По следам криминальной хроники

 

Гера Шеви или по паспорту Герасим Шевцов вышел от издателя в плохом настроении. Карьера модного писателя грозила рухнуть под откос. После первого удачного триллера Гера никак не ожидал, что его бесценное творение ему вернут на доработку. Он поморщился, когда в уме вновь прокрутил разговор с издателем.

- Арнольд Иосифович, что не так? – с порога начал Гера, еле прорвавшись в кабинет сквозь кордон секретарши, размахивая возвращённой рукописью. – Ведь синопсис вам понравился.

- Не бузи, Герасим, лучше поработай над текстом. Идея есть, и неплохая. Но посмотри, что ты пишешь, - издатель надел очки, взял из рук автора листки рукописи и зачитал: "Его руки скользнули по её нежной шейке". И это маньяк? Как он вообще задушить смог, если руки у него скользили. Это ж никого не заденет. А ты попробуй показать, что чувствовал маньяк, когда душил жертву.

- Откуда я могу знать, что он чувствовал, - возмутился Гера.

- Так на то ты и писатель, "инженер человеческих душ", так сказать, должен примерить на себя шкуру убийцы. Или смотри дальше: "Он схватил топор, размахнулся, и всё вокруг обагрилось кровью". Что за штампы? Подумай, размахнулся – и сразу кровь. А как топор вошёл в тело жертвы? Твои сопли не пройдут, надо, чтобы у читателя уши холодели от ужаса, волос дыбом вставал. А трупы маньяк каким образом из квартиры вынес? Сам-то прочти, что пишешь: "Преступник сложил трупы в коробку из-под стиральной машинки и с большим трудом погрузил их в багажник машины". На коробке только красного бантика не хватает. А читателю что нужно? Ему расчленёнку подавай. Даю тебе на переработку неделю, – и издатель поднялся, всем видом давая понять, что разговор окончен.

Дома Герасим открыл файл со своим шедевром и глубоко задумался. В голову ничего не лезло. Он подошёл к бару, взял бутылку "Хеннеси" и сделал большой глоток прямо из горла. Нет, ничего не получается, как он только фразу ни крутил: "Его руки вцепились в её нежное горло", - нет, не пойдёт, а так: "Его руки сдавили её нежную шею". Нет, опять не то. Далась ему эта нежная шея!

- Герасим, иди ужинать, - из кухни позвала жена.

- Сейчас, - отозвался писатель.

И вдруг где-то в глубине сознания что-то неясно мелькнуло, он бросился к компьютеру.

- Сколько можно звать? Всё остынет, - проворчала жена.

И мысль опять зарылась в глубины подсознания.

Герасим тупо уставился в экран монитора. Ну вот, ушло вдохновение. Надо ж было этой дуре так не вовремя со своим ужином. Идиотка, совсем не понимает его тонкую душу. Кто дал ей право вмешиваться в творческий процесс?

- Да что ж это такое! – жена с кухонным полотенцем на плече ворвалась в комнату. – Я тебе прислуга - у плиты стоять? Приготовь, стол накрой, а потом не дозовёшься. Подумаешь, писатель хренов, – она замахнулась полотенцем на мужа.

- Как я только живу с тобой? – заорал писатель. – Ты же дура, не понимаешь, что сбиваешь с мысли. Это всё из-за тебя я нормально ни строчки написать не могу.

Герасим вскочил, выхватил полотенце и накинул его на шею жены, с яростью потянул концы и продолжал давить, пока хрипы женщины не прекратились. Он ослабил хватку, и тело рухнуло на пол. Пару минут литератор смотрел на распростёртую жену, а потом резко понял: вот оно! Подбежал к компьютеру, глаза загорелись сатанинским огнём, пальцы быстро забегали по клавиатуре: "Маньяк наслаждался каждым хрипом своей жертвы, смаковал ощущения, когда ящеркой изо рта вывалился её язык. Но наивысшее блаженство он испытал от обмякшего тела, рухнувшего на пол, - в тот миг он отчётливо понял, что эта женщина больше никогда не влезет к нему в душу".

Строчки ложились ровно, и буквально через пятнадцать минут глава была закончена. Писатель откинулся в кресле, облегчённо вздохнул и только тогда понял, что от тела необходимо избавиться. С трудом он дотащил ту, которая ещё недавно была его женой, в ванну, принёс с кухни разделочную доску, из кладовки достал топор. Он погромче включил телевизор, чтобы соседи не разобрали странных звуков, и не услышал, как в квартиру вошла тёща. Он только увидел её застывшую фигуру на пороге ванной комнаты в ту минуту, когда занёс топор. Крик застрял в горле пожилой женщины. Герасим развернулся и, вращая безумными глазами, со всей силы всадил остриё топора в тело тёщи. А потом ударил ещё и ещё раз. Кровь хлестала фонтаном и растекалась по кафельному полу ванной комнаты. Для верности Гера со всего маху ударил тёщу обухом по голове и услышал то ли скрип, то ли треск.

Вторая глава тоже получилась как нельзя лучше: "Маньяк смотрел на алую кровь и испытывал сексуальное возбуждение. Ни одна женщина не приводила его в столь притягательный восторг. Он окунул палец в тёплую липкую жидкость, облизал, почувствовав чуть солоноватый привкус, и засмеялся нечеловеческим смехом". Повествование лилось плавно, слова находились сами, руки так и летали над клавиатурой. Герасим был счастлив.

С расчленёнкой пришлось повозиться. Всё-таки навыков разделки человеческих тел у писателя не было. Но и с этим ему удалось справиться – за две ночи он сложил всё в несколько мусорных мешков, погрузил в багажник своей "Тойоты" и вывез на берег реки, где к каждому мешку привязал увесистый камень. А потом удовлетворённо наблюдал, как вода скрывала страшный груз, ещё недавно бывший женой и тёщей.

 

* * *

- Вот видишь, Гера, это ж совсем другое дело, - приговаривал издатель, перелистывая странички. – Чувствуется рука мастера. С какой достоверностью описаны процессы избавления от тел, уничтожения улик, - даже меня проняло. Это, пожалуй, лучшая твоя вещь. Читатель будет в восторге. Продолжай в том же духе – и карьера популярного писателя тебе обеспечена. Вот увидишь, скоро о тебе заговорят.

Герасим лишь криво усмехнулся. Он ещё не понимал, где будет искать вдохновение для следующей книги. Но уже решил, что его герой будет насильником.

Ох уж эти муки творчества…