Он плавно нажал на курок. Хлопок. И враг уже лежит поверженный. Корчится в медленно растекающейся ярко-алой луже.

Павел вышел из своего укрытия и пристально посмотрел в его глаза. Павел старался увидеть в них... Увидеть что? Он не знал. Но этого чего-то там явно не было.

Поверженный враг силился что-то сказать, тихо шепча на своем языке. Вдруг он закашлялся, захрипел, и кровь хлынула у него из горла.

Контрольный выстрел завершил его мучения.

Павел облокотился спиной о холодную бетонную стену, закрыл глаза и присел рядом с трупом, бывшим еще минуту назад живым человеком.

Уже четвертый за последние девять дней. И в душе все равно пустота. Вернее даже не пустота, а тупая ноющая боль. Но четыре оборвавшиеся по его воле жизни никак не смогли притушить эту боль. Желание мстить не проходило, но становилось каким-то безнадежным.

Скольких еще врагов ему придется убить, что бы обрести, наконец, покой?

«Отнять человеческую жизнь – преступно по сути своей!» - так учил отец. Что бы он сказал теперь?

Отца, мать и сестренку Лизу убили они. Враги. Лизе было всего двенадцать, но их это не смутило. Ее зверски изнасиловали и убили. Их дом сожгли.

Что осталось в его пустой жизни?

Тупая боль и безнадежное желание отомстить.

Павел вздохнул и снова вгляделся в лицо своего поверженного врага.

Молодое. Спокойное. Ясное. Красивое, если не считать пулевого отверстия на лбу. Казалось, смерть стерла с него все горести и тревоги. Он безразлично смотрел широко открытыми прозрачными голубыми глазами в низкий закопченный потолок.

Кем он был? О чем мечтал? Кого любил? На что надеялся? Во что верил?

Теперь этого уже не узнать. Медленно синеющие мертвые губы уже никогда не произнесут ни слова. Алая струйка, стекающая с них уже начала запекаться.

В конце концов, какая разница ему, Павлу, что это был за человек? Это был враг. Главное, что он больше не сможет лишить жизни ни единого человека, не сможет сжечь ни одного дома, не сможет изнасиловать ни одной маленькой девочки. Павел защищает свою страну, свою родину, свою… память о своей семье.

Снова тревожная мысль кольнула его. А что если этот парень, что лежит сейчас перед ним в луже собственной крови, тоже шел защищать свою страну и семью? Что если у него тоже убили всех близких, и желание отомстить было единственным, что двигало его вперед, заставляло делать новый шаг и новый вздох?

Нет. Этого просто не может быть. Они враги!

Павел почувствовал, что его голову начинает сжимать невидимым обручем. Кровь застучала в висках. Боль начала накатывать волнами, все сильнее и сильнее. В глазах поплыл алый туман, а во рту пересохло.

Павел бросил автомат и упал на бетон, хватаясь обеими руками за голову и по-собачьи скуля. Он знал, что всего через пару минут это пройдет. Но эти па минут казались разверзнутой пастью ада.

Боль. Боль. Боль. И ничего кроме боли изнутри и снаружи. Весь мир превратился в пылающую преисподнюю.

Так же внезапно, как и началась, боль стала отступать. Павел глубоко вздохнул. Раз. Другой. Качаясь, поднялся на четвереньки, и его вырвало.

Павел еще немного постоял так. Голова кружилась, но он медленно приходил в себя. Присев, Павел вновь облокотился о стену и вытер рукавом рот. Непослушными, дрожащими пальцами он извлек из пачки сигарету и закурил.

Такие приступы начали происходить с ним после того, как он получил известие о гибели семьи. Полевой врач, осматривавший его, назвал это каким-то хитрым научным словом. Но его Павел не запомнил.

Он снова взглянул на труп. Теперь уже к чистой лаково-алой луже примешивалась его рвота. Павел еще раз глубоко вздохнул и прикрыл глаза.

А что если у этого парня, лежащего перед ним, осталась семья? Живая семья. Родители, братья и сестры. А может быть даже маленькие дети. Что если, узнав о его гибели, они возьмут в руки оружие и пойдут мстить?

От этой мысли в голове вновь зашумело. Павел стиснул зубы.

Нет. Нельзя об этом думать. Он солдат и должен исполнять свой долг.

Но сколько боли и ненависти посеял он, Павел, в сердцах и душах тех людей, которые любили этих четверых, убитых им врагов?

Нет. Нет. Нет. Нет…

Боль опять начала возвращаться.

«Это же круг, это просто круг» - с трудом прошептал Павел, вновь хватаясь за голову.

Боль возвращалась. Но это была не просто боль. По сравнению с ней все приступы, случившиеся с ним раньше, меркли.

Павел со стоном повалился на пол в холодную лужу крови и рвоты. Боль оглушала и ослепляла его.

«Нет, это не круг, это спираль, она втягивает в себя все больше судеб» - пронеслось в голове раскаленное копье.

Павел стонал и выл. Если бы только у него хватило сейчас сил поднять автомат, направить его себе в голову и нажать на курок…

Собрав последние силы, Павел принялся на ощупь искать его. Автомат должен был быть где-то рядом. Но вместо холодного металла его руки наткнулись на что-то еще чуть теплое, мягкое, но уже остывающее. В отчаянье Павел, что есть сил, стиснул это.

Боль мгновенно исчезла, и тьма поглотила его сознание.