*** Алевтине поставили самый страшный диагноз... В ее роду по материнской линии почти все женщины угасали от этой анафемы, таящейся на уровне генов… Из близких только Коля – поздний сыночек, вымоленный у Бога от одиночества. Муж? Был когда-то, но попивал и поколачивал, да и детей от него быть не могло. Такого мужа и вспоминать не стоит. Вот и решилась Алевтина рожать сама. Просто подошла к по дому – высокому стройному мужчине лет тридцати пяти и попросила о помощи… Алевтина часто наблюдала за ним из-за оконной шторки по выходным или когда через двор шла, возвращаясь с работы. Соседа звали Виталием, и был он тренером то ли велосипедным, то ли по плаванию, то ли по тому и другому вместе. Красивым его назвать было трудно, он был скорее… солнечным. Стоило Виталию выйти во двор, и его тут же окружали ребятишки. Он с удовольствием возился с их великами, играл в баскетбол или учил отжиматься на турнике... И дочка у соседа была славная, вся в папу… – Мне бы такую, – думала Алевтина, и тут же обрывала себя, – нет, девочку нельзя. Даст Бог, мальчик будет! Мысли сумасшедшие, нереальные. Ну как, как она скажет Виталию, что он подумает? Может ославить на весь дом, а то и город… Нет, он не такой. Глаза у него хорошие, и сам он добрый и светлый, как солнышко. Алевтина решилась. Странное дело – в ответ на ее сбивчивые слова, до смысла которых докопаться можно было разве только через психушку, сосед просто ответил: – Я согласен. Все произошло у нее дома и самым естественным образом, а, забеременев, Алевтина, переехала из столицы в Подмосковье. Все подальше от пересудов, да и выгодно, жилье-то там куда дешевле. Появилось на что ребенка поднимать. Десять счастливых лет с сыном Колей. Десять лет милых семейных радостей, заставивших почти забыть о родовом проклятии. Да и зачем Богу забирать у мальца единственное – мать… «А может я и сына-то родила, чтобы прикрыться им от неизбежного?» – думала порой Алевтина, вызывая тем самым приступы липкого, тошнотного страха… И вот он – диагноз… Возле дома без сил опустилась на скамейку. Как она в квартиру войдет и посмотрит в глаза своему Коленьке? Как скажет?.. А уж какой он у нее славный – пусть не отличник, зато спортсмен (есть в кого) и помощник во всем… Зря говорят, что безотцовщина – это, по сути, не мужики. Неправда. Что вложишь в ребенка, то и получишь. А уж она сына от трудностей не ограждала – и беды и радости – все поровну. Но зато он и жалеет ее, и мужичком себя в доме держит – что там тебе починить, настроить – все умеет… К реальности вернул звонок с мобильного телефона сына. Голос был незнакомый. Мужчина представился врачом скорой помощи... Сказал, что Колю... сбила машина... Прямо на переходе, иномарка с грязными номерами... Даже не остановилась... Это по словам самого Коли. «Да, пока жив... Приезжайте...» Что было потом?.. Бесконечность больничного коридора, врач, аптека, сберкасса, аптека, дом, ломбард, приемный покой, врач, аптека… Месяц возле дверей реанимации с мольбой в глазах: – Доктор, ну что, что? Пустите, ну хоть одним глазком… А в ответ: – Не положено, состояние крайне тяжелое – готовим к следующей операции. – Ты не убивайся так, милая. Если не пускают, значит, надежда есть, – утешала Алевтину санитарка, – иди, поспи хоть. Сама-то с ног валишься – краше в гроб кладут… Квартиру пришлось заложить – все уходило на лекарства Коле. С работы собрали что-то попервости, пообещали место ее придержать, не увольнять. А она уж и не думала о том, что после-то будет… И себя не помнила, и болезнь свою. Все, как отрезало – будто и не стало ее самой. Одним жила – сына спасти… Через месяц - общая палата гнойной хирургии, где взрослые вместе с детьми. Полгода возле больничной койки на стуле, положив голову на краешек матраца Коли. Как-то подошел к ней в коридоре доктор молоденький - из интернов. Жалеть начал, мол, помрет ваш парнишка-то в такой дерьмовой больничке - сгниет заживо... Алевтина в слезы... А он адресок совать начал столичной клиники, цены озвучивать... Операционная медсестра услышала - так его шуганула! А потом к Алевтине: - Не верь ему, Аля! Не тревожь Колю! Там тебя к ребенку никто не пустит, и лучше твоего ухода ему никто и ни за какие деньги не даст. А ее собственные боли? Химиотерапия, опиоидные анальгетики? Какое там! Ни минуты на себя, ни копейки, ни таблетки… Взрослые мужики из палаты – заядлые курильщики да диабетики- ампутанты, помогали Алевтине – присматривали за Колей, пока она моталась в поисках очередного лекарства в райцентр. Жалели, приговаривая: – Уморилась ты совсем, мать! Так нельзя – себя не побережешь, с кем ребенок твой останется? – Да у меня все хорошо, правда. Устаю только, а так все хорошо. Про болезнь свою ни с кем ни слова. Вдруг запретят ей за Коленькой-то ходить, как правду узнают? Полгода ежесекундной борьбы за жизнь ребенка – уходом, молитвами, редкими лекарствами – сделали свое дело. Коля пошел на поправку. За сутки до выписки положили в их палату мужичонку одних лет с Алевтиной, тезку сына. Вторую ногу ему ампутировать собирались - газовая гангрена. Но по всему было видно, что это ни к чему. Оливковый цвет кожи и дикая худоба его говорили уже о последних часах жизни... Был он одиноким, и никто его не навещал, хотя нет, заходила-таки мордатая баба, жена бывшая, в сопровождении нотариуса. Орала насчет квартиры. Бумаги совала... Все подписал и к стенке отвернулся. А как ушли эти двое, он Алевтину позвал, шепнул на ухо: – Ты не бойся болезни своей, девонька. Это мне не для чего жить было, а у тебя смысл есть. Сквозь глаза видно, какой пламень в тебе пылает! Да в этом пекле ни одна зараза не удержится... Ты только не гаси его никогда... – Откуда знаешь про меня? – Как не знать, свой свояка видит издалека... Ты вот что, дай-ка мне свечечку какую обезболивающую да газетку, что у меня в тумбочке лежит. – Тихо засмеялся. – Ничего теперь нет у меня, кроме газетки этой... Алевтина принесла Николаю лекарство, подала старенький номер СПИД-инфо, с обложки которого улыбалась румяная полуголая девка... Поправила подушки и вернулась к сыну... Минут через десять услышала, что вроде опять зовет ее новенький. Подошла, а он уж мертвый... Так в обнимку с бумажной девкой чужой и умер, никого не обременив... *** В приемном покое, когда выписывались, случайно встретила Алевтина своего доктора… Он был потрясен тем, что жива. Отругал, что пропала. Уговорил сдать анализы. Первоначальный диагноз не подтвердился, хотя и не был врачебной ошибкой. Консилиум собрали, диву давались, просили не расслабляться и регулярно проходить обследование... А она, истаявшая, кажется, до последней косточки, сияла от счастья, и столько в ее глазах было любви и благодарности к этому многострадальному миру и Богу за то, что он дал ей прозрение... Денег после лечения Коли осталось лишь на деревенский домишко. В деревню они и переехали. Да там и здоровее обоим, и несчастных да одиноких на Алевтинин век хватит – есть кому помогать. По-другому у нее теперь и не получится. Жаль, о себе Алевтина не помнит – за ней сын приглядывает. Распечатал бланки анализов, сам кровь брать научился, сам и в районную поликлинику отвозит с припиской «на руки». А раз в полгода Колька мать столичным профессорам у себя на кафедре показывает... На врача он учится... Что до Виталия, так Алевтина его даже в самые страшные дни не тревожила. Колька сам его нашел, когда после окончания школы поступил в медицинский. Не для того, чтобы чего-то просить – нет. Они с матерью все и всегда привыкли делать сами… Просто очень уж хотелось отца увидеть. Тренер удивился не слишком и принял юношу как родного, впрочем, как и его супруга. Правда, чуть позже, наедине, она зачем-то объяснила Коле, что всегда знала – муж ее не святой. Но семью он любит до беспамятства, и хорошего в нем гораздо больше, чем плохого. Так что можно и потерпеть... «Святой или не святой, – размышлял потом Колька, – это с чьей точки зрения посмотреть...» 08.03.2014 | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
