Сегодня первый вечер без головной боли, и я пишу тебе письмо. Хотя, о чём это я? Кого обманываю? Ты ведь каждый день получаешь десятки писем. Только это не обычное мысленное послание, сейчас всё иначе – лист бумаги и ручка. Да, сегодня я записываю свои мысли на бумагу. И, знаешь, это гораздо сложнее, чем я думала, потому как глупости они говорят, мол, бумага всё стерпит. Я то знаю, что в этот раз неискренности и рисовки она ни за что не вынесет.

Я думала, что схожу с ума. Эти головные боли и беспрерывная переписка, просто, вывели меня из колеи. Почему-то я верю, что после этого письма всё станет на свои места.

Я одного, дорогой, не понимаю. Почему ты тогда предал меня? Если бы ты ответил на этот в принципе несложный вопрос, я бы, наверное, спокойнее зажила дальше. Скоро четыре года извожу себя этим вопросом: «Почему он так поступил со мной?» Неужели ты хотел, чтобы я сама пришла просить, умолять о милости? И тогда ты смог бы показать всем своё «великодушие»? Неужели ты так мало знал меня? Я ни до тебя, ни после, ни к кому за милостью не ходила. А то письмо в Штаты? Ты ведь прекрасно знал, что я своими влюблёнными мозгами никогда не додумалась бы до такого. Ты знал, что меня подставили и, тем не менее, сказал эти «Бог тебе судья, а я прощаю!» За что, милый? За то, что я молчала? За то, что я ни с одной живой душой не могла поделиться тем, как сильно люблю тебя, как страстно желаю твои губы и руки?

Признайся, мой уход был началом твоего краха. Но. знаешь, я ни разу, ни на миг не пожелала тебе плохого. Я следила за тобой. Я всегда знала, что с тобой происходит. Меня не интересовало с кем ты (не со мной и этого достаточно), я просто ждала, ждала момента, когда ты, наконец, уедешь из Баку. Мне стало очень жаль тебя (ведь я знала, как ты самолюбив), когда пришло известие о том, что ты был вынужден покинуть должность, которой так гордился. Но я не злорадствовала. Я знала, что это очень скоро случится, и это случилось. После твоего отъезда я словно осиротела. Пока ты жил здесь, в десяти минутах езды, я каждой клеточкой тела, каждой частичкой души ощущала твоё присутствие. А тут, такая пустота, словно мир опустел. Словно я кричу, кричу и ни звук в ответ. И это не потому что отвечать не хотят – некому ответить. Уже потом, позднее, я научилась общаться с тобой, не взирая на расстояния, а тогда мне хотелось одного, лечь вечером спать и не проснуться.

Но ты ведь сам убедился в том, какая я сильная, я смогла справиться и с этим. Я сжигала свою любовь, топтала ей, я измельчила угли в мельчайший, чёрный песок и спрятала его так глубоко, чтобы он и не вздумал просочиться наружу. Но иногда я чувствовала, как кто-то словно палочкой перемешивает эту гарь внутри меня. И опять бесконечной вереницей перед глазами мелькали картинки той Рождественской ночи, когда, находясь среди сотен, людей мы были одни. И опять твои поцелуи обжигали мои плечи… Знаешь, это были самые горячие поцелуи в моей жизни. Возможно, когда-нибудь, я испытаю что-то более яркое (в этих словах можешь прочесть зыбкую надежду на счастье, которой я живу все эти годы без тебя), но пока ни один самый изысканный и умелый мужчина, не смог затмить тебя в моём сердце. И ещё, я очень жалею, что не поверила в волшебство той, Рождественской, ночи и отказала тебе. Быть может, это только ускорило бы твоё предательство (как говорила мама) и причинило бы мне ещё больше боли ( хотя, куда больше?), но сознание того, что я сама отказалась от рая, рая твоих объятий, мучает до сих пор.

.

Мысли… Ручка не успевает за их стремительным полётом (неизвестно куда). Ну, да ладно. Потому как подходит к концу ночь без этой ужасной головной боли, очень скоро, а вернее через пару часов, будет светать, и начнётся новый день. День без тебя. И, я надеюсь, без новых писем, потому как в противном случае я просто сойду с ума.

.

29 февраля 2004 года.