***

В декабре было тепло, как в середине осени. Тепло это, вначале

удивлявшее жителей, постепенно начало всех раздражать. В ожидании

новогодних праздников, люди проявляли нетерпение, скучая по морозу,

который в прежние годы, к этому времени уже разрисовывал окна зданий.

Здороваясь при встрече со знакомыми, каждый говорил несколько слов о

непривычной погоде и отсутствии снега, а некоторые добавляли

услышанные где-то фразы о глобальном потеплении и конце света. Однако

опасения обывателей оказались напрасными. В последние дни декабря

ударил сильный мороз. С каждым днем он набирал все большую силу, и

столбик термометра опускался ниже и ниже.

 

На единственной площади в городе, которая называлась Центральной,

усилиями администрации была установлена большая елка с игрушками и

светящимися светодиодными фонариками. Горожане ходили к ней

фотографироваться на мобильные телефоны. Так как было холодно,

подолгу тут никто не задерживался и к вечеру площадь пустела.

 

Никитка, вместе с мамой и младшим братом, тоже ходил к елке. Всякий

раз, когда мама надевала на него синие ватные штаны, он радовался,

предвкушая эту прогулку. По дороге мальчик любовался разноцветной

подсветкой на витринах магазинов. От подмигивания электрических

гирлянд, на сердце, почему то, становилось тепло и радостно, а улицы

городка казались волшебными. Им навстречу шли тетки с колясками, из

которых выглядывали розовощекие малыши с сосками. Никита знал, что

если соска красная или розовая, значит, в коляске девочка, а если синяя

или зеленая, то мальчик. Его младший брат тоже был еще маленький и

сосал пустышку зеленого цвета. Еще одна, точно такая же, была

припрятана в вазе в кухонном шкафчике, куда Никита иногда заглядывал, в

поисках конфетки или пряника.

 

После прогулки они возвращались в квартирку, расположенную на первом

этаже двухэтажного многоквартирного барака. Разувались прямо в кухне,

так как она была первой комнатой за входной дверью. Мама раздевала

сыновей, вытирала им мокрые после улицы носы, мыла им руки с мылом и

отправляла в комнату ждать обеда или ужина. Где то через час, сытые и

подмытые, оба мальчугана засыпали на диванчике.

 

Пока дети спали, молодая женщина занималась бытом. Она приносила с

улицы воду в ведрах, грела ее, чтобы постирать одежду и вымыть посуду.

Потом выносила помои и вновь шла за свежей водой. Иногда колонка

замерзала, и тогда ей приходилось бежать за чайником. Кипяток отогревал

замерзший участок в трубе, и вода вновь текла из крана тонкой струйкой.

 

Вывесив во дворе постиранные детские вещи, мать закрывала на ночь

дверь и завешивала ее старым одеялом, чтобы не дуло из щелей. Затем,

опустив в таз с горячей водой замерзшие ноги, она включала ночник и

принималась за чтение какой-нибудь книжечки. После того как в дровяной

печке замирали последние угольки, она закрывала поддувало, заводила

будильник на 6 утра и ложилась спать на краю дивана рядом с сыновьями.

 

***

 

Старые бараки располагались на главной улице. Их давно планировали

снести и расселить, но денег в бюджете города, как и в федеральном

бюджете, на решение этого вопроса не находилось. В ветхих изношенных

постройках жило много людей. По большей части это были дальновидные

переселенцы из деревень. Они когда-то скупили комнатки в

полуразрушенных домах за небольшие деньги и теперь ждали, что их

переселят в новостройки.

 

Наталья с сыновьями совсем недавно переехала в один из этих бараков.

После гибели мужа, женщина оказалась одна в чужом городе и на съемной

квартире. Платить за жилье было нечем. Сердобольные хозяева, проникнув

состраданием к несчастной женщине, предложили ей поселиться в этой

квартирке, доставшейся им в наследство от родителей. Пришлось

перебираться в область, но, одинокой вдове с малолетними детьми,

выбирать не приходилось.

 

Городок встретил чужаков неприветливо. Соседи по бараку, узнав историю

Натальи, невзлюбили женщину. Была она не такая как они: говорила

иначе, за стол с ними не садилась, от курева и домашнего самогона

отказывалась. Решив, что Наталья горда и своенравна, они перестали

отвечать ей на приветствие и распространяли о ней небылицы. По ночам, в

единственное окно в комнате, подвыпившие мужики светили фонариком,

посмеиваясь и громко кашляя. Их круглые толстые жены, при виде

выстиранного ею детского белья, вытаскивали из сарая старые половики,

вываливали их кучей рядом с бельевыми веревками и выбивали палками

пыль. Даже восьмидесятилетняя бабка Тамара, не пропускавшая ни одной

службы в храме, при виде Никитки тыкала в него костылем и

приговаривала:

 

– Ах, цыгане, не у своей хате живете.

 

Глядя на сгорбленную старуху с огромной красной бородавкой на

подбородке, мальчик пытался объяснить ей, что он ничего плохого не

сделал и отвечал:

 

– Я холоший мальчик, честное слово, холоший.

 

– Ишь, отсюдава. Пошел, пошел, – бабка Тамара трясла своим костылем, а

по ее губам текли слюни, – ишь, понаехали.

 

Наталья украдкой вытирала слезы и старалась выходить из квартирки

только тогда, когда никого из соседей не было слышно ни во дворе, ни в

доме.

 

***

 

Вдоль хорошо асфальтированной дороги пестрели разноцветной отделкой

фасады частных домов. Тут же стояли аккуратные оранжевые трехэтажки. В

одной из них проживал Виктор Владимирович Колодин, бывший

председатель городского совета, а ныне пенсионер. Присматривала за ним

его младшая сестра Валентина, жившая неподалеку. Дважды в неделю она

навещала брата и прибиралась у него в квартире. Окно его спальной

выходило на двор барака, где поселилась Наталья с детьми. Валентина

несколько раз подмечала, что молодую женщину обижают, но вмешиваться

в чужие дрязги не считала нужным.

 

Как то, заваривая на кухне зеленый чай, она завела разговор о соседях:

 

– Вить, а тебе слышно, о чем они там говорят между собой?

 

– Сейчас холодно, окно закрыто. А при открытом окне все было слышно, –

Виктор Владимирович со свистом втянул в себя чай из чашки и добавил, –

зря она сюда приехала, загнобят ее и ребятишек.

 

– Значит, заслуживает, – Валентина развернула халву в шоколаде, сунула

сразу всю конфету в рот, прожевала и причмокнула от удовольствия. – Раз

ее бог наказал, почему люди должны жалеть? И где ее родственники? Что

она без роду, без племени? У нас тут своих нищих хватает. Может

таскалась, таскалась, а Мироновы, лопухи, в квартиру ее пустили. Теперь

если выгнать захотят, то не смогут. Как же, два пацаненка!

 

– Ты, Валька, баба пустоголовая. И лучше бы тебе помалкивать, а то, не

ровен час, накликаешь на себя беду.

 

Виктору Владимировичу перехотелось пить чай. Он отодвинул от себя

недопитую чашку и потянулся к портсигару.

 

– Ты бы вещички за внуками собрала, да принесла бы ей в помощь. Все

равно на помойку выносишь. Так ты и добро сделаешь и Мите своему

удружишь, раз он в местную власть метит. Да не забудь подруг с собой

прихватить. От ведра картошки или кочана капусты не обеднеешь, а толк

может быть неплохой. Молва, она быстро разносится.

 

После беседы с братом женщина поспешила домой, по дороге обзванивая

подруг.

 

Утром следующего дня к Наталье пришли нежданные гости. Валентина

привела с собой нескольких знакомых, одна из которых была редактором

местной газеты. Сфотографировав торжественное вручение детям

пакетиков с конфетами, все, кроме Валентины и еще одной женщины,

поспешили на работу. Наталья смутилась и расстроилась из-за всего этого.

Не зная, что сказать, она молчала.

 

– Ты, Наташа, можешь на нас рассчитывать, – начала Валентина заранее

продуманную речь. – Народ у нас добрый, верующий. Мы тебе поможем.

 

– Валентина Владимировна, спасибо Вам за помощь, за внимание. Мне, если

говорить откровенно, только одно сейчас нужно. Детей никак в садик не

могу устроить. Просила и начальника горсовета, и к мэру города ходила. Все

говорят, что мест нет. Подскажите, к кому обратиться?

 

– Вот, Валькин брат Виктор Владимирович, бывший глава горсовета. У него

связи хорошие. Ты его попроси. Он все лето в деревне проводит, а осень и

зиму живет в городе, как раз с тобой по соседству.

 

«Типун тебе, Танька, на язык», ¬– подумала Валентина, раздосадованная

таким поворотом разговора и злясь на подругу. Дернув ту за рукав, она

направилась к двери, сказав Наталье на прощанье:

 

– Ну, обращайся, если что надо будет.

 

Когда гости ушли, Наталья раскрыла запакованные пакеты с вещами. Тут

лежали детские распашонки, чепчики и ползунки в пору новорожденным.

Вещи были старые, застиранные. Пахло от них сыростью.

 

– Это ничего. ¬– Сказала она вслух, убирая вещи обратно в пакеты. – А

картошку нам сейчас очень даже вовремя принесли, а то уже забыли, какая

она на вкус. За картошку, спасибо большое!

 

После обеда Наталья надела на сыновей синие ватные комбинезоны,

шапки с ушками, куртки, варежки и дутые сапоги. Она твердо решила

обратиться за помощью к брату Валентины Владимировны и не хотела

терять ни минуты.

 

***

 

Виктор Владимирович Колодин подъехал к дому на новенькой белой

иномарке. Припарковавшись на обычном месте, достал из салона

автомобиля большую пиццу в картонной коробке. Увидев Наталью с детьми

возле подъезда, он догадался, что они ждут его.

 

Приветливо улыбаясь и подмигивая ребятне, в одну руку он переложил

горячую коробку, а другую протянул Никитке.

 

– Холодно сегодня, а, мужичок? Как братца зовут?

 

Не дослушав ответ мальчика, он повернулся к Наталье:

– День добрый. По какому вопросу?

 

Наталья приняла показное добродушие мужчины за хороший знак.

 

– Виктор Владимирович, простите, что беспокою, но мне нужно, очень

нужно устроиться на работу. А детей в садик не берут. Если можете,

помогите, пожалуйста.

 

Колодин вместо ответа посмотрел по сторонам, а потом несколько раз

свистнул. На этот свист из-за дома выбежал черный кобель. Подбежав к

Виктору Владимировичу, пес начал вилять хвостом и заглядывать ему в

глаза, привставая на задние лапы. Мужчина почесал у кобеля за ухом.

Затем открыл коробку, достал из нее кусок пиццы и кинул на землю. В

морозном воздухе вкусно запахло.

 

Никита смотрел, как пес лениво глотал куски, от которых поднимался пар.

Ему тоже хотелось съесть немного от этой пиццы. Было как-то неловко и

стыдно за такое желание.

 

Коробка опустела. На недоеденные остатки еды падали редкие

снежинки. Виктор Владимирович почесал благодарному животному брюхо, и

только потом поднял глаза на Наталью.

 

– Я, Наташа, от дел давно отошел и теперь обычный пенсионер. Что

поделать? Такие наши времена. Сейчас «сытый по голодному не

погадывает». – Выдержав паузу, он подошел к парадной двери, схватился

за ручку и продолжил. – Тебе нужно понимать, что так оно и будет дальше.