Умирает закат в окровавленном море, Тихо лижет песок неусыпный прибой. В это время русалки в немыслимом горе Покидают пучину одна за другой. В этот час каравеллы грустят у причалов, Рыбаки впопыхах забирают улов. Кто слыхал, как надрывно русалка кричала, Не увидит уже замечательных снов. Ведь русалки когда-то ходили по суше — Это девушки самых обычных кровей. От несчастной любви, волю Божью нарушив, Погрузились навеки в пучину морей. Но не будет приюта душе истомлённой, Да и тело вода не торопится взять: Перемешаны волосы с тиной зелёной, Изменились черты — не узнает и мать. Провалились глазницы. Синюшные губы. В бородавках ракушек остатки лица... Ужаснётся мужчина, что с нею был грубым, Коль заманит русалка его — подлеца. Все русалки отмщения жаждут за слёзы — Утопить негодяя в глубинах морских. И когда появляются блёклые звёзды, Начинается плач, полный смертной тоски. Повернув против ветра незрячие лица, Исторгают бедняжки истерзанный стон. И монахи в обители будут молиться, Исступлённо себя осеняя крестом. В этих стонах русалочьих столько надрыва, Столько скорби и муки, и вечной тоски, Что любой, их заслышав, сигает с обрыва Или прыгает с палубной скользкой доски. Затуманен рассудок зловещею песнью, Ну а лица русалок во тьме не видны. И несчастный уверен, что справится с честью Со спасеньем красавицы из глубины. Неспособна увидеть незрячая жертву, Но уверена — тащит злодея на дно. И становится тело для крабов десертом, А русалка в сомненьях опять всё равно. Потому и пустынны вечерние воды: Рыбаки покидают баркасы свои, Моряки же спешат под кабацкие своды, Якоря с рукавов заложив на бои. Даже старый пират, не боящийся чёрта, Торопливо стуча деревянной ногой, Ковыляет в трактир опустевшего порта, Чтоб забыть обо всём после кружки-другой. Но уходит во тьму одинокая шлюпка — Не поможет уже об опасности крик. Невысоки борта и под банками хлюпко, А на вёслах седой измождённый старик. Всё в изъеденных солью морскою морщинах, Продублённое ветром и солнцем лицо. Не поверишь, что был он красивым мужчиной, Но ни мужем не стал никому, ни отцом. Он бесстрашно гребёт прямо в гущу русалок, Не взирая на песни призывные их. Неожиданно взгляд его кажется жалок, И он делает то, что вы скажете: псих! С фонарём через лодочный борт перевесясь, Он внимательным взглядом по лицам скользит. Безобразны они, на щеках словно плесень, И как будто бы кожу проел паразит. Тот старик на войне был в далёкие годы, Защищая от недругов эту страну. В двадцать лет — капитан! Воевали народы. Был он ранен, контужен и долго в плену. А невеста ждала жениха терпеливо. Целомудренна, строго обету верна. Но соперник один слух пустил некрасивый, Будто ждёт капитана другая жена. И невеста тотчас утопилась в пучине {Кстати, будто бы имя ей было — Ассоль}. Капитан Грей вернулся, и в страшной кручине Клятву дал разделить он с любимою боль... И с тех пор уж полвека в любую погоду, Лишь на лунный сменяется солнечный свет, Капитан средь русалок которые годы Ищет ту, чтоб исполнить ей данный обет. Он оглох на войне в результате контузий И не слышит их песен, сводящих с ума. Как узнаешь её? Не теряя иллюзий, Он всё ищет, а вдруг да узнает сама. Не пугают его сатанинские лица, Он мечтает настойчиво лишь об одном: Чтоб с любовью своею воссоединиться И, обнявшись, навек опуститься на дно... А русалка Ассоль ждёт любимого Грея, Но незрячи русалки, и ей невдомёк, Что любимый, за пазухой пальцы согрея, Снова светит в лицо ей, надеясь намёк На былую красу уловить через тину... До утра над волнами мерцает фонарь. Альбатрос с высоты видит эту картину Да в обители на колокольне звонарь... | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
