Нинель Языкова Послание в прошлое Марина Весна в этом году была ранняя, стремительная, буйно ворвавшаяся в жизнь, словно резкий порыв ветра, хоть и холодный. В начале апреля отпраздновали большой церковный праздник Пасху. Раньше, ещё в детстве Марины, после него всегда наступало тепло. Яркое весеннее солнце щедро согревало землю, питало своим светом все почки на деревьях. Сейчас же мир изменился радикально, и теперь утверждать такие всем известные истины, пришедшие к нам из далёкой старины, было бы, по крайней мере, глупо. Праздничная неделя пролетела быстро, а долгожданное тепло так и не наступило. Конечно, сегодняшнюю погоду не сравнить с той, которая была в середине марта. Так сказать – еврейские кучки. Уж тогда она полютовала. И снежная колючая крупа, и холодный дождь, и резкий ветер, сильными порывами бьющий в лицо и залетающий за воротник тёплой куртки. Всё это не нравилось люду, покинувшему свой тёплый и уютный дом, спешащему с утра на работу и уставшему от стужи и холода за долгую и суровую зиму. И всё это, наконец, прошло к великой радости. Но, и долгожданное тепло не спешило. Может быть в Крыму, на юге, деревья уже и отцвели, а здесь они только-только начали распускать свои цветы, и дождь, и заморозки, временами сопровождавшие это цветение, были бы сейчас некстати. Правда, поля, которые пролетали за окном автомобиля, стояли уже давно зелёными, а коровы, которые за долгие месяцы холодной зимы были на подножном корме, с удовольствием отъедались на этих сочных травах. Такие мысли, отвлекающие и успокаивающие, лениво бродили в голове у Марины, которая сидела за рулём своей машины и ехала в южном направлении по Харьковской трассе к себе в родной и любимый город Запорожье. В дороге вообще лучше думать на отвлекающие темы. О погоде, например, или о природе. Только вот нужно точно для себя прояснить, о какой природе. О природе вообще или о природе вещей. Если о природе вещей, то это совсем не отвлекающие мысли, потому что, как раз, эти вещи и лезли в голову Марины. Марина представляла собой современную бизнес-вумен, которая владеет престижным книжным магазином в центре города на бульваре Шевченко и, одновременно, является хозяйкой на паритетных правах небольшой, но очень серьёзной охранной фирмы «Вальтер». Ещё в детстве мама её называла «деловой колбасой». Но детство это уплыло очень быстро, как спичечный кораблик в журчащем стремительном весеннем ручейке городской сточной канавы. И теперь эта «деловая колбаса» превратилась в молодую деловую женщину. Так уж случилось, что Марине пришлось открыть свой книжный магазин, хотя сама она имела совсем другое образование. Она окончила архитектурный институт по классу ландшафтного дизайна. Но где здесь, в черте города найти этот ландшафт? Не ехать же в село к сельским жителям и предлагать им свои услуги? И смогут ли местные селяне оплатить такую необычную работу? И нужен ли им ландшафт в их деревенских дворах среди уток и курей? Да и местные крутые бизнесмены старались покупать квартиры, а не дома, поэтому им требовался квартирный специалист, а не ландшафтный. Если они и покупали себе дачи, то где-нибудь на Карибах с местной экзотикой и планировкой или на худой конец в Крыму, где, в общем-то, её знания не находили нужного заказчика. Эта деловая хватка была у Марины не потому, что у неё такие родственники и ей достались какие-то их гены, вовсе нет. Просто по гороскопу она родилась в год змеи, а по созвездию - рак, поэтому схватить свою добычу и не отпустить, ей было написано на роду. Ещё и укусить она могла так, что запомнится навсегда. Да и смелости ей было не занимать. В общем, все деловые качества у неё проснулись сразу, в один момент тогда, когда она вдруг, неожиданно, стала обладательницей двух квартир. Этого никто не планировал и никто не ожидал. Марина спокойно жила себе с мамой в трёхкомнатной квартире на первом этаже в центре города на бульваре Шевченко, пока не влюбилась без памяти в первого попавшегося парня, за которого стремительно выскочила замуж. Поговорка «Любовь зла – полюбишь и козла» с точностью до буквы была выписана под Марину, потому что её муж напоминал бубала Лихтенштейна из семейства крупных антилоп. Правда, родился он в год буйвола, зато под знаком зодиака - козерог. В общем, семейство полорогих. Красотой особенной парень не блистал, зато характер имел жуирский. Маринин муж был игрок. Игрок во всём: в жизни, в бильярде, в преферансной пульке, и женитьба на Маринке в этой игре была самой высокой ставкой. Он на неё поставил и выиграл, потому что такую доверчивую влюблённую девчонку, как Марина, нужно было ещё поискать. На тот момент ей было двадцать три года и она только-только окончила институт, работы молодому специалисту без практики никто не предлагал, свободного времени хоть завались, поэтому такая жизненная ситуация успешно сыграла свою роль. Все те силы и желания, которые нужно было направить на труд, она устремила на свой объект обожания, на свою любовь. Она прощала ему всё, так как безумно любила. Прощала его вечно какие-то пьяные загулы, постоянное безденежье, его неаккуратность, на которую она просто махнула рукой. Ну не хочет человек лишний раз надеть чистую майку и почистить ботинки, не убивать же его за это? Он работал строителем, производил ремонты квартир и постоянно ходил притрушенный белой известковой пылью. Даже седина на его голове, хотя он и не был старым, а наоборот, был молодым - на тот момент ему исполнилось всего двадцать семь лет, совсем не бросалась в глаза на фоне его белесого, припорошенного, словно белой пудрой, внешнего вида. Он постоянно был кому-то должен: то за разбитую хрустальную люстру, которую он уронил на пол, когда подвешивал её к потолку. То они с напарником сбросились на болгарку, и ему теперь нужно пару месяцев выплачивать свою долю, так как она импортная и очень дорогая. То почему-то вдруг заказчик им не заплатил или заплатил, но не ту сумму, которую они обговаривали при заключении договора. Мама смотрела на эту их семейную жизнь молча, ждала, когда, наконец, у её любимой дочки раскроются глаза. Но, видать, нужно было ждать долго или, по крайней мере, какого-то, сверх невероятного, случая. Не дождавшись такого случая, и увидев однажды глаза на мокром месте у дочери, она спросила Марину: - И ты хочешь так прожить всю свою жизнь? Но, не услышав от неё вразумительного ответа, мама поняла, что жить с ними она больше не может, дочь выгнать из родного дома не поднимется рука, поэтому нужны радикальные меры. Сначала эту неординарную семейку – зять не пришей не пристебай, и влюблённая дурёха - нужно было отселить. Но куда? Не разменивать же квартиру? Да и что можно выменять – только две однокомнатные, если нет никакой доплаты. А доплаты как раз и не было. Мать зятя, новоиспечённая сваха четырёхкомнатную квартиру в сталинском доме приватизировала на себя ещё до свадьбы сына и быстренько его выписала, чтобы невестка не могла претендовать на их жильё. Свободных денег у неё тоже не было, - откуда у украинской пенсионерки деньги? - поэтому она сказала: «Живите, как знаете» и повернулась к ним спиной в данном вопросе. Так что зять оказался бомжом и жили они, как знали, втроём на тёщиной жилплощади. Но, нет худа без добра. Так как Маринина мама была женщиной решительной и всегда справлялась с поставленными перед собой задачами, а задача на отселение молодой семьи была первостепенной на повестке дня, она, по своим только ей известным каналам смогла устроить себе поездку в Канаду для того, чтобы заработать своей дочери на квартиру. После отъезда тёщи на заокеанский материк, зять совсем осмелел. Денег теперь стало ещё меньше, а загулов ещё больше. Маринка с ними боролась, как могла. Вела беседы, которые не помогали, устраивала скандалы, которые ни к чему результативному всё равно не приводили. Муж давал обещания, что этого больше не повторится, но вечером Маринка в очередной раз находила его то в баре, то у друзей за преферансом. Где он брал деньги, чтобы оплатить выпивку или проигрыш, она не понимала. Ведь всю свою, якобы заработанную зарплату, он приносил в семью, отдавал её в руки жены, пафосно демонстрируя, что она у них главное лицо, так сказать хозяйка их ячейки. Он выдумывал такие хитрые ходы, рассказывал такие сказочные байки и так правдоподобно, что Марина ему верила. Верила, что он задерживается на работе, чтобы больше заработать и чтобы у них был лучший достаток, и не верила тем, кто говорил, что видел её мужа в «Берёзовом баре». Но терпение когда-то кончалось и она устраивала очередной скандал со всякими разборками. Нет, муж Марину не бил и руки к ней не прикладывал. Скорее она могла его навернуть скалкой вдоль спины, когда доставал до самых печёнок. Но разве её хрупкие и нежные руки могли что-то изменить в их отношениях? Разве её слабые удары могли пробить толстую, словно у слона на пятке, кожу его непробиваемого характера? Не прийти домой ночевать, а задержаться у игрового стола, будь-то карточного, или бильярдного – всё равно, для него было важнее, чем спокойный сон Марины. Так продолжалось все четыре года их брака. О детях никто не думал, потому что, какие дети в такой, построенной на постоянной лжи, семье? Точку в их отношениях поставил совсем не ординарный случай. Это произошло летом, прекрасным тёплым вечером. Маринка, как всегда была одна дома, так как её благоверный трудился для семьи и работал, как вол, - так он, только что, выразился ей по телефону. Но какие-то противные сомнения закрались в душу Марины и не хотели её покидать. Эти сомнения не давали покоя и толкали её на такой шаг, который был ей не свойственен – на слежку. Когда подруги рассказывали, как они следили за своими мужьями, как за ними подглядывали, у Марины эти разговоры вызывали только неприятные чувства. Ещё чего, шпионить за собственным мужем, какая гадость! Одна даже наняла частного детектива, и тот предъявил ей полный отчёт о проделанной работе. В его отчёте и фотографиях, приложенных к нему, супруг этой подруги выглядел во всей своей неприглядной красе. Маринке были противны все эти шпионские проделки, неприятны, и вообще, она думала, что никогда так низко не упадёт. Но, думать – это одно, а делать – это совсем другое. Та гадость, которую она испытывала при разговоре со своими подругами, была совсем не той гадостью, которую она испытала на собственной шкуре, когда сидела тёмным вечером в кустах, которые находились как раз напротив «Берёзового бара» - любимого места её муженька. Сквозь огромные ярко освещённые окна она видела своего супруга как на ладони. Видела, как он с удовольствием гоняет бильярдные шары кием, который ему подарила на свадьбу её мама. Какой подлец! Так нагло врать! Говорит, что лепит лепнину к потолку заказчика, а сам играет в это время на бильярде. «Ну, ты у меня получишь, скульптор», - вот те слова, которые всё время крутились у Марины в голове, пока она набирала номер мобильного телефона своего мужа. Она даже не услышала, хотя окна бара и были открыты,- жара, лето всё-таки,- скорее почувствовала, как зазвонил его телефон. «Интересно, что он мне сейчас придумает, какую опять отговорку»,- только успела подумать она, когда с удивлением увидела, что муж выходит из помещения на крыльцо, чтобы ответить ей на звонок. - Так вот почему я никогда не слышу шума бутылок и пьяного говора, - прошептала себе под нос Маринка. – Выходишь на крылечко, чтобы скрыть шумовые эффекты? Ах ты, хитрец! Думаешь, что обвёл меня вокруг пальца? Не бывать этому. Прихватив суковатую палку, валявшуюся возле кустов, Марина смело направилась к своему мужу, который, ни о чём не подозревая и не догадываясь, спокойно держал трубку возле уха в ожидании разговора. - Ах ты брехливая скотина! – воскликнула в сердцах Марина и со всего маха палкой звезданула мужа вдоль спины. – Потолки лепишь, гад? Я тебе сейчас шишку на спине слеплю, сволочь такая! Горб тебе приделаю на века, чтобы помнил, как меня обманывать! - Марин, Марин, ты чего? – не ожидая такого нападения, кричал муж, отбиваясь от Маринкиной палки. – Я тебе только что хотел сказать, что я тут, хотел тебя пригласить сюда, чтобы мы были здесь вдвоём, так сказать. - Ты же пять минут назад говорил, что ты на работе, что лепниной украшаете потолок заказчика. Так вот, теперь я тебя украшу, - кричала Маринка в ответ, при этом каждый раз крепко ударяя своего мужа по чём попало и награждая его огромными синяками и ссадинами. Тот вертелся, как уж на сковородке, но всё равно, от Марининой палки увернуться ему никак не удавалось. Это орудие справедливости оставляло на его теле очень даже больные следы. Последний раз стукнув своего мужа по лопаткам, Маринка вдруг осознала всю комичность ситуации. Она отбросила палку далеко в сторону и громко рассмеялась, глядя как бы со стороны на происходящее. Она посмотрела на своего благоверного совсем другими глазами. Они наконец-то раскрылись, радужная оболочка с них спала, и супруг предстал перед ней в том виде, в котором существовал, а не в котором ей виделся. - Неужели то, что я перед собой сейчас вижу и есть моя вторая половинка? – воскликнула она. – Этого не может быть, я не верю. Хотя, зачем себя напрасно обманывать, нужно говорить правду. Я действительно слепая курица, и мама, как всегда, оказалась права. Марина резко развернулась на своих каблучках и быстро пошла, не оглядываясь, на униженного и поверженного мужа, как бы говоря всем своим видом, что им теперь идти в разные стороны. И каблучки, громко цокая по асфальту, весёлым звонким щёлканьем оповестили на весь мир, что ещё одна ячейка общества лопнула в эту минуту, как мыльный пузырь. Для Марины теперь началась совсем другая веха её судьбы. Абсолютно новая жизнь застучала в двери. После четырёхлетнего противостояния, повседневной борьбы за личное счастье и ежеминутного нервного напряжения, она утвердилась, как личность, стала более решительной. Эти её семейные отношения, как ни странно, положительно повлияли на Маринин характер. Он окреп в боях, закалился, как сталь. Из влюблённой нежной девчонки буквально за вечер выросла взрослая, уверенная в себе женщина. Не холодная, нет, но и не мягкотелая. Выросла женщина с сильной волей, считающей и, надо сказать, справедливо считающей, что мир теперь должен крутиться вокруг неё, а не наоборот. Отсюда вывод: мужчины сами виноваты в том, что слабый пол становится сильным и занимает места в их пространстве всё больше и больше. Наверное, эта сила характера была заложена с рождения и не проявлялась до сих пор потому, что не было удобного случая. Так думала о себе Марина, потому что, как объяснить тогда то, что её мама давно выслала ей деньги на квартиру, она сразу же её купила и ничего об этой сделке, ни словечка, не рассказала своему мужу. Очевидно, подсознательно она ожидала такой разворот событий, поэтому решила об этой сделке промолчать. Посмотреть, как будут дальше развиваться действия. Для неё эти перевороты в судьбе проходили, как она считала, очень хорошо, чего не скажешь о её муже. В квартиру она его не пустила. Через окно, благо жили на первом этаже, выкинула сумку с его барахлом и пожелала ему в новой жизни удачи. Села, набрала мамин номер телефона в Канаде и рассказала ей обо всём, что она проделала за последнее время. - И что ты теперь собираешься делать? – спросила мама. - Понятия не имею. После института я ни дня не работала и, честно сказать, даже не искала её. Всё строила семью, которая никому не нужна. Четыре года псу под хвост! – как Марина не держалась, но всё-таки нотки отчаяния были слышны в её голосе. - Приезжай ко мне, ты ведь знаешь, теперь я здесь на официальных правах, могу и гостей приглашать. И Питер хочет с тобой познакомиться. Поживёшь у нас, посмотришь, может, работу себе найдёшь. Ну, что тебе там делать одной? – А вот в мамином голосе как раз таких ноток и не было. Наоборот, голос был весёлый, жизнерадостный, какой-то помолодевший что ли. Для мамы эти года в Канаде не прошли даром. Она успела и заработать Маринке на квартиру, и удачно устроить свою личную жизнь. В Галифаксе, большом канадском городе-порте, расположенном на берегу Атлантического океана, она работала у одной пожилой пары в качестве домохозяйки. Эти муж с женой были знаменитыми канадскими архитекторами, очень состоятельными. Они жили в доме, который сами же и спроектировали. Он был большой, двухэтажный, с высокими окнами и местами прозрачной крышей, так что свет лился не только сбоку, но и сверху. Конечно, ухаживать за таким домом и содержать его в порядке в преклонном возрасте просто невозможно, вот в нём и появилась Маринина мама. Старички - премилые люди, обожали весёлый нрав и стряпню украинки, которая вела хозяйство у них, как заправская домохозяйка. Они настолько её полюбили, что женили на своём овдовевшем сыне Питере, огромном добром канадце, шотландце по происхождению. Наверное, блинчики с творогом, тушённые в сметане, сыграли не последнюю роль в таком судьбоносном решении рыжего увальня. Почему шотландец? Потому что город Галифакс имел своё местоположение в канадской провинции, которая называлась - «Новая Шотландия». В ней как раз и проживали этнические шотландцы. Климат изумительный. Зима мягкая. Лето не жаркое. В ста километрах от побережья протекало тёплое течение Гольфстрим, поэтому климатические условия Галифакса чем-то напоминали погоду в Англии. А сама природа – Карелию с её незабываемыми сопками. Экологически чистая, она проявляла себя в изумительной красоте. Всё вокруг было наполнено изумрудной зеленью лесов и хрустальной чистотой рек и озёр. Это была страна ягод и грибов. Но канадцы, какие-то уж очень правильные и законопослушные граждане их не собирали. Они все эти дары природы покупали в магазине. К большому удивлению Марининой мамы. Та же канадкой не была, она была практичной украинкой и грузди, которые она приносила в большой корзине и солила в специальной, сделанной на заказ бочке, поедались их семьёй ещё лучше, чем те, которые покупались в магазине. Впрочем, как и ягоды – голубика, земляника, брусника, перетёртые с сахаром. Или простые малосольные огурчики, которых канадцы в глаза не видели и даже не знали, что можно такое кушать. - Как тебе моя идея? – Маме очень хотелось, чтобы Маринка приехала к ним в гости. - А язык? Я ведь по-английски знаю только – ванн кофе, плиз – и всё. Учила-то я французский. - Здесь и французский государственный язык, хотя английский нужно знать обязательно. Вот ведь не слушалась меня, а я тебе говорила: «Учи английский». А ты что? - Нет, мам, я к вам не приеду. Со мной что-то такое случилось, это не передать словами. Начну всё сначала, - Маринка подумала, что было бы хорошо зачеркнуть своё прошлое, просто стереть ластиком неудачный карандашный набросок, и начать абсолютно новую картину, и не карандашом, а красками. - Хочу чего-то достичь в этой жизни самостоятельно. Добиться каких-то высот, которые я себе ещё даже и не определила. Но, хочу, понимаешь? И вообще, если я и приеду к вам в гости, то только за собственно заработанные деньги. Молчание в трубочке затянулось. - Мам, ты ещё здесь, алло? - Да, здесь я, здесь. - Тогда почему не отвечаешь? - Думаю. - Ну, думай. Может, что дельное и придумаешь, потому что я пока ничего путного сообразить не могу. Мне двадцать семь лет, а я сижу, как старуха, у разбитого корыта: работы нет, мужа нет, семьи нет. И что дальше делать – ума не приложу. - А я скажу, что тебе делать, - звенел мамин голос из-за океана, - открой своё дело. Пока я не жила в Канаде, я этого не понимала. А как только здесь оказалась, то сразу увидела, что без своего бизнеса достойная жизнь не получится. - Легко сказать – открой. А как это сделать? - Господи, у тебя же две квартиры и мама в Канаде. У другого и такого нет. Придумай что-нибудь, пошевели мозгами. Материально я тебе помогу. - Тогда я знаю что. Это будет книжный магазин. - Почему именно книжный магазин? – удивилась мама. – Ведь у тебя совсем другое образование. - Потому что это то, что первое пришло в голову. И вообще, не открою же я фирму по ландшафтному дизайну? Кому он нужен? Где здесь в городе ландшафты? Не в Швейцарии ведь живём. Ты же помнишь, на нашем бульваре есть всё, что хочешь: и детский магазин, и всевозможные банки, и продуктовые лавки. А вот что-нибудь для души, так этого нет. Вот я и открою книжный магазин. И это будет даже не магазин, а бутик и назову его – «Мыс чудес». - Странное название. А почему мыс? - Потому что средства для осуществления задуманного плана мне как раз будут пересылаться с канадского мыса Пеггис Коув, где расположен знаменитый маяк Галифакса. Весь мир о нём знает. Я думаю, что будет справедливо, если о нём узнают и жители нашего города. - Значит, ты решила трёхкомнатную квартиру превратить в книжную лавку? - Мам, ну ты же сама понимаешь, что она расположена в таком проходном месте, что лучшего не надо. Центр города, чего ещё желать? И начну сразу с архитектуры. – Маринин ответ звучал так, словно она ждала одобрения со стороны мамы. - Хорошо, - дала всё-таки своё согласие мама, - с моей стороны, как я и обещала, материальная поддержка. С твоей – дело. Только не забудь составить смету. Мы с Питером просмотрим её, может он что-нибудь подскажет. На том и порешили. Все эти воспоминания пятилетней давности теснились в голове Марины и развлекали её в долгой дороге. Её красный автомобиль ярким, притягивающим взгляд, пятном выделялся на трассе, которая летела, словно серая взлётная полоса. Только на взлётной полосе, в отличие от трассы, не пролетали со свистом встречные машины. Да, машина была крутая, всем на зависть. Новенькая, купленная всего восемь месяцев назад. Яркая, блестящая, дорогая игрушка. Сейчас она могла себе это позволить. Но тогда, когда начинался бизнес, Маринке хватило денег только на Таврию, и то подержанную. Она и думать не могла, что пройдёт всего каких-нибудь пять лет, правда, очень трудных, без отпуска и отдыха, иногда даже без сна и покоя, лет и она сможет воплотить в жизнь свою мечту – кабриолет Порше Каррера. И не только кабриолет. Сама Маринка стала другой, совсем не такой, какой была до и вовремя замужества. Сейчас она разительно отличалась от себя самой, от той девчонки, которая разошлась с мужем и начала своё дело. Среднего роста, красивой изящной фигуры. Тёмно-каштановые волосы ярко и выгодно оттеняли большие зелёные глаза и белую кожу. А губы, мягкие и волнующие, хотелось сразу же целовать. Где бы Марина ни появлялась, она тот час выделялась из толпы и мужским вниманием не была обделена. Да, сейчас она женщина – высший класс, но чего ей стоило добиться этого высшего класса, знает только мама и Питер. Ясно и понятно, что ни сама она, такая яркая и преуспевающая леди, ни кабриолет, ни процветающий бизнес не могли бы получиться без существенного денежного вливания шотландца Питера. Особенно вначале, когда Марина на своей Таврии объезжала все инстанции: начиная с архитектуры, горисполкома, райисполкома и кончая ГАСКом. Казалось, что этот бумажный кошмар не закончится никогда. И, когда, наконец, он закончился, то начался другой – рэкет. Конечно, можно было платить или искать себе на эту крышу новую крышу, более крутую, но. . . Годы, которые она прожила со своим мужем не прошли просто так. В Марине произошёл перелом. Когда она рассталась со своим поверженным супругом, она изменилась на сто восемьдесят градусов. У неё внутри неожиданно прозвенел щелчок. Какая-то тайная пружина щёлкнула, и Марина вдруг стала совсем другим человеком. Совсем не таким, каким была в своей семейной жизни. В ней появился стержень. Та нежная девушка Маринка превратилась в независимую Марину, молодую сильную женщину, которая этой независимостью очень дорожила и не могла терпеть на неё никаких посягательств. Правильное решение стоило бессонной ночи, зато встав утром бодрой, словно она эту ночь спала, а не мыслила, Марина договорилась о встрече со своим двоюродным братом Валентином, который занимал немалый пост в Министерстве внутренних дел. - Валик, - говорила она брату, когда они сидели в кафе и пили кофе, - я тебе предлагаю возглавить охранное агентство. Ты – непосредственный начальник, я – финансовый. С твоей стороны – оформление всех документов и кадры, с моей – деньги. Фирма у нас будет в равных долях, и доход будем делить пополам. Ну, не могу я платить бандосам. Гордость не позволяет. А так, будешь надёжной крышей и мне, и другим заказчикам. Со временем бизнес расширится, штат тоже. И это уже будет не маленькое агентство, а настоящая охранная фирм. Как тебе моё предложение? - Заманчивое, - брат у Марины был настоящим ментом в хорошем смысле этого слова. Карьеру сделал сам, без знакомств, исключительно своим трудолюбием, знаниями и тем, что он был на своём месте. Это очень трудно – быть на своём месте в жизни. Не каждому дано. Иногда человек всю свою жизнь трудится, трудится, а оказывается, что все труды напрасны, потому, что делал не своё дело. Так, не жил, а копошился впустую. Валик же в тридцать семь лет получил звание подполковника милиции, а это о чём-то говорило. - Надо подумать. - Думай, только побыстрее. А пока будешь думать, защити свою сестру от бандитов, которые наезжают уже в будущую среду. Срок мне дали до среды, понимаешь? - Понимаю, - как деловой человек, брат был немногословен. – Завтра дам ответ. Вот так неожиданно для всех участников этой интересной истории поначалу небольшое агентство, благодаря титаническим трудам и усилиям Валентина и материальному потоку канадца Питера, спустя пять лет превратилось в охранную фирму «Вальтер». Название взяли совсем не от одноимённого пистолета, а производное от имени Валентин. Как сказал братец: «Меня это будет утешать в такой трудной работе». Это было единственное условие Марининого брата. Марина подумала и согласилась. «Пусть тешится на здоровье, если ему так нравится. Лишь бы делу не мешало». А делу это как раз и помогало. В ту памятную среду, когда вымогатели пришли к маленькой, беззащитной, как им казалось, хозяйке книжного магазина, их встретила вооружённая охрана во главе с грозным и крупным, словно богатырь, Валентином. Надо сказать, что братец выглядел очень внушительно - высокого роста, крепкого телосложения, да ещё в милицейской форме подполковника. Бандиты выхода такого участника на сцену не ожидали. На них напала маленькая трясучка и лёгкое заикание. А первый рабочий вызов охранной бригады прошёл на отлично, как, впрочем, и последующие годы работы охранной фирмы. Конечно, были и неприятности, и текучка кадров, но за пять лет состоялся такой дружный и профессиональный коллектив, что теперь Марина не делала даже финансовых вливаний. Всем руководил Валентин, а прибыль они делили пополам, как и записали в своём коллективном договоре. Маринка на этот сектор работы и не претендовала. Ей было достаточно её магазина. Она ведь хотела из него сделать бутик, поэтому дел хватало с головой. Ни выходных, ни проходных. Сплошная работа, зато интересная. Постоянные выставки, базары, ярмарки, распродажи. В каких только уголках своей страны она не была: и во Львове, и в Киеве, и в Закарпатье. Вот сейчас, например, Марина посетила издательский форум в Харькове. Там она проделала большую работу, подписала договора на поставку необычной продукции издательств не только украинских, но и зарубежных. Её магазин одним из первых выставлял на свои прилавки новинки, которые появлялись ещё только в рекламных проспектах и рекламной литературе. Задуманное удалось. За пять лет напряжённой работы простая книжная лавка превратилась действительно в мыс чудес, куда постоянно заглядывали и заходили сливки литературного общества. И не только. Простые читатели, любители детективов, любовных романов, беллетристики – все были желанными в этом магазине. Особенно дети. Для них Марина старалась вовсю. Каких только книжек она им не выставляла у себя на стеллажах: мир приключений, мир природы, мир животных. Всевозможные энциклопедии, словари, журналы, комиксы. Сказки! Детские книги – самое тёплое воспоминание. Маринка обожала Чуковского, Михалкова, Агнию Барто, английскую песенку про скрюченного человечка: «Жил на свете человек – скрюченные ножки, и гулял он целый век по скрюченной дорожке». Или: «Три маленькие феечки сидели на скамеечке», - и много-много других известных и неизвестных детских авторов. Только приходите, покупайте и читайте. И надо сказать, что именно дети были самыми благодарными покупателями. Коллектив магазина состоял всего из трёх человек – самой хозяйки и мамы с дочкой. Дочка, Любаня, была младше Марины на десять лет. Ей недавно исполнилось двадцать три года. Её мама Наташа была старше Марины и тоже на десять лет. Она отпраздновала сорок три. Так что в магазине сложился удивительный союз – союз подруг, потому что и с дочкой и с её мамой у Марины была маленькая разница в возрасте – всего десять лет. Это были удивительные сотрудники. У них голова всё время работала над тем, как лучше устроить работу магазина, что ещё преподнести покупателям. Какие новинки. Сначала появился стеллаж с подарочными изданиями. На нём были выставлены книги, изданные в Словакии, России, Китае на мелованной бумаге с яркими красочными иллюстрациями. Потом появился отдел ретро. Марина скупала книги старого издания прошлого века, такие, какие сейчас просто не издавались, а спрос на них был огромный. Видя, что этот отдел пользуется необыкновенным вниманием покупателей, решили расширить идею, открыли ещё один отдел обмена. Здесь клиенты могли поменять уже прочитанную книгу на новую. Получилось что-то вроде библиотеки, только мини и без абонентных карточек. Важно было только то, чтобы цена книги, которую хотели сдать, соответствовала другой, которую хотели прочитать. В советские времена ходила такая поговорка: «Призрак ходит по Европе – призрак коммунизма». Сегодня шагал семимильными шагами призрак кризиса. И не только по Европе, а и по Америке, Африке, Австралии. Короче говоря, по всему миру. И не призрак, а самый настоящий кризис. Но, как ни странно, Марининого бизнеса он не коснулся. Книги как покупались, так и продолжали покупаться. Очевидно, публика, привыкшая себя баловать не только пищей натуральной, но и духовной, не хотела от этого отказываться. Привычки оказались сильнее обстоятельств, и магазин не потерял своих клиентов. Марина и её девчонки, как она любя называла своих сотрудниц, не обращая на мировые финансовые катаклизмы, целыми днями носились с новыми идеями, новшествами, и эти идеи давали хорошие результаты. Зарплаты значительно повысились, а Марина, наконец, смогла осуществить свою мечту – алый автомобиль. Она не думала про марку именно этого автомобиля. Ей хотелось иметь просто алую машину. И когда она в интернете увидела кабриолет Порше – всё! Она поняла, что это именно её Каррера. Верх автомобиля Марина ещё не опускала. Тепла не было, но всё равно, сидеть за рулём такой красотки одно наслаждение. И Марина наслаждалась свежим ветром, врывавшимся в приоткрытое окно машины, и размышляла о природе вещей, которая ворвалась в её жизнь, эта природа, и круто её изменила. Закрутила гайки так, так изменила характер, что Марина сама себя стала называть «стальной леди». А в бизнесе иначе нельзя, не будешь стальной, не будет и бизнеса. Она вела свою машину на малой скорости, всего восемьдесят километров в час и говорила себе, что этого достаточно. Куда торопиться, тем более на трассе, где нужно быть предельно внимательной, так как нередко встречаются лихачи, которые гоняют свои автомобили на бешеной скорости, считая, наверно, что какой украинец не любит быстрой езды. Вот Маринка как раз и не любила быстрой езды. Она любила видеть пробегающий пейзаж за окнами, легкий порыв ветра, влетающий в салон машины и приятную музыку. Ещё она не любила говорить по телефону за рулём, это её отвлекало от дороги и от планов, которые, несмотря на вольные мысли, всегда параллельно крутились в голове. - Это ещё что за фигура, - воскликнула Маринка, увидев, что по трассе бредёт какая-то бедно одетая девчонка. Она хотела проехать мимо, и уже почти проехала, но в зеркальце заднего вида на мгновение задержались глаза, полные какого-то ужаса, тоски, тревоги и ещё чего-то такого, чего невозможно высказать словами. Она резко затормозила, сдала назад и остановилась как раз рядом с этим Чудом, потому что никаким другим словом нельзя было назвать то, что Марина видела перед собой. Тоненькое, дрожащее существо, бедно одетое. Или не так - одетое, как в прошлом веке до войны. Ничего модного, даже похожего на современную одежду на этой девчонке, довольно высокой, не было. Ткань, из которой была сшита юбка, напоминала ту, которую Марина видела в детстве в бабушкином сундуке. Бабуля с гордостью говорила, что это настоящий бостон, купленный по сорок рублей за метр. Пиджак или куртка, непонятно какого фасона, была сшита из драпа цвета серо-буро-малинового. На голове платок в коричневую клетку, закрывающий лоб, повязанный через шею. И единственное, что говорило, что эта девушка не призрак из прошлого столетия, а настоящая, живая – это сандалии вполне современные, только очень поношенные. Маринке сначала показалось, что она сбежала из дурки, из сумасшедшего дома, но взгляд серых, полного отчаяния глаз, говорил, что сумасшествием здесь и не пахнет. - Ты кто? – напрямую, без обиняков, задала она вопрос девчонке. - Элеотерия, - тихо произнесла та. - Это имя такое или псевдоним? Девчонка смотрела на неё непонимающим взглядом. - Ладно, проехали, - усмехнулась Марина, потому что поняла, что девчонка ничего не поняла. – А как полегче тебя называют, а то язык можно сломать, пока произнесёшь твоё имя. - Лета. - У тебя дом-то есть? - Есть. - А что же ты, Лета, делаешь здесь, на трассе в такое раннее время? - Иду. - Куда? Домой? - Нет. - А куда? - Не знаю. - Может, тебя подвезти? - Не знаю. - А что ты знаешь? Только как тебя зовут? – Марина видела, что девчонка чего-то боится. Она вся тихонько тряслась то ли от страха, то ли от холода, то ли от голода, потому что была очень бледная и какая-то помятая что ли. - Ладно, садись в машину, садись, не бойся, - видно было, что девушка не решается, колеблется: сесть или не сесть. – Да не съем я тебя и не покусаю. Лета аккуратно, боясь испачкать или что-то сломать, села на сидение машины. - Дверь закрой. - А как? - Вон ручка, потяни на себя. Вот так. Только сильно не хлопай. Девушка дрожащей рукой захлопнула дверцу и прикрыла глаза, словно чего-то боялась. Видно было, что она впервые сидела в машине. - Так. С тобой всё ясно. – Улыбнулась Марина. – Трудный случай. Никогда не ездила в автомобиле? - Нет, - сквозь голос было слышно, как громко, словно у пойманного воробышка, стучало сердце Леты. - Открой глаза. Не бойся. Тебе сколько лет? - Восемнадцать. - Ну, слава Богу, что хоть совершеннолетняя. Никто мне киднеппинг не припишет. - А как Вас величают? – набралась храбрости Лета. - Я не королева, чтобы меня величать. И не такая уже старая, чтобы ты мне выкала. Зовут меня Марина, и давай сразу на «ты», хорошо? - Хорошо. - Вот и отлично. И пока я веду машину, ты мне рассказываешь, кто ты и откуда. Договорились? Лета махнула головой в знак согласия и горько вздохнула. Так горько, что у Марины защемило сердце. В своей жизни больше всех Марина жалела бездомных животных и бомжей. Про бездомных животных – это каждому понятно. Редко когда бывают бездушные люди. В основной своей массе уличных животных жалеют, кормят и даже берут себе домой. Организовывают приюты и целые движения в защиту прав бедных животных. Но вот чтобы так жалели бомжей, как жалела их Марина, на это мало кто решался. Это даже как-то не принято. Да и у Маринки это чувство появилось совсем недавно. Можно сказать с президентских выборов. Когда однажды в новостях прозвучало, что бомжам выдали паспорта и они теперь, как настоящие граждане цивилизованного общества могут прийти на избирательный участок и проголосовать за выбранную кандидатуру. На экране показали несчастного убогого, одетого в какое-то рваньё, старичка с палочкой, медленно перебирающего ногами, шаркающего, который смущённо улыбаясь, кидал свой бюллетень в урну. Это зрелище настолько поразило Марину, что она не могла понять, как этот бедный человек, не имеющий ни кола, ни двора, нищий, голодный, ещё и голосует за власть, которая лишила его своего угла? Создала такие законы, которые не могут защитить таких обездоленных и таких несчастных людей. Марина поняла, что она в отличие от власти стоять в стороне не будет. Она навела справки, вступила в общественную организацию «Патриот Запорожья» и развернула бурную деятельность по спасению и выживанию бомжей. Вместе с такими же альтруистами, как и она, Марина организовала передвижные обеды туда, где массово собирались несчастные. Сначала это был один район, где проживала сама Марина. Потом, когда подключились ещё далеко не бедные участники их движения, такие автобусы появились и в других районах города. Теперь в планах у Марины был приют, где бездомные могли бы привести себя в порядок, искупаться, постирать своё бельё и отдохнуть или переночевать. Главное, найти такое здание, где можно было бы этот проект, этот приют осуществить. И конечно, проехать мимо такой несчастной девчонки Марина не смогла. И вот что с ней теперь делать – этот вопрос крутился в голове и стучал, как маятник часов. Только тот стучал тик-так, тик-так, а у Марины в голове стучало: куда и как, куда и как. Куда её везти и как с ней поступить? Лета «Хорошо, что уже весна. Так приятно идти по тропинке через зелёные поляны с молодой и сочной травой. И коровы довольны. Вон Майка сколько молока дала, почти пять литров. И это только в дневную дойку». – Лета шла с тырла и везла рядом с собой велосипед, на котором висел огромный бидон с молоком, пустое ведро и маленький стульчик, сделанный руками умельцев их богадельни. Каждый видит природу со стороны своего настроения. У Леты настроение было прекрасное, поэтому холодный ветер, который дул с утра ей казался свежим ветерком. Она так ему обрадовалась, что сняла с головы косынку и выпустила на волю свою длинную, толстую косу, которую всегда прятала от постороннего глаза. Пусть тоже насладится весенним ветерком. И вообще, её вполне устраивала такая прохладная погода, потому что та жара, которая приходила вместе с летом, изнуряла не только людей, но и скотину. Корове Майке было жарко, она хотела пить, а это значило, что Лете надо везти воды на тырло в два раза больше, чем она сейчас привезла. Хорошо есть велосипед, так как своим ходом непросто дотянуть и бидон, и ведро с водой, и стульчик. Она же не мужик какой, не Архип, кузнец их поморского согласия. Архип ей совсем не нравился, чего не скажешь о парне. Так и стреляет в Лету своими чёрными глазищами, словно хочет поразить наповал. А он ей ну совсем не нравится. И вообще, ей не нравится ни один парень их согласия. А должно быть наоборот. В восемнадцать лет должен нравиться хоть кто-то. Только вот хоть кого-то Лете ну никак не хотелось. Чего она хотела, она и сама не знала. Знала только, что каждое утро она просыпалась с чувством, что вот сегодня произойдёт что-то невероятное, удивительное. Такое, которое не происходило ни с одной из её подруг. Но, пролетал день, наполненный трудами и заботами, а Лета ничего чрезвычайного не видела. Всё как всегда. И, тем не менее, когда она просыпалась с утра, сердце снова стучало в тревожном ритме. Вот и сегодняшнее утро ничем не отличалось от утра вчерашнего. Сегодня точно так же, как и вчера душа трепетала в предчувствии какого-то события. Словно робкий мотылёк, садящийся на благоухающий цветок, Лета ждала этого события затаив дыхание. Её возвышенная и тонкая натура не могла усидеть в рамках их староверческого согласия. Её тянуло за его пределы, туда, где была цивилизация. Где был совсем иной мир, не такой как в их общине. Но она никому не могла об этом сказать. Подруги бы её не поняли. Их вполне устраивала та жизнь, которую они вели здесь, в селе. В старообрядческих общинах господствовала суровая дисциплина, и подруги боялись её нарушить. Они придерживались тех правил, которые устанавливал строгий наставник. Полное ему повиновение. Только вот Лета не могла смириться с этими порядками. Этот строгий наставник был её отец. И, казалось бы, что она должна быть своим подругам примером во всём, но Летина душа рвалась на свободу. Религиозные путы, многочасовые службы не смогли связать девушку по рукам и ногам. Наоборот, они дали противоположный результат. Лета мечтала о воле, и очевидно запах этой воли как раз каждое утро будил свою хозяйку, тревожил и волновал сердце. Община, где родилась и жила Лета, крепко и непреклонно сохраняла многие нормы быта староверов – в одежде, диете, правилах общежития, а также настойчиво отгораживалась от неприемлемой для них окружающей жизни. Многие односельчане предпочитали обходиться без паспортов, пенсий и прописки. Живут себе в своём поморском согласии и живут, и ничего больше не надо. Они твёрдо были убеждены, что человек лично отвечает за своё спасение – верой, выражающейся в молитвах, трудом и аскезой, а не какой-то там участковый милиционер, который иногда заезжал к ним в село и требовал у молодёжи зарегистрироваться и получить паспорт, чтобы можно было их хотя бы пересчитать для учета населения. - Если уж старики выжили из ума, то хоть вы, молодые, будьте современными людьми, - в сердцах выговаривал он ребятам и девчонкам, которые тесной толпой окружали его машину и смотрели на неё, как на чудо, сделанное руками иноверцев. Некоторые из них, в том числе и Лета, прислушались к голосу стража правопорядка и получили свои паспорта, им их привезла в согласие паспортистка вместе с милиционером. А другие, неистово верующие молодые люди, даже говорить об этом не хотели. Уходили, отворачиваясь от разговора, и всё, потому что, у староверов на первом месте была дисциплина, и слова участкового милиционера для них звучали, словно об стенку горох. Они свято придерживались своих установленных правил, и речь заезжего случайного представителя власти их не очень-то и убеждала. Староверы в этом поморском согласии жили, словно в своём отдельном мире, на своей планете. В школах никто и никогда не учился. Да, у них и не было этих школ. Они даже не знали, что делается в их стране, кто сейчас президенте, так как газет не читали. Они почти ничего не знали о современном мире, потому что ни радио, ни телевизора у них не было, но тем не менее… Это были трудолюбивые, трезвые и честные крестьяне, которые выжили в этом современном мире благодаря традиционному быту. Быт воспитывал моральные идеалы – уважение к старшим, забота о младших, взаимовыручка, честность. Они не курили и не пили. Девушки хранили свою честь, а парни до свадьбы не имели права на неё посягать. Именно быт, в котором с годами утвердилась эта система норм поведения, становился охранителем своеобразия старообрядцев. Только благодаря этим правилам много лет назад создалась и держалась до нашего времени независимая крестьянская община, в которой родилась и жила Лета. Казалось бы, что она, как никто другой, должна была свято соблюдать все те нормы жизни, которые так правильно и рьяно проповедовал её отец – старший наставник согласия. Но в Летиной голове бродили революционные мысли и она, как буревестник, рвалась на свободу. Она хотела жизни той, которую видела со стороны ещё маленькой, сидя со своими родителями в повозке, запряжённой гнедым жеребцом. Они ехали в большой, просто огромный город по делам общины и взяли в эту поездку и свою дочь, чем нарушили установленные правила. Детей запрещалось вывозить из согласия, дабы не развращать их современной цивилизацией. Яркий свет, бьющий из окон пробегавших мимо домов, машины, трамваи и троллейбусы, красиво и совсем иначе одетые прохожие – всё это настолько поразило детское воображение, что Летина душа словно заледенела на долгие годы. И вот теперь, в восемнадцать лет она вдруг растаяла и вырвалась на вольный ветер. Она летела, неважно куда, главное подальше отсюда – от многочасовых молитв, строгого аскетизма и мерцающих свечей по вечерам – к свету, который лился с потолка какой-то там волшебной лампочки. Тырло, куда пригнали на дневную дойку коров, было местом обустроенным. У них вообще, у староверов, всё всегда было обустроенным. Дома стояли прочные, сделанные на века. Своя молельня, больница, хозяйственные послушания – ремесленные, где постоянно и бесплатно работали члены общежительства. У них и имущество было общим. Все хозпостройки принадлежали всему поморскому согласию. И место, куда приходило стадо днём, так называемое тырло, было с поилками и кормушками, потому что корову, не смотря на то, что она сейчас паслась на весеннем зелёном лугу, нужно было подкормить. Ведро, которое везла Лета на велосипеде, когда шла доить корову, было наполовину заполнено комбикормом. У Майки уже выработался рефлекс: во время дойки ей дают корм – она даёт молоко. И пока Лета кормила корову, потом её доила, потом медленно, - а чего торопиться? Куда спешить? – ехала назад домой в согласие, её чувства были обострены. Ей казалось, что вот сейчас что-то произойдёт. Она, витая в облаках и бредя под впечатлением своих внутренних ощущений, ничуть не удивилась, когда увидела в кустах двух парней, совсем не похожих на местных. Совсем других, из того - другого мира, куда путь им, староверам, заказан навсегда. Она так ждала чего-то необычного, что её сердце даже не ёкнуло, а напрасно! Парни смотрели на Лету непристойно пристально, она даже слегка смутилась. Особенно тот, который был повыше своего не в меру толстого приятеля. Взгляд его прищуренных глаз неотрывно блуждал по Летиной фигуре, словно раздевая её. - Ты кто такая? – неожиданно спросил он. - А ты кто такой? – огрызнулась Лета в ответ. Ты смотри. Так нагло с ней ещё никто не разговаривал. - Где живёшь? – не обращая на её позу, продолжал свои вопросы парень. - В поморском согласии. Здесь, недалеко, пять километров, наше село. - Староверка, значит, - подытожил парень. - А что тебе моя вера? Какое тебе к ней дело? – насторожилась Лета. Но парень не отвечал. Он осторожно приближался к Лете, мелкими шагами. Второй, стоя у кустов, масляно улыбался. Его слащавая улыбка начинала портить Лете настроение. «Какой противный жирный кабан», - подумала она о толстуне. - А ведь это та тёлка, за которой мы приехали, - вдруг произнёс кабан и неприятно заржал. На Лету повеяло тонким запахом настойки, которую иногда давали больным местные лекари их сословия. - Вы что, напились? – спросила Лета. Она всё ещё без тревоги, абсолютно спокойно, смотрела на выпивших парней. А чего ей бояться, ведь Лета никогда не видела пьяных мужчин. В их общине вели трезвый образ жизни, и если выпивали, то только в лечебных целях. Она не знала и не подозревала, какими могут быть опасными пьяные парни. - Нет, мы только чуть-чуть пригубили и приехали за тобой, - скалился толстяк. Приехали, точно! Вон в кустах стоит машина зелёного цвета, потому Лета сразу её и не приметила. Таких машин она в своей жизни никогда не видела. А что она видела в своей жизни? Телегу, на которой разъезжал её отец да велосипед, ещё тот транспорт, где сам крути педали, пока не дали. Да, вот ещё машина милиционера, только она совсем не похожа на ту, спрятанную в кустах. Это была и не машина вовсе, а чудо, сделанное руками неверующих. - Почему за мной? Откуда вы меня знаете? – Лета перевела свой взгляд с зелёной машины на парней. Их ответ её насторожил. Какой-то маленький колокольчик несмело дилинькнул в груди, предупреждая об опасности, но она на него не обратила внимания. Староверы – люди положительные и всегда с уважением относились к женщинам. Лета знала, что её никогда никто не тронет и не обидит, поэтому тот колокольчик, который вдруг прозвенел у неё в душе, вызвал только лёгкую досаду. Ну, о чём он её предупреждает? Что такого нехорошего может произойти? - А вот мы с тобой сейчас и познакомимся, - улыбнулся тот, который был повыше. Он незаметно совсем близко приблизился к Лете и взялся за руль велосипеда. Высокий, стройный, красивый, с тёмными, коротко стрижеными волосами. От парня пахло таким приятным запахом, что у Леты закружилась голова. Глаза серого цвета с наглым прищуром смотрели в упор, словно гипнотизировали. Ноги у девушки вросли в землю, руки приклеились к велосипедному рулю, тело застыло, словно каменное, только сердце своими частыми ударами в грудную клетку говорило о том, что она ещё жива, что её ещё этот завораживающий взгляд не превратил в гранитную глыбу. Его лицо оказалось настолько близко, что Лета от страха закрыла глаза. Но и это её не спасло. Она вдруг ощутила нежное прикосновение его губ. Сначала робкое, потом всё сильнее и сильнее и вот он уже её целовал таким чувственным и проникновенным поцелуем, что голова летела сама по себе, а Лета и её тело само по себе. Она еле стояла на ногах. «Если этот поцелуй продлится ещё на мгновение, то я просто упаду без чувств. Так, надо срочно бежать отсюда. Ещё чуть-чуть и свершится непоправимый грех. Грех, который я не смогу ничем искупить». Колокольчик, который недавно робко тилинькал в груди, теперь превратился в громкий колокол. Он звенел, как набат при пожаре. Страх липкой волной расплылся по всему телу, связывая её стройные ноги, словно путы лошади. Решительно открыв глаза и утонув в сером море, у девушки всё же хватило сил освободиться от опьяняющего плена и резко оттолкнуть парня. Но он был ловким этот парень. Он успел схватить её за руку. - Пусти, мне больно, - воскликнула Лета. - А я думал, что тебе приятно, - прошептал он. Что-то зловещее было в этом шёпоте. От парня шла такая тревожная волна, такая сильная, что Лета вдруг ощутила неимоверную опасность. Тело её мгновенно среагировало на эту опасность. Не голова, не мозг, а именно тело. Она дёрнула руку и побежала, бросив и велосипед, и бидон с молоком, который упал и раскрылся от удара. Краем глаза она увидела, как молоко, выплеснувшись из бидона, обляпало штаны и туфли парня. Лета мчалась стремительной птицей. Так бежала, что коса за спиной, недавно выпущенная безрассудно на волю, больно била вдоль лопаток. Хлестала, как плеть. Казалось, что эта плеть, как бы живя сама по себе, отдельно от Леты, наказывала её за необдуманный поступок. За то, что она так неосмотрительно вела себя с чужими парнями. Она плёткой хлестала по спине, словно подгоняя девушку бежать всё дальше и дальше. Летины длинные стройные ноги неслись бы ещё быстрее, если бы не юбка, путающая шаг. За спиной она слышала громкие топающие шаги. Это преследовал её тот парень, который нёс с собой тревогу и опасность. У того ноги были ещё длиннее и быстрее, поэтому он догонял Лету без особого напряжения. Схватив девушку за плечо, парень рванул её на себя, и они оба упали в молодую ещё влажную траву. Упали так, что Лета оказалась под ним, а его огромное тело накрыло её словно тяжёлый куль. И всё равно, каким бы он ни был тяжёлым этот парень, Лета боролась за своё спасение словно тигрица. Била его руками, толкала ногами, всё её тело, как тугая пружина, не давала и минуты покоя. Молча, без единого возгласа, она рвалась на волю из-под этого куля, только глаза, горящие от гнева и наполненные страшным ужасом, кричали так, что их безмолвный крик, казалось, был слышен на всю округу. Именно этот кричащий взгляд и остановил сумасшедшую борьбу. Парень словно очнулся, словно сфокусировал своё зрение как бы со стороны. Он увидел тоненькую молоденькую девушку, отчаянно борющуюся с огромным увальнем. Её белое тело между чулком и юбкой, обнажившееся в борьбе, было запачкано землёй и травой. Этот маленький участок кожи, который показался ему таким трогательным, таким беззащитным, враз отрезвил парня. Он сел, закрыл лицо руками и простонал. - Прости. Прости меня. Я не знаю, что на меня нашло. Я не хотел. Я подлец. Прости! Недолго думая, Лета залепила ему пощёчину, вложив в неё всю свою силу, какую смогла ещё собрать в этот удар. Так ему влепила, что голова его дёрнулась в сторону, точно была не на шее, а на тонкой веточке. Всё, что ей запомнилось перед тем, как она убежала – это красный след от пятерни, чётко отпечатавшийся в белую, как мел, щеку парня. Она бежала, а слёзы, запоздалые слёзы стыда и унижения катились по лицу, словно весенняя капель с крыши дома. Она бежала и думала, что теперь ей делать. Родителям показываться нельзя. Убьют. Не в прямом, конечно смысле, но накажут по всей строгости их законов. Лета была запачкана, запачкана тем нескрываемым позором, который так строго наказывался у них в общине. Её запрут в чулане на неопределённый срок, на год, два, а может и больше, и заставят многочасовой молитвой искупать свой грех. Она вспомнила, как однажды увидела такую же девушку, которая попала в такое же положение, и после многочасового искупления греха это была уже и не девушка, а какая-то изнурённая старица, хоть и молодая. Нет. Лета такого не хотела. Она не виновата. Ну, какой у неё грех? Это она что ли сама просила, чтобы этот красавец её целовал? Господи, как он её целовал! Даже сейчас, когда она избежала насилия, когда мчалась, словно испуганная лань неизвестно куда, она не могла спокойно думать о поцелуе. Вспоминая его губы, такие нежные и такие мягкие, их сладкий вкус, Лета опять разрыдалась. - Ну, надо же, так влюбиться с первого взгляда, и в кого – в своего насильника! Нет, судьба ко мне беспощадна, - думала Лета, тайком пробираясь к себе в дом. Дома, как всегда, было тихо, чисто и спокойно. Добротно и на века. А Лета как раз бежала сейчас от этой добротности и вечности. Переодеваться она не стала, чтобы никто не заподозрил ничего худого, найдя её порванные и грязные вещи. Захватила только свой паспорт, маленькую иконку, с детства висевшую у изголовья её кровати, несколько старых фотографий, завёрнутых в кусок бумаги, и сто гривен, которые тайком собирала на всякий случай, и так, в порванном пиджаке и испачканной юбке ушла из отчего дома в пугающую неизвестность. От себя на память родителям Лета оставила маленькую записку, которую написала впопыхах небрежным почерком. Она шла оставшийся день, ночью пряталась в лесополосе, вся продрогла и проголодалась, но не знала, что ей делать. Идти в большой город? А что там? Вдруг там окажется этот совратитель? Или ещё хуже – отец с матерью найдут и посадят под замок. Нет, только не это. И всё же, утром, Лета уже сожалела о побеге. Она так устала и так разочаровалась в своём спонтанном поступке убежать из дома, что теперь, когда брела по трассе, пролетающие мимо неё машины вовсе и не пугали изнурённую от голода и холода девушку. Она совсем отчаялась от этой своей безысходности, и уже почти теряла сознание, когда красная яркая машина затормозила возле неё и оттуда заговорила приятная молодая женщина. Марина - Ну, и что мне теперь с тобой делать? – Марина сочувственно смотрела на поникшую девчонку. – Может, отвезти тебя домой? - Нет, нет. Я домой не вернусь. Хотя бы, пока. Пока не разберусь со своими сомнениями. Ты не понимаешь, мне нельзя домой. Меня ждёт гнев отца и тёмный чулан, а я так хочу света. – Слёзы неимоверного несчастья катились по лицу Леты. - Ты уже увидела свет, к которому так стремишься, - скептически ответила ей Марина. – И что? Он тебе понравился? - И всё же он лучше, чем свеча в чулане. - А как же мама? Неужели она не будет волноваться? – Марине были удивительны родственные отношения староверов. Так бояться родителей? Вот она бы ни за что не убежала из дома, потому что мама с ума бы сошла от переживаний. - Я ей написала записку, - опять всхлипнула Лета. - Ладно, отвезу я тебя к себе, а там что будет, то будет, - решила Марина. Оставлять девчонку на трассе один на один с её проблемами нельзя. Может всякое случиться, даже нехорошее. Ей просто повезло, что ничего такого не случилось. – Дома что-нибудь придумаем. - А это далеко? - Если ехать на твоей кобыле, то и за неделю, наверное, не доберёшься. А мой кабриолет – машина, что надо. Зима, конечно, тут накуролесила, оставив после себя сплошные ямы, колдобины да рытвины. Это и не трасса, а какая-то дорога с препятствиями, но всё равно, доедем до дома часа за четыре. – Маринке стало смешно, когда она себя представила в телеге, запряжённой почему-то старой кобылой, которая еле-еле перебирала своими копытами, потому что ей совсем не хотелось двигаться. Куда лучше стоять в конюшне и жевать свой овёс. – Возьми с заднего сидения сумку, там термос с кофе и бутерброды. И плед. Укройся им и поспи. Лета, конечно, взяла термос, но как им пользоваться, совсем не знала. Пришлось опять останавливать машину, показывать, что нужно делать с термосом, открывать его и наливать кофе в крышечку. - Ты, словно из джунглей, честное слово, - мысль в голове Марины не укладывалась: «И это в наше время встретить такое ископаемое!» - Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, - зашептала Лета, держа стаканчик с кофе. - Это ещё что такое? – удивилась Марина. - Молитва. Мы всегда читаем молитву перед едой, - Лета смотрела в недоумении: вроде она делает всё правильно, а выходит наоборот. В том мире, куда так рвалась её душа, никто её и не понимает. - Поистине, пути Твои неисповедимы, - пробормотала Марина. Она посмотрела на девчонку и её сердце дрогнуло. - «Надо же, у меня ощущение, что я приютила какую-то бездомную дворняжку, такое она вызывает к себе чувство жалости. Так хочется её приласкать и обогреть. Ну, ничего, приедем домой, дома всё решится. Дома и стены помогают», – и с этой народной мудростью Марина вырулила, в который раз за сегодняшнее утро, на трассу. Солнце стояло высоко, даже стало пригревать, наконец-то пошло то долгожданное тепло, которое все так ждали с нетерпением. В открытое окно автомобиля врывался свежий, но совсем не холодный ветерок. Ему было радостно и весело, и он шутливо играл с выбившимися из-под Летиного платка прядями волос. Но девушка ничего этого не замечала. Она так устала за последние сутки, столько с ней произошло приключений, что её сейчас не разбудила бы и пушка, не то, что какой-то там ветерок-шалун. Марина тихо включила радио, чтобы слушать музыку, а не думы думать. Ей нужно было отвлечься от мыслей, потому что сейчас, в данную минуту, она всё равно ничего не могла решить. Её Порше легко, как на крыльях, нёс пассажиров, отрабатывая свою стоимость, а это значит, что не зря она уплатила за него такие деньжищи. Руль слушался свою хозяйку. Ход машины был лёгким, словно песня из динамика. В таком автомобиле можно было ехать хоть на край света, но туда им не надо было. Им нужно было всего-навсего в родной город Марины, где она родилась, где прошли её детские годы и годы такого неудачного замужества. Где она смогла совершенно изменить свою жизнь, радикально, стать ей хозяйкой, причём, состоятельной хозяйкой. Где она создала себе имидж современной и независимой молодой женщины, с немалыми амбициями - и это хорошо, если эти амбиции имеют здоровый дух. Часы в динамиках пробили три раза, когда Марина въехала во двор своего дома. Это была новостройка. Пятиэтажный дом на два подъезда. Жилых было четыре этажа, так как первый отвели под гараж. Марина давно рассталась со своей двухкомнатной квартирой, которую ей купила мама. Она как-то просчитала, в какой момент её нужно продать, как, она даже сама не понимала, наверное, это было коммерческое чутьё, но всё же, она её продала тогда, когда квартиры были в наибольшей цене. Полгода перекантовалась на диванчике в своём кабинете в магазине и вот теперь, когда цены на недвижимость упали до своей нормальной стоимости, а не фантастической, за те же деньги она смогла купить себе абсолютно новую, современной постройки, двухкомнатную семидесяти метров квартиру. Ездить по риэлтовским конторам из-за загруженности работой у неё не было возможности, и ей казалось, что ту квартиру, которую она себе рисовала в воображении ей уже никогда не купить. Но, счастливый случай и красочные мечты сделали своё дело. И удивление, которое она ощутила, когда увидела в центре города, недалеко от главного проспекта дом с обустроенным двором, клумбами, газонами, не прошло до сих пор. Даже сейчас, когда она въезжала во двор и видела всю эту красоту, которую венчал металлический забор с калиткой и широкими воротами, у неё теплело в груди. В тот же момент сделка совершилась, и Марина стала обладательницей прекрасной квартиры на втором этаже. Кухня пятнадцать метров, две комнаты – шестнадцать и двадцать. Совместный санузел восьми, коридор, хоть на самокате катайся, а главное - огромная лоджия, застеклённая современными стеклоблоками, где даже в лютый мороз стояла плюсовая температура. Марина, обустраивая свою квартиру, не забыла про цветы, ведь ландшафтный дизайн – это её конёк. Так вот, лоджия и была тем коньком, к чему стремилась вся её натура. Зимой – зимний сад, летом – летний. Лете Маринина квартира показалась сказочным дворцом. Ещё поднимаясь по ступенькам в подъезде, её поразили площадки с цветами на окнах, а уж когда Марина открыла дверь и они зашли в квартиру, Лета даже зажмурилась, потому что такой красоты и во сне не видывала. Справедливости ради, надо сказать, что дома у староверов тоже разительно отличались от домов простых селян. Жители Летиного согласия жили в добротных, тёплых, хорошо освещённых домах с застеклёнными окнами. Внутри было чисто и аккуратно. Полы вычищены до блеска, отточены рубанком, потом покрашены половой краской. Сверху застелены тканными половиками. Стены расписывались красивыми узорами и яркими красками. Краски – сурик, охру, бакан – народные умельцы, а староверы были поистине народными умельцами, готовили из натурального сырья. В настенной живописи, если можно так выразиться, присутствовали мотивы диковинных зверей, птиц, пышные и большие цветы, затейливый растительный орнамент. Вдоль стен стояли кованые сундуки. На кроватях лежали вышитые всевозможным узором покрывала. На столах белые скатерти, на окнах – белые занавески. Но самым уютным и тёплым местом в доме была печь. Над её пологом устанавливались полати, на которых спали дети. Место напротив устья печи занимала хозяйка, где на стене висели шкафчики с кухонной посудой. Всё это для Леты было близкое, родное, но всё же, привычное с детства. Да и с электричеством у них начались перебои, так как с перестройкой появились разные хозяева, которым нужно было платить живыми деньгами и в срок. А где у староверов возьмутся так быстро живые деньги? При советской власти их поддерживало государство, а после перестройки собственники поддерживать какое-то поморское согласие перестали, вот поморцы и решили не совсем, конечно, отказываться от света, но на свечи в вечернее и ночное время суток перешли. А здесь, у Марины, всё было иначе, не то чтобы сказка, но и не тот мир, в котором выросла Лета. На паркетный пол она боялась ступить, жалась у входных дверей. - Да что ты как бедный родственник, - засмеялась Марина. – Проходи, не бойся. Лета разулась и осторожно пошла по коридору, знакомясь с квартирой. Ну, комнаты – это понятно. Этому можно и не удивляться. Кровать, хоть и не такая, как у Леты, но, всё-таки, кровать. Да и лежанка какая-то диковинная, думала Лета про диван, но и его предназначение стало понятно девушке, не совсем уж она дикая. А вот кухня и туалетная комната в Летино воображение ну никак не вписывались. Газовая плита, раковина, краники были за пределами понимания. Этого нельзя было понять, к этому нужно было привыкнуть и всё. Принять, как должное. Единственное, что Лете не очень нравилось, это отсутствие образов в красном углу. «Видать в их домах не принято развешивать иконы на стены», - думала девушка, прикасаясь рукой в кармане к своей иконке. Хоть она и убежала из старого мира в новый, но от веры не убежишь. Она всегда будет в сердце. А сердце у Леты вот уже вторые сутки бьётся в тревоге, сможет ли она понять всё то новое, что видят её глаза? Ляжет ли ей на душу эта чужая жизнь или она вернётся назад к своим старым обычаям? А, может быть, лучше было принять наказание и оставить всё как есть и ничего не менять в своей судьбе? От всех этих вопросов у Леты разболелась голова, и тревога на сердце от таких сумбурных мыслей только усиливалась. - Ну что стоишь с кислым лицом посреди кухни? – Марине было жалко девчонку. Она сама бы никогда не рискнула бросить отчий дом и удрать неизвестно куда и неизвестно зачем. – Давай мы с тобой примем ванну. Тебе с дороги нужно искупаться. Не волнуйся, я помогу. Иди сюда. Сначала, когда Марина делала ремонт в новой квартире и обустраивала её, она хотела поставить в ванной комнате джакузи. Но потом подумала-подумала и решила: «а ну её, эту джакузи. Одна морока с ней. Не постирать, ни мисочку поставить. Она ведь из акрила. Бойся всё время её поцарапать. Куплю я лучше обыкновенную чугунную ванну и классную душевую кабинку со всеми наворотами». Сказано – сделано. Конечно, эта кабинка была украшением ванной комнаты. Белая, стеклянная, с программой спинных массажей, ножных, встроенным сидением, с зеркалом и полочкой для косметических средств. В общем, всё, что нужно – всё присутствовало в этом чудесном творении рук человеческих. И Марина любила зимой нежиться в ванне, а летом принимать прохладный душ со всеми массажными приспособлениями. Но сейчас, для Леты, она решила приготовить ванну с тёплой водой и ароматной пеной. - Ну, снимай свои лохмотья. Потом подумаем, может их выкинуть сразу, и не стирать, порошок зря на них не тратить, - говорила она Лете, пока та раздевалась. Девчонка, прежде чем снять одежду, сначала развязала платок, и Марина ахнула. Такой косы она не видела ни у кого из знакомых. Светло-русая, толстая, длинная, она свисала ниже пояса, даже можно сказать, ниже мягкого места, почти до колен. - Чем же ты моешь волосы? Как ты за таким богатством ухаживаешь? – У Марины тоже не короткая стрижка. Темно-каштановые волосы, блестевшие при свете, ровными прядями падали на плечи. И, тем не менее, чтобы добиться хоть такой красоты, Марина применяла дорогие шампуни, бальзамы, всевозможные маски для волос. Волосы, конечно, смотрелись модно, стильно, но то, что Марина увидела перед собой, это было равносильно знаменитой Венере Сандро Боттичелли. - Что значит, ухаживаю? – пожала худенькими плечами Лета. – Просто, мою мылом и всё. - Что за мыло? - Мыло как мыло. Конечно, не покупаем. Сами варим. И вообще, мне такие волосы достались по наследству от моей прабабушки. - В это я скорее поверю, чем в какое-то чудодейственное мыло. Наследственность не вырубить топором. Это правда. Ну, давай, залазь в ванну, Венера, - подтолкнула Марина девушку. Оставив девчонку наедине с туалетом, Марина пошла в кухню, чтобы приготовить им хоть какой-то ужин и позвонить в магазин, узнать, как там прошли дела в её отсутствие. - Ой, Мариночка, приехала! – воскликнула радостно Любаня. – Как поездка? - Нормально. Беженку с собой привезла. - Не поняла, - удивилась Люба. - А что тут не понятного. Девчонку подобрала на дороге и привезла к себе домой. Элеотерию. Староверку. - У тебя с головкой всё в порядке, - встряла в их разговор Наташа, слушавшая его по параллельному телефону. – Мало тебе местных бомжей, так ты их ещё по дороге собираешь. - Она не бомжиха. Она несчастная глупая девушка, чудом избежавшая насилия и наказания, - вздохнула в ответ Марина. - И так понятно, что не нужно было везти домой, но сердцу не прикажешь. Вы бы видели её глаза. И вообще, дело сделано и обжалованию не подлежит. - Как знаешь, - Маринка почувствовала, как на той стороне телефона Наташа пожала плечами и покрутила указательным пальцем у виска, дескать, что с неё возьмёшь? - Но нам хоть её покажешь? - Завтра, - она не обижалась на свою подругу и сотрудницу. А чего обижаться, если это правда. - Сегодня с дороги мы устали. Нужно отдохнуть. Кстати, как у нас дела? - Дела, как всегда, нормальные, - Наташа никогда вслух не произносила слов «хорошие дела», боясь сглазить. Она была суеверна и на всё «хорошее, отличное, прекрасное» - она говорила «нормальное, так себе, как надо». Поэтому, из её ответа было ясно, что работа идёт своим ходом и без эксцессов. Ну и хорошо. Вот уже и вечер наступил. Солнце склонилось к закату, осветив Маринину кухню в оранжевый свет. Он посветил немного золотой краской и ушёл за горизонт, передав своё место сумеркам. Услышав за спиной шаги, Марина обернулась и увидела Лету в её шёлковом коротком халате, с распущенными мокрыми волосами. В этих сумерках девушка выглядела какой-то дивной русалкой с искренним, тёплым открытым лицом и очень чистыми глазами, которые смотрели с одной стороны оценивающе, с другой стороны внимательно, а с третьей стороны взгляд этих глаз был как у маленького ребёнка. «Нет, я правильно поступила. Оставить её наедине с внешним и чужим миром – это просто дать ей погибнуть». - Садись к столу, чудо заморское, - улыбнулась Марина. – Ужинай и в постель. Завтра у тебя начнётся совсем другая жизнь. Ты как, готова к таким испытаниям? - Моя прабабушка говорила, что во мне сила неуёмная сидит. Она мне даже наказ дала. Сказала, что только я его смогу выполнить. - И что же это за наказ? - Она сказала, что когда я вырасту, у меня появится шанс уйти в большой мир к людям и чтобы я этого шанса не упускала. - Что, прямо так и сказала – появится шанс? - Прямо так и сказала. Что-то загадочное было в этой самобытной девушке. Она несла в себе какой-то тайный смысл. Весь её облик говорил, что она не такого уж низкого сословия, да и сама речь, совсем не похожая на староверскую, выдавала в ней какую-то печать благородства. Смотрелась Лета не простой крестьянской девушкой. Стройная, словно берёзка. Запястья тонкие, пальцы длинные. Лодыжки точёные. Всё это говорило о том, что в роду у неё были интеллигентные предки. А может, так староверы воспитывали своих детей, с таким достоинством и такой высокой самооценкой? Когда Марина укладывала Лету в постель, девушка заметила фотографии, висящие на стене, как раз у изголовья дивана. На двух Марина сидела в обнимку с молодым человеком, а на третьей она с ним целовалась. - Это твой хозяин? – Девчонка произнесла это с таким уважением, что сразу стало понятно, что она имеет в виду слово «муж», хотя про себя Марина так никогда не выражалась. Удивительно, но Летин вопрос попал точно в точку. Да, сейчас Марина могла смело назвать его своим хозяином. Стас – так звали парня, прочно вошёл в её жизнь. Вошёл и навсегда утвердился в ней хозяином. Марина и Стас Такая семейная жизнь, какая была у Марины, отбила у неё охоту ко всяким любовным авантюрам. Своего, уже далеко ушедшего в забвение мужа, она не хотела даже вспоминать. Работа, и только работа – вот девиз, под которым теперь жила Марина после развода. И эта работа заменила ей все любовные утехи, Да, собственно говоря, и времени на них совсем не было. Чтобы раскрутить свой бизнес, Марина трудилась двадцать часов в сутки. Четыре спала. О каких ухажёрах вообще могла идти речь? Для них нужно время, а его-то как раз и не было. Разве что для парня по вызову, но в такие игры Марина не играла. И не потому, что так брезгливо к ним относилась, нет. Просто это был не её стиль жизни. Многие женщины, получившие статус бизнес-вумен, позволяли себе некоторые любовные эксперименты, и такая услуга, как мальчики по вызову, совсем их не смущала. Марина же придерживалась консервативных взглядов. Она редко посещала стриптиз бары, только тогда, когда хотелось совсем расслабиться и в основном потанцевать, а не смотреть на голых парней. И вообще, мужчин в своей жизни она могла сосчитать по пальцам. Вернее, по одному пальцу. До мужа – никого, и после мужа – никого. До мужа получилось так, что она втрескалась в него, а после мужа – не могла смотреть в их сторону. И это нисколько её не печалило. «Отрицательный результат – это тоже результат» - народная мудрость. Наоборот, она получала такое удовольствие от своей работы, что мысли о каких-то там гуляниях под луной просто не приходили в голову, не забивали, так сказать, её мозги. Все эти сидения в кафешках, зажимания в укромных местах казались ей чушью и блажью глупых и ничем не занятых женщин. Работа – вот в чём наслаждение. И она делала эту работу до изнеможения, трудилась до седьмого пота, чтобы потом забыться во сне, отключиться от действительности и не думать, не пускать в голову такие пустые мысли про любовь, нежные чувства и тому подобное. Конечно, на её пути попадались мужчины, которые хотели с ней завести знакомство или того хуже, любовные отношения. И поскольку она была девушка состоятельная, то к ней и прилипал соответственный контингент мужчин, с пальцами веером. - Распальцовка бывает вертикальная, горизонтальная и хаотическая, - говорила Марина себе под нос, с отвращением глядя на очередного нового украинца. Она наотрез отказывалась от предложений встретиться в неформальной обстановке, так как в основном встречала таких товарищей на презентациях или ВИП-раутах. Она с ними не хотела иметь дела не потому, что это были сплошные уродцы, совсем нет, попадались очень даже симпатичные мужчины. Просто для них, новых украинцев, никакого слова «нет» не существовало. Им казалось, что весь мир – это их вотчина, и они в нём хозяева. А у Марины был уже один такой прожигатель жизни, пусть и не новый украинец, и не такой состоятельный, но с теми же самыми амбициями и нормами поведения. У него тоже были пальцы веером, особенно тогда, когда он выигрывал тридцать гривен, расписывая пульку в преферансе. Нет, опять сесть у туже самую лужу она совсем не собиралась. Сколько времени могло так продолжаться, Марина не знала. Ей сейчас было комфортно в таком положение, и она его менять не стремилась. Чего нельзя было сказать о Любаше. Та спала и мечтала, с кем бы познакомить Марину, потому что видеть свою подругу в одиночестве – это было выше её сил. У Любани был парень на примете, её сосед, и она хотела их познакомить. Но, чтобы, ни Марина, ни сосед ничего не смогли заподозрить, чтобы их свести вместе, Любаша для этого составила грандиозный, как ей казалось, план. Даже внешние факторы, как это ни странно, положительно влияли на его осуществление. Вот некоторые из них: зима – это раз. А почему зима? Да потому что холодно и неуютно. Два – всё это мероприятие происходило в тот момент, когда Марина продала свою квартиру, а новую ещё не купила и вынуждена была жить пока в своей лавке. И вот эта неустроенность, этот без удобств быт да ещё в такой неблагоприятный погодный сезон, сослужили Любане добрую службу. Однажды они задержались после работы, так как в последнее время в магазине стали происходить какие-то катаклизмы. Всё стало ломаться с регулярной постоянностью, как будто кто-то это специально делал. Сначала у Марины отвалилась дверца на рабочем столе в кабинете. Она её не ремонтировала, потому что на ремонт совсем не было времени. Махнула рукой и продолжала работать за поломанным столом. Потом потёк кран в санузле. Он, конечно, не заливал, но неприятно капал. Какая-то звонкая капель среди зимы, слышно на весь магазин. На него тоже у хозяйки не нашлось времени, и девчонки прикрутили на краник тряпочку, чтобы он не так противно капал. И вот в конце рабочего дня произошёл совсем уж вопиющий случай: на один бок завалилась стойка с книгами. Хорошо, что уже никого в лавке не было и покупателей не придавило. А ведь могло случиться и неприятное. Например, жалоба пострадавшего на увечья жизненно важных органов. - Вот заразы, - возмущалась Марина, - а, ведь, давали гарантию на десять лет. Они с Любаней не на шутку устали, лазя по полу и собирая разбросанные книги в кучу. У Наташа в этот день был выходной, поэтому вся работа досталась девчонкам. - Я раньше думала, что справлюсь со всем сама, без мужика, но, видимо, это говорила во мне гордыня. Надоело, и этот текущий кран надоел, и поломанный стол надоел, короче: всё меня достало, - пнула Марина ногой по завалившейся стойке, - Брошу всё к едрене-фене и уеду к маманьке в Канаду. - Так, ни в какую Канаду мы не поедем, а поедем мы ко мне, - заявила Любаня тоном, не принимающим никакого отказа. – Сегодня ночуешь у меня. Завтра выходной, никуда спешить не надо. Можно хорошенько выспаться, поваляться, отдохнуть, наконец, как белый человек. И вообще, сколько ты будешь вести такой образ жизни, полный неудобств и лишённый всяких приятных удовольствий? - Каких, например? – улыбнулась Марина. - Таких, как ванна, полная ароматной и нежной пены, - томно, с придыханием затянула блаженную песню подруга. - Ммм, кайф! – Маринка от удовольствия даже закрыла глаза. Действительно, душ, который она установила в магазине для того, чтобы летом в жаркий день можно было освежиться, всё же никак не мог заменить тёплую, удобную ванну. – Ну, ты же знаешь, что это временно. Я скоро куплю квартиру. - Скоро, это когда? Когда рак на горе свистнет? – не унималась подруга. - Так, ты мне своим негативом препоны не ставь, а то и, правда, не куплю, и что тогда? Перееду к тебе жить, - смеялась Марина. - Вот и хорошо. Давай, с сегодняшнего вечера и начнём, - вступила в игру Любаша. - Ну, ладно. Уговорила, - Марина обняла подругу за плечи. – Магазин поставим на сигнализацию и можно ехать. Декабрь, зима, время тёмное и позднее, и прохожих на бульваре почти не было видно. Девчонки вызвали такси, потому что Любаша жила на улице героев Сталинграда, а это далеко от бульвара, и в маршрутке толкаться не хотелось. Марина тогда уже задумывалась о хорошей машине, так как своей Таврией в зимний период пользовалась только по необходимости. Но как могла девушка сама купить себе автомобиль, да ещё без совета человека, хорошо разбирающегося в этом деле? Да никак не могла. И такого знатока на тот момент, к сожалению, у Марины не было. Поэтому такси в такие случаи всегда кстати. - Ах, как хорошо после трудового дня полежать в тёплой воде и ни о чём не думать, - Марина сидела на кухне за столом с полотенцем на голове и в Любашином старом махровом халате линялого небесного цвета. – Только тогда, когда ты лишён всяких благоустройств, ты понимаешь, как это важно их иметь, - изрекала она умные мысли в ожидании чая. Любаня же, пока подруга принимала ванну, проделала всякие хитрые манипуляции. Она зажгла утюг в спальне, включила микроволновку и вот теперь собиралась ещё включить электрочайник, заведомо зная, что её пробки такого напряжения не выдержат. Но в том-то и дело, это как раз и был продуманный план. Ничего не подозревая о коварных замыслах своей подруги, Марина сидела спокойно на кухне и чирикала на всякие темы, пока при включении кнопки они не оказались в полной темноте. - Фу ты, - якобы в досаде, выкрикнула Любаня, - опять пробки перегорели. - И что, ничего нельзя сделать? – «Так, я с собой принесла катаклизмы и к Любане в квартиру», - подумала Марина. - Почему нельзя, можно. Надо опять звать Стаса. Я его, если честно, просто заколебала этими пробками. Только вчера сказал, что менять их нужно на более сильные. - А кто это – Стас? - Да, сосед мой. В квартире, напротив, живёт. Подожди минутку, я сейчас, - и подруга, словно птичка, выпорхнула за дверь. Маринка, ни о чём плохом не думая и не переживая, сидела на кухне. Она даже забыла о том, что на голове у неё мокрое полотенце намотано, что халатик непрезентабельный. Эх, знала бы она тогда, кем окажется Любанин сосед, шмыгнула хотя бы за дверь, чтобы он её в таком виде не увидел. А так, сидела себе спокойненько и ждала мастера по электричеству. - Так, сейчас посмотрим, что тут у тебя, - раздался приятный мужской голос. Через некоторое время тихого шороха в коридоре зажёгся свет, и на кухню зашёл высокий интересный молодой парень Марининого возраста. - Стас, познакомься с моей подругой Мариной, - Любаша вся светилась, а план-то удался! - Очень приятно, - отозвался Стас на знакомство. - И м-м-мне, - заикалась от неожиданности Марина. Ещё бы не заикаться. На Стасе, не смотря на то, что он в домашней одежде, была надета фирменная футболка, спортивные штаны «Адидас», да и шлёпки тоже имели непростой вид. Всё сидело с иголочки и это всё благоухало Армани. Марине был знаком этот запах мужской туалетной воды, так как она немало, подолгу своей службы, общалась с новыми украинцами, но вот как раз на нового украинца в том смысле, который Марина вкладывала в это слово, Стас похож и не был. Высокий, темноволосый, с короткой аккуратной стрижкой, с карими глазами и полными губами. Красавчик, иначе и не скажешь, но эта красота, как подсказывал Марине внутренний голос, была без двойного дна. Он был таким настоящим, естественным, простым в общении, с хорошим чувством юмора, что Маринка забыла о том, что на голове у неё махровая чалма, а на теле – Любашин махровый секонд хенд, забыла обо всём, так ей было хорошо в их компании. И, главное, глаза, а глаза у Маринки были вовсе и не глаза, а два зелёных озера с хрустальной слезой в обрамлении тёмных густых и длинных ресниц, лучились, словно солнечные зайчики. Два озера на пол лица. От её глаз нельзя было отвести глаз, вот Стас в них потихонечку и тонул. А Маринка затягивала его всё глубже и глубже, тянула, словно за верёвочку. Ей в тот вечер так этого хотелось, она даже не понимала почему. Что такого с ней произошло за такой короткий срок их знакомства? Просто хотелось и всё? На эти вопросы дала ответ бессонная ночь. Она приехала к Любаше чтобы отдохнуть, выспаться, так вот, как раз выспаться Марина и не смогла. Всю ночь прокрутилась в постели, словно принцесса на горошине, в голове прокручивая их вечер знакомства. Оказалось, что он моряк дальнего плавания. Вернее не моряк, а электромеханик. Это была офицерская должность со всеми отсюда вытекающими, как то: отдельная каюта, а не общий кубрик с простыми матросами, и по рангу он был пятым на корабле после капитана, главного механика, помощника капитана и второго механика. Теперь стало понятно, откуда такая щепетильность во внешности и такой дорогой прикид. Как все моряки, Стас просто блистал аккуратностью, а дорогие вещи он себе покупал в иностранных портах, когда был в рейсе. И всё же, не только его безупречный вид не давал Маринке покоя ночью. Парень ей понравился с первого взгляда или вернее, с первого вечера, и этого нельзя отрицать. Марина понимала, что торопиться в таких вопросах нельзя. У неё уже был в жизни торопливый опыт, и ни к чему хорошему он не привёл. Но, и оттягивать Марина уже не хотела. Сколько можно было обходиться без любви? Жизнь ведь идёт. Так можно остаться и старой девой. Нет, она поступит, как мудрая женщина: раз Стас постучал в её двери, значит, она ему их и откроет. Но, заснула Марина только под утро, покоя не давали вопросы, которые бродили в голове, как ночные путники. Может быть, сыграло свою роль то, что после развода она ни с одним мужчиной даже за руку не держалась, не то, что поцелуй или ещё больше – любовная связь? Может быть, но как это теперь проверить, когда всю ночь её бросало, то в жар, то в холод. Ответить на это Марина не смогла, потому что забылась в тревожном сне, сне, который не принёс ей никакого облегчения. Стук в дверь прозвучал как выстрел, от него в голове сразу же забило отбойными молотками. Часы показывали полдень. Позднее утро, а вставать совсем не хотелось, только громкие удары всё равно заставили подняться с постели. Любаня прошаркала старыми тапочками по паркету, открыла дверь, и в неё ввалился улыбающийся Стас. - Дрыхните, чучундры, - с порога закричал парень.- Вставать пора. Я и так долго ждал, когда же вы, наконец, проснётесь, но не дождался и решил сам вас разбудить. Еле достучался. Почему звонка нет? Непорядок. Вот, готовьте закусон, будем мартини настоящий пить. Из самой Италии привёз, - и Стас водрузил на стол литровую бутылку напитка. - Я ещё никогда не завтракала мартини, - Марине было радостно от того, что парень так по свойски их разбудил, особенно от слова «чучундры», что она рассмеялась, как маленькая девочка, которой клоун в цирке показал мизинец. - А это уже и не завтрак, а настоящий обед. Вчера мы познакомились, а сегодня выпьем за знакомство и так сказать утвердим его, - Любаня, как рачительная хозяйка, металась по кухне, ставя на стол тарелки с едой и закуской. Она радовалась, что её план сработал. Марина помогала, не стояла на месте, хотя помощница из неё была никакая. Под взглядом Стаса и от ночных мечтаний она вся пылала, у неё дрожали руки, поэтому чувствовала она себя неловко. Но никто эту дрожь в коленках не заметил или не показал, что заметил. Обед плавно и легко перетёк в ужин, и когда они со Стасом оказались одни, Любаня куда-то, на секундочку, испарилась, парень, сначала робко взял её за руку, а, потом, осмелев, нежно поцеловал. От поцелуя закружилась голова, Марина, как во сне, оказалась во внеземной полувечности, окружающий мир растворился и замер, словно остановилось мгновение. И это застывшее мгновение в одно мгновение расставило всё на свои места. Несмотря на ночные колебания и сомнения, Марина окончательно поняла, что с появлением Стаса в её жизнь вошли именно те чувства, которые она так старательно избегала, и которые этой ночью напомнили о себе. Они сказали, что жизни без любви не бывает, и кто отталкивает эту любовь, тот самый несчастный человек на земле. Марина же хотела счастья, поэтому ту любовь, которая вдруг у неё пробудилась, не оттолкнула. - Ё-пэ-рэ-сэ-тэ, - мелькало в кружившейся от поцелуя голове,- какая-то кезумная барусель. Фу, ты. Безумная карусель. Вот ведь, как ни старайся, а, от судьбы не уйдёшь. Значит, так тому и быть! – Марина махнула на мысли рукой и отдалась во власть поцелую. А спустя неделю, она была уже совсем в полной и окончательной власти Стаса. И как это получилось, знало только небесное провидение. Теперь в магазине появился внештатный новый сотрудник, в руках которого всё работало, закрывалось и не текло. Стас, видя, в каких условиях живёт Марина, всячески старался ей их обустроить, в итоге, он же и помог найти ту новостройку, в которой они сейчас жили. Правда, в ремонте участия не принимал. Не успел. Уехал в рейс. На долгие шесть месяцев плавания. За полугодовой, долгий срок ожидания, Марина, вдруг, поняла, что она – настоящая морячка. Это для неё стало неожиданностью, потому что, таких качеств характера она в себе никогда не замечала. Она даже представить не могла, что сможет спокойно ждать по шесть, по восемь месяцев своего «капитана», как она, в шутку, называла Стаса, и благодаря этому ожиданию, а не вопреки нему, её любовь становилась всё крепче и крепче. - Ночь темна, на море льдина, только свет от маяка, на скале сидит Марина в ожиданье моряка, - смеялись над ней Любаша с Наташей, но она на них не обижалась и смеялась над собой вместе с ними. Она представляла себя, сидящей на скале, солёные морские брызги летели ей прямо в лицо, но она их не утирала, а подставив лицо ветру и приложив козырьком ладонь к глазам, внимательно всматривалась вдаль, ища свой корабль и своего самого любимого и самого красивого капитана на свете. Первые шесть месяцев плавания для Марины пролетели как один месяц. Работа и ремонт, который она затеяла в своей новой квартире, перелистывали дни, недели и месяцы, точно отрывные листочки подвесного календаря. Раз – нет листочка и дня, два – недели, три – месяца. А Стас действовал, как настоящий моряк, приехал неожиданно и без предупреждения. За два дня до этого у Марины с ним прервалась связь, но она не переживала, думала, что его судно находится в океане, вне зоны действия сети, поэтому спокойно себе работала, ожидая СМСки от любимого. Какое же у неё было удивление, когда в шесть утра в новой квартире, куда она перебралась несколько дней назад, раздался громкий звонок. Он так сильно звенел, так звонко отзывался эхом в пустых комнатах, что Маринка вскочила с пола, будто её ужалила пчела в одно место. Мебель она не покупала, потому что на неё нужно время, нужно ходить по магазинам, а ещё лучше – ездить, а машины у неё нет, так как Таврия поломалась, и ремонтировать её, желания не было, поэтому спала Марина на полу на матрасе. И подлетев от сумасшедшего звонка, она стукнулась головой об косяк и так, держась рукой за ушибленный лоб и ругаясь, что принесла кого-то нелёгкая в такую рань, пошла открывать незваному гостю. Не глядя спросонья в глазок и распахнув дверь, она увидела Стаса, похудевшего, уставшего, не спавшего двое суток, а только дремавшего в транзитных залах аэропортов. От неожиданности, Марина даже сразу растерялась, но потом поняла, что так будет всю её жизнь. Так всегда неожиданно, без предупреждения, будет возвращаться её «капитан» домой, и так всегда она должна быть дома и сама открывать ему дверь. Лета уже давно спала, а Марина сидела на кухне с рюмкой клюквенной настойки, которую собственными руками и делала. Она решила выпить, потому что воспоминания растеребили ей душу. Уже пять месяцев Стас был в рейсе, и Марина поняла, как сильно соскучилась. Хотя они и общались, время от времени, по «Скайпу», но всё равно, эти разговоры не могли заменить нежных поцелуев и ласковых объятий мужественного моряка. А их, почему-то именно сегодня, ей так и не хватает. На подоконнике стоял любимый цветок - зигокактус притуплённый, в простонародье называемый «рождественником» или «раковой шейкой». Это единственное растение, которое Марина не поставила на лоджию, потому что ему, вдруг, вздумалось зацвести. Вообще-то эти цветы цветут в основном зимой на католическое рождество, отчего и носят такое название, но Маринин цветок был особенным. Цветок с причудами, как она его называла. Сколько Марина его помнит, а помнит она его всю жизнь, он никогда не цвёл. Сначала это был зелёный сочный куст, потом этот куст со временем превратился в настоящее дерево с толстым шершавым стволом. Он был похож на старого замшелого деда, которого Марина любила и жалела. Это одно единственное растение, которое путешествовало с ней по всем её квартирам. Рождественник являлся как бы символом её детства, с которым так трудно расставаться. И вдруг, на старости лет, цветок сделался каким-то индикатором. Стал предупреждать свою хозяйку о предстоящих событиях. Сначала выпустил несколько бутонов и расцвёл прекрасным розовым цветом перед первым замужеством. Потом резко перестал цвести, и Марина поставила на нём крест, но, незадолго до знакомства со Стасом, ни с того, ни с сего, зигокактус выбросил два соцветия. Снова порадовал хозяйку своей красотой, перед тем, как Марина купила квартиру, и если отпуск Стаса попадался на зиму, рождественник стоял в розовом цвету, а если на лето, то он цвёл в мае.. Вот и сейчас майские праздники на носу, а цветок весь в бутонах. Марина его потому и не поставила на лоджию, потому что, если его тронешь с места, все бутоны опадут. «Пусть уж отцветёт, потом его перенесу, - сидя на кухне, думала Марина, - интересно, о чём сейчас он меня предупреждает? Стас вроде бы должен приехать в июне. Обычно он цветёт всегда к его приезду. Неужели это связано с появлением в моей жизни Леты? Ах, если бы этот кактус мог говорить, но, недаром же, его прозвали притуплённым». Пора было ложиться отдыхать. Марина зашла в комнату к Лете, чтобы потушить торшер. Девушка спала, как ангел. Она так вымоталась за прошедшие сутки, что даже свет не мешал ей уснуть. Марина уже протянула руку к торшеру, но вдруг увидела под подушкой маленький бумажный свёрток. Она потихоньку его вытащила и осторожно развернула. В её руках оказались старинные фотографии маленькой девочки лет семи, красиво одетой, и прекрасной молодой великосветской дамы в шикарном наряде и дорогих золотых украшениях. Сразу было видно, что эта девочка и дама состояли в родстве. У обеих волосы поражали взгляд. У маленькой девочки они были распущены и ниспадали длинными прядями почти до самой талии, а у дамы собраны в высокую и причудливую причёску. «Наверное, мама и дочка», - поворачивая фотографию, чтобы прочесть, что там написано, думала Марина. «Фото Бердичевъ» - гласила надпись. «Если Лета живёт под Харьковом, то, причём здесь Бердичев? И вообще, как такие старинные высокохудожественные фотографии могли попасть в руки старовероверки Леты? Украсть она их не могла, это точно. Загадка, как и сама девчонка. Нужно будет её потом обо всём расспросить». Марина и Лета Но все расспросы вылетели из головы с предрассветным туманом. Марине пришлось проснуться в пять утра, потому что над головой стояла Лета. - Ты чего в такую рань поднялась? Корову доить? Так её у меня нет,- бормотала сквозь сон Марина. - Мне бы на двор, - зашептала гостья. - А почему шёпотом? Разбудить боишься? Ты уже разбудила. И вообще, что тебе делать в такое время на улице? – удивилась Марина. - По нужде, - смутилась девушка. - По какой нужде? У нас все приспособления в квартире находятся. Я же тебе вчера показывала. - Так то-ж по малой, - опять засмущалась Лета. - Ну и дремучий ты человек, Элеотерия. Там, где по малой, можно и по большой. Иди, не мешай мне спать. Привыкай к цивилизации. – Марина повернулась на другой бок, но спать уже не хотелось. - Наверное, в ближайшее время мне покоя не видать, - кутаясь в халат, бормотала Марина себе под нос, готовя завтрак на стол. – Вставать теперь будем с петухами. - Марина, ты не думай, я не бестолковая, - у Леты, когда она зашла на кухню, был такой вид, вроде её в чём-то обвиняли. – Просто, мне привыкнуть надо. Ты обучи меня, а я тебе по хозяйству помогать буду. И в квартире убрать, и кушать приготовить, я ведь всё умею. Только мне нужно этому всему новому обучиться. - Хорошо, - Марина, в принципе, была согласна с девушкой. Прежде, чем выбросить Лету в мир, ей нужно сначала пройти адаптацию. А кто, как не она, ей поможет? – Только форсировать знания не будем. - Что значит – форсировать? - Это значит, что постигать учёбу будем постепенно. Сначала освоим электрику и электроприборы. - Что такое – электроприборы? - Стоп! – Марина поняла, что ей нужно будет иметь неимоверное терпение, чтобы такому неандертальцу, как Лета всё толково объяснять. Хватит ли у неё этого терпения, Марина начинала сомневаться. - Давай сначала позавтракаем, а то на голодный желудок я уже психую. И вообще, ты, молча, наблюдай за мной, как я всё делаю и повторяй с точностью, тогда сама поймёшь, что такое электроприборы, поняла? - Чего уж непонятного. Это ты сейчас пальцем чайник ткнула, - как ни в чём не бывало, произнесла девушка. - Не ткнула, а кнопку нажала, то есть, включила, - как маленькой, объясняла Марина. - Хорошо, включила, - повторила за ней слово в слово Лета. - И выключила же сразу, потому что он закипает за минуту. Если не выключишь, чайник сгорит, и нужно покупать новый. - Хорошо, выключила, - опять повторила девушка и добавила, - я от него даже отходить не буду. - Вот и молодец, - с подозрением ответила Марина, потому что внутренний голос ей сейчас почему-то сказал, что это не последний чайник в её жизни. – Давай мы с тобой позавтракаем, потом приведём себя в порядок и поедем по магазинам. То хламьё, в чём ты была одета, носить нельзя. - У тебя есть сметана? – неожиданно спросила Лета. - Для чего она тебе? - Лицо смазать. У меня после умывания всегда лицо стягивает, вот я его и мажу сметаной. - Эх, Лета, Лета, добро пожаловать в цивилизацию, - улыбнулась Марина. – У нас для такой процедуры крем имеется. - Крем? Это, которым торт мажут? - А ты что, знаешь, что такое торт? - Конечно, наполеон. Мама всегда его на праздники печёт. - Нет, это другой крем. Та же сметана, только с вкусным запахом, - Марине совсем не хотелось сейчас залезать в дебри парфюмерии. Опять начнёт свои вопросы задавать. Для девчонки на этом этапе такое объяснение и так сойдёт. - «Нужно сливать ей информацию постепенно, а то крыша поедет - крутилась мысль в голове. – У меня бы так точно поехала. И вообще, надо полазить в интернете и посмотреть, что такое староверы. Что у них за жизнь, и что они собой представляют, а то девчонка уж больно древняя какая-то, крема в глаза не видела. Ужас!» А Лета успешно всё хватала налету. Словно обезьяна, повторяла за своей наставницей все движения. «Способная девчонка, - радовалась за неё Марина, - если так и дальше пойдёт, то через неделю она будет настоящей современной девушкой, а не каким-то там артефактом». В машину Лета садилась уже без боязни, но, всё же, аккуратно, дверцей не хлопала, а закрывала её тихонько, боясь повредить. По городу ехала, затаив дыхание, и с удивлёнными раскрытыми глазами. Такие широкие улицы она видела давно, в детстве, когда ездила с родителями в большой город, и эти детские воспоминания теперь ясно вставали перед глазами. Конечно, то был другой город, но дома от этого меньше не становились. Такие же величественные и такие же пугающие. В магазине Марине было забавно наблюдать за Летой. В ней уживались сразу два человека: и взрослая девушка, и маленькая девочка. Взрослая девушка вела себя с достоинством, не хваталась за модные и яркие тряпки. Наотрез отказалась от брюк и юбку выбрала ниже колен. И вообще, одежду она себе подобрала выдержанную в одинаковых мягких бежевых тонах. Марина даже не удивлялась её такому классическому вкусу. То, что она была из староверского села, это ещё ни о чём не говорило, а вот то, что в ней присутствовала загадка, это озадачивало. Маленькая же девочка не устояла перед сумкой. У Леты даже руки слегка задрожали, когда она взяла с полки такую красоту, сверкающую всевозможными камушками и увешанную множеством замочков. Подобного богатства в её жизни никогда не было. - Конечно, купим, - улыбнулась Марина на немую Летину просьбу. Ей ничего не нужно было говорить, глаза девушки говорили сами за неё. – Сложим туда твою косметику. - ? - Ты видела, что я делала со своим лицом перед зеркалом? Красила губы, глаза? - Да. - Вот, это и называется косметикой. - Но, у меня её нет. - Будет.- Если честно, то Марине весь их шопинг доставлял удовольствие. Ей всегда было приятно дарить радость другим. А для Леты тем более ничего не было жалко. Марина на минутку представила себя на месте девушки, и у неё словно зимняя вьюга пронеслась по сердцу. Она даже руки слегка потёрла, как бы согреваясь. Можно представить, что творилось в душе у Леты. Какой там стоял холодный ужас. Это только подумать: всю жизнь жить в прошлом и, вдруг, по какому-то там напророченному прабабкой шансу, очутиться в будущем. Кошмар! У Марины такое и во сне не снилось, а вот у Леты произошло. И помочь ей не растеряться в данной ситуации выпало на долю Марины. Почему? - Ну у тебя и вопросы, - шептала Любаня, краем глаза следя за Летой. – Откуда я знаю, почему именно тебе попалась на дороге эта девица, а не кому-то другому. Меньше бы возилась со своими бомжами, было бы больше пользы. - Кому? – спросила Марина. - Что, кому? – не поняла подругу Люба. Она, собственно говоря, с ней и не разговаривала, она внимательно смотрела на Лету. - Дырку в ней протрёшь, - упрекнула Марина Любу. - Что? – опять не поняла Любаня. - Ну, что ты на неё вытаращилась? – возмутилась Марина. – Человека что ли не видела? - Да откуда в Запорожье староверы? Я про них только в книгах читала, и то в школе. А тут, настоящий живой экземпляр, - продолжала шептать подруга, - а коса-то, коса, мама родная. Она ею чуть не по полу метёт. Ну почему меня такой красотой Господь не наделил? - Ты и без косы хороша. Вон, женихов куча. А у Леты судьба израненная. Ей компенсация за это нужна, - улыбнулась Марина, защищая свою беженку. Удивительно, но у неё проснулось какое-то нежное чувство к девчонке, как к младшей сестрёнке. Родных братьев и сестёр у Марины не было, вот ей и показалось, что она приобрела себе сестру. - Не трогай девушку, - прикрикнула на Любу Наташа, - пусть немного освоится в нашей действительности, а то можно голову потерять от такого потока информации. А Лета, как завороженная, ходила по магазину, разглядывая стеллажи с книгами. Некоторые она брала в руки и аккуратно перелистывала, к другим даже притрагиваться боялась. - Ну, как? Тебе здесь нравится? – спросила Марина девушку, когда та подошла к ним с книгой в руках. - Очень. Неужели это твоя лавка? - Моя. - Ты богатый человек. Иметь столько книг – это же просто замечательно. Можно читать, сколько влезет, - восхищению девушки не было предела. - О чём ты говоришь! – засмеялась Марина. – Мне об этом даже думать некогда, не то, что читать. Я ими торгую. А ну-ка, покажи, что ты тут выбрала? «Космический атлас». Подарочное издание. И что? Тебе интересно? - Очень. Там же Господь. Хочу посмотреть, как он всем этим управляет. - Всё с тобой ясно, - покачала головой Любаня и сострила, – любознательная девочка. А магазин постепенно пополнялся покупателями. К тому же приехал микроавтобус с новой партией книг. Нужно было его разгрузить. В общем, дела пошли, и Лета здесь оказалась кстати. Она помогала носить книги из автобуса в магазин, потом, когда Марина села за документацию, занялась уборкой. Девчонки бойко торговали в зале. Короче, никто не сидел без дела. У всех была работа, даже у Леты. Обеденный перерыв в магазине не предусматривался, поэтому кушать ходили попеременно. Когда работаешь, то времени совсем не замечаешь. Вот и день прошёл. Наступил вечер. Марина с Летой пришли домой, и было видно, что девушка валилась от усталости. Вообще-то, Лета к работе была привычная. Дома имелись и корова, и свиньи, и птица. За всеми нужно ухаживать, кормить, поить. Убирать навоз, носить сено. Но, как бы это сказать? Та работа была привычной, обыденной, как всегда. Не нужно ни о чём думать, делай своё дело и всё. А здесь от мыслей, от умственного напряжения Лета устала больше, чем когда ездила на тырло, чтобы подоить Майку. Отваливались и руки, и ноги. Ещё бы! Столько впечатлений. Чего только стоит одна сумочка, которую Марина купила для неё. А магазин? А книги? Ни одна голова не может сразу вместить столько информации. И не одно тело не выдержит такой информационной нагрузки. Даже не ужиная, Лета свалилась на диван, словно подкошенный сноп. И только голова коснулась подушки, как вся она улетела в мир снов. Пошла налаженная жизнь. У Леты появились свои прямые обязанности. Она занялась ведением дома. Что это значит? А значило это то, что когда Маринка, наконец, приходила домой, то её ждал полноценный ужин, а не вечерний перекус. Ждала Лета, которая целый день вела хозяйство. Что касалось девушки, то Марина уже ничему не удивлялась. Лета так быстро освоилась, что можно было подумать, она всю жизнь жила в этом городе, и село со староверами - это просто какая-то выдумка. Она прекрасно ориентировалась в транспорте, когда ездила на базар, выбирая там продукты, потому что, магазинные, особенно молочные, она наотрез отказывалась есть. Косой своей Лета уже по асфальту не мела и в маршрутке ею за сидения не цеплялась, потому что, стоило только им выйти за порог, как представители мужского пола проходу не давали, даже из автомобилей своих вылазили по пояс, глядя им вслед. Она стала завязывать косу узлом на затылке, что, впрочем, красоту её никак не портило, наоборот, так она выглядела более элегантно. С электроприборами новая хозяйка тоже очень быстро перешла на «ты», так же, как и с сантехникой. Правда, к воде, текущей из кранов прямо в квартире и к газу в плите она, хоть, и привыкла, но всё же, надо честно сказать, для неё это было всё ещё удивительным. Теперь Лета на своей шкуре поняла, что такое цивилизация, и что такое аскетичная жизнь, которую она вела в родном селе. Даже то же простое электричество, густо часто гаснувшее. Насколько её жизнь и жизнь односельчан была бы легче, будь она в селе эта самая цивилизация. Единственное, чему Лета не изменила, это своей вере. Молилась она и утром, и на ночь перед маленькой иконой, которую захватила с собой в изгнание, как ей тогда казалось. Даже атлас с иллюстрациями о космосе и его звёздах и планетах не смог ничего ей открыть нового. Летину веру нельзя было перечеркнуть просто какими-то там красивыми картинками. Но больше всего вызывал у неё удивление компьютер. Ни телевизор, ни радио, ни телефон, который своим громким сигналом пугал её в большой квартире, когда она находилась там одна, не восхищали девушку так, как интернет. Когда Марина приходила с работы и, поужинав, садилась за компьютер, чтобы заглянуть в почту, или на сайт одноклассников, или поговорить со Стасом по «Скайпу», когда он имел такую возможность, Лета была тут как тут. Она брала мягкий табурет, садилась рядом и с замиранием сердца смотрела за Мариниными манипуляциями. Она задавала кучу вопросов, её интересовала каждая мелочь, ей так хотелось самой приобщиться к этому действу, что у неё от желания жгло в кончиках пальцев. Но сама тронуть не смела, так как Марина ей строго настрого запретила даже прикасаться к компьютеру. Вдруг собьёт программу, а ей нужно будет выйти на связь со Стасом, и она не сможет этого сделать. Но всё же, неизменно, каждый вечер и в выходные, когда получалось, Лета сидела рядом с Мариной за компьютером, и никакая сила не могла ей в этом помешать. Интернет, где можно было всё прочесть и обо всём узнать, казался ей запредельной фантастикой. - И что, по этому светящемуся окошку я смогу найти любого человека? – слово монитор для неё пока ещё было трудным для запоминания. - В принципе, ничего нет невозможного, - ответила ей Марина, - только для этого нужно быть хакером, а я им, к сожалению, быть не могу, надо иметь талант и немалые знания. А ты что, хочешь кого-то найти? Лета слегка смутилась, словно у неё спросили о чём-то запретном, но ничего не ответила. Впрочем, она и так была окутана с ног до головы какой-то тайной. Маринка однажды взяла в руки её иконку и удивилась. Такой необыкновенной Божьей матери она никогда не видела. Икона была старинная, овальной формы, высотой сантиметров пятнадцать, вырезанная из цельного большого перламутра и обрамлённая чёрной круглой деревянной рамкой. «Это же какой величины должна быть раковина? - Марина себе представить не могла. – И какой мастер её вырезал?» Она развернула икону и на обратной стороне прочитала кое-как затёртый шрифт: « Матка Боска Ченстоховска». Ничего себе! Что за вещица? Поляки католики и православные староверы – какая связь? Но, спрашивать было бесполезно, девчонка молчала, как партизан. Марина пожала плечами и махнула рукой. Захочет, сама расскажет. И всё же, глядя на такую жажду знаний, Марине ничего не оставалось делать, как купить Лете ноутбук и определить её на занятия в компьютерную академию «Крок», где преподавал её одноклассник Иван. Обрисовав ему вкратце Летину историю и опустив пикантные подробности, Марина взяла с него слово, что тот обучит её протеже основным навыкам работы, всему необходимому для простого пользователя. Иван, зная Маринкину натуру помогать бедным, клятвенно заверил, что сделает всё от него зависящее, и что, буквально, через месяц у девушки будет прекрасный результат. На том и порешили. Скрепили всё это согласие пожатием рук, и теперь Лета, каждый вечер сидела уже не с Мариной, а за своим собственным ноутбуком и выполняла все те задания, которые ей задавались в академии на дом. Время летело так, что за ним нельзя было угнаться. Уже не только скворцы прилетели, но и ласточки оглашали своим звонким и тонким пением тишину по утрам. Все птицы, которые жили в городе, вили себе гнёзда и садились на яйца высиживать птенцов. Месяц, который был отведён на Летино компьютерное образование, умчался в космическую даль, словно дымка от походного костра. Заканчивался один из самых любимых месяцев в году – май. Шалун, весельчак, затейник, он не только затрагивал душу своим прекрасным зелёным убранством, но и тревожил сердце весенними запахами какой-то надежды, ожидания, волнения. Когда всё вокруг цвело буйной зеленью, раскрашивалось во всевозможные красочные цветы, а дикие голуби-горлицы, никого не стесняясь, предавались нежности прямо на ветках деревьев, безумно, просто до одури, хотелось любви. У Марины от этого пьяного любовного дурмана кружилась голова. Стас должен был приехать в конце июня, и она уже не могла его дождаться. Связь по «Скайпу» прервалась, любимый «капитан» был, очевидно, в бурном океане, поэтому переписывались СМСками, но что они могли сказать эти СМСки? Разве они могли передать те чувства, которые кипели и бурлили у Маринки в сердце? Каждый вечер, ложась в постель, Маринка знала, что ночью во сне к ней обязательно придёт Стас, и они будут кружиться в любовном танце до самого утра, пока звонкий голос ранних птиц не прервёт это такое приятное и такое волнующее ночное видение. Лета тоже стала редко улыбаться. Маринка знала, что девушку гложет любовное чувство, которое совсем некстати в ней пробудилось. Тот парень, от которого она так стремительно бежала, вовсе и не отдалился, а наоборот, прикипел к сердцу и глубоко и надолго запал девчонке в душу. - И что ты о нём всё время думаешь? – говорила ей Марина. – Он же так с тобой плохо обошёлся. - Ну и что? – вела плечами Лета. - Он всё осознал. Ты ведь его глаз не видела? Вот! Поэтому и не знаешь, что он чувствовал, когда понял, что чуть не совершил непоправимую ошибку. Он всё время стоит у меня перед глазами, и я ничего не могу с собой поделать. Просто рок какой-то. - Но ведь ты даже не знаешь, как его зовут? – возмущалась Марина. - Не знаю, - соглашалась с её доводами Лета, но это ни о чём не говорило. Она всё равно сохла по тому парню, которого видела всего один раз в жизни, и которого не могла забыть. От всех остальных мужчин с кем её знакомила Марина, она шарахалась, как от огня, словно боялась, что они её съедят. - Знаешь, дорогая, - говорила Маринка, глядя на то, как девчонка с каждым днём всё больше и больше сохнет по своему парню, - тебе надо развеяться. Вот придёт Стас на побывку, и мы все втроём поедем в Одессу. Я, ведь в принципе, почти пять лет работаю без отдыха, и на море выезжаю только на выходные, да и то на Азовское. Правда, Стас море не любит, ему его на работе хватает, но для нас он готов пойти на такую жертву. - А что это за Одесса такая? – конечно, откуда девушке знать географию, она ведь дальше собственного села и носа не казала. - Это прекрасный морской южный город. Только стыдно сказать, я сама там никогда не была, сначала не за что было, потом времени не было. Сплошная работа, но теперь, когда она налажена, можно и отдохнуть. Мне мой «капитан» обещал прекрасный отдых и экскурсию по Одессе. - Я, наверное, буду мешать? Стас так долго отсутствовал, что вам захочется побыть наедине, а тут я. Может, мне вообще уйти? - У тебя что, головка бо-бо? Совсем не соображаешь? Куда ты пойдёшь, на улицу? Не выдумывай, квартира большая, всем места хватит. Ты лучше расскажи, как у тебя успехи в учёбе. - С ней всё в порядке. Я, собственно, к тебе из-за этого и зашла, - девушка присела на край кровати и заговорила так тихо, словно боялась, что кто-нибудь её услышит. Она прямо дышала таинственностью. Дело было вечером. Маринка уже лежала в постели, готовилась ко сну, но Летина тревога передалась и ей. Она вдруг почувствовала, что сейчас что-то произойдёт. Что она прикоснётся к чему-то секретному, что откроется какая-то тайна, которую так долго, до сих пор, носила в себе девчонка. - Ты почему шепчешь? Что-то случилось? - Можно сказать и так. - Тебе нужна моя помощь? – догадалась Марина. - Мне нужно найти одного человека, - у Леты стояла мольба в глазах. - Что? Твоего насильника? – усмехнулась Марина. – Но мы не знаем даже его имени? - Нет, нет, - замахала руками Лета, - не его. Это совсем другая история. Девушка замолчала, словно собиралась с силами. Маринка ждала, не торопила, вдруг спугнёт, потом жди следующего признания. Молчание затянулось. Марина старалась почти не дышать, чтобы не оборвать ту тоненькую нить доверия, которая протянулась к ней от девчонки. В руках девушка держала какой-то маленький свёрток. - Скажи честно, ты ведь видела мои фотографии? - прервав своё молчание, спросила Лета. - Видела, - призналась Марина. – В самый первый день. Ещё удивилась, откуда такие старинные фотки у тебя? И причём здесь Бердичев? - Помнишь, я тебе говорила, что моя прабабушка сказала, что у меня будет шанс? - Помню, ну и что? - А то, что не раскрыв тебе своей тайны, я не смогу выполнить её просьбу. Дело в том, что я не простого происхождения. Да, по отцовской линии я староверка, но по материнской принадлежу очень старинному дворянскому роду. На этих фотографиях изображена родная тётя моей прабабушки, тетя Нюра и её дочь Элеотерия Бао. - ? - Да, это в её честь так меня назвала прабабушка Кристина. Когда я родилась, то ей показалось, что я копия её двоюродной сестры, с которой они расстались ещё в молодости и, которой, она дала обещание сохранить фотографии и вернуть их при встрече. Она дала обещание и не исполнила его. А когда прощалась с нами, уходя к Богу, то взяла с меня клятву, что я выполню её обещание: найду Элеотерию Бао и верну ей фотографии. Лета развернула свёрток, который держала в руках, и отдала фотографии Марине. Теперь ей стало понятно, что в первый день так поразило её. Невероятно, эти чёрно-белые снимки чётко передали такое удивительное сходство Леты и её старинных родственников, что можно было подумать, что она их родная сестра. Особенно волосы, которые действительно являлись фамильной чертой этих трёх дам: девочки, девушки и женщины. Они так были похожи между собой, что со стороны казалось, что снимок девочки - это Лета в прошлом, а фото женщины – это Лета в будущем. «Надо же, как передаётся сходство через века», - подумала Марина. - А почему они оказались у твоей прабабушки эти фотографии? И зачем она дала обещание? – Спросила Марина девушку. - Это длинная история, - вздохнула та. - Так расскажи. Мы никуда не торопимся. - Мне, честно говоря, неловко втягивать тебя в свои проблемы, но без твоей помощи мне не обойтись. Всё-таки ты лучше ориентируешься в этом мире и сможешь дать дельный совет. И ещё: то, что я дворянского происхождения, кроме меня, мамы и бабушки, не знает никто, даже мой отец. Прабабушка Кристина строго настрого просила никому не говорить. Она боялась, что мы можем пострадать из-за этого, как она когда-то в своей жизни. - Не бойся, я никому не скажу. Да это сейчас и не важно. Может ты и не поверишь, но страна давно изменилась в лучшую сторону, и того, что ты дворянка, можешь этого не скрывать. Сейчас быть высокого происхождения очень модно, и тот, кто имеет деньги, желал бы купить всё, даже благородное происхождение. Состоятельные люди готовы заплатить приличную сумму за титул. - После того, что со мной произошло, я уже вообще ничему не удивляюсь и ничего не боюсь, - усмехнулась Лета. - Вот и хорошо, - Марина поудобнее умостилась на подушках, - давай, излагай свою историю, посмотрим, может я действительно тебе чем-то помогу. - Дело было так. . . Кристина 1938 год. Колёса теплушки размеренно стучали тук-тук, тук-тук, тук-тук, раскачивая вагон в разные стороны. Поезд направлялся из Бердичева в далёкий и никому не известный Казахстан. В теплушке находились три семьи со всеми своими домочадцами и со всем своим скарбом. Это были семьи репрессированных, высланных из родного города в течение двадцати четырёх часов. Одна из этих трёх семей была Кристенькина. Кристина, Кристя, Кристенька - восемнадцатилетняя весёлая девушка, она даже не понимала всей серьёзности вопроса. Как такое случилось, что она сейчас трясётся в каком-то грязном ужасном вагоне, который несёт её сквозь чужие непривычные сопки, а не находится в своей уютной спальне, в их родовом доме, доме, в котором выросла не только она, но и её папа – отец благородного семейства. Дворянин по происхождению, имевший высшее образование, он занимал высокий пост в Бердичеве – начальника железнодорожной станции. Безупречно опрятный, аккуратный, с аристократичными манерами и дворянским воспитанием, отец очень сильно отличался своим поведением от окружающего их люда. Высокообразованный, тонкого ума, любивший юмор и шутки. Только вот в последнее время его серые глаза, всегда лучистые и весёлые, показывали грусть и были затянуты тёмной дымкой. А лицо, такое живое любимое лицо застыло каменной глыбой. Что же произошло, что он получил новое назначение-перевод в какое-то захолустное село Глубокое Усть-Каменогорской области и должен был собраться за сутки, чтобы отбыть на новое место работы и проживания? Об этом все молчали. Молчали даже тогда, когда полгода назад, зимой, так же быстро и неожиданно была выслана его родная сестра Нюра с дочкой Элеотерией или, как все её звали, Летой. Муж у Нюры, Людвиг Бао, работал главным инженером на собственном сахарном заводе. Правда, он был раньше собственный, до революции, а теперь это - государственный завод, так что Людвиг ещё должен сказать спасибо власти за то, что его оставили здесь на такой высокой должности, а не простым разнорабочим. Всё было бы хорошо, и всё было бы прекрасно, если бы не 1937 год, который ворвался в историю, как залп «Авроры», и не поломал многие судьбы. В один прекрасный декабрьский день ушёл на работу инженер и назад не вернулся. Кристя ничего не могла понять, когда тетя Нюра, придя к ним поздним вечером домой, шепталась с отцом и матерью, запершись в столовой. О чём они говорили неизвестно, так как всё было покрыто тайной и мраком. Родных сестёр у Кристины не было, поэтому она обожала свою двоюродную сестру Элеотерию и тётю Нюру. Они в свою очередь точно так же любили её. У них были светлые, тёплые чувства друг к другу, и скоропостижный отъезд таких родных людей для Кристи прозвучал как гром среди ясного неба. Когда Кристина пришла к ним в дом, она его не узнала. Всегда такой аккуратный, в порядке, он напоминал здание вокзала с мешочниками, потому что везде были разбросаны вещи и стояли огромные мешки и сундуки. Казалось, что над их домом пронеслась буря. - Что у вас случилось? – воскликнула Кристя, увидев весь этот кошмар воочию. - Ах, не спрашивай, дорогая, - тётя Нюра была безумно красивой женщиной, и эта красота давала ей силу. Она считала, что красивым женщинам плакать не полагается, так как от сморщенного в плаче лица появляются морщины, а это в свою очередь портит красоту. Поэтому глаза у неё были сухими, руки не дрожали, а спина прямой. Впрочем, такую осанку держали все женщины их рода, включая и саму Кристину. Ровная спина, высоко поднятая голова, гордый взгляд, – сразу видно дворянское происхождение, это как раз и поставило печальную точку в их судьбе. - Нас отправляют в Петропавловск-Камчатский, - прошептала на ушко Лета Кристе. Она была одного с ней возраста, они вместе учились в школе в одном классе, вместе бегали на танцы в клуб. - Это же край света! – ахнула Кристя. - Я знаю, но что делать? Папа уже месяц как там. А нам дали двадцать четыре часа на сборы. Сегодня вечером мы уезжаем, - Лета, хоть и была красивой девушкой, но вовсе не таким стоиком, как мать. В её глазах стояли слёзы, которые грозились пролиться, словно Ниагарский водопад. – Кристенька, я тебя прошу, возьми эти фотографии, - Лета протянула сестре маленький свёрток. - Я не знаю, как у нас сложится судьба, но, вдруг, мы сможем увидеться, тогда ты их мне отдашь при встрече. Только сохрани их, пожалуйста, они единственные, которые я спрятала от мамы. Все остальные она сожгла в камине, чтобы не достались тем, кто будет жить после нас в нашем доме. - А почему ты с собой не возьмёшь? - Во-первых, вещей много, их даже некуда положить, чтобы не погнуть или не поломать, а во-вторых, я не знаю, что нас ожидает. Может там, в Петропавловске-Камчатском у нас всё отберут, и у меня не останется даже этих несколько снимков? Дай мне слово, что ты сохранишь фотографии для меня. - Леточка, родная моя, я тебя так люблю, что сделаю всё, о чём ты попросишь, - тёплая слеза, словно бусинка лунного камня скатилась по щеке Кристи. Только сейчас она поняла, что расстаётся со своей сестрой на долгие годы, может быть навсегда. – Ты пиши, ты обязательно мне пиши, чтобы я знала, как ты живёшь. А я буду тебе отвечать. Две сестры, две подруги обнялись. Им нельзя было громко плакать, их воспитывали сдерживать свои чувства, чтобы ни случилось. Ни при каких обстоятельствах не показывать свою слабость. Но слёзы, их ведь никто не воспитывал, они жили сами по себе, и сами по себе текли, когда им того хотелось. И форму своего потока они выбирали сами: то лились маленькими ручейками, то брызгали мелкими струйками. А сейчас они капали из глаз сестёр крупными прозрачными каплями, и казалось, что им не будет конца. Вагон болтало в разные стороны, а Кристина, сидя на сундуке, вспоминала отъезд своей сестры. Действительно, им не разрешили взять с собой все те узлы, мешки, сундуки с вещами, кухонной утварью. Всё это осталось в опустевшем доме, брошенное на произвол судьбы. Тётя Нюра и Лета взяли только то, что смогли унести в своих руках и на себе. Мебель, перины, подушки, постельное бельё, посуда, немецкий хрусталь - всё это имущество, нажитое годами, передаваемое из поколения в поколение, всё это было закрыто на замок для новых квартирантов. «Лета действительно молодец, - думала Кристя в летящем, сквозь сопки, поезде. – Она успела отдать мне те несколько фотографий и оставить хоть какую-то память о себе и своей маме. Только бы я смогла их сохранить». Конечно, тень сомнения в своей безопасности пробегала по сердцу Кристя. Пусть это и называлось переводом на другую работу, и папа был с ними рядом, всё же сборы в течение двадцати четырёх часов выглядели самой настоящей ссылкой. Каким-то побегом в неизведанные дали, если не сказать по-другому. Правда, им никто не препятствовал с имуществом, и родители решили взять все вещи, которые смогли упаковать: и сундук с зимними пальто и шубами, и Кузнецовский фарфор, даже швейную машинку «Зингер», купленную ещё до революции в кредит в Санкт-Петербурге родителями мамы и подаренную ей на свадьбу. Всё это везлось и тряслось вместе с ними в товарном вагоне, где в других углах сидели на своих мешках ещё две семьи, и женщины, точно так же, как и её родная мама, каждое утро пересчитывали свои узлы. Что их считать, пожимала плечами Кристя, ведь за ночь никто не проберётся к ним в теплушку. Да и как можно украсть сундук, который и сдвинуть-то нельзя, так он набит всевозможным хламом. Вообще-то, как раз в нём, на самом его дне, мама спрятала фамильное столовое серебро и золотые украшения. И как бы родители не конспирировались, как бы ни шифровались, сразу было видно, что самое ценное и дорогое хранится в этом деревянном ящике, закрытом на висячий огромный замок. Каждый попеременно сидел на нём всю дорогу: то папа, то мама, то Кристя. А когда родителям нужно было выйти на станции в поисках еды, воды, или просто пройтись, то они, в приказном порядке, водружали на него, как на королевский трон, Кристину и не разрешали ей вставать ни под каким предлогом с сундука до их прихода. Кристе было смешно наблюдать за всеми этими их манипуляциями, ведь она была молодая весёлая девушка, и все трудности и неприятности, которые ей казались временными и уходящими, принимались душой легко, не задерживались там надолго, а проходили быстро, словно слегка касаясь её плеча. Она, не напрягаясь и без сопротивления, стерегла семейные ценности, хотя её личные богатства были намного меньше родительских, и спокойно умещались в маленьком чёрном лаковом ридикюльчике. Это было не серебро и не золото, не духи и не помада, хотя они тоже лежали в боковом отделении сумки, это были три знаковые вещи, которые сыграли в её судьбе свои роли, и которые она, не смотря ни на что, пронесла сквозь всю свою жизнь. Но тогда Кристя об этом не думала, она просто хранила их, так как они были для неё на тот момент очень дороги. Первой дорогой вещью был свёрток с фотографиями сестры Леты. О них не знал никто, даже мама, потому что, хранить снимки родственников высланных или репрессированных в их положении было ужасно. Если бы мама знала, она бы их сожгла точно так же, как тётя Нюра. Поэтому Кристина везла фотографии контрабандно. Это был её с Летой секрет. Вторая вещь – письмо от сестры из Петропавловска-Камчатского, пришедшее буквально накануне отъезда-высылки. Родителей, увидевших послание, чуть не хватил удар. Сейчас, когда судьба всей семьи весела на волоске, когда они сами были в подвешенном состоянии, начать переписку с теми, кто уже отправлен в изгнание, просто бросить вызов всей системе, вызвать огонь на себя, так сказать. А этого делать было нельзя. «Во имя сохранения наших жизней», твёрдо сказала мама и заставила дочь уничтожить письмо. Кристя, конечно, с ней согласилась, но письмо сберегла. У неё рука не поднялась сжечь единственную весточку от любимой сестры. Правда, и ответ она не написала, боясь навлечь на свою голову родительскую грозу, о чём потом жалела, что поддалась страху и уговорам мамы. Тогда она ещё не знала и не ведала, что эта её маленькая слабость ляжет тяжёлым грузом вины, и будет давить огромным камнем на сердце. Обещание, которое она дала при расставании Лете, насчёт переписки и не исполнила его, как Дамоклов меч, всю оставшуюся жизнь провесит над головой. Но на тот момент, Кристя ни о чём таком не думала. В восемнадцать лет жизнь прекрасна и удивительна, и, кажется, что так будет всегда. Третьим по счёту богатством, была не менее ценная вещь – небольшая коробочка. В ней лежали две шоколадные конфетки и маленький, несуразный игрушечный клоун, набитый ватой. Прощальный подарок любимого друга Бориса или Борьки, как она любила его называть. Прощание было спонтанным, на вокзале. Борис ждал её в клубе на танцах, но не дождался. А когда узнал, почему, то сразу же примчался. Только это был уже вокзал. Они стояли даже не на перроне, потому что их грузовой вагон прикрепили к составу в самом конце хвоста, где уже кончался вокзал, и начиналось открытое пространство. Борис смущался, краснел, ведь ему тоже было восемнадцать лет, и он никогда в жизни не расставался с любимой девушкой да ещё неизвестно на какой срок. От волнения руки его дрожали, грозясь уронить маленькую коробочку на землю. Чтобы помочь ему побороть своё смущение, Кристина первая с ним заговорила: - Это мне? – спросила она Бориса. - Тебе, - парень согласно кивнул головой. - А что там? – продолжала Кристя как ни в чём не бывало. - Две конфеты и маленькая игрушка. Тебе на память. Прости, но это всё, что я успел купить по дороге на вокзал. Кристинушка, если бы я знал . . . – у Бори был расстроенный вид. – Может, не поедешь? Останешься со мной? - Ты предлагаешь мне руку и сердце? – улыбнулась Кристя. – Но, сейчас это невозможно. Я должна ехать. - А как же я? Ты обо мне подумала? – Боря не знал, какими ещё аргументами убедить Кристину не уезжать. - Сейчас я думаю только о папе и маме. А знаешь что, я эти конфеты есть не буду. Мы их съедим с тобой вместе при нашей встрече. Ты ведь меня дождёшься? - Кристинушка, дорогая, о чём речь? – Голос у парня дрожал, видно было, что это прощание давалось ему нелегко. Машинист дал гудок. Поезд потихоньку тронулся. Борис вдруг резко прижал Кристину к себе и крепко поцеловал в губы. Что сказать? Это был первый поцелуй её в жизни. Первый и, как оказалось последний, потому что Кристя быстро вскочила на подножку убегающего вагона. Она даже не поняла этого поцелуя, ведь душа её и так надрывалась и плакала, хотя она и не показывала этого. Её учили сдерживать свои эмоции, вот она их и держала, как могла. Глядя на девушку, никто бы и не подумал, что у неё дрожит сердце от тревожных и волнующих ощущений неизвестного. Вот с этими тремя сокровищами, с этим своим ощущением, спустя неделю, Кристина и ступила ногой на чужую землю. Терра инкогнита, промелькнуло в голове. Глядя на голые сопки, Кристя и думать не могла в тот момент, что эта неизведанная земля, буквально через год, не даст погибнуть от голода и в конечном итоге спасёт ей жизнь. Село Глубокое представляло собой большой железнодорожный узел и имело вид не села в его обычном понимании, а барачного посёлка, на территории которого имелся даже медеплавильный комбинат. Конечно, местные жители жили в своих домах, имели свои огороды, а вот переселенцы, а их, как оказалось, было много, те размещались в длинных и деревянных бараках. Несмотря на то, что они вроде бы устроились, получив комнату в этом «ужасном здании», как выражалась мама, всё же неприятности, которые начались в Бердичеве, тянули за собой шлейф. В один прекрасный день папа ушёл на работу и не вернулся. Это нанесло сокрушительный удар всем тем планам, которые Кристина начала строить на новом месте. Теперь она поняла, что ощущала сестра Лета, когда её отец точно так же не пришёл домой. Будучи всем чужой и не найдя здесь себе друзей, Кристя собиралась заработать деньги и вернуться через год в Бердичев к Борису. Но теперь, когда отец был арестован, она слыла ненадёжной, и её попросили с работы. Фамилия у них была польская, и это окончание на «цкий» закрывало перед ней все двери к трудоустройству. Деньги, которые у них ещё оставались от папиного заработка, уплывали, как вода. Сначала мама носила в скупку серебро, но и тех средств, которые им за него давали, хватало на непродолжительное время, ведь его считали ломом, и платили за него гроши. Когда серебро закончилось, пошло золото. Оно, конечно, стоило намного дороже, но всё же… Что такое Алтай? Это холодные снежные зимы, а значит топить нужно сильнее. А где брать уголь, если ты не работаешь, и тебе его организация не выписывает? Покупать. А где брать еду, если у тебя нет огорода и своего хозяйства? Покупать. Куда ни ткнись, всё нужно покупать, покупать, покупать. А для этого нужны деньги, деньги, и ещё раз деньги. Мама, будучи интеллигенткой в двадцатом поколении, никогда и нигде на производстве не работала, занималась исключительно домашним хозяйством. Она понятия не имела, как эти деньги зарабатываются. Их ей всегда приносил муж. Она могла деньги только тратить. Теперь же, попав в такую трудную ситуацию, она, не задумываясь, несла в скупку всё, что было возможным. И когда золото закончилось, а с ним и закончились все средства для жизни, мама оказалась у разбитого корыта. Посмотрев вокруг себя и не найдя что продать, она сделала последнюю ставку на свою дочь. Мама задумала её выдать замуж. Сказать, что Кристя явно выделялась среди своих сверстников в селе Глубоком, это мягко сказать. Мало того, что она была красива, - статная, с гордой осанкой, густые волосы коротко подстрижены в модную стрижку «каре»,- так ещё дворянского происхождения и образования полная средняя школа. В глухом алтайском селе в то время за счастье было четыре класса, а тут все десять. Мужское сословие, увидев такую красавицу, ходило на неё смотреть, как на чужестранку. Всё их удивляло: и непривычное имя Кристина, и походка, а она не шла, а плыла лебедем, и причёска, и манера одеваться. В общем, в их края залетела фифа, не иначе. Только вот польское происхождение и католическая вера их сильно пугали, и претендентов на её руку и сердце в селе не оказалось. Для мамы это было к сожалению, для Кристи - к радости, потому что она любила своего Борьку и замуж лишь бы за кого ей совсем не хотелось. Какое же у них было удивление, когда в самый тяжёлый момент, когда уже нечего было нести на обмен, и не за что покупать продукты, у них в комнате в бараке раздался стук. Он был настолько неожиданным и пугающим, что две женщины, молодая и старая, застыли в онемении. После ареста главы семьи их комнату старались обойти стороной, не то, что стучать. - Прошу вас, - пискнула от испуга мама. Дверь открылась, и в комнату вошёл, или вернее сказать, ввалился молодой мужчина. С мороза клубы пара окутали фигуру и сначала ничего понятно не было, но потом, когда они рассеялись, на пороге появился высокий, статный, с небольшой светлой бородкой и голубыми глазами парень. Он был одет в тулуп и войлочные пимы, шапку же свою держал в руках, отчего вьющиеся русые волосы в беспорядке топорщились на голове. - Мир вашему дому, - произнёс парень и поклонился в пояс. Женщин от страха не держали ноги, и они приземлились, кто где стоял: Кристя на стул, а мама на кровать. - Что Вам нужно, молодой человек, - страх всё ещё присутствовал в голосе матери. Да и как ему не присутствовать, если им было всё пронизано ещё до ареста мужа. А уж после ареста и говорить нечего. - Я это . . . – парень мялся у порога, краснел и смущался. – В общем, я свататься пришёл, - наконец произнёс он и прямо, и смело посмотрел на Кристину. Эти слова прошлись, словно обухом по голове, не только девушки, но и её мамы. Не ожидая такого поворота событий, Кристя ахнула, вскочила со стула и, набросив пуховый платок на плечи, выбежала за дверь, как будто за ней гнались бандиты, а не пришёл свататься красивый парень. Всё то время, пока жених беседовал с мамой, Кристина ходила взад и вперёд по коридору барака. В голове стучала одна мысль: « Не буду его женой. Не буду». Сколько времени она вот так металась от одного тёмного угла к другому, Кристя не помнила. Тот день прошёл, как в угаре. Что ей говорила мама, подсовывая к чаю сдобную булочку с маслом, она тоже не соображала. Какие-то староверы, какое-то согласие. «Господи, откуда у нас масло?» – думала Кристя и только к вечеру, когда легли спать, она поняла, что это свадебное подношение, что с разрешения мамы она уже невеста и детская беззаботная жизнь закончилась. Также Кристина поняла, что планы, которые она строила в отношении Бориса, провались с треском. Сдобная булочка со сливочным маслом сказали своё слово. Отныне её жизнь будет связана с мужчиной, который старше её на десять лет и которого зовут Савелий, Сава или Савушка, как уже стала называть его мама, считая своим будущим зятем. Это сейчас современные девушки в девятнадцать лет могут самостоятельно принимать решения касательно своей личной жизни. А в те времена, ужасные и ненадёжные, Кристя зависела полностью от своих родителей, и слово мамы для неё было закон. - Ты хочешь, чтобы мы погибли от голода? – вопрошала грозно мама. - Нет, - как бы соглашаясь с ней, лепетала Кристя. - Тогда во имя наших жизней! – провозгласила мама свой лозунг в их споре. Да и как было спорить, если они были невыездные, на работу Кристину никто не брал, а мама не работала, потому что никогда не работала и пирожками торговать не умела. Да их из чего-то ещё надо и приготовить. Золоту с серебром наконец пришёл конец, и на что жить и что можно сделать в такой ситуации ответа не было. С Борисом связь прервалась, так и не начавшись. Письма Кристя ему не писала, боясь навредить своим знакомством, а тут, вдруг, всё получилось, как нельзя, кстати. Оказалось, что Сава и его соплеменники тоже были высланы из Украины за своё религиозное вероисповедание. И что староверы здесь тоже такие же неблагонадёжные, как и они. Только Кристя с мамой остались в полной изоляции и в полном одиночестве, а Сава обитал в дружной и большой общине и был не один. А, как известно, вместе жить куда легче. Староверы этого согласия уже порядка ста лет находились в такой системе, когда они полностью рассчитывали только сами на себя, и здесь, на Алтае, они сумели адаптироваться и подстроиться, чтобы выжить в таких трудных не только моральных, но и природных условиях. - Я ведь католичка, - выдвинула Кристина последнюю и, как ей казалось, существенную препону для того, чтобы не выходить замуж за Саву. - Ты никому не говори, а Сава об этом уже знает. Я ему сказала. - И что? - Он тебя так любит, что для него это не препятствие, - улыбнулась мама. – Католики, православные, староверы – всё это христианство, один Бог и одни молитвы. Только мы с тобой их произносим на польском языке, а Сава на русском. Не переживай, твой секрет вас только сблизит, а загадочные женщины всегда манили к себе мужчин. Вот увидишь, ты ещё будешь счастлива. Кристя даже не подозревала о том, что маминым голосом говорила сама судьба. Если тридцать седьмой год затронул только семьи избранные, то сорок первый накрыл всю страну без разбора. Кто выездной, а кто невыездной стало уже неважным. Война за один день помирила всех: и католиков, и православных, и староверов. И дворян, и интеллигентов, и граждан простого сословия. Все старались уйти на фронт и сражаться с противником, и Сава не был исключением. Старообрядцы-земледельцы, высланные из Украины, в Алтайских горах превратились в прекрасных охотников, метких стрелков, отличных рыболовов. Развивали они и русские ремёсла: плотницкое, пимотканное, ткацкое. Делали пимы, пряли лён, изготавливали бельё, одежду, коврики, красивые пояса и выменивали их на зерно и скот. Хоть они и жили в большом общем бараке на краю села, но начальство выделило староверам приличный участок земли в трёх километрах от Глубокого, где они развели огород и кормились с него. Свадьбу назначили на пятницу. Мама, украшая свою дочь, всё-таки это был такой прекрасный миг, прошептала ей на ухо по-польски: - Пьятэк – на добри початэк, - что означало: пятница – хорошее начало. И радостно добавила: - Вшистко бедзе добрзэ. «Что в этом хорошего, - думала молодая невеста, кисло глядя на улыбающуюся маму и ощущая себя в этот момент марионеткой в руках судьбы. – Ей счастье, а выходить замуж мне». В общем, Кристя, благодаря маме, попала в дружную и сильную общину. Расписал их председатель сельсовета, обвенчал батюшка староверов, высланный вместе со своим сословием, а мама благословила иконой, которой благословляли и её саму. Эта икона была их семейной реликвией. Старинная, католическая, с изображением Матки Боски Ченстоховски, она была, Бог знает, какого года и какого столетия. Да это, собственно, и не важно. Важно то, что эта икона не затерялась в годах и во времени, а пропутешествовала вместе со своими хранителями все века и дошла аж до Алтайского края. «Всё, что в жизни происходит, не бывает случайным, - думала Кристя, сидя высоко на стогу сена, правя оттуда парой лошадей, которые, неторопясь, - а куда спешить? - тянули и воз, и огромную копну, и её саму. - Вот не отправь их семью в изгнание, осталась бы она жива, ведь родной Бердичев был под оккупантами. И как сложилась Борькина судьба? Где он?» Кристя переехала к своему мужу не только с мамой в придачу, но и с хорошим приданным. Правда, из украшений осталось только мамино обручальное кольцо червонного золота да маленькие женские часики в золотом корпусе и с золотым браслетом. Остальные изделия, как и столовое серебро, было успешно выменяно за право на существование. Однако, Кузнецовский фарфор, постельное бельё с одеялами и подушками, всё это имелось в достатке, и было старательно упаковано и вывезено вместе со швейной машинкой «Зингер» на телеге во время переезда к мужу. И никто не знал, кроме Кристи, конечно, что на самом дне сундука она, точно также, как и родители, спрятала теперь свои сокровища: фотографии Леты, письмо от неё и коробочку с двумя маленькими шоколадными конфетками, прощальным подарком Бориса. Даже в самые трудные времена она не могла их съесть, потому что пообещала ему сделать это вместе. И это чувство, эта надежа, что они всё-таки увидятся, не покидало Кристинино сердце. Где-то в глубине души ей казалось, что её жизнь ещё изменится, и они будут вместе. И только сейчас, сидя на стогу сена, Кристя поняла, какими иллюзорными выглядели её мечты. Сава прошёл весь фронт, служил снайпером, и, видать, отличным стрелком, потому что у него много наград, включая орден Красной Звезды. А это большая заслуга перед Родиной. Их дочке Амелии пять лет, да и сама Кристина работает на медеплавильном комбинате в учётном отделе. Её туда взяли с охотой, даже не посмотрели кто она и откуда, ведь Кристя закончила десятилетку, была образована, а в такой ситуации разбрасываться кадрами не стратегично, как выразился начальник отдела кадров этого комбината. За годы самостоятельной жизни без мужа, Кристя научилась доить корову, косить сено и садить огород. Для мамы все её умения казались великим подвигом, ведь сама она ничего такого не умела делать, и, тем не менее, мама ей помогала, вела домашнее хозяйство и следила за Амелией, когда Кристя работала. А это было всегда, так как она работала постоянно – с пяти утра, когда доила корову, и до ночи, когда летом шла с огорода, а зимой, когда помогала женщинам их сословия ткать пимы или учила детишек староверов грамоте. Что бы было, не выйди Кристя тогда за Саву замуж, она сейчас и придумать не могла. Боря и все её надежды, связанные с ним, отошли на задний план. Или, вернее сказать, ушли совсем в далёкое прошлое. Даже о Лете, свой двоюродной сестре некогда было думать, хотя, чего греха таить, нет-нет, да ёкнет сердечко от чувства вины, что не отозвалась она тогда на сестринское письмо. Испугалась и за маму, и за папу. А теперь боится и за дочь. За каждодневными заботами и работой пять военных лет пролетели казахской степной стрелой. И как бы они быстро не пролетели, но свой отпечаток оставили, и не только в душе, но и во внешности. Кристину это волновало безумно и не давало покоя. Как она выглядит? Не постарела? Узнает ли её Сава? Ведь, когда он уезжал, у неё были короткие волосы, а теперь коса почти до талии и без единой седой волосинки. Вечером дома перед сном, когда Кристина распускала волосы, и они тяжёлой волной струились вдоль спины, мама говорила ей, что она красавица, всё же Кристя, глядя в зеркало, так переживала, что у неё началась бессонница. И ночью, когда все спали, она, лёжа в кровати с открытыми глазами, чётко понимала, что это не бессонница её так мучает. Нет. Её терзает любовь. Да, самая настоящая любовь. И к кому? К Саве! Она, потомственная дворянка, влюблена в старовера, и в этом нужно признаваться, а не мучиться в любовном угаре по ночам. Хотя бы самой себе сказать правду. Нужно было сказать и Саве, когда провожала его на фронт. Но какая-то дурацкая гордость не позволила ей тогда этого сделать. «Ладно, придётся это сделать при встрече»,- сладко улыбаясь и представляя себе эту встречу, думала она о Саве. И всё же, волновалась Кристина напрасно. Сава не приехал. Он, возвращаясь с фронта, завернул в родное село под Харьковом. В село, из которого до войны были высланы староверы, и зацепился там. Как, каким образом ему это удалось, Кристя не знала. Наверное, сыграли роль его награды, потому что областное руководство дало согласие на возврат в родную «Ненько Украину» всему поморскому согласию. Собирать вещи и куда-то переезжать стало для Кристи и её мамы привычным делом. За последние восемь лет они три раза паковались. Сначала из Бердичева в Казахстан – это были серьёзные сборы, потом из своего барака в барак Савы – чуть поменьше, но всё-таки надо было и тогда всё аккуратно упаковать, а теперь им предстоял путь домой. Правда, не в Бердичев, но, всё же, в Украину, родную и любимую. Собирались они продуманно и основательно, благо, опыт уже в этом был. Мебель – железную кровать с медными шариками на спинках, перину с подушками, кожаный диван, сундук с посудой, где каждая тарелочка и фарфоровая чашечка были обёрнуты бумагой, чтобы не разбились, металлический станок из-под швейной машинки – всё это было отправлено в багажном вагоне. И всё же, когда они упаковались, то оказалось, что ручной клади у них девять мест, включая и саму «Зингер» без станка. Кристина не ждала своих соплеменников из согласия, и так как собралась одна из первых, решила первой же и тронуться в путь. А дорога предстояла длинная, через Новосибирск, по Западно-Сибирской магистрали, потом по Южно-Уральской до Белгорода, ну, а там и рукой подать до родного Харькова. Теперь и сама Кристя, как её мама восемь лет назад, всё время, при каждой остановке и пересадке считала свои узлы и чемоданы: «раз, два, три, четыре. . .», и так до девяти. Она тряслась в вагоне, глядя в окно на убегающие назад сопки, и благодарила в душе Алтайский край с его хрустальным воздухом и чистой водой. Край, который спас её в такие трудные годы. Дал еду, а значит, и дал жизнь. В Новосибирске им предстояла пересадка на другой поезд, который шёл по нечётным календарным дням, а это значит, что ждать его нужно было почти сутки. Кристя не растерялась, нашла свободный угол, а найти его было очень трудно, так как вокзал представлял собой огромный муровейник. Кругом толпа снующих во все стороны людей с мешками, корзинами, узлами. Целыми семьями сидели на полу неделями и ждали нужного билета. Война-то закончилась, вот народ и хлынул из глубокого тыла к себе домой. Казалось, что все в один день встали с насиженных мест и враз двинулись в дорогу. Военная форма перемешалась с ватниками и цивильным пальто. Кристина, определив маму с Амелией и вещами в тихий угол, где на них никто не должен был наступить, пошла по зданию вокзала в поисках чего-то съестного, какого-нибудь буфета. Сумку с важными документами, билетами, деньгами, оставшимися от продажи коровы, она повесила себе через голову на грудь, боясь оставить с мамой, чтобы не украли. Воровство в то время процветало майским цветом. Засмотришься куда-нибудь, зазеваешься, глядь, а узла-то уже и нет. Буфет работал, как и положено, только людей в нём было видимо-невидимо. Глядя на такую толпу, Кристя и не подумала бы занять в ней очередь, если бы случайно, в боковом зрении не мелькнуло вдруг знакомое лицо. Причём, настолько знакомое, что аж страшно стало. «Не может быть! – ёкнуло в сердце. – Этого не может быть, потому что я в сказки не верю», - стучало, словно отбойным молотком, в голове. Ну как же не может быть, когда это знакомое лицо приближалось к ней с быстрой скоростью и громким криком: «Кристинушка!» - кричало это лицо, но Кристя слов не слышала, так как, от невероятного, сильно шумело в голове. Только по движению губ она поняла, что выкрикивается её имя. А лицо в военной форме уже подхватило Кристину на руки и начало кружить её во все стороны и смеяться от радости. «Ещё чуть-чуть, и я потеряю сознание», - промелькнула трезвая мысль, которая, собственно, и привела в чувство Кристину. Все, стоящие в очереди в буфет, внимательно смотрели на их встречу, кто с улыбкой, а кто, вытирая от слёз глаза. В то время редко можно было увидеть такую сцену. Война, жестокая и непреклонная к судьбам, разбросала, развела людей в разные стороны, и чтобы вот так, на вокзале, транзитом, встретиться в пути знакомым или родным – этого, конечно, не часто увидишь. - Борька, поставь меня немедленно, - засмеялась Кристя, придя в чувство от встречи. Борис, а это был он, опустил Кристину на пол, но всё ещё крепко к себе прижимал, словно боялся, что она растает, как видение. – Откуда ты здесь, в Новосибирске? - Да, по делам. Еду в Уфу, - почему-то смутился он.- Давай, отойдём за тот столик. Видишь, там военные. Это мои друзья. Идём, я тебя с ними познакомлю. Пока Кристина знакомилась с мужчинами, подошла их очередь в буфет. Борис взял хлеб, кипяток, потому что чаем эту жидкость и назвать-то нельзя, сахар в виде бесформенных грудок и продававшийся на развес, и они, стоя за столиком на высокой ножке, разговорились, будто и не было этих восьми лет. - Ты, я смотрю, лётчик? – улыбнулась Кристина. Борис был в военной форме с планшеткой через плечо. - Нет, что ты, - Боря снял планшетку и положил её на стол, - я не лётчик, я – механик. Прошёл всю войну. Может то, что я механик, и спасло мне жизнь. Восемь лет, из которых пять – войны, для Бориса тоже не прошли даром. Он возмужал, превратился из юноши, который провожал Кристю на Алтай, в настоящего взрослого мужчину. Правда, немного похудевшего, с потемневшим от пережитого времени, лицом, но, такого же, интересного, красивого, стройного, каким его помнила Кристя. - А я ведь сохранила твой подарок, - Кристина открыла сумку и достала оттуда маленькую коробочку. – Помнишь, когда ты меня провожал, то подарил мне этого клоуна с конфетами? - И ты их не съела? – удивился Борис. - Я же тебе обещала, что мы сделаем это вместе, - Кристя открыла коробочку и одну конфету дала Боре, а вторую взяла себе. Конфеты уже имели вид не шоколада, а сои, - конечно, прошло столько времени,- но, всё же, вкус у них остался ещё тот, довоенный. Вкус беззаботного детства, который не забыть никогда. Кристина, словно предчувствовала, когда паковала вещи, что свои сокровища, которые путешествовали с ней везде, не нужно отправлять багажом, она боялась, что они могут потеряться. Кристя положила их в сумку, пусть, и в отдельный кармашек, но, всё же, возле документов. И вот это предчувствие её не обмануло, Борька рядом и грызёт вместе с ней засохшие конфеты. Невероятно! - Кристинушка, - Боря взял Кристю за руку и поцеловал, - я всё время о тебе вспоминал. Почему ты мне не писала? - Не могла. Папу арестовали, мы находились в жутком страхе, постоянно ждали, что и за нами придут. Ну как писать в таком состоянии? Накликать беду и на тебя? А как ты жил это время? Боря усмехнулся. - Как жил? Воевал. - Почему едешь в Уфу? - Как тебе сказать, - смущение, которое проскользнуло на его лице, так и не прошло совсем.- Понимаешь, мы хотим от жизни одного, а получаем совсем другое. Я хотел тебя, а вышло так, что у меня есть женщина, к которой, собственно, я и еду. Понимаешь? Конечно, Кристя его понимала, как никто другой. У неё самой вышло точно так же, так что обвинять Бориса в чем-то она не имела никакого права. Да и что значит обвинять? Не суди, да не судим будешь. Годы, которые Кристина прожила в староверском согласии не прошли бесследно. Она уже мыслила, как настоящая христианка. - Но это ничего не значит, - продолжал Борис. – Твоё слово, и я всё брошу. Хочешь, поедем вместе? - Куда? - Куда скажешь. Кристина стояла и смотрела на Борю, понимая, что сейчас в этот момент она выдерживает экзамен. Или вернее сказать, её любовь держит экзамен на верность Саве. Соблазн был велик. Бросить Саву, бросить согласие и уйти в совсем другой мир. Но сделать этого Кристя не могла. И не потому, что была благодарна всем тем людям, которые помогли ей выжить в годы войны. Нет. Она просто любила Саву, а Борю нет. Вот и всё. Так просто и банально. «Поздно, Боря, пить боржоми», вдруг влезла в голову довоенная поговорка. - Борис, мы тебя обыскались, - подбежал один из его знакомых, - быстрее на перрон, посадка уже. - Кристинушка, прости, нужно ехать. Ты дай мне свой адрес, - Боря её обнял и крепко поцеловал в губы. - Я не знаю адреса, потому что не знаю, как устроюсь на новом месте. - Борис, давай, быстро, - подгонял своего друга военный. - Ладно, Кристинушка, я тебя найду, - крикнул последний раз Боря, махнул рукой на прощанье и растворился в вокзальной толпе. Он так спешил, что забыл на столе свою планшетку. Кристина смотрела на неё, не зная, что с ней теперь делать. Забытая планшетка и игрушечный ватный клоун – это было всё, что осталось у неё от Борьки. За эту короткую встречу Кристина так и не успела ему сказать, что давно замужем, что у неё есть дочь. Всё вышло как-то сумбурно. Всё бегом, бегом. Даже поцелуй был скорый, хоть и чувственный. «Вот и закончилась любовь, которая так и не началась», - подумала Кристина, глядя Борису вслед. На счету этой любви в любовной шкатулке валялись где-то на дне всего два поцелуя. Один восемь лет назад, который Кристя не поняла по молодости своих лет, а второй сегодня, несколько минут назад, который она уже, как взрослая женщина, просто не приняла. Кристина взяла хлеб, сахар, кипяток, который за такую короткую встречу даже не успел остынуть, кожаную планшетку и пошла назад к маме и Амелии. - Что так долго? – мама уже начала волноваться. - Не поверишь, - Кристина усаживалась рядом с дочкой, - встретила Борьку. Вот, осталась от него на память.- Она открыла планшетку, чтобы посмотреть, что там в ней есть, но сумка была пуста. - Матка Боска, - мама в волнительные минуты всегда переходила на польский язык. – Жего справа? - Да какие у него дела? Нет никаких дел. Всё пустое, как и эта планшетка. У меня своя жизнь, у него – своя. – Кристина вздохнула. Детство ушло. Его уже никогда не догонишь. Так, что думать о прошлом? Надо смотреть в будущее, а оно связано только с Савой, и другого не дано. Так и вышло. Встреча с Савой на вокзале в Харькове, - как он смог угадать, когда она приезжает, уму непостижимо, - а потом и совместная жизнь с ним, прошла для Кристины, словно в весеннем саду, где деревья цвели вечным майским цветом и птицы выводили свои трели. Ей в жизни повезло. Она сделала правильный выбор, не рискнула поменять настоящие чувства на иллюзорный мир. Жалела ли она об этом? Конечно, нет. Кристя встретила свою настоящую любовь, которая попадается на жизненном пути, увы, не каждому. Чего ещё желать? Рядом с ней были её родные и любимые. Правда, сердце щемило за папой, который бесследно пропал в вихре смутного времени, и за Элеотерией, которая не побоялась и написала сестре письмо, а та в свою очередь испугалась и смалодушничала. И то, что она тогда струсила, а теперь ничего не могла изменить в сложившейся ситуации, это как раз и давило на сердце. И всё же, у каждого своя судьба. Кристина осталась в поморском согласии с Савой. В свой родной Бердичев не поехала ни разу, зачем ворошить воспоминания, чтобы добавить ещё одну боль? Всю свою жизнь она учила детей староверов тому, что знала сама. Специальных книг для этого не было. Дети обучались на азбуке и псалтыре, но это не мешало Кристе давать им ещё и свои знания. Уже родились новые поколения. Вот и внучка родила правнучку. И когда Кристина её увидела, то ей сразу почему-то вспомнилась двоюродная сестра Элеотерия. Вина за то, что так сложилась жизнь, за то, что она так и не смогла её найти, постоянно мучила Кристину. Особенно в последнее время. И чтобы хоть как-то загладить свою вину, она назвала правнучку именем своей потерявшейся сестры. Понятно, что имя Элеотерия было необычным для староверов, как впрочем, и все имена девочек их семьи, включая и саму Кристину. Но, так уж повелось, что детям у себя в семье давала имена только Кристя. Никто и не оспаривал её это право. Внучку она назвала Марианной, и вот теперь правнучку – Элеотерией. Несмотря на то, что у староверов всегда было много детей, у Кристины в семье в каждом поколении почему-то было по одному ребёнку и всё сплошь девочки. Как такое получалось, никто не знал, видать дворянская кровь не хотела частого смешения. Ей было достаточно и одного раза. Время аристократов и интеллигентов ушло в далёкое прошлое, так зачем же опять к нему возвращаться. Вот только жизнь в поморском согласии совсем не изменилась и протекала так же, как и много лет назад. Они так же жили, в своём отдельном мире, на своей, только ими обустроенной планете. Так же, как и в глубокой старине, староверы свято чтили свои традиции, воспитывая молодёжь по утверждённым, веками, законам. Но, всё же, Кристина чувствовала веяние совсем другого ветра. Нового. Ничем не похожего на ветер её молодости. Глядя на свою правнучку Лету, она понимала, что растёт абсолютно другое поколение. И, перебирая руками старые фотографии своей двоюродной сестры, Кристина вдруг поняла, что именно Лета поможет ей снять тот груз вины, который она тайно носила в себе все эти годы. В тот же день старая прабабушка рассказала обо всём своей внучке. Всё, что было спрятано от посторонних глаз и ушей. И дала наказ, если, вдруг, появится у той возможность, обязательно найти её сестру Элеотерию Бао и вернуть ей её фотографии. Конечно, Лета дала согласие. Да, и как она могла его не дать? По щекам старенькой прабабушки текли слёзы, когда она вспоминала свою жизнь. И у самой Леты глаза были на мокром месте, когда она, разглядывая старинные фотографии и, видя своё сходство с той, которая запечатлена на снимках, слушала рассказ, убелённой сединами, Кристины. Что тут говорить, повествование было трогательным. - Ну, и что ты хочешь, чтобы я сделала? – У Марины было такое ощущение, будто это она, а не Кристина, пережила такую удивительную жизнь. От чувств и эмоций, она даже не заметила, как за рассказом пролетела ночь. Хорошо, выходной. Не нужно никуда спешить. Можно ещё выспаться. Да и будет ли этот сон? Необычная судьба, полная любви и печали, так встревожила Марину, так взволновала её, что о сне, во всяком случае, пока, не могло быть и речи. - Помоги мне найти Элеотерию Бао, - Лета сидела на кровати Марины. Распущенные волосы мягкой волной струились по спине до самого пола. Она сейчас, как никогда, была похожа на ту девочку со старинной фотографии, у которой точно также волосы спадали вдоль плеч. - Ничего себе, заявочка. И как ты себе это представляешь? - Я не знаю. Но ты что-нибудь придумай. Мариночка, ты же такая умненькая, - Лета смотрела на Марину так, словно та была всемогущей волшебницей: раз – махнула своей удивительной палочкой, и желание свершилось. - Легко сказать, придумай, - вздохнула Марина. – Но, вообще-то, у меня есть идея. Знаешь, давай мы с тобой заглянем на страничку «Жди меня». Во-первых, сами зарегистрируемся и сделаем запрос, а во-вторых, посмотрим, может кто-то уже давно ищет твою Кристину. - А что, это можно сделать вот так просто, взять и посмотреть? - Ну, конечно, это же интернет – самая удивительная вещь, подаренная человечеству! - Тогда, давай это сделаем сейчас, не откладывая на потом. Вдруг, удача повернётся к нам лицом, и мы сразу же найдём того, кого ищем? – Лета была вся, как натянутая струна, готовая тут же сорваться с места и побежать к компьютеру. - Ладно. Итак, не спали ночь, подумаешь, ещё не поспим пару часиков, - Марине самой было интересно взяться за поиски. Правда, она в своей жизни никогда никого не искала, ну и что? Многие никого никогда не ищут, а потом вдруг раз – и находят. Подруги, а они давно уже стали подругами, можно сказать, почти с первого дня знакомства, когда Марина подобрала на трассе голодную, озябшую и такую несчастную девчонку, сели за компьютер и начали свои поиски. Ну, что сказать? Удача, на которую они так надеялись, наверное, в тот момент прошла мимо них. Найти они никого не смогли, только устали изрядно. Ночь ведь не спали. Может быть, именно из-за усталости, их поиски так и не увенчались успехом, а может быть потому, что в семь утра прозвенел звонок в квартиру, и Лета побежала открывать дверь. Девчонки и Стас - Нет, ну я от вас балдею, - возмущался Стас, закладывая в багажник очередную сумку, набитую ворохом одежды. – Мы на море собираемся. Это не конец света, а просто отдых на пляже в курортном городе, где все ходят весь день в шортах, и только вечером надевают какую-то лёгкую тряпицу, чтобы прикрыть хоть чуть-чуть своего тела. А вы? Третья сумка с барахлом. И что можно там напихать? Стас прикрикивал на девчонок, а сам послушно тягал сумки в машину. Месяц назад он приехал домой, позвонил в дверь, ему её открыла не Марина, а чудное создание. Он даже от удивления сразу и не понял, кто это. Девчонка громко закричала – Ой! Ой! Ой! – и захлопнула у него перед носом дверь. Пришлось Стасу опять нажать на звонок. Теперь уже дверь открыла сама Маринка и с радостным воплем бросилась ему на шею. Фу! Слава Богу, его любовь на месте в ночной рубашке, а это не новые жители, захватившие квартиру, а найдёныш, - как её имя? Фу ты, вспомнил, Лета. Вообще-то, памятью Стас никогда не страдал. Он, сколько себя помнил, всегда мечтал о море. В детстве, будучи маленьким мальчиком, Стасик, с замиранием сердца, слушал мамины повествования о жизни капитанов дальнего плавания, об их приключениях, о штормах и ураганах, о загадочных и таинственных островах. Глядя на все эти книжки, по которым он вёл путешествие вместе с мамой, Стасик представлял себя капитаном, морским волком, и не только морским. Даже маленькие пароходики, ходившие по Днепру, вызывали у малыша нескрываемое восхищение. Потом, став юношей, парень реально оценил свои возможности. Он понял, что капитаном ему не быть, и не потому, что у него для этого не хватало амбиций и знаний, а просто потому, что в один момент собрались в большую кучу разные проблемы, включая и перестройку, которая поломала не одну судьбу со всеми отсюда вытекающими. Тогда страна висела на волоске, многое было неясным, ходили тысячами и миллионами какие-то купоны, и никто не знал, чего они стоили на самом деле. Вторглась неразбериха и в высшие учебные заведения. Появились контрактные факультеты, на которых можно было учиться за деньги, и руководство этих заведений в то время не понимало, кого принимать на бесплатное учение, а кого по контракту. В общем, Стас попал в цейтнот, и, оценив свои возможности по достоинству, поступил в Херсонскую мореходку на электромеханика, о чём, впоследствии, никогда не жалел. После учёбы получил направление на судоходный путь река-море, и это было хорошо, потому что, сначала нужно было набраться опыта в малых фарватерах, прежде чем выходить на большой простор. А океан манил. Манил десятибалльным штормом, мокрым ветром в лицо и неоткрытыми островами. Конечно, это была шутка, так как, неоткрытых островов на планете не осталось, остались, разве что, неоткрытые острова для самого Стаса, так как, самый открытый остров был и есть – это остров Хортица в родном и любимом городе Запорожье и на родной и любимой реке Днепр. Если бы Стас сам не старался завербоваться на огромный корабль под иностранным флагом, а просто сидел бы на своём малом транспорте, то всё равно, он бы попал на такое судно. И дело вовсе не в усилиях самого моряка, хотя труда Стас приложил немало, чтобы его желания исполнились, дело в государственной системе. Речной флот на Украине развалился, как глиняный кувшин. Впрочем, и морской тоже. И моряки, начиная с младшего состава и кончая старшим, оказались при своих интересах. Каждый теперь должен был заботиться о себе сам. За развалом такой грандиозной инфраструктуры парень наблюдал давно, поэтому в тот момент, когда многие работники Украинского флота были выброшены на берег, как раз, именно в то время Стас и получил свой первый контракт на торговое судно под итальянским флагом. Зарекомендовав себя прекрасным специалистом, и отрубив от рынды до рынды, Стас сошёл на берег, впервые, состоятельным парнем. И ничего, что ему платили намного меньше, чем точно такому же электромеханику, только иностранному, всё же это была самая настоящая валюта, а в переводе на гривни, это вообще был приличный заработок. Раньше, во всяком случае, он таких денег и в руках не держал. Теперь, будучи состоятельным кавалером, можно было со спокойной душой подумать и о прекрасной даме, но вот тут, как раз, и вышла загвоздка. Дамы и раньше бывали у Стаса, и даже в приличном количестве, но вот количество никак не хотело превращаться в качество. Парень мечтал о девушке, которая будет, как настоящая морячка сидеть на берегу и верно его ждать. И как оказалось, такая девушка, ну никак не хотела ему встречаться на пути. Устав от поисков верной подруги, парень, как настоящий моряк, отдался свободному плаванию своей жизни, решив таким образом, что ту девушку, которая ему суждена, бушующие волны судьбы сами закинут в его любовную гавань. Но волны, толи не были бушующими, толи стороной обходили его любовную гавань, толи мешали какие-то подводные рифы его судьбы, всё как-то не сложилось, потому что, прожив до тридцати лет, Стас так и не нашёл свой идеал верной подруги. И всё же, кто ищет, тот всегда найдёт. Или – стучитесь, и вам откроют. Так получилось и у Стаса. Устав ждать от судьбы подарка, парень сам постучал в дверь, и она оказалась незапертой. А хозяйка этой двери не только в себя влюбила, она его просто заворожила. Заворожила взглядом своих зёлёных глаз, красивее которых не было во всех странах, где моряк успел побывать. К тому же на проверку, она оказалась настоящей морячкой, готовой жать своего моряка многие месяцы. Стас специально устраивал проверки, и не потому, что он подозревал свою любимую в чём-то, совсем нет. Просто, это был такой обычай, являться домой из плавания без предупреждения. И когда бы Стас ни позвонил в дверь, ему всегда её открывала сама Маринка, хранительница его любовной гавани и его настоящая любовь. Маринка висела на Стасе, как на дереве, а Лета испугано выглядывала из-за угла кухни. По обычаю, моряк приехал неожиданно, Марина к этому уже привыкла, а вот девчонка нет. Хоть она и не была с ним знакома, но фотографии ведь видела, поэтому, открыв дверь, сразу его узнала и от неожиданности закричала во весь голос, чем напугала подругу до обморока. Сообразив, что это вернулся хозяин, Лета уже мимикой и руками, голос почему-то вдруг пропал, стала показывать Марине, кто там за дверью. И теперь, радости не было границ. Конечно, Лета переживала, как к ней отнесётся Стас, ведь её воспитывали в уважении и почитании главы семьи, а то, что Стас – глава, в этом Лета не сомневалась. Не сомневалась в этом и Марина, потому что, когда Стас был в отъезде, она могла сама распоряжаться своим заработком, но когда Стас приезжал домой, он ей запрещал это делать, считая, и надо сказать, справедливо считая, что зарабатывать на семью должен мужчина. Последняя покупка, которая была сделана за деньги Марины, когда они сошлись и стали вместе жить – это Порше. Всё остальное сделал Стас. Он оплатил ремонт квартиры и купил в неё мебель. Лета, боясь, чтобы хозяин, а по-другому она Стаса и не называла, не считал, что она даром ест хлеб, старалась всячески ему угодить. Куховарила с утра и до вечера, пекла пироги, стирала ему рубашки и гладила всю его одежду. Дошло уже до того, что она стала ему гладить даже носки. Когда Стас это обнаружил, он сначала не понял, что это у него с носками? Слишком уж они мягкие и в каком-то неестественном, для него, порядке, а когда увидел, как это происходит, то решил раз и навсегда покончить в своей семье с рабовладельчеством. - Лета, всё, конец, - Стас, когда Маринка была на работе, вызвал девчонку «на ковёр». То есть, в кухню. – Запомни: мы – не рабы, рабы – не мы. Повтори. - Мы – не рабы, рабы – не мы, - пролепетала перепуганная Лета. Она так боялась ему чем-нибудь не угодить, что прикажи сейчас Стас помыть машину, а это он делал всегда сам, побежала бы с вёдрами не раздумывая и перепрыгивая по две ступеньки. - Поэтому, - парень поднял палец и изрёк, - я запрещаю тебе дотрагиваться до моих вещей. - Почему? Я что-то не так сделала? – испугалась ещё больше девчонка. - Нет. Ты всё делаешь правильно. Только я привык сам ухаживать за своими вещами. Сам стирать и сам гладить. Мы с Мариной относимся к тебе, как к младшей сестре, а не как к домработнице. В конце концов, у меня есть жена, которая сделает мне всё, о чём я её попрошу. В общем так, я тебя освобождаю от всех обязательств по отношению ко мне. - Я Вас не поняла. - И перестань мне «выкать». С этой минуты переходим на «ты», и я тебе - старший брат. Договорились? - Договорились, - улыбнулась Лета. – А тарелки я могу за тобой мыть? - Тарелки можешь, - засмеялся Стас. – Но, только тарелки, поняла? - Чего уж тут непонятного, - Лета глубоко вздохнула. Волнение, которое тяжёлым грузом висело в последнее время, упало, словно гора с плеч. Ей сразу захотелось спать, потому что от переживаний она и ночи не спала, всё боялась, что в один прекрасный момент её выкинут из квартиры, как ненужного щенка. И куда идти? Возвращаться опять в согласие? Нет. Сейчас она ещё не готова этого сделать. Может быть потом, как-нибудь позже, когда она поймёт, что другого пути у неё нет. А пока существует хоть какая-то надежда на иную жизнь, Лета не могла вернуться назад. Не могла, да, и честно признаться, не хотела. А лето в атмосфере витало вкусными запахами травы, листвы, ягодами и фруктами, припекало жарким солнцем и стояло тёплой и изнуряющей волной, которая шептала каждому на ухо: «Пора на море!» «Пора на море!» Марина, пять лет без отдыха, не считая несколько дней в году, которые она проводила на Азовском море в Кирилловке, просто изнывала от усталости. Ей хотелось настоящего отдыха на Чёрном море, хотя бы дней на десять, а не каких-то пару выходных. Тем более, что Стас обещал ей такой отдых в Одессе. Жара поднималась по нарастающей, и в июле градусник просто зашкаливал. От духоты не было укрытия. Кондиционеры что в магазине, что в квартире работали на полную мощность. А это ужасно, видеть за окном зелёные деревья, летающих птиц, яркое солнце и сидеть в запёртом помещении, окна ведь при работающем кондиционере открывать нельзя. - Всё! Моё терпение лопнуло. Мы идём в отпуск. – Сообщила Марина Любе с Натальей. - Кто это «мы», интересно? Магазин, что ли, закроем? – возмутилась Наташа. - Мы – это я, Стас и Лета. А вы с Любаней пойдёте в августе. Вы – сотрудники отличные, думаю, за две недели справитесь с работой и без меня. Тем более, что сейчас, в летний сезон, не запланирована ни одна ярмарка и ни один семинар, потому что все нормальные люди отдыхают. - Куда едете? - В Одессу. Не поверишь, сколько живу, ни разу там не была. Даже стыдно. - Чего стыдиться. Я в Одессе тоже никогда не была. В Крыму в Ялте отдыхала, Любаню в детстве в Евпаторию отправляла в оздоровительные лагеря, а вот в Одессе побывать не пришлось. Говорят, что у нас в Украине есть два удивительных города, это – Львов и Одесса, и я их, к сожалению, видела только по телевизору в блоке новостей. - Какие же мы с тобой отсталые, - засмеялась Марина, - а ещё перед Летой хвастаемся. У девчонки жизнь прошла, можно сказать, за широким занавесом, чего ей стыдиться. А вот нам, свободным и вольным птицам – позор. Сидим всё время в своём городе, дальше Кирилловки не выезжаем. - Ты знаешь, раньше, по молодости лет, мне хотелось поехать и во Францию в Париж, на Елисейские поля посмотреть, и в Турцию, и в Индию. Но тогда средств не было. Сейчас вроде бы и с заработком неплохо, но мне теперь больше хочется, чтобы Люба куда-нибудь съездила. Если я не смогла увидеть Париж, то пусть, хотя бы, моя дочь сделает это. - Наташа, у меня для тебя сюрприз, - Марина хитро улыбнулась. – Мы в этом полугодии очень хорошо поработали, и я думаю, что смогу тебе выплатить такие отпускные, что ты вместе с Любаней окажешься в Париже. - Шутишь? – Наташа не верила тому, что слышала. - Нет, конечно, - делать неожиданные подарки своим друзьям так приятно, тем более, что Наташа с Любой ещё и хорошо работали. – Мне нужно своих сотрудников беречь, а то вдруг вас конкуренты переманят на свою сторону. - Мариночка, я тебя обожаю, - кинулась на шею подруге Наташа. – Какие конкуренты? Пусть только попробуют подойти к нашему магазину, я их . . . Что бы сделала Наталья с конкурентами Марина уже не слышала, потому что в магазин зашёл Стас и она сразу же оказалась в его глазах, его объятиях и в его поцелуе. Мир остановился. И вот теперь Стас носит сумки с одеждой и ругает девчонок за то, что они забрали с собой в дорогу весь платяной шкаф. Наконец-то все устроились и двинули в путь. Ранее утро ничем, практически не отличалось ото дня. Жара, не оставляющая народ и ночью, уже давила тяжёлой липкой волной на плечи. Спасало то, что трасса с утра оказалась не такой загруженной, почти свободной, поэтому путешественники ехали на приличной скорости. Верх машины они не убирали и ветер, хоть и не был холодным, всё же, своими резкими порывами залетал сквозняком через открытые окна в салон и охлаждал разгорячённые тела. Конечно, вставать в шесть утра, особенно в отпуске, приятного мало, но всем хотелось приехать в Одессу ещё засветло, поэтому девчонки решили, что досыпать они будут в машине, хотя, как они это будут делать, они пока ещё не придумали. - А к кому мы едем? – поинтересовалась Лета у Марины. - Понятия не имею, - пожала Марина плечами. Она хотела узнать вечером, когда собирались, но замоталась и забыла спросить. – Стас, куда ты нас везёшь? - К другу, - не отрываясь от дороги, отвечал Стас. Он за рулём был очень внимательным, старался меньше отвлекаться на всякие мелочи. Марина его такую черту знала, поэтому села сзади, рядом с подругой, чтобы не трогать своего «капитана», а то будешь ещё, вдруг, виноватой. - А я с ним знакома? – всё же не удержалась она от вопроса. - Нет. Это мой давний друг. Он владелец крюинговой компании, которая заключает для меня контракты. Вернее, владельцами являются его родители, но они давно уже сложили свои полномочия, и Артём, лет пять, наверное, если мне не изменяет память, возглавляет свой семейный бизнес. - А это ничего, что мы вот так, возьмём и свалимся ему вдруг на голову? – Лета немного волновалась. Это второй город в её новой и самостоятельной жизни и ей было страшновато туда ехать из насиженного места. - Друзья на то и существуют, чтобы им сваливаться на голову, - улыбнулся Стас. – Не дрейфь, подруга. Наш приезд не будет для него неожиданным. Я его вчера предупредил. Так что, он нас ждёт. - А где мы будем жить? – всё не успокаивалась Лета. - У него же и будем. Дом огромный, в два этажа, так что мы его не стесним. Двор большой с садом, персики там, абрикосы. Вышел утречком, сорвал фрукту и завтрака не надо. Артём с утра на работу, а мы на пляж. Вечером в кафе, в общем, программа вам обеспечена. Почему Стас сказал «вам», потому что сам купаться и загорать не любил. Ему этой экзотики и на работе хватало. В каких только морях и океанах «капитан» не ходил. От воды он так устал, что отдых на берегу ему больше нравился. Солнце, воздух и море он устраивал девчонкам. Особенно Маринке. Та море обожала, могла часами в нём плавать. На этом с расспросами закончили. Девчонки притихли. Каждый был при своих мыслях. У Марины они текли вяло, по-летнему. Она в дороге бывала часто, поэтому чувствовала себя сейчас, как рыба в воде. Вот именно, что в воде. Только морской. Ум… море, балдёж! А вот Лета всё-таки не успокоилась. Встречаться с новыми людьми ей совсем не хотелось. Тем более жить у них в доме. И что собой представляет этот Артём? В свете прошедших событий, девчонка теперь с опаской знакомилась с представителями мужского пола. - А сколько ему лет? – Не отставала со своими расспросами Лета. - Двадцать восемь. «На десять лет меня старше», - почему-то промелькнуло у неё в голове. - А он знает, что вы едете со мной? - Слушай, Элеотерия, отстань от меня со своими вопросами. А? Не видишь, человек за рулём. И перестань нервничать. Парень умный, порядочный. Родители ему дали прекрасное образование. Если ты думаешь, что он к тебе будет приставать, то выкинь это из головы. Он с жёнами и подругами своих друзей амуры не заводит. Не то у него воспитание. Поняла? - Поняла. - Я ответил на все твои вопросы? - Да, - буркнула Лета. - Ты смотри, она ещё и недовольна! - Слушай, Лета, и правда, чего ты так разволновалась? Когда дома собирались, ты ничего такого не спрашивала, а тут, вдруг, в дороге забросала Стаса вопросами? Раньше нужно было интересоваться. - У меня тревожно на душе, - девчонка и правда была сама не своя.- Я понимаю, что это глупо, глупо бояться чужого города, но всё же… я места себе не нахожу. - А когда ты сбежала из отчего дома, ты не волновалась? - Там был взрыв эмоций, порыв. Не до переживаний было. Они появились уже позже, тогда, когда ты меня на дороге встретила. А до того момента я ни о чём и не думала. - А сейчас, выходит, думаешь? - Да, сейчас думаю. И эти мысли не дают мне покоя. - Я знаю, что с тобой происходит, - тоном старшей сестры заговорила Марина, - ты кофе перепила. Когда его много выпьешь, то от него потом какой-то мандраж бьёт. У меня всегда так бывает. Говорила же тебе, не хлебай такими большими чашками, а ты не слушаешься. Вот и результат. - Нет, кофе здесь совсем не причём. Тут другое. - И что же? - Предчувствие. - Фу, ты как старая бабка, честное слово. Ну, какие могут быть предчувствия в восемнадцать лет? - Могут. Было же предчувствие у моей прабабушки Кристины, что я уйду из согласия. Может, это мне по наследству передалось. - Она что, была экстрасенсом? - А это как? - Ох, и дремучая же ты всё-таки Лета. Хорошо, скажу по-простому: твоя прабабушка была вещуньей? - Нет, что ты, - замахала руками девчонка. - Ничего такого за ней не наблюдалось. - Вот! Что и следовало доказать, твоё волнение – результат кофе в больших количествах. – Маринка с удовлетворением потёрла ладоши, потому что смогла доказать свою правоту. – Всё. На этом закончим и будем наслаждаться окружающим пейзажем. Разговор на эту тему был прекращён, но волнение, терзавшее Лету, всё равно осталось, и, чем ближе они подъезжали к Одессе, тем больше оно поднималось. А когда они остановились у высокого каменного забора, волнение, словно волна десятибалльного шторма просто накрыло её с головой, да так сильно, что в ушах зашумело и защёлкало. «Да что же это такое», - в сердцах подумала Лета, и пока она выходила из автомобиля, Стас успел позвонить в дом. Калитка распахнулась, и в её проёме появилась мужская фигура. Увидев её, Лета чуть не упала, потому что дрожь, сидевшая в груди, мгновенно перенеслась в ноги. Коленки у неё подогнулись, и девушка, чтобы не свалиться на землю, ухватилась за дверцу машины. Ей захотелось в первую минуту сразу же рвануть вдоль забора, куда-нибудь подальше от этого места, туда, где бы её никто никогда не нашёл. Но уже один раз так было в её жизни, она уже убегала, и что это дало? Ничего, кроме душевного терзания. Да, и куда она рванёт, если ноги вросли в землю и их не сдвинуть даже трактором. В проёме калитки стоял именно тот парень, от которого она три месяца назад, вот так же сбежала, и от которого потом все эти три месяца не находила себе покоя. - Привет, Стас - улыбнулся Артём, а это был он, - молодец, что приехали. – Друзья обнялись, и когда парень повернулся к девчонкам, чтобы и с ними поздороваться, у него, вдруг, от неожиданности, вытянулось лицо. Он так побледнел, что стал белее штукатурки. – Не может быть! – воскликнул Артём. - Откуда, Стас? Откуда ты узнал? – парень быстро шагнул к Лете, резко схватил её в объятия и сильно прижал к себе. – Господи, спасибо тебе! Я знал, я чувствовал, что найду её! – Он ещё сильнее прижал к себе Лету и, уткнувшись губами в её макушку, закрыл от волнения глаза. К всеобщему изумлению, Лета его не оттолкнула. Наоборот, девушка тоже обняла парня, и они вот так стояли, не дыша и не отрываясь друг от друга, замерев, словно мраморное изваяние. Лета почувствовала, как Артём, всё ещё не веря, что она в его объятиях, украдкой, чтобы никто не заметил, прихватил рукой ещё и за косу. Это его тайное движение и её тёплая слеза, крупная и прозрачная, скатившаяся по Летиной щеке, подтвердило именно то, что всё это действительно происходит наяву и реально. - Что узнал? – Стас же ничего не понимал, что творится вокруг. «И почему Лета с Артёмом обнимаются, словно встретились после долгой разлуки? Они что, знакомы? Артём – старовер? Фу ты, чепуха какая в голову лезет». От невероятных мыслей и удивления он открыл рот и забыл его закрыть. А вот Марина почему-то сразу поняла. - Хай, меня ранят, - всё, что могла произнести она в эту минуту. А что тут говорить? Артём - Слушай, Тёма, ну что ты такой кислый в последнее время? – Вениамин, или как его все звали – Веня, закадычный друг, кореш с самого детства, толкал локтем в бок Артёма. Они сидели после работы в своём любимом ночном клубе на Дерибасовской. Народ веселился, а вот друзьям было не до веселья. – Если ты думаешь о той девчонке-староверке, то забудь. Сбежала она, и мы её никогда не найдём. - Я буду искать, - сквозь зубы промычал Артём. - Где? По всей Украине что ли? Она как майнула в зарослях очерета, как ветер в поле, иди свищи. - Всё равно буду, - упрямо повторял Артём. - Что, всю жизнь, что ли? - Всю жизнь. - Не, ты больной на всю больную голову, - махнул рукой на своего друга Веня. – Так влюбиться, так втюриться, и в кого? В какую-то и не девушку вовсе, а в артефакт какой-то. По-другому и не скажешь. - Сам виноват. Не нужно было меня ввязывать в ту авантюру, - огрызнулся Артём. - Это я-то виноват? Нет, вы посмотрите на него, люди добрые! А кто ныл, что девчонку себе найти не может настоящую, чтобы потом на ней жениться? Которая не тянулась бы за его состоянием, а любила только их светлость? Я что ли? - Ладно, проехали. Виноваты оба. И вообще, ты мне скажи, кто тебя надоумил искать мне жену в селении староверов? - А что, плохая идея? - улыбнулся Веня. - По-моему, то, что надо. Они ведь там такие живые, что ли, не искусственные, как наши. У них всё при себе натуральное, без силикона. И волосы не нарощенные. Ты видел, какая у той девчонки коса была? Эх, её бы на руку накрутить, да к себе притянуть, ух! - Я тебе накручу! Щас в ухо дам, и на этом всё закончится. Тоже мне, крутильщик нашёлся, - Артём страдал. И страдал не на шутку. Девчонка стояла перед глазами, а её коса просто их застилала. Он представил себе, как распускает её волосы, как они падают тяжёлой волной вдоль спины и у Артёма защемило сердце. Такой вины, какую он чувствовал перед той хрупкой девушкой, он никогда в себе не носил. И эта вина давила так, что ему было трудно дышать вот уже три месяца. Тогда, когда они с Вениамином ехали на поиски его невесты, он не думал, что поведёт себя, как последняя скотина. Артёму вообще в жизни везло. Он родился в нормальной семье у нормальных родителей. Папа прослужил много лет капитаном на торговых судах, мама, хоть и имела экономическое образование, но работала по своей профессии только в молодости до рождения сына. Трудные годы перестройки сделали отца семейства безработным, а мама и так была домохозяйкой, так что ей терять было нечего, кроме мужнего заработка, на который жила вся семья. А теперь этот доход иссяк, и родители стали перед выбором: или влачить нищенское существование, или собраться в кулак и искать свою деловую нишу в таком хитром, ловком и предприимчивом городе. И они её нашли, произвели на свет первую в Одессе крюинговую компанию «Зюйд-Вест». После них уже подобные компании на рынок посыпались, как из рога изобилия, но родители были новаторами своего дела и первыми успели собрать все сливки. Вначале бизнес шёл очень сложно. Закладывалось всё, что только можно было заложить, чтобы вести дела достойно. Ведь планировались поездки за границу, а для этого нужна была валюта. В общем, крутились родители, как могли, рискнули даже своей квартирой. Но это того стоило. Через несколько лет компания стала приносить такие доходы, о каких они и не мечтали. Из простых средних граждан Одессы, бьющихся за выживание изо дня в день, они превратились в бизнесменов высокого класса. Сначала, на эти доходы, родители расстроились. Выстроили себе дом и своему сыну, куда со временем, когда сын подрос и стал совершеннолетним, отселили своё любимое чадо. Решили, что чем раньше он начнёт самостоятельную жизнь, тем ему же лучше будет. Потом выкупили в центре Одессы ранее арендованное помещение, где располагался офис, и теперь уже ставшее их собственностью. Затем, когда Артём окончил институт и вошёл в курс их семейного дела, решили, раз уж они всю жизнь работали и раскрутили такой доходный бизнес, то можно позволить себе немного отдыха, и сбросили все дела на сына. В свои двадцать восемь лет Артём оказался состоятельным молодым человеком и завидным женихом. От невест отбоя не было. Только к ним ко всем не лежала Артёмина душа. Честно сказать, девчонки одесситки были сплошь красавицы. В той среде, где вращался Артём, несостоятельных девушек просто не было, а это говорило о том, что все они были высокого класса: ухоженные, одеты в безумно дорогие и модные шмотки, разъезжающие на самых крутых тачках и живущие в замках-особняках. В общем, всё было бы хорошо, если бы не одно но. Мерилом Артёминой красоты было его состояние. Эта маленькая, но такая раздражающая парня деталь, приводила его просто в бешенство. Ну, не мог он влюбиться в девчонку, заведомо зная, что она уже в уме давно подсчитала свою прибыль от их знакомства. Одесса – город с миллионным населением плюс ещё приезжие. Особенно в курортное время. Людей, как в пчёл в улье. Если тебе нужно кого-то найти, хрена лысого, кого найдёшь. Будешь искать до седьмого пота, все ноги изобьёшь, и то не факт, что твои поиски увенчаются успехом. И в тоже время, этот огромный мегаполис мог в одно мгновение молниеносно сузиться до маленького такого междусобойчика, где все всё про всех знают. Вот в таком междусобойчике и крутился и варился Артём. И друзья у него были из этого междусобойчика, и невесты, от которых парня уже просто воротило. Пасху в этом году отметили с размахом: пили-ели, ели-пили, благо, пост закончился. Да, они его собственно особо и не придерживались. Но праздник всё равно не принёс Артёму душевного равновесия. Ему хотелось любви, такой, о которой он читал в детстве в книжках и которую не мог найти в юношестве, а вот теперь уже и во взрослой жизни. То, что пришло время жениться, об этом Артём не спорил. Он давно уже в себе это носил, только никому ещё не признавался, ни Веньке, ни родителям. А родители тоже, как сговорились, зудели на ухо каждый день: женись да женись. Мама, та вообще, бредила внуками. Артём мучился, мучился, и, наконец, выложил всё своему корешу Веньке. Рассказал ему, как на духу, про все свои сомнения и переживания. Вениамин же по натуре своей был жутким авантюристом. В детстве вечно втягивал Артёма в сомнительные какие-то проделки, и тому из-за него всегда доставалось от своих родителей. Не упустил он шанса и здесь. Как-то одним вечером, сидя у Артёма в офисе, Веня закинул удочку: - Слушай, Тёма, у меня идея! – заговорчески зашептал Венька. - Я твои идеи знаю, - усмехнулся Артём. – Опять каких-то тёлок снял? -Что ты, - замахал руками Веня, - не об этом речь. Слышал я от одного другана, под Харьковом село есть. Староверческое. - У тебя, что, крышу совсем снесло? – Артём смотрел на своего друга подозрительно. Видать, гулянки совсем замутили ему голову. – Несёшь какой-то бред. Откуда в Украине староверы? - Да я сам недавно видел по новостям, - воскликнул Веня. – Есть, не сомневайся. - Ну и? В чём прикол? - А в том, что там девочки – цимус, примус, керогаз! – глаза друга сияли от возбуждения. – Представляешь, свежий воздух, деревня, молоко натуральное, прямо из-под коровы, не магазинное. И какие там на этом молоке и воздухе девочки, а? Их воспитывают в строгости и в уважении к отцу и мужу. Обучают всему такому, ну, чтобы хозяйство вести умели. Сам понимаешь. - И откуда тебе всё это известно? - В интернете прочитал прежде, чем к тебе идти с предложением. - У тебя есть предложение? Интересно, какое? - Жениться тебе надо на староверке, - выпалил на одном дыхании Венька. Артём от такого его предложения чуть со стула не упал. – Ты представляешь, какая это будет жена? Особенно в свете её воспитания. И тихая, и послушная, а уж красавица, что и говорить. - Откуда такая уверенность, что она будет красавицей? - Ну, не уродин же там целое село? Парочка-то красивых всё равно найдётся. - И как ты себе это представляешь? Мы приедем в село, выстроим девиц в шеренгу и начнём выбирать? Да нам накостыляют взашей их мужики. Хорошо, целыми отпустят. А то вообще, на аптеку только и будем работать. - Да зачем нам соваться прямо в их село? Постоим в кустах, посмотрим. Слушай, ну давай съездим, а? Ну, ради меня. Ты не хочешь, так я себе выберу староверочку. Ну, Тем? - Нет. Я не поеду. - Ну, что ты упёрся, как баран: «Не поеду», да, «Не поеду». Лучше жребий бросим. - Типа, орёл-решка? - Лучше. Вот смотри. Я закрываю глаза и говорю считалочку, - Веня и правда закрыл глаза, сжал ладони в кулаки, и начал крутить ими колесо, приговаривая, - кручу, верчу, бабу хочу. – Потом развёл руки в стороны и, выставив указательные пальцы, начал их соединять у себя перед носом. Причём, всё это он проделывал вслепую. Когда пальцы соединились, Веня воскликнул: - И есть же правда на земле! Всё, едем. Видишь, само провидение за нас. - Не, ты – больной точно. Тебя лечить надо однозначно. – Артём постучал ногой под столом. – А с другой стороны, почему бы и не рискнуть, а? Ведь мы с тобой фартовые пацаны? - О! Об этом я тебе весь вечер толкую, - Венька был доволен. Хоть какое-то разнообразие в их холостяцкой жизни. - Действительно, что такого? – глядя на своего друга, Артём тоже заулыбался. - Ну, съездим, посмотрим, от нас же не убудет. Может быть, там меня ждёт судьба? Парни долго не собирались. Уже через неделю, по каким-то невероятным дорогам, - где Венька выискал карту, уму непостижимо, - они на автомобиле Артёма въехали в кусты бузины и притаились там, словно средневековые охотники за дичью. Адреналин бил через край, и друзья, для храбрости глотнули по глотку «Хортицы», чтобы снять напряжение. Просидели они так с час, и их глоток вылился в полбутылки. Артём уже захмелел, - закусывали одним шоколадом, а что это за закуска под водку? - ему надоело это высиживание неизвестно чего, и он уже засобирался обратно, когда трель велосипедного колокольчика заставила его выглянуть из кустов. По дороге шла молоденькая девушка и везла рядом велосипед с каким-то бидоном и ведром на руле. Господи, что это было за создание! У Артёма сердце было готово выпрыгнуть из груди. Высокая, длинноногая, она не шла, а будто плыла. Спина стройная, голова гордо посаженная, не иначе пава. А коса, мама родная, это и не коса вовсе, а какое-то Божье произведение. - Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит, - ничего не соображая, не слушая внутреннего голоса –«Куда ты прёшь, пьяндыла?» - шепча себе под нос Пушкинские строки, Артём выскочил из кустов и перегородил девушке дорогу. Что тогда произошло, парень вспоминал со стыдом. Ему, в тот момент, так захотелось всего и сразу: сразу поцеловать девчонку, сразу схватить её в охапку и унести с собой, что Артём не смог с собой совладать. А это привело к тому, что ему теперь было темно на сердце, и когда настанет в нём просветление, он представлял себе это с трудом. Когда девчонка кинула велосипед, и молоко обляпало ему джинсы, уже тогда Артём понял, что ничем хорошим для него их разговор не закончится. А когда она побежала, словно дикая серна, в Артёме проснулись пещерные рефлексы охотника. Как бы быстро девушка не бежала, Артём всё равно был быстрее. Он нёсся впереди ветра и в одно мгновение её догнал. Ему хотелось схватить её за косу и с силой притянуть к себе, чтобы знала своё место, но он не смог. Какая-то внутренняя сила удержала его от такого дикого поступка и не дала этого сделать. Тогда, Артём дёрнул девчонку за плечо, и они вместе свалились в траву. «Надо же, чулки с резинками, какая прелесть», - промелькнуло у парня в голове, когда он схватился руками за бедро девушки. Это ещё больше возбудило его. Молча, без единого звука, девушка отчаянно сопротивлялась, и это сопротивление, не свойственное тем женщинам, с которым Артём всегда имел дело, начало потихоньку его отрезвлять. А когда взгляд парня упал на обнажённое тело между резинкой на чулке и юбкой, которой уже и задираться-то некуда было, это совсем привело его в чувство. Он вдруг мгновенно взглянул на себя со стороны, и ему сделалось плохо. Кошмар! Таким он себя ещё никогда не видел и так себя ещё никогда не вёл. Получив от девушки затрещину такой силы, что дёрнулась голова, Артём понял, что наказан справедливо. Не надо превращаться в скотину. Не всё позволено, что хочется. Это нужно знать с детства. Девушка растворилась в кустах, как привидение. Только красная от пощёчины щека говорила о том, что это было по-настоящему. - Слушай, ты чего за ней погнался, как одержимый? – встречал у машины своего друга Венька. - Одержимый, это точно, - пробурчал Артём, пряча от Веньки левую сторону своего лица. Синяк от удара будет, как пить дать. Ну что ж, получил по заслугам. Припечатала она его прилично, и не только по лицу, но и по сердцу. - Я не знаю, что со мной, но я её хочу! – воскликнул Артём своему другу, сидя за рулём автомобиля и выезжая из кустов. - О! Да ты попался, братан! – заулыбался масляно Венька. - Веня, ты не понял. Мне не нужна девчонка на ночь, я хочу её на всю жизнь, – у Артёма был такой вид, будто он потерял самое дорогое сокровище. - Так куда ты рулишь? Давай в село. Захватим, посадим в машину, увезём и привет! - предложил друг. - Какой привет, Веня? Ты здраво мыслить вообще можешь? Да мы в село не успеем въехать, как здешние мужики порвут нас на мелкие кусочки. Впрочем, что тебе объяснять, - махнул рукой в сторону друга расстроенный Артём. - Знаешь что? Давай приедем сюда через недельку. Девушка за это время остынет от происшедшего, успокоится, а тут ты приедешь к ней с предложением руки и сердца. Хорошо я придумал? Артём был согласен с другом. Действительно, сейчас даже надеяться не стоит на положительный ответ со стороны девчонки. Да он сам, будь на её месте, не то, что бы принял предложение, а ещё бы и оглоблей вдоль спины угостил в ответ. Нет, надо подождать. Но, только неделю и не больше. Больше он просто не выдержит. Но, отправились друзья через две недели. Работа не давала и часа на личную жизнь. В общем, кое как разобравшись с делами, Артём вырвался для улаживания тоже дел, только личного характера. Перед деревней они остановились, чтобы разработать хоть какой-то план действий. - Где мы её будем искать? – задал другу вопрос Артём. – В какую хату нам идти? - А я откуда знаю? – огрызнулся Венька. – У тебя нюх должен быть на свою тёлку, чутьё, так сказать. - Не называй её тёлкой, - пригрозил Артём. - А как, скажи на милость, мне её называть? Мы что, знаем её имя? О, придумал, будем звать её Чудом. Чудо природы, ну, как? - Да называй, как хочешь, только у меня от этого Чуда сердце вот уже две недели болит. А, вдруг она замужем? – такая мысль ещё не приходила Артёму в голову. - Нет, за это можешь быть спокоен. Чудо свободно. - Откуда такая уверенность? - Если бы она была замужем, то носила бы две косы. У староверов так заведено: ходишь в девках – носишь одну косу, как только выходишь замуж, плетёшь сразу две. - Это точно? - Сто пудов. Сам в интернете прочитал. - Фу, - выдохнул с облегчением Артём, - хоть здесь нет сюрпризов. Но, сюрприз был впереди. И ещё какой. Такой, который выбил из-под Артёма землю. Но, друзья ещё об этом не догадывались. Они, вот уже третий раз проезжали вдоль села по главной улице и присматривались и к жителям этой деревни, и к их домам. А дома стояли на зависть всем, сразу видно, что здесь живут староверы. На стенах некоторых были нарисованы замысловатые узоры. Ухоженные дворы, чистые. В палисадниках цветы, огороды в порядке. На окнах белоснежные занавески. Правда, жителей в это время практически не было. Лето, страда. Кто в поле, кто с коровами. Во дворах, в основном, находились старики и дети. - Давай, вон к тому деду подъедем, - предложил Венька, - он на нас всё время смотрел, когда мы мимо него проезжали. И дом его на краю села. Если что, смыться успеем. - Давай, - согласился Артём.- Хоть что-то дельное предложить можешь. Друзья остановились возле пожилого мужчины импозантного вида. Очень опрятный, не в новом, но приличного вида, пиджаке чистой рубашке-косоворотке, брюках и валенках, видать, от старости ноги мёрзли. С густой и причесанной бородой. - Добрый день, дедуля, - поздоровались парни. - И вам не болеть, - приветливо отвечал старик. – С добром к нам, али со злом? - Что ты, дедушка, какое зло, - усмехнулся Артём. – Может, закурим? - Благодарствую за угощение, но мы – народ верующий, не курящий и не пьющий, – дедок хитро прищурился и спросил: - А что это вы по нашему селу кружляете? Ищите кого? - В самую точку попал, - встрял Венька в разговор. - Вот, невесту ему ищем. - Эх, милок, не по тому адресу ты здесь, - глядя на Артёма, усмехнулся дед в бороду. – Девки-то наши не про твою честь. Ты из другого мира, не нашего. И драндулет твой шибко богатый. А мы, скрозь, бедные. Нет, не твоего мы поля ягоды. Постой, - вскинул брови дед от пришедшей, вдруг, в его голову мысли. - Уж, не посмеяться ли вы решили над нашими девчатами? - Нет, нет, что ты, - замахали руками парни. – Мы серьёзно. - Ну, смотрите мне, а то наши мужики быстро вам голову на место поставят, и моргнуть не успеете. - Нет, дед, нам не до шуток, - у Артёма был такой вид, что старик понял, парни говорят правду. – Я, действительно, ищу одну девушку и хочу взять её в жёны. - Сдаётся мне, что я знаю, о ком речь, - вздохнул дед. – Если кто тебе и подойдёт в пару, так это только Лета. - Кто ж такая? – насторожился Артём. - Нашего Мифодия дочь. - А Мифодий кто? - По вашему, по новому, вроде, как председатель. Только нашего согласия. - И где её искать? - А нигде. Нет её в селе. - А где же она? - Сбежала. Поди, как недели две будет. - Что значит сбежала? – Артём так заволновался, что сердце снова сжало тисками. - Никто ничего не знает, никто ничего не видел. Только записку матери оставила, чтобы не искали. По доброй воле, значит, ушла из дому. Ты, милок, к Мифодию сейчас не ходи. Зол он, больно, на свою дочь. Ещё не остыл от её побега. Боюсь, попадёшь к нему под горячую руку. Греха потом не оберёшься. Ты ступай себе с миром. Всё, что нужно тебе знать, я уже сказал. А большего даже её мать не поведает. Ступай, милок, ступай. Друзья побрели назад к машине. Когда ехали сюда в село, Артём в голове прокручивал всевозможные варианты событий, и так прикидывал, и эдак, но такого варианта он просчитать никак не мог. - Что же это получается? – спрашивал всю оставшуюся дорогу назад у Вениамина Артём. – Я её больше никогда не увижу? Венька, а он был настоящим другом, старался, как мог, поднять настроение своему товарищу. - Не всё так плохо, старик, - уговаривал он Артёма. – Ты человек не бедный. Деньги у тебя есть. Организуем всенародный розыск. Хорошо, записали её фамилию. Хоть будем знать, кого искать. Правда, фамилия у неё чудная – Свистун, - хмыкнул Венька, - такая же чудная, как и само наше Чудо. Просто просится, чтобы её сменили. - Да уж, точно что – Свистун, - улыбнулся Артём. - Улетела, и свищи в поле. Настроение у него начало понемногу подниматься. Не тот был парень, Артём, чтобы опускать руки. Для чего он, спрашивается, так трудился? Чтобы ещё один автомобиль купить? Или ещё один дом построить? Ничего ему этого не надо без Леты. Он все деньги бросит на поиски девушки. Вот как он поступит. Спасибо Веньке. Как никогда вовремя влез со своим советом. Вот уже прошло три месяца, как Артём закрутил сыскную машину для того, чтобы отыскать Свистун Элеотерию Мифодиевну. Но, результатов пока эта машина не предъявила. Сердце, которое в надежде перестало болеть, опять дало о себе знать. Настроение падало с каждым днём. Яркий цветной мир превращался в безрадостную картину, и парень ничего не мог с этим поделать. От безысходности опускались руки. Казалось, что всё напрасно. Напрасно он так надеялся на эти поиски. Всё безрезультатно. Ещё Стас позвонил, сообщил, что едет к нему в гости со своей женой и каким-то найдёнышем. Собакой, что ли? Настроение у Артёма было не то, чтобы сейчас приглашать гостей, но, тем не менее, Стасу он всегда рад. Дружат они давно. Ещё его родители, когда организовали свою крюинговую компанию, начали заключать для моряка договора. А теперь Стас перешёл и к Артёму по наследству. Скоро должен подъехать. Договаривались, что встретятся засветло. А день уже близился к концу. Солнце, жарившее беспощадно землю, стремилось уйти на покой, чтобы завтра с восходом, с новыми силами взяться за свои прямые обязанности – согревать теплом людей. Только вот его тепло на Артёма не распространялось. Холод стоял в душе Артёма. Холод и пустота. Заполнить бы её, но кем? Трель звонка отвлекла парня от грустных мыслей. Эта трель прозвучала для него почему-то неожиданно, хотя он знал, кто это звонит и ожидал её. Сердце от этого звонка тревожно бухнуло, не просто дёрнулось от неожиданности, а именно бухнуло, и так, что всколыхнулась грудная клетка. «Нет, надо кончать с этой хандрой», - подумал Артём, открывая калитку. В её проёме он увидел Стаса и двух дам. На них он пока не обратил внимания, так как обнимался с другом. Честно сказать, Артём был рад Стасу. Хорошо, что он приехал. Не так теперь будет тоскливо. И когда он повернул голову в сторону женщин, то не поверил своим глазам. Возле машины стояла Лета. Его Лета, бледная, с испуганными глазами, но всё же, именно она. Не долго думая, Артём шагнул к девушке и крепко её обнял. И даже не удивился, что Лета в ответ тоже его обняла. Они так и застыли. Уткнувшись ей в макушку, и вдыхая аромат её то ли духов, то ли полевых трав, Артём всё ещё не верил, что нашёл свою любовь. Он боялся раскрыть руки, чтобы вдруг случайно эта птичка не выпорхнула куда-нибудь в небо. Там-то уж он её ни за что не поймает, поэтому Артём тихонечко, незаметно для окружающих, посильнее ухватился ещё и за её косу. Так надёжнее. В голове крутилась только одна мысль: «Спасибо тебе, Господи!» Он слышал, как у его Чуда стучит сердце. Почему-то своё сердце Артём перестал ощущать совсем. Последнее время оно ныло постоянно, не давало покоя ни днём, ни ночью, а это вдруг боль прошла в одно мгновение, словно её корова языком слизала. Он даже испугался, есть ли у него это сердце? И жив ли он на самом деле от такого счастья? Так они, обнявшись, стояли – Артём и Лета. Стояли и боялись пошевелиться, чтобы вдруг кто-нибудь из них опять не потерялся в тёмных закоулках огромного города. Послание в прошлое Лето добегало до своего конца. На дворе стоял август. Жара, так безгранично мучившая всё живое, наконец, сдала свои позиции. Днём ещё солнце припекало, и хорошо припекало, но вечерами и ночью оно давало людям передышку. Ночь тёмным шёлком накрывала город уже к восьми часам, а за шёлковым покрывалом следовала и ожидаемая прохлада. Она остужала разгорячённые тела и своим лёгким ветерком вливала новые силы во всё живое. Природа вздохнула с облегчением, потому что наступил бархатный сезон, а вместе с ним пришло время и бархатным ночам. Бескрайнее тёмное небо было усеяно мириадами звёзд, они взирали с любопытством на спящий город, и своим мерцающим светом исполняли беззвучный ночной вальс. Этот вальс подхватывали и сверчки, только их пение, в отличие от небесных звёзд, всё же звучало наяву, и приятной мелодией залетало в раскрытые окна домов. Луна тоже не оставалась равнодушной. Она была королевой ночи и полной её хозяйкой. Спутница влюблённых, покровительница тайн, эта удивительная планета своим голубым сиянием превращала простой земной город в сказочную страну, где всем, без исключения, дарила приятную негу и наслаждение. И сегодняшняя ночь ничем таким радикальным не отличалась от ночи вчерашней. Точно так же мерцали звёзды, светила полная луна и пели сверчки. Так же, как и вчера, ночной воздух благоухал чудесным ароматом прекрасных цветов, но вот только сегодня, почему-то, эта ночь не совсем одинаково действовала на одну молодую семью. Хозяин этой молодой семьи – Артём, раскинув руки в стороны, спал спокойно. Такой безмятежный сон парень теперь себе мог позволить. Он не только выстрадал свою любовь, но и отстоял её. Господи, чего только ему это стоило! Он даже думать не хотел, потому и спал, как сурок: без волнений и без сновидений. Сначала Артём страдал от своего дурацкого, если не сказать большего, поступка. Потом, когда с любимой всё утряслось, началась война с родителями. Они никак не могли понять, особенно мама, что их сын достаточно вырос, чтобы принимать для себя такие доленосные решения. Весть о том, что Артём решил жениться, родители сначала приняли с радостью. - Давно пора, - похлопал по плечу сына отец, Сан Саныч. - Наконец-то, - воскликнула Анна Ивановна, мама Артёма, - ещё успею понянчить внуков! – и, как деловая женщина, сразу же поинтересовалась: - А кто она? Я её знаю? - Нет, мама, не знаешь, она вообще не из Одессы. - А откуда? Из Греции? – Артём недавно ездил в Грецию заключать договора с тамошними судовладельцами, поэтому Анна Ивановна решила, что и невесту себе сын привёз оттуда. – Это, наверное, дочь какого-то судовладельца-магната? – У мамы в воображении, почему-то, Греция состояла из одних магнатов. - Холодно, мам, - отрезвил мамины мечты Артём. - Что холодно? – не поняла сына Анна Ивановна. - Да, совсем холодно, - вздохнул Артём, - потому что не там ищешь. - А где искать сынок? – вступил в их разговор отец. - Совсем в другом направлении, пап. - Она что, бедная, как церковная мышь? – ужаснулась Анна Ивановна. - Что-то в этом роде, - соглашаясь с мамой, пожал плечами Артём. - Так, сын, - Анна Ивановна, на всякий случай, пересела со стула на диван, мало ли что, вдруг придётся в обморок шлёпнуться. – Давай, выкладывай всё как есть, без утайки. - Насчёт бедности, я не знаю, - начал Артём свой рассказ, - это как посмотреть. Вообще-то, хозяйство у них крепкое. Дом основательный. Я думаю, и корова с остальной живностью имеется. - Постой, постой, - Сан Саныч от неожиданности потёр глаза руками. У него всегда в трудные моменты резало в глазах. – Ты хочешь сказать, что твоя невеста из села? - Да, - подтвердил Артём и, набрав побольше воздуха в лёгкие, на выдохе выдал родителям убийственную информацию: - Из поморского согласия. Моя невеста – староверка. Маме сразу стало плохо. Она схватилась за сердце и легла на диван. Хорошо, пересела раньше, а то бы свалилась прямо на пол от такого удара. Отец замотался по дому в поисках валерьянки. По всем комнатам расплылся запах ментола, потому что Сан Саныч, предусмотрительно, положил валидол под язык и себе. В общем, от такого известия сына, родители оказались в полной отключке, если не отец, то мать точно. Она лежала на диване и громко стонала: - Убил! Родной сын убил свою мать! Отец, перепугавшись не на шутку, дрожащими руками лепил ей мокрое полотенце на лоб. Вода с него бежала по лицу, по волосам и мелкими и частыми каплями стекала на пол. Но, родители этого не замечали, они были в самом настоящем шоке. А Артёма, глядя на всю комичность данной ситуации, как назло, разбирал смех. Он понимал, что смеяться над ними - это некрасиво. Родной сын так не должен поступать, но ничего с собой поделать не мог. Он еле-еле сдерживал свой смех, и от этих усилий у него на газах выступили слёзы. Даже покраснел от натуги. - Она, хоть, красивая? – задал риторически мужской вопрос Сан Саныч. - Увидишь, сам поймёшь, - улыбнулся Артём, сразу представляя себе Лету. - Да, при чём здесь красота? – кричала Анна Ивановна, держа рукой компресс на голове. – Ему с ней мучиться всю жизнь! - Ну, почему сразу мучиться? – встал на защиту своему сыну отец. - А потому, что они из разных миров! – не унималась мама. – Наш Тёмочка и эта. . . деревенская девка! - Ну, вот что, хватит! – Артём встал со стула. – Не смей называть мою Лету девкой, поняла? Я тебе запрещаю! - А как, как мне её называть? – вопрошала Анна Ивановна, выглядывая из-под полотенца. – Она же тебя, глупого, охмурила! Ты же телок! Да вы все мужчины телки! Вам любая женщина лапшу на уши развесит, вы и таете. И ты не исключение, - крикнула она своему мужу, который хотел в её речь вставить своё словцо. – Нет, свадьбы не бывать! Только через мой труп! - Ты сама сделала свой выбор, мама. Но, знай, что в воскресенье у нас венчание в Свято-Никольском храме. - Господи! – опять воскликнула Анна Ивановна. – Он ещё венчается! - Да не могу я взять глубоко верующую девушку в жёны и заключить с ней только гражданский брак, понимаешь, не имею права. Значит, так! Если вы меня любите, то согласитесь с моим выбором. - А если нет? – Анна Ивановна хваталась за любую соломинку. - А если нет, то на нет и суда нет, - ответил, как отрезал Артём, - пока, предки. - И громко хлопнул дверью. Целые сутки пролежала Анна Ивановна на диване с полотенцем на голове. Её звонки по мобильному телефону Артём игнорировал и выключал, не слушая. На СМСки так же не реагировал, показывая, что его решение окончательное, и обжалованию не подлежит. Пролежав так, нервничая и психуя, на диване, Анна Ивановна, вдруг, поняла, что своим лежанием она ничего не вылежит и что под лежачий камень вода не течёт. Поэтому, надо действовать, и не медля. Она легко вскочила, - куда делась болячка? – и решила произвести вылазку во вражеский лагерь, то есть, прийти днём к Артёму, когда он не дома, а на работе, и поговорить по душам с этой «хитрой девкой». Анна Ивановна была женщиной решительной, и основательно позавтракав, сразу же ринулась в бой. Но, атаку свою попридержала, мало ли что, вдруг, она, и в самом деле, не права. Лучше посмотреть тихонько со стороны, прозондировать, так сказать, почву. Стаса Анна Ивановна знала хорошо, но с его Мариной знакома не была, поэтому она и появилась в доме своего сына под предлогом этого знакомства. И когда она, зайдя в дом, ещё с порога, увидела Лету, то сразу всё поняла, ведь, Артём был её сыном, а кому, как не матери, знать своё чадо. Она увидела совсем не «хитрую девку», а хрупкую и какую-то беззащитную юную девушку. И поразило Анну Ивановну не хрупкость девушки, и не то, что она была совсем ещё девочка, а то, как эта девочка себя держала. Её величавая осанка, плавные движения головы и рук, походка, нежный и, какой-то по-особому, лучащийся взгляд и необычная, но приятная речь. Анна Ивановна не могла понять, как такое создание могло родиться в семье староверов. «По меньшей мере, графиня, - мелькнуло у неё в голове, - наверное, это не поморское согласие, а какой-то тайный и никому не неизвестный пансион благородных девиц». И ещё одна мысль, но только практическая и совсем уж современная, не заставила себя ждать: «Может быть, это даже и к лучшему, не иметь знакомых и алчных сватов. Меньше будут завидовать моему Тёмочке, и настраивать свою дочь против него». День в общении с девушкой пролетел быстро. Анна Ивановна и не заметила, как всем сердцем прикипела к Лете, и уже вечером встречала своего сына с работы, как порядочная мама, которая обожает своего Тёму и его удивительную невесту. Наступила суматошная неделя. Как девчонкам удавалось ещё ежедневно купаться в море, они и сами не понимали. Но без него они не могли обойтись. Собственно говоря, приехали-то они именно для этого, а не замуж выходить. Кто же знал, что всё так получится? Лета в море влюбилась с первого взгляда. Ещё бы, что девчонка видела за свою жизнь, один колодец с водой. Днепр она тоже сразу полюбила, но, когда увидела Чёрное море, то поняла, что фантазии Господа безграничны. Купаться Лета раздетой отказывалась наотрез. Не помог даже красивый купальник, который Маринка ей ещё в Запорожье купила. Из-за её такого упрямства приходилось выискивать прибрежные места, где загорало как можно меньше отдыхающих. И всё равно, в воду она окуналась в том сарафанчике, в котором приезжала на пляж. Анна Ивановна, несколько раз ездившая с гостями на море, всё уговаривала Лету раздеться. - Леточка, детка, - мягким голосом увещевала она свою будущую невестку, - ты же видишь, здесь так принято купаться в купальниках, а не в платьях. Но девушка не спорила с матерью своего любимого Артёма, а только смущённо улыбалась в ответ. - Мамуль, да отстань ты от неё, - защищал Лету Артём. Он все дела в офисе передал отцу, чтобы эту неделю перед свадьбой быть со своей невестой. – Всему своё время. Успеет она ещё оголиться, - Артёма это ничуть не раздражало. Плавает себе в платье, ну и пусть плавает, кому не нравится, пусть не смотрит. Наоборот, Летина дремучесть Артёму даже импонировала. А что? Девчонка совсем не похожа на тех, с кем он раньше имел дело, разве это плохо? По мнению самого парня, это - просто замечательно. Артём был так влюблён в Лету, что исполнял все её желания. Он бы с удовольствием исполнял и капризы, ели бы они у неё были, но, так уж девушку воспитали – довольствоваться малым. Лета оставалась абсолютно равнодушной к материальному состоянию своего жениха. Её не интересовал счёт в банке, его денежные потоки, Да, она просто не знала, что это такое. А дом, ну и что, что дом? Она ведь выросла тоже в большом и основательном доме, правда не таком шикарном, но довольно-таки приличном. Конечно, обстановка этих домов сильно отличалась друг от друга, но зачем, например, в деревенском доме Лете микроволновка? Она там ей просто не нужна. Ведь, когда Лета влюбилась в Артёма, она же не знала о том, что он состоятельный молодой человек. Даже, если бы у него не было дома, она бы жила с ним и в халупе, всё просто. Ей вообще ничего не надо, был бы милый рядом. Деньги – это зло. Большие деньги – это большое зло. Так принято думать, и, в общем-то, справедливо, если бы не маленький нюанс. С деньгами ты ощущаешь себя достойной личностью, а с большими деньгами тебе ещё и открыты все двери. Если бы не деньги Артёма, то, как, скажите на милость, он смог бы устроить свои свадебные дела? Ведь только заявления в ЗАГС принимаются за три месяца до росписи. А он её устроил всего за неделю. Да и венчание в Свято-Никольском храме вылилось в немалую копеечку. Конечно, можно было подождать, но не в данном конкретном случае. Артёму нужно было торопиться, потому что, друзья приехали всего на десять дней, это раз. Отпускать с ними назад только что найденную любовь, Артём не соглашался ни под каким предлогом, это два. Лета хотела, чтобы Марина была у неё дружкой на свадьбе, это три. Ну, а невенчанной, Лета не осталась бы у него в доме никогда, это четыре. И вот все четыре проблемы деньги и помогли решить в кратчайший срок. Свадьба прошла скромно. Так захотела Лета, а Артём, любивший её до безумия, соглашался со всем, что она скажет, хотя Анна Ивановна свадьбу своего сына представляла совсем иначе. Это должно было быть такое событие, о котором газеты не забывали бы даже спустя год. Но, перечить сыну не могла. Собрала всю свою гордыню в кулак и пошла за детьми. В общем, на росписи в ЗАГСе и на венчании в церкви присутствовало всего семь человек. Лета с Артёмом – брачующиеся, свидетели - Марина со стороны невесты, Вениамин со стороны жениха, Стас и родители: Анна Ивановна и Сан Саныч. Старики, когда вспоминают про свою молодость, всегда говорят: - Мы не были красивы, но были молоды. Да, молодость некрасивого человека делает красивым, а красивого – прекрасным. Лета же была и молода, и красива, а подвенечное платье и диадема в волосах были достойной её оправой. Анна Ивановна, как ни слушалась своих детей, но в одном она против них устояла, это в невестином украшении. - Я ни в чём вам не перечу, но здесь будет по-моему, - заявила она Артёму. – Да меня на смех поднимут мои друзья. Мало того, что я свадьбу зажала, так вы ещё хотите, чтобы невеста смотрелась, как нищенка. Нет. Лета должна выглядеть достойно и лучше всех. И действительно, то, как Лета выглядела на свадьбе, было полной заслугой Анны Ивановны. Платье и украшения она подбирала на свой вкус, а он у неё был то, что надо. Девушка действительно, в тот день выглядела лучше всех. У Веньки в глазах, когда он смотрел на невесту своего друга, стояла зависть. Хоть и по-хорошему, но он всё-таки ему завидовал. - Какой же я был дурак, - шептал Вениамин на ухо Анне Ивановне в церкви, - подсуетись тогда, сейчас я, а не Артём, с ней бы венчался. Анна Ивановна, женщина выдержанная и воспитанная, посмотрела на Веньку искоса, усмехнулась и прошептала: - Не по Сеньке шапка! «Да, за деньги можно купить всё, - с гордостью за сына думала мать, - но кровь не купишь». Анна Ивановна уже знала о Летином происхождении, и её втайне согревала мысль, что внуки будут иметь дворянские корни, пусть хоть и по женской линии. Вот уж она утрёт нос всем своим подругам. И когда церемония завершилась, Артём, так до последней минуты не веривший в то, что с нм происходит, что всё это наяву, вдруг ощутил себя самым счастливым человеком на земле. Все сомнения и переживания, которые терзали и мучили в последнее время, отступили, ушли далеко, и в его объятиях оказалась Лета, его любовь, за которую он так боролся, и которой он будет обладать теперь всю свою жизнь. - Фу, - выдохнул новоиспечённый муж, прижимая крепко к груди свою молодую жену, - теперь я могу спать спокойно. - Почему? – улыбнулась ему Лета. - Потому что я тебя безумно люблю, и никому не отдам. Месяц прошёл с того памятного дня. За эти тридцать дней Артём окончательно удостоверился, что его Лета, его любимая жена от него никуда не денется, поэтому и спал спокойно, раскинув руки, а вот Лете, почему-то, сегодня не спалось. Ночь была изумительной. Легкий ветерок колыхал занавеску, звёзды подмигивали ночным путникам, а полная луна без стеснения заглядывала во все раскрытые окна. Сначала Лете казалось, будто это полнолуние так волнует её, что она не может заснуть. Но, потом, покопавшись в себе, в своих ощущениях, Лета поняла, что дело совсем не в полной луне. Дело было в ней самой, и что это за волнение и откуда оно идёт, девушке нужно было разобраться, иначе сну в эту ночь не бывать. От того, что не хотелось спать, в голову лезли всякие мысли. Сначала мысли были интимного характера. Лета знала, что любовь прекрасна, но чтобы вот так, когда не понимаешь, на какой ты находишься планете, где ты летаешь, этого она себе и представить не могла. Девушка сладко потянулась. То, что она любила Артёма, это для неё было само собой разумеющимся, кого же любить, как не его? Но вот, чтобы её так любили, этого Лете не могло присниться даже в её девичьих снах. Она, конечно, ждала любовь, но чтобы именно такую! Любовь Артёма к себе Лета ощущала каждой клеточкой своего тела, каждым вдохом и выдохом. Она на мужа совсем не обижалась, когда он, шутя, чтобы покрепче её к себе прижать, хватался ещё и за её косу, считая, что таким образом она никуда от него не упорхнёт. Да, пусть тешится, если ему так нравится. Конечно, Артём её баловал. Он постоянно покупал всевозможные украшения. Начал ещё до свадьбы. Марина со Стасом, видя такое дело, подарили Лете необыкновенную шкатулку, чтобы она их туда складывала. Это был свадебный подарок друзей. Но, Лета выросла в староверческой общине, где господствовала суровая дисциплина, строгое повиновение наставнику, многочасовые службы и общность имущества. Девушку растили в труде и аскетизме, поэтому никаких личных украшений, кроме серебряного крестика, у неё не было. Так что, приносимые Артёмом украшения ей нравились, но не больше. Она принимала дары мужа с достоинством, спокойно и оставалась к ним равнодушной. Единственное, что ей запало в душу, так это маленькие золотые часики на золотом браслете. Дома у неё, конечно, имелись часы, но большие, настенные, с мелодичным боем. Она и думать не могла, что когда-то будет носить такую красоту на руке. Лета их не снимала даже ночью. И ещё одно украшение, на которое она согласилась – это цепочка под крестик. Лета наотрез отказалась его менять на золотой, поэтому Артём подобрал к нему цепочку из белого золота. Лета, крутясь без сна в кровати и разбираясь, откуда тревожный источник, вспоминала прощание с подругой. Сейчас это воспоминание, точно так же, как и тогда, при расставании, тёплой волной разливалось в груди. Чувство, будто она расстаётся с родной сестрой, не оставляло её, как, впрочем, и Марину. - Ты знай, - шептала та на ухо Лете, - чтобы ни случилось, ты всегда можешь вернуться назад ко мне. Мой дом – твой дом. Девушка в ответ махнула головой в знак согласия, но сама понимала, что теперь её дом здесь, с Артёмом, и, ничего такого, что может вдруг случиться, не нужно даже допускать к мыслям. Нет его, этого «чтобы ни случилось», и всё тут. У каждого в жизни свой пасьянс. У кого-то он складывается, у кого-то – нет. У Леты он сложился, это ясно. Она была замужем за любимым человеком, жила в большом, прекрасном доме, материально тоже была обеспеченной. Казалось, что ещё нужно? Да, ничего. Только вот сегодня почему-то сердце не на месте. Оно бьётся в тревоге и волнении, и не даёт уснуть. Лета в мыслях вроде бы уже всё перебрала, но чувство тревоги не проходило. Чтобы его унять, девушке нужно было опять вернуться к прошедшим событиям своей жизни. Она подумала о том, что Артём ей обещал в скором времени отвезти к родителям. Они, наверное, уже её простили, и не будут возражать против её замужества. Дадут своё благословение, пусть, хотя бы после свадьбы, и отпустят с миром. Лета улыбнулась, вспоминая, как перед свадьбой их благословляли родители Артёма. Анна Ивановна держала в руках её иконку Матки Боски Ченстоховски, так как своей у них не было, и держала напутственные речи. «Точно, как у прабабушки Кристины, - подумала девушка, - только там парень старовер брал в жёны городскую девицу, а здесь с точностью, да наоборот. Городской Артём женился на староверке Лете». При воспоминании об иконе и их благословении, Летино сердце ещё больше защемило. Неужели здесь кроется тревога? И тут девушка всё поняла. За всеми этими событиями, за свадебными суматохами, за своей любовью, она совсем забыла о том, что начала поиски Элеотерии Бао. В последнее время Лета о ней ни разу не вспомнила. «Господи, у меня всё вылетело из головы от счастья, - ругала себя Лета. – Как, как я могла забыть об этом?» Она чувствовала, что не будет до конца счастлива, пока не выполнит своё обещание, которое дала прабабушке Кристине, тем более сейчас, когда в её руках такие возможности. Когда есть интернет и знания, которые она получила в академии «Крок». Лета тихонько встала, чтобы не разбудить Артёма, подошла к столу, на котором стоял компьютер, и включила его. В этот миг, когда она так счастлива, думала девушка, к ней обязательно повернётся удача. Ну, не может быть такого, чтобы ей не повезло. И ничего, что глубокая ночь. То, что она сейчас будет делать, можно делать и ночью. Подключив интернет, Лета, сначала зашла на сайт «Жди меня», но там, к сожалению, никаких данных про Элеотерию Бао не появилось. Девушка стала лихорадочно думать, соображать, придумывать, где она ещё может начать свои поиски. И, вдруг, её осенила прекрасная мысль. Она набрала логин Артёма и зашла к нему на сайт одноклассников. Он ничего не скрывал от своей жены, и разрешал той лазить везде по его страницам. Одноклассников у Леты не было, в интернете переписываться не с кем, а ей было очень интересно посмотреть, как они общаются, вот она и заглядывала время от времени на его страницу. И сейчас, открыв её, клацнув мышкой в рубрике «Поиск», Лета набрала фамилию «Бао». Огромное количество фотографий со всех концов света высветились у неё на мониторе. Глядя на все эти лица, Лета, сперва, растерялась, но потом взяла себя в руки. «Ничего, - подумала девушка, - я сейчас пошлю весточку, и может быть кто-то и отзовётся. Интернет, это такая интересная штука, такая сеть, которая, если нужно, пройдёт сквозь года и время, главное в это верить». Она села поудобнее, и уверенно нажала на нужную букву: «Здравствуйте, Вы меня не знаете, - писала Лета первому из списка Бао, – но, я ищу тех Бао, которые жили или живут в Петропавловске на Камчатке». Лета печатала на компьютере одно письмо за другим. В обнимку с её отлетающими по всему свету письмами улетало и время. Также в унисон со временем отступала и темнота летней ночи. За окном забрезжил рассвет, это поднимался новый день, но девушка ничего не замечала. «Здравствуйте, Вы меня не знаете. . .» «Здравствуйте, Вы меня не знаете. . .» - громко трещала в предрассветной тишине клавиатура под её ударами. Лета писала и писала одно послание за другим, не зная, жива ли та, кому эти послания посылаются. А если нет, то девушке почему-то казалось, что волны интернета могут унестись даже в прошедшее время и догнать адресата. Она представляла, как они, эти волны всемирной сети, расходятся кругами по всему бездонному космосу. Эти круги расплываются всё дальше и дальше, и вот они уже в другом мире, в бескрайней вселенной, там, где обитают души. С каждым ударом по клавиатуре Лета несла свою весть в бездонный космос, в бесконечную вечность, туда, где нет будущего и настоящего, а только ушедшие судьбы. Послание в прошлое, вот что это было. Сегодняшняя Лета писала письмо той Лете, вчерашней, из далёкого далёка. Посылала ей сквозь время и эпохи весточку в надежде, что она отзовётся. Сердце Летино билось в груди, словно хотело вырваться на волю, а душа рвалась во вселенную вместе с магнитными волнами интернета: «Элеотерия Бао, Лета, Леточка, отзовись! – кричала Летина душа в космосе всё громче и громче. - Отзовись, хотя бы голосами своих внуков!» |