Что хочет автор. Литературные конкурсы

   Как, иной раз, в нашем мире так всё перекликается. Вы столько уделяете
   времени животным, что захотелось поделиться. Наверное, Вам будет
   любопытно, как мы думаем об одном и том же.

    МАЙКА

    Она не принадлежала мне. Мы были просто знакомы, как
   соседи по дачному участку. Я бы не сказал, что мы с ней уж очень
   дружили, но когда по выходным встречались взглядами, она склоняла
   голову чуть в сторону, смотрела мне прямо в глаза и улыбалась. Потом
   степенно подходила и протягивала для приветствия, нет, не руку… - лапу,
   которую пожать было для меня , порой, большей честью, чем руку её
   хозяина. Это Майка. Поджарая, рыже-кирпичного цвета, абсолютно
   беспородная собака средних размеров. Добрейшее существо из всех моих
   собачих знакомых. Собака не может улыбаться, скажете вы? Ну, да, не
   может. А вот, Майка может, причём так искренно, что сразу начинаешь
   улыбаться в ответ. Вот такая собачья индивидуальность!
    Её знали и любили все дачники в округе, и близкие соседи и
   дальние, потому что Майка была из собак, заслуживших доверие жить без
   привязи. Она охотно этим пользовалась и частенько отлучалась, чтобы
   поиграть с приехавшими на выходной детьми или подкормиться у
   сердобольного старика где-нибудь на окраине. Но, вот, ночью она
   прекрасно понимала, где её место и в чём состоит прямая обязанность.
   Службу по охране хозяйских владений в ночное время несла предельно
   чётко и добросовестно. Если кто-то останавливался возле калитки – гав!
   Если прикасался к калитке – гав! Гав! Не хуже, чем фотоэлементы в метро.
    Однажды Майка забежала днём на мой участок, (у нас с
   соседом нет забора на меже), и я предложил ей кусочек сосиски, которая
   была мгновенно проглочена.
    – Да, ты есть хочешь?
    Я вынес миску с едой. Весь процесс собачьей трапезы со
   своего участка наблюдал её хозяин. Он подошёл, хмуро поздоровался.
   Красные и опухшие глаза выдавали причину его тяжёлого самочувствия
   после вчерашних излияний. Он наклонился к своей собаке:
    - И что это ты тут меня позоришь? Кто твой хозяин?
    Он, вдруг, обхватил огромной пятернёй пасть собаки и крепко
   сжал. Та испуганно смотрела на него, пытаясь сообразить – в чём же она
   успела провиниться, но не сделала ни малейшей попытки высвободиться.
   Тогда сосед ещё крепче сжал пасть и, торжествуя, произнёс, выдыхая в
   нос собаки тяжёлым перегаром:
    - Я твой хозяин! Я!
    На глазах собаки появились слёзы, но она по-прежнему
   покорно терпела страшную боль. Я не выдержал экзекуции и с силой
   дёрнул соседа за рукав. Тогда он, покрывшись испариной от полученного
   удовольствия и распиравшей гордости, выплюнул:
    - Вот как надо собак воспитывать! А, ну, марш домой!
    Собака, покорно склонив голову, пошла за ним вслед.
    Майка по-прежнему заходила иногда ко мне в гости, но
   только когда на даче не маячил животом её хозяин. Видимо, жестокий
   урок о том, что нельзя есть из моих рук, она помнила хорошо, и только в
   отсутствии хозяина это правило переставало действовать. Однажды, не
   увидев её в выходной, я спросил у соседа, где же Майка.
    - Вон лежит, сдыхает. Где-то в деревне рассекли лопатой
   чуть не пополам. Слишком доверчивая, дура.
    Он равнодушно хмыкнул и пошёл в дом. Я приблизился к
   собаке. Бедная Майка: всё бедро, начиная со спины было рассечено,
   словно саблей. Раненое животное, как доползло до дома, свалилось, так
   больше и не поднималось. Даже тарелка воды была не тронута. Я без
   особой надежды растолок пачку стрептоцида и, словно мелом, посыпал
   зияющую рану.
    Знаете поговорку – зарастёт, как на собаке? Майка
   подтвердила её в полной мере и через две недели, вопреки мрачному
   прогнозу хозяина, была как новенькая. Даже ещё веселее и добродушнее.
    Прошло лето, работы сильно убавилось и я стал
   наведываться на дачу гораздо реже. Иной раз только за тем, чтобы
   захватить сумку с некими результатами непосильного труда на летних
   грядках. Однажды поздним вечером я добирался попуткой и потом два
   километра шёл в сторону своей дачи пешком. Смеркалось по осеннему
   быстро. Было безлюдно и холодно. Подняв воротник, я брёл в
   задумчивости и не сразу заметил двигающиеся навстречу мне бесшумные
   тени. «Неужели волки?» - мелькнуло в голове. Холодный пот неприятно
   освежил мне лопатки. Я остановился - бежать бесполезно. Тени подошли
   ближе и я увидел – нет, не волки. Но облегчение не наступило. Это были
   бродячие полудикие псы. Ещё свежи были в памяти недавние события,
   описанные в местной газете, как стая бездомных псов чуть не насмерть
   истерзала девушку.
    Обороняться было нечем. Я замер в ужасе. Но, стая шагах в
   десяти тоже, вдруг, остановилась и злобно стала смотреть куда-то рядом
   со мной. Я скосил глаза в ту же сторону. Рядом со мной, ощетинившись,
   стояла Майка, приняв самую боевую стойку, какая только возможна у
   собаки далеко не бойцовской породы. Её непоколебимая решимость встать
   на мою защиту была настолько велика и очевидна, что это хорошо
   прочувствовали псы из стаи и, немного подумав, свернули в сторону и
   через мгновение исчезли…
    Мне захотелось расцеловать Майку, как дорогого и близкого
   человека.
    Следующая встреча с ней произошла уже глубокой зимой. В
   страшный мороз, коченея от нестерпимого холода, я пробирался через
   метровые нехоженые сугробы к своей даче от железнодорожной линии. Я
   не собирался там задерживаться ни на минуту. Только набрать картошки и
   сразу обратно. Я уже взвалил рюкзак на спину, открыл дверь на выход и
   тут мой взгляд упёрся в заиндевевшие собачьи глаза. Это была Майка и не
   Майка: на меня смотрели глаза животного с такой вселенской болью и
   немыслимым страданием, каких я не видел ещё никогда. Где же твоя
   знаменитая на всю округу улыбка, бедная Майка? Исхудавшая до
   невозможности, с кусками льда на свалявшейся грязной шерсти, которая
   из рыжей превратилась в чёрную, она едва держалась на ногах.
    Мой отъезд был отложен. Какое счастье, что я просто не
   успел (уж, очень торопился), съесть свой скромный бутерброд,
   положенный утром в карман. Вы не можете представить, как эта собака
   хотела есть! Будь я девчонкой – разрыдался бы в мгновение ока. Я
   растопил печь, сварил картошки в мундирах – больше ничего не было, и
   кормил её, кормил… А Майка глотала, будто всхлипывала, подхватывая на
   лету даже варёные очистки и никак не могла остановиться. Потом мы
   долго сидели у приоткрытой плиты и, молча смотрели на огонь. Ну,
   совсем, как люди, которым есть о чём подумать и помолчать. Прошёл
   короткий день и, как это бывает зимой, послеобеденное время мягко стало
   переходить в лёгкие сумерки. Пора.
    Майка провожала меня до безлюдной станции Кветка, которая
   сейчас в ледяную стужу, снег и колючий ветер, ну никак не
   соответствовала своему названию. А вот и дизель рассекает морозный
   воздух, останавливается. Открывается дверь и я почти вползаю с тяжёлым
   рюкзаком в спасительное тепло. Оглядываюсь – на меня смотрят те же
   человеческие глаза в собачьем обличье. Сколько в них чувства! Майка
   дрогнула навстречу теплу, на мгновение подчиняясь инстинкту
   выживания, но тут же замерла. Она прекрасна понимала, что её судьба –
   не тёплый вагон, а возвращение в ледяную пустыню заброшенных на зиму
   дачных домиков. Мы прощались взглядами, как прощаются люди, зная,
   что больше вряд ли увидятся. До последнего мгновения, пока не
   захлопнулись двери дизеля, она смотрела мне в глаза, не отрываясь ни на
   секунду. Печально и обречённо. Из мокрого носа в морозном воздухе
   таяло собачье дыхание. Мне даже показалось, что Майка вздохнула, ну
   совсем, как человек, понимающий всю неизбежность бытия.
    Так и случилось. Я больше никогда не увидел эту забавную
   собаку, умеющую улыбаться. Весной, когда люд вновь потянулся на дачи,
   соскучившись за зиму по своим грядкам, я спросил с тайной надеждой на
   лучшее (нет-нет, не у хозяина, я с ним просто перестал здороваться), у
   женщин – а Майка то где? Те рассказали мне, что Майку совсем недавно,
   когда уже начало теплеть, закололи вилами в деревне, когда она подошла
   к кормушке с похлёбкой для свиней, которых разводил местный «свиной
   олигарх» деревенского масштаба. Вот и всё…
    Эх, люди, люди,… плошка похлёбки оказалась дороже такого
   удивительного существа, как Майка. Эх, ты, ХОЗЯИН, просидевший лютый
   мороз дома на тёплом диване с бутылочкой пива у телевизора и ни разу не
   вспомнивший о своей собаке, брошенной на произвол в такую зиму…
   Преданная псина оказалась предана.
    Эх, я, наконец,… почему не схватил её в охапку на зимней
   станции и не взял с собою?
    Эх, люди… Умение ходить на двух ногах, вместо четырёх ещё
   не подтверждает истины достойно носить это звание. Увы…

Михаил Федоров - Станичник

[ 03.07.2017 ]

   Есть верность и есть любовь
   Пока бьются собачьи сердца
   Служить до последнего вздоха
   до последней черты, до конца

   Слова с памятника установленного в Новосибирске
   в память собакам служившим человеку