валентину для испытания? Можешь, не отвечать, если не хочешь. К счастью или к несчастью, но мы очень похожи с Алоисом. Мы учились у одного человека и много лет были неразлучны, прежде чем наше знание развело нас по разным берегам. Было время, я тоже просил Валентина помочь моим ученикам найти себя - мне казалось, так надежней. Мне и сейчас так кажется, но теперь я помогаю им сам. Повторяю, магистр очень болен и очень стар...

Росс так удивился, что перебил его:

- Но ведь он - один из сильнейших магов на свете! Так говорил мне учитель. Он мог бы навечно сохранить себе жизнь, молодость, силы...

Эрик снова улыбнулся без радости.

- Мог бы. Но, как ты сам скоро увидишь, это - не в его принципах. Я представлю тебя ему. Думаю, для ученика Алоиса можно сделать исключение.

 

Дубы здесь перемежались с кленами, и лес стоял червонно-золотой. Местами клены росли большими семьями, и казалось, что идти приходится сквозь огромный - не обжигающий, а только отбрасывающий на лица багряный отсвет - костер. Кое-где, напротив, дубов было так много, что прозрачно-золотое сияние их листвы заменяло солнечный свет... Росс, проведший детство в иссушенных зноем степях с бедной невысокой растительностью, среди пыли и порожденной пылью горечи, никогда прежде не видел такого великолепия. Но зато не раз слышал о нем.

- "О давних снов осенний звон!

И клена лист, слетев в ручей,

Мятежным алым кораблем

Спешит, ажурно невесом,

В объятья западных морей...

Здесь небеса всегда добры

Сочится свет сквозь сень дубов,

Здесь тишина - предел игры

Детей, не знавших городов..."

 

Старик слушал, слегка наклонив голову. Впрочем, трудно было понять, что именно он слышал - стихи своего непокорного, давно покинувшего родную обитель ученика или что-то внутри себя, никому более не доступное. Потом он протянул руку, чтобы Росс помог ему встать.

- Алоис не мог не рассказывать тебе об этом месте, - голос магистра звучал тихо и слегка дрожал. Валентин всегда разговаривал так, за все три дня общения с ним Росс не слыхал, чтобы в этом старом, шуршащем, как папирус, голосе промелькнули нотки иронии или сочувствия. Магистр хорошо помнил Алоиса, но, казалось, не испытывал по его поводу ни гордости, ни сожаления.

Поначалу эта прогулка чрезвычайно раздражала юношу. Он был лучшим из учеников Алоиса, а Алоис был одним из лучших учеников Валентина, который, в свою очередь, был одним из лучших... Словом, неужели вдвоем с магистром они не смогли бы в мгновение ока перенестись в нужное место, вместо того, чтобы плестись черепашьим шагом, поминутно останавливаясь отдохнуть? Они вышли в путь до зари, а сейчас солнце уже клонилось к закату...

- Долго еще идти?

Старик приостановился и кинул оценивающий взгляд по сторонам.

- Я уже почти пришел. Дальше тебе нужно будет двигаться одному.

- Но вы, по крайней мере, скажете мне, что я должен делать?

- Разумеется. Вопрос лишь в том, как ты воспользуешься моими указаниями.

"Очень обнадеживающе!" - мрачно подумал Росс. Впрочем, он уже не жалел, что они идут пешком. В лучах заходящего солнца лес приобретал таинственное, еще не знакомое очарование. Даже то, что Валентин так часто останавливался...

- Вот это место! - возвестил магистр, тяжело опускаясь на пухлый ковер опавшей листвы. Росс помог ему устроиться поудобнее, сел и приготовился слушать.

- Как я уже сказал, дальше ты пойдешь один. Держи направление вон на тот расщепленный дуб и через несколько минут выйдешь на поляну. Она довольно большая, мимо не проскочишь. Устроишься на ее краю в кустах и будешь ждать. А я буду ждать здесь.

- Ждать чего? - нетерпеливо спросил Росс, так как магистр замолчал. Старик пожевал губами в раздумье, словно все еще сомневался, стоит ли этот ученик того, чтобы с ним возиться.

- Ты должен увидеть единорога, - обронил он наконец.

- Увидеть - и что? Выследить? Поймать?

- Просто увидеть. И больше ничего.

- А что мне это даст?

Валентин пожал плечами:

- То, для чего ты приехал в Дельвин. То, за чем Алоис послал тебя ко мне.

Росс вздохнул, нашел взглядом расщепленный дуб и поднялся на ноги.

 

Почти во всех известных ему магических книгах - а за девять лет учебы у Алоиса он прочел их немало - образ единорога трактовался примерно одинаково.

Это тайный зверь, говорилось там, которого дано увидеть далеко не каждому. Для того, чтобы единорог показался тебе, надо иметь целый ряд качеств... Впрочем, из этого ряда Росс не обладал лишь девственностью и не считал это такой уж большой потерей. Разве что разговоры о поимке единорога отныне были для него чистым бахвальством, а в остальном - почему бы таинственному зверю и не появиться на этой самой поляне?

Прошел час или около того, судя по густеющим сумеркам, а Россу уже казалось, что он ждет целую вечность. Пару раз он осмелился переменить позу, но все равно руки и ноги затекли, а вынужденное безделье разжигало злость. Какие догматики эти старые маги! Должно быть, Алоис не виделся со своим учителем лет двадцать, а то не стал бы его так расхваливать...

Было только одно заклинание, которым можно было призвать единорога. Росс прочел его в одной очень старой и крайне запутанной книге и запомнил только благодаря тому, что с раннего детства обладал очень хорошей памятью. Это, кстати, была одна из причин, почему Алоис выбрал его в ученики, и чуть ли не первая, по которой он смог довольно быстро выдвинуться среди остальных мальчиков.

Единорог в той книге назывался Стражем Мира, при этом не уточнялось, ни от кого он должен упомянутый мир стеречь, ни кто дал ему такое нелегкое поручение. Во всем, что автор говорил об этом существе, чувствовался благоговейный трепет, чуть ли не ужас. Приводя словесную формулу заклинания, древний чародей тут же принимался умолять читателя ни в коем случае не пользоваться ею всуе, а лучше - не пользоваться вообще... Словом, сумбур был полный.

Поколебавшись какое-то время - ровно столько, сколько можно было выдержать боль в затекших конечностях, - Росс приступил к заклинанию. Оно не было ни длинным, ни особенно сложным, но требовало большой внутренней сосредоточенности и полного отключения от окружающей обстановки. Когда юноша произнес последнее слово, по спине его стекали струйки пота, а в голове на несколько мгновений возникла темная, зияющая пустота...

Потом в эту пустоту ворвался тихий хрустальный звон. Сперва казалось, что начали позванивать падающие с деревьев, прекрасные в своем медленном и обреченном кружении листья. Потом сумерки внезапно осветились серебристым лунным сиянием, наполнились не то тихим смехом, не то перебивчатой капелью - и на поляну вырвались два единорога.

Две луны, спустившиеся по его зову, две стелющиеся над вечерней росой белых тени, два невесомых туманных облачка, две мечты, два несбыточных сна. Их танец был приветствием надвигающейся ночи и обещанием завтрашней победы света, любовной игрой - и игрой со смертью, плачем и гимном одновременно. Все остановилось: время, течение жизни, бег речных вод к океану, старение, умирание, рождение нового, - все замерло, словно в ожидании исхода схватки между извечной тьмой древней Ночи и двух единорогов, посланцев Дня.

Даже звон стих. Бесшумно мелькали серебристые копытца, беззвучно сталкивались в шутливом подобии схватки сияющие рога. Сколько это длилось - минуту или час, - Росс не мог бы ответить. Кровь его, казалось, остановилась тоже, и сердце ни разу не вздрогнуло в груди, пока танец не кончился и единороги не исчезли среди темного глухого леса без единого звука, просто были - и нет.

Еще несколько секунд Росс тупо сидел, пытаясь понять, не являлось ли виденное лишь сном, не задремал ли он в ожидании. Но свет и радость царили в душе, и ощущение одержанной победы не исчезло вместе с единорогами. Сердце, как только что пущенный маятник, билось неровно, торопливыми короткими толчками. Росс встал, едва чувствуя ноги, и вышел на поляну...

В радость внезапно подмешалась тревога. Что-то было не так, что-то не кончилось, когда кончился чудесный танец. Бледный призрачный свет струился между притихшими дубами и кленами. Росс инстинктивно поднял голову - и замер, парализованный ужасом.

В небе что-то двигалось. Тень огромного, ни на что виденное прежде не похожего существа быстро перемещалась по светящимся отраженным светом облакам. Или это было само существо, просто контуры его оказались размыты движением и жутковатым ирреальным светом?

Существо ускользало, не давая себя разглядеть, оставляя после себя странное болезненное томление, какое испытывает, наверное, ученый, неожиданно со всей ясностью понявший, что мир невозможно познать до конца. И Росс вдруг в ужасе обнаружил, что губы его, словно уже не принадлежа ему, шепчут:

- Ну остановись же! Ну взгляни же на меня, хотя бы один раз!

Существо остановилось и взглянуло. У него не было глаз, даже головы его невозможно было различить, но Росс знал, что оно смотрит - и видит его, только его одного. Душу и тело пронзил леденящий холод, ибо существо не ведало ни любви, ни сочувствия, ни жалости. Одиночество, бессмысленность, смерть - вот что было ему известно лучше, чем кому бы то ни было, потому что именно это оно наблюдало со своей высоты в течение многих и многих столетий. Все повторялось бесчисленное множество раз в этом мире, который оно приставлено было стеречь - от чего, оно уже и само не очень хорошо понимало...

Какую-то долю секунды длилась эта странная связь между человеком и неизвестным. Потом все закончилось, тень метнулась по облакам, холод отпустил. Росс почувствовал, что лицо его мокро от слез. Он попробовал вздохнуть, но его душили рыдания. Спотыкаясь на каждом шагу, он направился к тому месту, где ждал его старый магистр.

 

Тот сидел все под тем же деревом, будто за эти несколько часов ни разу не вставал. Впрочем, скорее всего так оно и было.

Росс упал рядом, зарывшись лицом в палую листву. Он уже взял себя в руки, хотя потрясение было очень сильным. Маг и ученик некоторое время молчали.

Потом Валентин заговорил:

- Конечно, Алоис не рассказывал тебе про эту поляну. Она называется Хрустальный Шар Иллюзий.

- Не рассказывал, - машинально ответил Росс, но тут же приподнялся на локте. - Что?! Так значит... Значит, это вы...

- Не я, - остановил его старик. - Ты сам. Но могу тебя утешить: одно из твоих видений было подлинным. Ты сам должен решить, какое.

 

Дальнейшие дни в Дельвине были наполнены бредом. В этом бреду одиночество Росса было огромным, как море, голым, как его родная степь, и вязким, как речной ил. Тоска поселилась в его душе, которая прежде не знала иных огорчений, кроме недовольства учителя.

Мечась в лихорадке или лежа обессиленным после долгого жара, Росс звал Алоиса на помощь, но маг не слышал этого зова. Порой, словно прохладное дуновение среди зноя, сквозь сны Росса в вихре танца проносились два единорога. Но небеса были пусты, хотя Росс и призывал того, кто скользит по облакам...

Приходя в себя, юноша видел рядом Эрика. Однажды он прижался лицом к руке магистра и признался ему в своей боли.

- Что со мной? - твердил он. - Я хочу радоваться, хочу быть счастливым, как прежде - но не могу. За что? И неужели это - навсегда?

Эрик обнял его и мягко сказал:

- Прежде ты был беззаботен, но это - не счастье. Нужно обладать большим мужеством, чтобы быть счастливым в мире, наполненном скорбью. Могут пройти многие годы прежде, чем ты вновь обретешь покой... Разве Алоис не говорил тебе этого?

Росс покачал головой. Эрик продолжал:

- Он покинул Дельвин, чтобы в одиночестве вести битву с самим собой. Мы не разрешили ему брать учеников, потому что в его душе не было мира, но он ослушался. Значит ли это, что он наконец достиг равновесия? Спокоен ли он теперь?

- Мне кажется, да...

- Он должен гордиться тобой, беречь тебя. Магистр Валентин сказал, что, вырастив такого ученика, любой из нас мог бы считать, что прожил жизнь не зря.

Еще несколько дней назад слова Главы Мастерской доставили бы Россу большое удовольствие. Сейчас он не смог даже улыбнуться в ответ.

Время шло, физические силы постепенно возвращались, и Росс назначил себе день для отправления в обратный путь. Эрик не удерживал его.

- Передай Алоису то, что сказал о тебе магистр Валентин, - он положил руку на плечо Росса, прощаясь. - А от меня добавь, что мы помним его в Дельвине. Всегда помнили.

 

На западе зима еще и не начала вступать в свои права, а по степи уже гулял колючий ветер, перекатывая твердые крупинки раннего снега. Дом Алоиса стоял на отшибе, обычное степное жилище с высоким забором, покатой крышей, маленькими щелеобразными окнами.

За три недели, пока Росса не было, во двор нанесло песка и снежной крупы, и тяжелая деревянная калитка открылась с трудом. С дверями тоже пришлось повозиться, старый замок был капризен и не желал слушаться никого, кроме своего отсутствующего хозяина. Росс справился с ним, лишь полностью скопировав манеру Алоиса плести охранительные заклинания.

Дом был пуст, темен и пылен, на зубах хрустел песок, теснота и убогость комнат бросились Россу в глаза впервые - после того, как он взглянул на жилища дельвинских магов. Сложенные в углу магические книги темнели бесформенной грудой, и ученику подумалось, что сам Алоис вряд ли одобрил бы такое обращение со столь почтенными трудами. Юноша вздохнул и покачал головой, затем потянулся наугад...

Книга была старой и рыхлой, на потемневшей от времени обложке невозможно было прочесть названия, но по спине Росса прополз холодок. Он придвинул глиняную лампу с отбитой ручкой, несколько раз щелкнул кремнем, подправил фитилек. Жесткие листы переворачивались, едва слышно поскрипывая, книга была полна запутанных схем и полуосыпавшихся миниатюр. Но на этой странице ни того, ни другого не было.

"Тайный зверь Единорог", - прочел Росс. Заклинание он помнил и так, но пробежал его глазами вновь, сам не зная, чего ищет за знакомыми магическими символами. И они ничего не сказали ему.

Юноша отложил рассыпающийся том, распахнул дверь и вышел во двор. Плоскую плиту из грубо обработанного песчаника уже почти занесло песком, в надвигающейся темноте неумело вырезанные на ней дельвинские письмена можно было найти лишь на ощупь. Росс бережно смел рукой песчинки с невидимой надписи.

Алоис задал бы своему ученику множество вопросов об этом путешествии. И Росс поделился бы с ним своим страхом, своим одиночеством и сказал бы, что теперь он понимает все, что ему известны причины той странной полубезумной тоски, которую он порой замечал во взгляде Алоиса, той горечи, что так часто звучала в словах учителя, - и даже причина его более чем преждевременного ухода, так похожего на бегство... Теперь этот разговор можно было лишь выдумывать и вволю перекраивать снова и снова. Росс знал, что будет делать это не раз на протяжении своей грядущей жизни, сколь бы долгой она ни была.

- Тебя помнят в Дельвине, учитель, - сказал он и, почувствовав на своих глазах слезы, поднял взгляд к небу, где вот уже целую вечность несло свою странную службу огромное призрачное существо, рожденное в начале времен, всеми забытое, холодное, чуждое и непостижимое для человеческого ума. Своим существованием оно отнимало у людей радость...

Или, может быть, все было не так? Знало ли оно радость до того, как на земле появились люди и мир наполнился смертью и слезами? На этот вопрос ни у кого на свете ответа не было.

Взгляд Росса стремился проникнуть за пелену вечерних облаков - туда, где скрывался Страж, древний, бессмертный, далекий. Замечал ли он вообще людей - маленьких, теплых, суетливых существ, чей век так краток, - в своем ледяном и безжалостно вечном одиночестве?

Росс поднялся на ноги.

- Бедняга! - сказал он, чувствуя, как живительный поток самых разных чувств наполняет его, взрывая воздвигнутую отчаянием и страхом плотину. - Бедняга!