Я люблю тебя, Люда

 

- Неправда, ты совсем меня не любишь. И никогда не любил.

- Любил, конечно. И сейчас люблю. Перестань, милая.

Обхватив руками мою шею, она замолчала. А я утирал её слезинки и вдруг

подумал, что и правда, не любовь это. Природная благожелательность,

нежелание обидеть, чёрт знает ещё какие нормы, требования,

постановления, увёртки, - только, чтобы не сказать правды. И зачем

говорить, понятно уже лет так эээ … Чёрт, да всё время было понятно.

Собственно, и на заре моей жизни – там что – любовь была? Не знаю.

А она вообще была у меня? Была, конечно. У каждого должна быть.

Должна - бы –была- бы … Нет, нет, конечно, была. Не лги – ведь до сих

пор вспоминаешь. Да, вспоминаю.

 

***

 

Медсестра. В госпитале, где я лежал, когда из меня выковыривали пулю.

Придурок, армейский «дед», напился перед «дембелем» и покрошил, что

мог вокруг. Меня задел. Случай, можно сказать, бытовой, но рана –

придавала моему образу такой романтический ореол, что, прохаживаясь с

костылём по коридору госпиталя, я ловил на себе и завистливые, и

неприязненные, и часто - восторженные взгляды. Тогда я был худой,

молодой и мужественный.

И когда остался один, с давно понравившейся сестричкой из Приёмного,

прижал её к себе. Опыта никакого: ну, думаю, как получу по башке. А она

обвила мою шею и молча поддалась на поцелуй. И раньше, конечно,

целовался, но так вот… Она голову запрокинула, будто всю себя отдавала.

Как это приятно, когда тебе отдают … вот так вот. Я сразу взрослый стал.

Даже не знал, что так может быть.

Я держал её тело в руках и вполне мог овладеть ею. Никого вокруг.

Отделение на обед закрыто. Я мог использовать то, что представилось мне,

но … Я смотрел в её глаза, но казалось – смотрю вглубь своей жизни, и

вижу её белое лицо, светлые спутавшиеся волосы, и … тепло мне.

Чувствую, как и ей уютно у меня в руках. Будто мы созданы для этого

обнимания друг друга. А как спокойно, — вот знаете, если искал всё время

что-то и, вдруг нашёл, и хватит. Хватит бегать. Вот оно. Это твоё. И

больше не надо тебе где-то ходить, искать. «Что искать?» - не

спрашивайте – каждый ищет. А вот, вдруг, и нашёл, и держу в руках. И

она не убегает. И чувствует. И говорить ничего не нужно. Я держу её. Мы

так стояли – не знаю - полчаса – честно – стояли и молчали. А, может

жениться… Дурак, подожди, армию отслужи. А если по… Если с ней… ну,

по... иметь её? Это ведь, можно? Что мешало мне воспользоваться

ситуацией? Но, что-то подсказывало – подожди, будет гораздо лучшее и

большее чем секс.

Закончился обед. Скоро сюда зайдут люди, врачи, больные, их

родственники, новые больные, солдаты, полковники… У них боль, они ждут

облегчения, здоровья, они ждут выписки, они будут вспоминать потом этот

Госпиталь, как спокойное место, или как отдых. Они не будут вспоминать

его даже часто. И, конечно, они совсем не вспомнят медсестру, которая

сейчас резко отшатнулась от невзрачного худого солдатика, когда

закончился обед и вошло сразу много разных людей.

А я не могу забыть. А я не забуду.

А я не могу забыть. Не могу …

Всё время что-то мешало ещё раз остаться наедине с медицинской сестрой

по имени Люда. Я заходил к ней в Отделение ещё не раз, но это были

глупые молчаливые сидения, вместе с другими поклонниками её покоя и

мягкой привлекательности. Как-то раз, уборщица сказала: «Ну, вы прям,

как мухи на мёд». Мухи. Хм. Ну, посмотрим.

Потом меня выписали, подошёл к концу и мой срок пребывания в рядах

армии. Я уехал в свой город, «знакомый до слёз». Прошло полгода. Я жил

с матерью в коммунальной квартире. Я не мог привести никого к себе, для

создания и … ну, как это … - продления рода. Я очень хотел этого.

Вокруг и внутри было пусто. И тогда я поехал к ней. И наша встреча

состоялась.

 

***

 

После этой встречи я не разбирал свои чувства. Навалилось много новых

дел. Новая работа - скучная, но, между прочим, в лаборатории

Медицинского института. Через работу, сошёлся с ЗавОтделением,

поступил в этот институт. Потом, после диплома, в походный госпиталь

пошёл. Людей лечил, в Чечне оперировал, две жены сменил, двух детей

«родил». Сейчас, вот, роман с дочкой начальника Главка. Надо же и о

старости думать. И она говорит – люблю ли? Не знаю.

 

***

 

А там, в том времени, после армии, - знакомства были, конечно, но ничего

яркого. Немного кино, немного секса, немного нравился кто-то. Только,

как про любовь услышу, её вспоминаю. Как обнимал её, как она сидела и

смотрела там, в Приемном – тихая такая, мягкая.

Воображение постоянно подсовывало разные картины: вот она со мной, в

нашем новом доме, будет смотреть в окно, или читать, или в мои глаза,

просто так. Я представил, как мы будем так смотреть одинаково, вместе. И

понял, что мне не скучно. Я хочу быть с ней так. Одного её присутствия

вполне достаточно, чтобы чувствовать себя бездеятельно влюблённым.

На самом деле в любви, для любви – не надо ничего особенного делать.

Так вот и женятся, наверное, если не вызывает отторжения то, что ты

можешь с ней так много лет вместе прожить. А ещё предвкушение,

предвкушение, что вот сейчас пойдём в тихую обитель, под покров одеял и

ночи. И можно будет до утра предаваться сладости притяжения друг к

другу, можно молиться на её тело. Можно раствориться в нём, а потом

оставить только частицу себя внутри неё, чтобы потом вернуться и снова,

в молитве, в со-молитвенном соитии, отдать ей снова часть себя. Свою

лучшую часть. И потом снова войти к ней. И ещё раз. И ещё, и ещё, и

ещё…

- Хватит, - закричит она низким голосом, - я люблю тебя.

Я люблю тебя.

Я люблю тебя.

Потом можно закурить. Или отметить лёгким вином наше не первое, но

каждый раз новое – и юбилейное свидание. Юбилейное потому, что

каждый час с тобой – праздник. Каждая минута, где тебя нет, — это

ожидание часа, где я с тобой. Вечером. Или ночью.

Так я смог бы жить долго. У меня была бы только одна жена, двое детей,

никаких войн, пуль. Тихая ординатура в Столице. И всё. И счастье. И

счастье. Много-много счастья. А если тебе наскучит моя преданность – мы

поедем на курорт и я .. я .. И я даже не буду против, если ты там … Если

чуть-чуть…

Нет, к чёрту. Не бывать этому. Я окружу тебя волнами, шаром, пузырём,

оболочкой, - как те, с которыми человек рождается. Я окружу тебя

теплотой, своим горячим, в тебе, - присутствием. И охраню тебя от

внешнего, грозного мира, от нескромных взглядов, что лезут к нам в круг,

в наш дворец, в наше царство, где властвует моя любовь к тебе. Ты

будешь насыщаться ею, и напитываться, и, в конце концов, сольешься с

моей правотой. И дети, видя эту жизнь, эти ласки… Наши дети захотят

быть такими же, и именно потому и продолжат наш род. И будут потом

счастливы. И всё - только потому, что ты вызываешь во мне эти чувства.

Эти чувства. Да, да эти чувства…

 

***

 

- О чём ты задумался?

- Ооохх, я? Так. Вспоминал.

- Ага! О ком?

- Брось, ни о ком. Армию, вдруг вспомнил.

- При чём тут армия?

- Армия? Не знаю. Ни при чём.

- У тебя там роман с женой старшины был!

- Нет, не было у меня там романа.

- И ладно. У тебя только со мной, один

– на всю жизнь роман, да?

- Конечно.

- Иди сюда, давай, двигайся к своей кошечке.

- Сейчас. Я… Мне … Опс! Я же Мишке обещал позвонить.

- Да чёрт с ним, с Мишкой. Невеста важнее. Иди, ну…

- Нет, я не могу так. Я буду в постели, а думать…

- Что, о Мишке?

- Не о Мишке… Мне надо, понимаешь, он обидится…

Через полчаса слёз и увещеваний, я – одет, и с мусорным пакетом в руке,

- целую её на прощание.

- Скажи, ты хоть, правда, меня любишь?

- Кончено, дурочка, кого мне ещё любить. Только тебя. Не комплексуй по

пустякам. Я скоро буду. Пока. – Мы поцеловались, и я сбежал по крутой

лестнице старого дома.

Вдохнув на улице побольше воздуха, метнул пакет с мусором. Тот, не

долетел, рассыпался рядом с контейнером. Вот черт, не везёт сегодня.

Обернулся – никто не видел. Ладно, подберут. И я зашагал в центр города.

Помнишь? Я приезжал к ней, помнишь?

 

***

 

Как-то ночью стало невмоготу, она не просто снилась – она прямо была

перед глазами. И никуда не деться. Вскочил, принял душ, оделся и, ни

свет ни заря, поехал в городок, где был госпиталь.

Прошёл год, как закончилась солдатская служба; в тех местах почти

ничего не изменилось. Я вошёл в Приемное и сразу увидел её. Она сидела

в окружении трёх больных в халатах, - солдаты, наверное, - и

снисходительно улыбалась им. Я подсел. Узнаёшь?

- Ага.

- И как тут, что нового?

- Всё старое. – Беседа не вязалась.

- Учишься?

- Поступила на подготовительные в Педиатрический.

- Это хорошо.

- А ты?

- А я … А чего … Ничего я.

- Ты же можешь поступать куда хочешь – ты же на войне раненный.

- Нет, не на войне. Не важно.

Помолчали. На фиг я ей нужен. К ней врачи, офицеры постоянно льнут.

- Я в Медицинском тоже учусь. – Неожиданно для себя вдруг выпалил я.

- Ну? Вот, молодец. - Её глаза вспыхнули.

- А что, из него врач – ничего, а? «Люд?» —сказала пожилая уборщица. -

Эх, люблю на молодых врачей смотреть, какие всё ладные, умные, и денег

много зарабатывают.

- Ну, денег то? …

- Ничего-ничего, дело наживное.

- Люд, а ты когда заканчиваешь?

- Через час.

- Поехали вместе. Провожу.

- М-м! Ты на машине?

- … … …

- Нет, я так. Я на электричке.

- Ну не знаю, я с девчонками вообще-то.

- А можно потом... А в субботу – давай пойдём в Эрмитаж.

- В Эрмитаж? Не знаю. Посмотрим.

- А дай телефон свой…

- Нет. Говори - когда, может приду.

 

***

 

Тогда я прокурил у Эрмитажа часа полтора.

Думал. Встал со скамейки. «Буду. Я буду, я стану врачом. И машина у меня

будет. И учится я буду в Медицинском. По-настоящему. И с тобой ещё там

увижусь. А не увижусь – потом встретимся. Вот, тогда, вот …»

 

***

 

Эх, воспоминания. Я и не заметил, как пришёл сюда, снова к Эрмитажному

скверику.

Сел.

Как и тогда.

Закурил.

Как и тогда

Бросил окурок.

Встал.

Пошёл было…

Я люблю тебя. Я люблю тебя, Люда. Тридцать лет… Я любил тебя всегда.

Сейчас ты другая. Я тебя может, и не узнаю. И искать тоже не буду. Но

знай. Сколько мне там осталось… Люда, я любил тебя. Я люблю тебя,

Люда. Ты это не услышишь никогда, но я… Я…

Косой дождь моросил не переставая, стараясь крепче прошить это

странное осеннее утро.

 

_________

рассказ

февраль 2006