Прохор обладал изумительной способностью терпеть и ждать. Он мог целый час сидеть, уставившись на окно, не выражая даже признаков нетерпения или беспокойства. Несмотря на солидный возраст, усталость, видимо, тоже неведома была Прохору. Ветер, солнцепёк, вьюга – всё ему нипочём. Всегда на одном и том же месте, как часовой на посту. С утра, когда на заводе продавали пирожки, и в течение обеденного перерыва. Минута в минуту, от начала и до конца. И, говорят, только в рабочие дни. Прохор был вороном. Жил на крыше одного из производственных цехов завода. Он, кажется, был здесь всегда, по крайней мере,старший бухгалтер Петрович приметил его ещё в молодости. Привычнее, чем ворон, птицы нет, Загадочнее тоже. Вам с ним уже по многу лет, И ты его моложе. Окна бухгалтерии выходили на крышу цеха и Петрович впервые бросил кусочек пирожка ворону лет сорок назад. Ворон, вначале не подав виду, что увидел подарок, даже не повернув головы, смотрел куда-то вдаль. И только улетая ловко подхватил клювом недоеденный пирожок, заложил крутой вираж у окна,и взмыл куда-то вверх, на вековые дубы. С тех пор утром за пирожком и в обед за специально припасённым для него кусочком сыра, Прохор прилетал к Петровичу. Вскоре он начал прилетать с женой, вороной, имени которой Петрович так никогда и не узнал. Ворон находил самую высокую точку на коньке крыши или антенне так, чтобы супруга, озабоченно снующая внизу, постоянно находилась в зоне его видимости. А Петрович был одинок. Давно остался без семьи, уж так сложилось, Заботясь только о себе. Два старика: ворон и бухгалтер, кажется, сдружились, Душой, оттаявшей к весне. Казалось, что ни суровый вид ворона, ни крайне недоверчивое поведение не располагало к дружбе человека и птицы. Для Петровича было непривычным, что ворон ни малейшего внимания не обращает на угощение. Всем своим видом как бы показывая, что он не собака и не собирается, задрав хвост, бегать по крыше за каждым куском. Наоборот, Прохор подходил к угощению только тогда, когда Петрович закрывал окно, отходил вглубь кабинета и выключал свет. Ворон неспешно подлетал к ближайшему куску, коротко рассмотрев, брал в клюв, затем следующий,и так за один заход подбирал всё. И даже когда еды было больше, чем помещалось в клюве, ворон не возвращался. Другое дело, когда появилась супруга, а вскоре и птенец. Прохор полностью перешёл на режим охраны. На крышу семья прилетала втроём; роли и действия были распределены с поразительной точностью. Сначала появлялся Прохор и, заложив два виража над крышей, садился на антенну. Затем прилетала ворониха с птенцом. Птенец, едва долетев до крыши, садился на самом краешке. Мать, под пристальным взглядом Прохора, носит пищу птенцу. Покормив, поклевала наспех сама. Ворон взмывает, снова два виража, и вся семья взлетает на высоченные деревья. - Ну, правильно, всё лучшее - детям. Только эти дети потом…- каждый раз комментировал увиденное Петрович. То, что Прохор никогда не притрагивался к пище,пока супруга не накормит малыша, не удивляло, было по-человечески понятным. Детёныша родного прокормить наш долг высокий, И будь ты ворон или человек, «НАСЛЕДНИК» - в этом слове смысл глубокий, так будет присно и вовек! Ближе к зиме птенец стал прилетать реже, а потом и вовсе исчез, что тоже было вполне понятно по человеческим меркам. И так каждый год. Однажды, когда супруга Прохора паслась на крыше, послышалось резкое карканье. Петрович даже вздрогнул от неожиданности, он до этого ни разу не слышал голоса своего пернатого друга. Неизвестно откуда взявшийся кот подкрадывался к воронихе. О чём и предупредил супругу Прохор. Вообще, на любом птичьем языке "КОТ" обозначает "КОТ". Стоит появиться в саду Петровича коту: синичка, сорока или сойка, кто первой увидит хищника, поднимает крик и тут же подхватывается остальными птицами, да так, что кот не солоно хлебавши, восвояси уходит. Здесь же было нечто другое. Ворониха, явно заметив кота, продолжала копаться в листьях. Когда кот совсем приблизился и начал было готовиться к прыжку, от Прохора послышалось короткое «Кар-р» и супруга, подпрыгнув, отлетела метров на десять. И так несколько раз, с выражением полного пренебрежения к врагу. Затем началось нечто необычное. Прохор, резко взмахнув крыльями, без привычного виража нырнул вниз, к земле. Появился с сухой веткой акации в клюве. Подлетев к коту, начал тыкать колючую ветку в морду! В рыжую и усатую кошачью морду. Кот взбеленился от наглости ворона. Вздыбился, ощерился, ну прямо «Лев готовится к прыжку!» Ворониха, взлетев на подскоке позади кота, схватила клювом того за хвост. Кот в высшем возбуждении повернулся к наглой птице и, едва успев окрысится, снова получает в морду колючей веткой. Истязание кота продолжались не менее четверти часа и тот, униженный пернатыми, позорно покинул поле боя. Прохор тут же спокойно взлетел на антенну и стал смотреть вдаль, супруга же гнала, поклёвывая, запаниковавшего кота до самого края крыши. Петрович как-то не к месту вспомнил, что молодой начальник отдела устроил ему вчера выволочку при всех за то, что бухгалтерский отчёт был сдан на день позже установленного срока. Возразить и сказать начальнику, что был неделю на бюллетене, Петрович не посмел. Так и стоял, опустив глаза перед грозным начальником, моложе себя на тридцать лет. А тот распалившись,назвал Петровича старой вороной и пообещал уволить при ближайшем сокращении штатов. Увы, защитить себя старый бухгалтер перед когда-то собственным воспитанником не смог. Ударом на удар ответить не проблема, Была бы сила – воли. Не дрогнуть перед хамом – это тема, Знакомая до боли. Вот так и продолжалась жизнь: для одного измеряемая годами трудового стажа, для другого - числом поднятых на крыло птенцов. Но лишь к этой холодной осени 2013 года. Петрович шёл однажды утром на работу мимо производственного корпуса. В нескольких десятках метров молодые рабочие, видимо те, которые каждую осень убирают опавшие листья на заводе, оживлённо, став в круг, что - то футболили друг другу. Было недостаточно светло, да и далековато, чтобы увидеть детали, но Петровичу вдруг стало не по себе. Что-то заставило его вдруг прибавить шагу и резко повернуть к «футболистам». Господи, лучше бы он этого не делал… То, что он первоначально принял за мяч, было раненой птицей. Вернее птенцом ворона, видимо, выпавшего, из гнезда, расположенного высоко на дубе. Воронёнок уже кое-как умел летать, поэтому каждый удар парней приходился вскользь: по крыльям, хвосту…Но вырваться из круга у него уже сил не было. Каждый удар сопровождался жалобным вскриком птенца и громким карканьем двух взрослых птиц, что кружили здесь же, ударяясь о ветки, роняя перья. Петрович, уже находясь в нескольких шагах, успел сдавленно закричать: «Что же вы, суки, делаете!?...» В это время самому ловкому парню, видимо, футболисту, удался удачный удар. Красиво, в падении, он на лету ударил птенца ногой. Ударил так, что тот беззвучно взлетел почти на верхушку дерева, к гнезду, и там завис как тряпка. Товарищи восторженно зааплодировали. По глупости, не понимая сам, какое зло творит Себе он душу разрушает. Здесь не птенец, здесь человек, самим собой убит, Душа мертва, что доброты не знает! Старому бухгалтеру стало трудно дышать. Он не мог больше выговорить ни единого слова. Ребята обратили, наконец, внимание на бухгалтера. Первым подбежал тот самый футболист, поддержал Петровича под руку и участливо спросил: «Батя,тебе нехорошо..? Помочь?» Контраст между жестокостью поступка и совершенно сыновьей участливостью парня произвели на Петровича шокирующее воздействие. Он, оттолкнув руку парня, шаркающей походкой побрёл в контору, бесконечно повторяя: « Что же вы делаете…». Сотрудники бы очень удивились, если бы в этот момент его слышали. Петрович никогда за всю свою длинную жизнь до этого не ругался. Как не выглядывал Петрович в этот день Прохора, тот не прилетел. Ворон появился только спустя месяц. Один. То ли из – за случившегося, а Петрович был убеждён,что то был птенец семьи его друга, то ли это просто так казалось, но Прохор был погасший. Опущенная голова, клюв, тусклые перья, тусклый взгляд. Петрович забросал друга кусочками сыра, пирожками и даже колотыми, деликатесными для Прохора, орехами. Ворон никак не реагировал на еду. Было странно и непривычно видеть как под градом лакомств, многое ведь попадало прямо в птицу, та неподвижно, как памятник птичьей скорби, оставалась на месте, нагибая всё ниже и ниже голову и, в конце концов, спрятав её под крыло; то ли уклоняясь от летящих от Петровича угощений, то ли скрывая свои, птичьи, слёзы - кто знает, плачут ли птицы? Огромный и чудесный мир семей вокруг, А ты один, ты одинок! И только своего ты ощущаешь сердца стук, Сберечь семью не смог. Вот так и уходил бухгалтер домой, оставляя за окном неподвижного ворона в окружении воробьёв, радостно клюющих богатое угощение… А ночью у Петровича случился сердечный приступ и его забрала скорая помощь. Инфаркт. Очнулся Петрович в больничной палате, спустя несколько дней. Доктор рассказал, что операция прошла успешно, но нужно продолжить лечение в абсолютном покое, душевном комфорте. Ну и там разные мандарины – апельсины... диета, словом. Петровича любили в коллективе и проведывания были частыми. Начальник даже график составил и на час – другой отпускал с работы женщин, которые охотно готовили Петровичу что-нибудь вкусненькое… Но Петрович страдал. Как ни любил свой родной коллектив, но больше всего любил единственного родного человека - дочь. Жена умерла очень давно, а дочь вышла замуж за иностранца и сгинула где-то в Америке. Поначалу звонила, сообщала, что всё хорошо, обещала приехать погостить, но так и пропала, теперь ни слуху, ни духу… Увы, лечение затягивалось, сказывалась, видимо, изношенность организма, а, может, сказывался Чернобыль, где Петрович работал несколько месяцев ликвидатором, получив высокую долю радиоактивного облучения… Как бы там ни было, но через полтора месяца, когда стало понятно,что на работу Петрович больше не вернётся, проведывать его стало некому. Дни тянулись бесконечно долго и, чем больше тосковал больной, тем вероятнее становилась неизбежность повторного инфаркта. Сам больной, утратив интерес к жизни, прекратил борьбу с недугом, а лишь механически исполнял указании врачей, и подолгу, безучастно смотрел в окно. Не вытащит с болезни даже доктор – гений, когда бороться духа нет и сил. Оставить хочешь мир без сожалений, прощенья в Бога попросив… Но сегодня Петрович, ещё не открыв глаз, ощутил на лице тень. Окно палаты, где лежал Петрович выходило на восточную сторону, и всегда, проснувшись, он видел ласковые лучи утреннего солнца. Сейчас же, из – за бьющего в глаза солнечного света, видел только странные очертания прямо в проёме распахнутой форточки. - «Ну ты глянь! Месяц ворона сидит уже на дереве напротив вашего окна. Мы её сгоняли, а она влетит, покружит и снова садится. Так теперь ещё чуть ли не в палату залетела…Кыш!»,- взмахнула рукой медсестра Аня. - «Анечка, не надо! - Петрович, взлетел над больничной койкой. откуда только сила взялась?...- Это же, боже мой…, это ведь Прохор!» Петрович подошёл вплотную к сидящей птице. Прохор внешне спокойно сидел на раме окна. И только подрагивающие крылья выдавали: испуг, волнение? Между иссиня чёрных перьев ворона заметны были белесые. Может, от старости, как у людей, а может ворон только издали кажется чёрным? В клюве Прохор держал крохотный кусочек засохшего сыра. - «О, Господи! Ты мне передачу принёс?» - почему-то шепотом спросил один старик другого. Прохор, не мигая, смотрел на Петровича. И тот увидел в больших чёрных выпуклых глазах ворона себя – маленького, седого, но радостно улыбающегося другу. А ещё он увидел, что отражение в глазах птицы чёрно–белое и перевёрнутое, как в линзе. Что бы это могло значить - предстояло обдумать. Что Богом создано – там есть единое начало, И тянется к живому плоть живая. Любви , тепла и дружбы в мире стало мало, Печальна повесть, а мораль простая! | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
