ОДИНОКИЕ ДУШИ

Эшли Дьюал

 

Свобода, Бесстрашие, Самоотверженность

 

Нет никакого секрета жизни,

Просто продолжай идти.

Нет никакого секрета смерти,

Просто продолжай лететь.

 

Аннотация

 

Лия Бронская вынуждена жить со страшным дефектом сознания.

Амнезия беспощадно забирает целый год из памяти девушки: триста шестьдесят пять дней, переполненных какими-то событиями, эмоциями просто-напросто исчезают, оставив после себя лишь пустоту, вопросы и боязнь одиночества. Смирившись с таким тяжелым диагнозом, Лия хочет продолжить жить дальше, хочет стабилизироваться и забыть о потере, но вместо этого она оказывается в эпицентре опасных событий, развернувшихся на окраине её города.

Подростковые самоубийства чередой кровавых дат, заполняют все таблоиды газет, заголовки журналов. Несмотря на страх, девушке приходится провести собственное расследование, и так как от результатов будет зависеть жизнь её родной сестры, она берется за дело незамедлительно.

Вскоре Лия понимает, что раскрытие тайн повлияет на её судьбу гораздо сильней, чем она могла предположить.

 

Где-то появилось солнце, значит, где-то появилась тень.

 

Эшли Дьюал – «ОДИНОКИЕ ДУШИ»

 

ГЛАВА 1. НАЧАЛО.

 

Череда подростковых самоубийств.

 

В НОЧЬ СО СРЕДЫ НА ЧЕТВЕРГ найден труп семнадцатилетнего подростка. Тело обнаружил водитель автобуса, проезжая под центральным мостом в районе восьми-девяти вечера. Григорий Воронцов утверждает, что, когда обнаружил подростка, тот уже был мертв. Судмедэксппертиза подтвердила, что Владимир Ситков скончался на месте. По расположению тела…

 

Я откладываю газету, не находя сил дочитать до конца. Холод пробегает по спине. Вова учился со мной в одном классе. Я неплохо его знала, мы даже пару раз пересекались на общих мероприятиях, и становится жутко не по себе от того, что теперь и его имя числится в списке шестнадцати погибших за последние четыре месяца.

Я встаю из-за стола и поднимаюсь к себе в комнату.

Несмотря на приближение зимы, дома царит отвратительная жара. Я распахиваю окно и пытаюсь успокоиться. Мысли об изуродованном теле Ситкова не собираются покидать голову. Фотография с места преступления так и крутится перед глазами: его заломанные руки, лужа крови, синее от холода лицо. Я встряхиваю плечами.

- Лия, ты не собираешься с нами? – спрашивает мама, и я испуганно вздрагиваю. Она поднимает перед собой руки. – Прости. Напугать не хотела.

- Не могу…, - Вижу: мертвое тело Ситкова. Вот он жив, вот – мертв. – Я дома останусь.

- Уверена? Мы достаточно хорошо общались с матерью Вовы, и было бы не прилично прийти на похороны без тебя. Он ведь твой одноклассник.

- Уже нет. - От своего же ответа, я пугаюсь. Смотрю на маму, и чувствую себя ужасно неловко. – В смысле, - добавляю я, заламывая пальцы. – В смысле мне не по душе идти к Ситковым.

- Страшно?

- Ещё как. До сих пор не могу поверить в то, что он умер.

Мама поджимает губы и понимающе кивает.

- Ты права. Некоторые вещи не поддаются никаким объяснениям. И всё же…

- Нет, - отрезаю я. – Пожалуйста, позволь мне остаться дома. Я не хочу видеть слезы матери Вовы, не хочу смотреть на его фотографии, не хочу есть уже холодную еду и поддерживать разговор с незнакомыми людьми. Это чересчур для меня.

- Ладно, - сдается она. – В таком случае, проследи, чтобы твоя сестра вернулась до девяти. Хорошо? Завтра рабочий день, и вам в школу.

Я киваю и слежу за тем, как мама выходит из комнаты. Вряд ли она знает, что Карина уже несколько месяцев подряд приходит домой далеко не к девяти. К тому же, я всё чаще начала замечать отеки, синяки и порезы на её руках, шее, порой, даже на лице. Это пугает меня и жутко злит, но когда я спрашиваю, где она шляется: Карина улыбается и нагло не отвечает, словно в глубине души радуется новой порции ушибов. Утром сестра обычно замазывает синяки дешевым тональным кремом и, не задерживаясь в одной комнате с родителями больше чем на две минуты, убегает в школу.

Иногда мне хочется схватить её за плечи и с силой встряхнуть. Хочется крикнуть: что ты творишь? Почему не слушаешь меня, убегаешь из дома, когда каждую неделю в нашем районе пропадают или умирают подростки? Но она не обращает на меня внимания. Это безумно выводит из себя, так как я старшая сестра, я главная, черт подери. Но Карина… Ей плевать, видимо. Абсолютно плевать.

Захлопывается входная дверь. Я слежу за тем, как отъезжает машина родителей и, задернув занавески, решительно выдыхаю. Если сегодня не увижу сестру дома вовремя, придушу её собственными руками.

Затем меня вдруг накрывает странное чувство безысходности. Я ведь догадываюсь, где она, догадываюсь, почему на её теле появляются синяки. Но мне не хочется признавать правду. Я упрямо отказываюсь верить в то, что Карина связалась с бандой подростков, которые славятся лишь тем, что у них абсолютно отсутствует чувство страха, совести и морали. Мне противно даже думать о том, что она проводит время с этими аморальными людьми, с этими животными.

Я протираю руками холодное от пота лицо, и неуверенно оседаю на кровати.

Каждый подросток нашего района знает, что едва наступают сумерки, на улицы выходят они…

Банда тинэйджеров. Место их гнездования: заброшенный парк аттракционов. Никто точно не знает, что они там делают, чем занимаются, но абсолютно все уверены: связываться с ними – подписывать себе смертельный приговор. Практически все из списка шестнадцати погибших проводили время с ними, и что теперь? Теперь их тела находят в районе парка, и гадают: то ли подростки и правда сошли с ума и стали накладывать на себя руки из-за забавы, то ли их убивают, толкая с моста, топя в реке или подставляя подножку на железнодорожных путях.

Мне всегда плохо, когда я думаю об убийствах, но сейчас всё по-другому. Сейчас речь идет о Карине, и поэтому вместо недомогания, я чувствую дикую злость. У меня внутри, будто разгорается пожар. Я готова сорваться с места, схватить папино ружье и убить каждого, кто захочет причинить ей вред. И мне плевать на последствия. Я ощущаю огромную ответственность и прекрасно понимаю, что сидя дома, сложив руки, позволяю Карине всё глубже и глубже запутываться в сетях этой банды.

Неожиданно мои мысли прерывает звонок в дверь.

- О, да. Слава богу! – чеканю её, выбегая из комнаты. Карина вернулась вовремя. Таким образом, она спасла жизнь не только себе, но и мне. Замечательная новость. – Клянусь, приди ты ещё минут через десять…! – восклицаю я, открываю дверь и вижу на пороге Лешу. – Черт…

- Черт? – удивляется он. – Я так плохо выгляжу?

- Я думала, это Карина, - признаюсь я и пропускаю парня вперед. – Она как всегда задерживается.

- Твоя сестра идиотка. – Он произносит это с явным укором, но я даже не пытаюсь переубедить его. Она идиотка – зачем отрицать? – Ты сказала ей, что те парни опасны?

- Ты же знаешь, что сказала.

- Почему же тогда она не дома?

- Откуда мне знать? – я захлопываю дверь и взволнованно заправляю за уши непослушные волосы. – Может, они держат её? Может, она не в состоянии уйти?

- Умоляю тебя…

- А что? Что я должна думать?

- То, что Карина попала в плохую компанию.

Леша – мой единственный и, пожалуй, самый лучший друг. Его слова, все его выводы – это мои слова, мои выводы. Мы неоднократно обсуждали данную ситуацию, я даже просила его поговорить с Кариной. Но всё бесполезно. Такое чувство, что мою сестру подсадили на наркотики, и теперь она не может сидеть дома, потому что идет за очередной дозой.

- Я думала, ты на похоронах. – Тихо протягиваю я, и смотрю на Астахова. Его каштановые волосы не уложены, смяты, словно он только что проснулся. – Кажется, у Ситковых соберется вся школа.

- Не для меня такие сборища. – Горько усмехается парень. – Как по мне, так похороны – это пустая трата денег.

- Почему?

- Сама подумай. Приходят незнакомые люди, начинают говорить о уже мертвом человеке так, словно он был их лучшим другом, едят, пьют далеко не вишневый компот. К чему всё это? Я считаю, что прощаться с человеком должны только близкие. Никого лишнего: родители и лучшие друзья.

- Наверно.

Астахов кивает и бредет на кухню. Там по-хозяйски наливает себе воды, и вновь поворачивается ко мне.

- А ты чего не пошла?

- По той же самой причине, что и ты, - сажусь за стол. – Тошнит меня от похорон. Не люблю мероприятия, в которых главную роль исполняют покойники.

Леша усмехается, и протирает руками лицо. Только сейчас я замечаю, что парень выглядит уставшим. Задумываюсь: может, он подавлен смертью Вовы? Они иногда общались, на перемене, но вряд ли это сделало их друзьями.

- Послушай, Лия, - медленно начинает он, и я выплываю из мыслей. – Мы должны что-то сделать, иначе потом будет поздно.

- О чем ты?

- Я о Карине.

- И что ты можешь сделать? Моя сестра сошла с ума, и единственное, чем мы можем ей помочь, это упрятать в психушку.

- Понимаешь… Я уже сталкивался с таким! – с горечью признается парень. – Ничем хорошим подобные вещи не заканчиваются, поверь мне.

- Я знаю.

- Так что, давай расскажем твоим родителям.

- О да, давай! А потом нас с Кариной обеих не будут выпускать из дома до сорокалетия!

- Но тогда она хотя бы будет цела, понимаешь? – Леша подходит ко мне и смотрит в глаза так серьёзно, что я буквально ощущаю, как на мои плечи ложится все больше и больше ответственности. – Твоим родителям пришлось многое пережить. Они ужасно переносили то время, когда ты была в больнице…

- Но я…

- Не перебивай меня. Дослушай. – Он выдыхает. – Им было очень трудно, Лия. Я видел это. Твоя мать не находила себе места, она каждый день прощалась с тобой и жила в страхе, что ты не очнешься. Не позволяй ей пережить это снова.

- Не нужно напоминать мне. Пусть я не помню, что было до моего пробуждения, я отлично запомнила то, что происходило после. – Мне больно слышать о больнице. Больно даже думать о ней. Сразу ощущаю запах лекарств, ощущаю иголки в руках и невообразимое чувство страха. Я пролежала в коме две недели, а когда очнулась, осознала, что из моей памяти выпал целый год. Целый год жизни, полной каких-то ощущений, каких-то событий, каких-то эмоций – он просто исчез! Доктора сказали, что я потеряла память от сильного удара по голове. Позже, я узнала, что упала с пятиэтажного здания. Все называли мое выздоровление чудом, я же считала это некой стеркой, которой воспользовалась моя судьба, дабы избавиться от чего-то плохого и ненужного. С тех пор прошло четыре месяца. Я полностью восстановилась, жизнь стабилизировалась, но мне до сих пор кажется, что это «ненужное» было чем-то важным. Чем-то слишком близким и родным.

- Лия, - Леша как всегда выводит меня из транса своим серьёзным и взрослым тоном. – Ты должна что-то сделать, иначе мы потеряем Карину. Нам с тобой прекрасно известно, что она так долго не с подругами веселиться, играя в шахматы, так что нужно действовать.

Его слова действуют на меня, словно красная тряпка на быка. Я вдруг понимаю, что единственное, чем могу помочь сестре, это тем, что самостоятельно вызволю её оттуда.

- Хорошо. Тогда я иду в парк.

Я резко срываюсь с места и иду в свою комнату. Когда я натягиваю на плечи теплую кофту, рядом появляется Леша.

- Ты меня не правильно поняла! – растеряно восклицает он. – Я имел в виду, давай обратимся к взрослым, давай привлечем полицию, но никак не давай разберемся сами!

- А мы и не будем разбираться сами. – Парень облегченно выдыхает, и тогда я продолжаю. – Ты со мной не идешь, так что разбираться я буду одна.

- Что?

- Будь на связи, - я иду по коридору и останавливаюсь возле двери, чтобы надеть пальто. – Я позвоню, если что-то пойдет не так.

- То, что твоя сестра идиотка – мы уяснили, но ты ведь в своем уме! Куда ты собираешься? – Леша недовольно хватает меня за локоть. – Ты никуда не пойдешь, ясно?

- Карина в опасности, и ты прав – я должна что-то сделать.

- Но ты ничего не можешь! Господи, Лия, ты обычный подросток. Что ты сможешь предпринять против целой банды?

- Я не знаю, - честно признаюсь я, и взмахиваю руками в стороны. – Я надеюсь, что у меня получится просто схватить сестру за шиворот и по-тихому потащить домой. Затем мы спокойно обсудим её поведение, она пообещает больше не шляться с этой бандой, и мы мирно уснем под звуки ветра за окном.

Я открываю дверь, но Леша тут же закрывает её и становится перед выходом.

- Ты спятила.

- Господи, Леш. Просто верь мне! – горячо протягиваю я. – Я не знаю почему, но мне кажется, что я поступаю правильно. Ты…, - протираю руками лицо. – Ты же знаешь, что это так. К тому же, у меня нет выхода. Я должна помочь Карине, и тебе меня не остановить.

Парень думает несколько секунд.

Затем он уверенно выхватывает из моей руки ключи от квартиры, и смотрит на меня так серьёзно, что мне даже становится не по себе:

- Во-первых, одна ты никуда не пойдешь. Во-вторых, до парка в это время ходит мало автобусов, так что моя помощь тебе в любом случае понадобиться. И, в-третьих, - Леша тяжело выдыхает и открывает за своей спиной дверь. – Прости меня за то, что я позволяю тебе это сделать.

- Спасибо, - я кладу руку на плечо парню. – Спасибо тебе.

- Рано меня благодарить, - грустно протягивает он, и мы выходим из квартиры. – Будем праздновать, когда вернем твою сестру домой. – Через минуту он добавляет. – Если вернем.

- Не говори так, - я иду на несколько шагов впереди, и чувствую, как его взгляд прожигает мне спину. – Мы вытащим Карину.

- Всё слишком серьёзно. Эта банда опасна. Ты думаешь, ребята из нашей школы пропадают, потому что теряются в округах Питера? Они умирают, Лия!

- Не нагнетай обстановку.

- Я просто хочу, чтобы ты понимала, на что идешь.

- Конечно, я понимаю.

- Тогда почему ты ещё не звонишь родителям?!

- Потому что после разговора с ними мне и Карине придется туго, - недовольно чеканю я, и отталкиваю дверь подъезда. –Неужели ты не понимаешь, насколько сильно изменится наша жизнь, узнай они правду. Карине запретят выходить из дома, мне перестанут доверять, так как я упорно несколько недель подряд говорю маме о том, что сестра приходит домой даже раньше, чем к девяти. Что если Карина на самом деле не в таком плохом положении, как мы думаем? Что если мы сейчас придем за ней, и на этом всё закончится? В этом случае привлечение родителей совершенно бессмысленно.

- Но что если все именно так, как мы с тобой предполагаем? – устало спрашивает Леша и открывает мне дверь своего черного нового «Рено». – Что если твоей сестре и правда не хватит только нашей помощи?

- Вот тогда и привлечем родителей, - садясь, заключаю я.

- Мы идиоты, как и твоя сестра! – с абсурдом восклицает парень и закрывает за мной дверь.

Затем он обходит машину, усаживается за руль и вновь отрезает. – Идиоты и точка!

- Я и не спорю, - усмехаюсь я, хотя смех совершенно не уместен. Я смотрю на друга, на то, как напряжены его плечи, как крепко пальцы сжимают руль, как испугано его лицо, и вновь смеюсь. – Леш, прекрати!

- Что? – недоуменно спрашивает парень. – Что не так?

- Прекрати выглядеть таким испуганным!

- А ты прекрати смеяться. Мой испуг хотя бы оправдан…

- Прости. Нервы.

Леша горько улыбается и громко выдыхает.

- Мы с тобой отличная команда, - заключает он. – Возможно, всё и правда пройдет быстро, безболезненно.

- Мне ужасно жаль, что я втянула тебя.

- Я сам втянул себя, так что даже не начинай. Лучше подумай, что мы с тобой будем делать. Каков план, кэп?

- Ну…, - я смотрю в окно, на размазанную картину города, и прикусываю губу. – У меня нет четкого плана. Мы просто должны найти Карину, вывести её из парка и если понадобиться - силой затащить в машину.

- Ты наверно забыла, что вокруг твоей сестры будет много недружелюбных людей…

- Я помню, но надеюсь, что сегодня у них будет хорошее настроение.

- Какой отличный план! – с сарказмом восклицает Леша. – Теперь я точно уверен, что мы уйдем живыми!

Я закатываю глаза и поникаю на сидении. Астахов прав: план паршивый. Но что я могу против банды оголтелых преступников?

Уверенность начинает испаряться. Так и захотелось крикнуть Леше, чтобы тот сильней нажал на газ, иначе вместо адреналина, мной завладеет паника. Но я молчу. Пялюсь в окно и не могу даже пошевелиться.

Когда Астахов останавливается около ворот парка аттракционов, я чувствую, как сводит живот. Мне становится по-настоящему страшно, как бывает, если смотришь фильм ужасов один, в темноте, на полную громкость. Пальцы обычно мертвой хваткой держаться за одеяло, глаза смотрят ровно вперед, тело замораживается и отказывается шевелиться. Я сейчас испытывала нечто похожее.

В голове возникают вопросы: что я здесь делаю? Кому пытаюсь что-то доказать?

Но я не нахожу ответов.

- Готова? – голос Леши где-то далеко. Я не понимаю, как киваю, как выхожу из машины, как иду в парк. Разум отказывается принимать тот факт, что я решилась на нечто подобное, но сердце упрямо тянет меня вперед.

Сначала я слышу музыку: дикий рок, металл, похожий на скрежет железа. Она становится громче, по мере того, как мы приближаемся к аттракционам, затем становится просто оглушающей. Впереди показываются люди: много людей. Раза в три больше, чем я предполагала, и у меня потеют ладони.

- Надень капюшон, - командует Астахов, и я послушно натягиваю капюшон на лицо. – Нам ни к чему выделяться.

- Как их много, - шепчу я, и мои глаза широко раскрываются: я вижу толпу, стоящую около заброшенного колеса обозрения. Люди смеются, кричат, разбрызгивают из стороны в стороны пиво. Кто-то танцует, кто-то лежит на ледяном асфальте, кто-то кричит, дерется: полный хаос, изумительная свобода, которая не приносит никому ничего хорошего. Все без исключения одеты в темную одежду. У многих татуировки, у кого-то даже пирсинги. Боже мой, может это секта? – Надо найти Карину и сваливать отсюда.

- Полностью с тобой согласен.

- Разделимся? – мой голос уверенный, так что Леша кивает и отдаляется от меня в противоположном направлении. Если бы он знал, что творится на самом деле у меня внутри, то ни за что бы не отошел от меня ни на шаг.

Я выдыхаю и продолжаю приближаться к толпе.

Значит вот как выглядит эта знаменитая банда. Свора пьяных подростков, которая не в состоянии контролировать себя. В каждом из них я вижу потенциальную угрозу. По сути им абсолютно плевать, что я прохожу рядом, пробираюсь вглубь их норы, но в любой момент, они могут сорваться, как дикие собаки. И тогда мне придется несладко.

Я оглядываюсь и замечаю костер, горящий рядом с будкой, где раньше раздавали билеты, и он не просто большой, он огромный. Языки пламени врываются в темное небо и освещают всё вокруг себя примерно на несколько метров. Несмотря на то, что я стою на приличном от огня расстоянии, я чувствую безумное тепло, и мне хочется подойти ещё ближе, согреться ещё сильней.

Внезапно толпа начинает расступаться. Меня сносит волной в сторону, и прижимает к какому-то толстому парню. Не думаю, что он замечает…

Образовывается некая дорожка. Я вытягиваю шею, чтобы увидеть, для кого её сделали, но не могу даже подняться на носочки. Все стоят так близко, что я пугаюсь, как бы не прекратить дышать.

Неожиданно толпа начинает выкрикивать: шрам! Шрам! Шрам! Люди поднимают руки вверх, девушки дико визжат, парни рычат, словно одичавшие звери. Поднимает гул. Толстый незнакомец резко взмахивает руками, и на меня едва не выливается его пиво. Он не обращает на это внимание. Впрочем, я не удивляюсь. Лишь пытаюсь отойти в сторону, правда это оказывается не так-то просто сделать.

- Шрам! – орет он. – Шрам! Ты его видишь? – внезапно он смотрит на меня, и я озадачено примерзаю к месту. – Видишь его? Он уже пришел?

Он? Я удивленно вскидываю брови. Шрам – это человек?

Девушки рядом со мной, визжат, словно их только что проткнули ножом. Означает ли это, что тайный предводитель, наконец, здесь?

- Идиотизм, - выдыхаю я, и собираюсь продолжить поиски Карины, как вдруг все резко затихают.

Я недоуменно замираю: какого черта происходит? Почему никто не двигается? Наступает такая мертвая тишина, что самым громким звуком оказывается биение моего сердца. Судорожное биение. Мне становится не по себе.

Я тянусь рукой к телефону, надеясь позвонить Леше, услышать, что он нашел Карину и немедленно сбежать, как вдруг все начинают медленно стучать правой ногой об асфальт. Будто гром, их удары эхом разносятся по парку, и я, наконец, понимаю, что означает выражение: когда кровь стынет в жилах. Не удивлюсь, если мои глаза стали огромными от шока. Выпускаю из руки сотовый и осматриваюсь: я нахожусь в центре чего-то странного, опасного и необъяснимого. Разум кричит: уходи Лия, уходи скорей! Но сердце не позволяет ему взять надо мной власть, произнося тихо и уверено: останься. Ты именно там, где должна быть.

Эта стая подростков, похожа именно на «стаю». Их первобытное желание свободы, страсти, огня пугает и завораживает одновременно, и я буквально чувствую, как мурашки пробегают по спине, как загорается всё внутри, как в глазах блестит азарт, адреналин, языки пламени. Опьяняющее состояние. Я внезапно ловлю себя на мысли, что соскучилась по такому чувству.

И только через несколько секунд, мне приходится задуматься: почему соскучилась, если я раньше никогда не испытывала ничего подобного?

- Сегодня новый день, - неожиданно провозглашает мужской голос, и я поднимаю глаза на будку рядом с костром. На её крыше стоит высокий парень. Он в тени, и поэтому я могу разглядеть лишь его расплывчатый силуэт. – Новая ночь в нашем с вами распоряжении. Как вы знаете, я не силен по части громким слов и красивых высказываний, поэтому не буду тратить время на опровержение сложившегося стереотипа, и скажу лишь одно: посвящение продолжается! – Толпа одобряюще кричит, и вновь вскидывает вверх руки. – Наши новички готовы к новым испытаниям, и уже ждут, когда же придет их время доказать свою принадлежность к нашей стае! – «Стае»? Мне становится страшно от того, что мой выдуманный термин является названием данного сборища. – Не будем томить их! Два испытания позади! Нам предстоит ещё пять, а пока…, - Парень замолкает, на что толпа так же стихает. Он игриво улыбается, раскидывает руки в стороны, закрывает глаза и шагает с трех метровой будки вниз. Кто-то взвизгивает, я схватываюсь рукой за рот, не в силах контролировать бушующих внутри страх. Но в этом нет смысла. Парень спокойно приземляется на ноги, встает и вновь одаряет всех своей очаровательно улыбкой. Языки пламени освещают его лицо, и теперь я понимаю, почему люди выкрикивают слово: шрам. – Не дайте ночи пройти зря.

Толпа вновь дико орет, а я никак могу оторвать взгляд от огромного шрама на лице предводителя. Рана начинается около левого глаза и неровной, бесформенной линией идет вниз по щеке, подбородку, шее… Мне и в голову не может прийти, что же должно было случиться с человеком, чтобы оставить после себя такой отпечаток. Наверно, нечто ужасное.

- Лия! – я ощущаю на себе чью-то руку и с силой выворачиваю её в сторону. – Ты что делаешь?!

Недоуменно поднимаю глаза и понимаю, что передо мной Леша.

- Прости, я…, - отпустив локоть парня, растеряно хмурюсь. – Понятия не имею, как я это сделала…

- Не важно, - отрезает Астахов и взволнованно выдыхает. – Карины нигде нет.

- Что?

- Я не смог её найти.

- Она не могла уйти далеко. Эта толпа перемещается вместе, они будто зависят друг от друга…

- Зря мы пришли, - шепчет Леша, и я замечаю, как напрягается его лицо. – Я не должен был позволять тебе.

- Перестань. Похоже, им всё равно, есть мы или нет нас.… Этих подростков занимают совсем другие мысли.

- Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь!

- Господи, Леш, что за паника? – я недоуменно хмурюсь. – Всё идет гладко, так что перестань пугать меня.

- Мы должны найти Карину и как можно скорей убраться отсюда!

- Я и так этим занимаюсь, если ты не заметил…

- Лия, просто…

- Хватит! – настороженно смотрю на друга. – Если тебе страшно, жди меня в машине. Я найду сестру, и приду к тебе.

- Ты даже не пытаешься услышать меня!

Восклицание Леши тонет в новой порции криков. Люди начинают двигаться за Шрамом, и я недоуменно вскидываю брови: что заставляет их прислуживать ему? Почему подростки – неуправляемые, свободолюбивые эгоисты, слушают какого-то странного парня с отпечатком жизни на лице?

- Жди меня в машине, - напоследок отрезаю я, и уверенно иду за толпой. – Я найду Карину и вернусь к тебе.

Возможно, Астахов говорит что-то ещё, но я не обращаю внимания. Его страх не должен помешать мне, найти сестру.

Новое столпотворение не предоставляет мне возможности даже издалека увидеть, что же происходит в центре. Я подпрыгиваю: бесполезно. Осматриваюсь в поисках места повыше: так же безрезультатно. Тогда мне приходится воспользоваться стандартным методом.

- Пропустите, - отрезают я, и словно угорь начинаю извиваться между людьми. – Дорогу освободите.

Мой тон выше нормального, движения резкие, просьбы – вовсе не просьбы. Я понимаю, что веду себя так, как ведут себя члены этой стаи, но так же осознаю, что пришла в место, где свои законы. Иного способа пробраться к центру просто не существует, так что приходится быть наглой и нахальной.

- Пропустите! – в последний раз восклицаю я, и, наконец, оказываюсь в первом ряду. Передо мной стоит огромная квадратная установка. Первое, что приходит мне на ум – это гигантский аквариум. Я бы рассмеялась, если бы не видела данное сооружение своими же глазами. Стеклянный куб доверху наполнен водой, внутри колеблется чье-то тело. Люди вокруг отсчитывают время, Шрам стоит с секундомером в руке, и тогда я понимаю: черт подери – вот оно посвящение новичков. Их испытывают на прочность. Правда, каким способом? Пытаясь утопить?

Становится не по себе. Вряд ли обычный человек сможет продержаться без кислорода слишком долго. И кто пойдет на подобное? Это же чистой воды самоубийство!

Я присматриваюсь: внутри находится девушка. Ну и не сладко ей приходится. Этот куб выглядит устрашающе, как и толпа, обволакивающая его. Неожиданно в моей голове возникает вопрос: сможет ли адреналин прибавить несколько минут без кислорода, когда страх воды, людей и закрытого пространства нагло их отнимает?

Я скрещиваю перед собой руки и осматриваюсь: ну же, Карина? Где ты?

Неожиданно тело в аквариуме шевелится, и начинает медленно всплывать вверх. Однако когда девушка вытягивает руки, то она и все люди, окружающие куб понимают: проход закрыт.

- Нет, нет, нет, - кричит Шрам и указывает на секундомер. – Ещё двадцать пять секунд, милочка.

Я озадачено хмурюсь. Он её не выпускает?

Девушка начинает сильней бить по люку, теребить ногами в стороны, но парень даже не шевелится.

Сначала я ощущаю глупое недоумение: почему он не поможет ей?

Потом мной овладевает паника: она ведь там задохнется!

А затем меня поглощает дикий ужас: заложница разворачивается ко мне лицом, и я понимаю, что это Карина.

Первое, что я делаю - это дико кричу, но мой возглас не услышан. Толпа орет настолько громко, что я теряюсь среди неё, словно спичка среди огромного пожара. Затем меня автоматически тянет к кубу, и я начинаю молотить по нему так сильно, как ненормальная.

- Карина! Карина!

Сестра спускается чуть ниже и замечает меня. Схватившись одной рукой за горло, она вторую прикладывает к стеклу и что-то шепчет.

- Боже мой, - судорожно протягиваю я. – Боже, Карина! Помогите ей! Кто-нибудь!

Последний кислород выходит изо рта моей сестры, и я вижу, как начинает оседать её тело.

- Нет! Карина, нет! Выпустите её!

Я срываюсь с места и непроизвольно несусь по лестнице к Шраму. Он удивленно замирает, и смотрит на меня так, словно видит нечто ненастоящее. Нечто совершенно невообразимое, нереальное.

- Отпусти её! – верещу я и кидаюсь вперед, будто одичавшее животное. – Отпусти! Она умирает! Ей нужен воздух! Открой этот чертов люк! Открой его!

Парень молчит, стоит всё так же без движения, словно статуя. Его бездействие злит меня ещё больше, и тогда я сама нагибаюсь над рычагом и пытаюсь потянуть его на себя. Это оказывается не так просто.

- Прошу, помоги мне! – умоляю я, смотря на Шрама. – Пожалуйста, она же задохнется!

- Ещё тринадцать секунд, - холодно отрезает парень, и меня одолевает такой безумный гнев, что я готова разбить куб собственными руками. – Правила для всех едины.

- Господи. - От безысходности я готова расплакаться. – Ну же! Давай! – я тяну рычаг и одновременно не могу понять, почему он не подчиняется? – Давай же!

Время на исходе. Люк даже не сдвинулся с места, и тогда мой взгляд падает на биту.

Она лежит совсем рядом, в метре от меня. Какое простое и одновременно безумное решение. Неужели выхода из куба нет? Неужели испытание проходил ни тот, кто находился под водой, а тот, кто смотрел на него? Не понимая, что делаю, я хватаю профессиональную тяжелую биту, спрыгиваю с куба и, размахнувшись, ударяю по стеклу.

Толпа отпрыгивает назад и в смятении утихает. Наверно, я первая, кто решился пойти против системы.

Ещё один удар. Стекло треснуло.

- Карина! – ору я, увидев, что сестра лежит на дне аквариума. – Нет!

Я вновь размахиваюсь, и на этот раз полностью избавляюсь от преграды. Вода мощным потоком набрасывается на меня и утаскивает за собой подальше от куба, подальше от толпы. Осколки царапают кожу, застревают в одежде, но я не обращаю на это внимания. Подрываюсь с асфальта, кидаюсь к сестре. Она совсем бледная, практически прозрачная.

- О, боже мой, Карина, милая моя, - я падаю рядом с ней на колени, прохожусь руками по её светлым волосам, нагинаюсь к лицу. Дыхания нет. – Даже не думай покидать меня! Слышишь? Даже не думай об этом!

Я вдыхаю воздух в её рот, и начинаю делать массаж сердца. Раз, два, три. Ещё один вдох. Раз, два, три. Вдох. Раз, два…

Сестра резко выгибается и выплевывает застрявшую в горле воду. Тяжело и громко задышав, Карина испуганно ерзает на холодном асфальте и вцепляется мне в руку так крепко, что мне становится больно.

- Боже, мой, - шепчу я, и обнимаю сестру. – Никогда больше не пугай меня так.

- Лия? Я…, я не понимаю…

- Ты кто такая? – внезапно спрашивает меня мужской голос, и я настороженно поднимаю голову. Шрам нависает надо мной, словно грозовая туча. Его лицо злое, глаза черные, как у акулы.– Отвечай!

- Я не хочу проблем, - тихо начинаю я, соображая, что же делать. Идти на конфликт было бы глупо, хотя о чем это я? Конфликт был неизбежен. – Я пришла за сестрой. От вас мне ничего не нужно.

- Ты пришла в чужой дом, и решила, будто может вести себя так, как тебе заблагорассудится?

- Но Карина могла умереть!

- Твоя сестра сама пошла на это! – заключает Шрам. – И мне плевать благими ли были твои намерения. Ты вторглась на мою территорию.

- И сейчас же её покину, - обещаю я, и встаю, подняв за собой Карину. – Прошу, позвольте нам уйти, и мы больше никогда сюда не вернемся.

- Твои извинения – вздор. Мне плевать на них. – Я буквально чувствую, как исходил гнев из его взгляда. Даже поза кажется угрожающей. – Теперь придется платить. Вот только каким способом…

- Я ведь ничего плохого не сделала! – мой голос уверенный, хотя внутри бушует неизведанный ранее страх. – За что платить? За то, что я спасла сестру?

- За то, что ты – чужая, - толпа поддерживает его высказывание. – Ты не из стаи.

- Прошу, - вновь повторяю я и подхожу чуть ближе к Шраму. – Прошу, отпустите нас, и мы с вами больше никогда не пересечемся. – Заметив непоколебимость в его взгляде, я судорожно выдыхаю. – Тогда отпусти хотя бы Карину. Я не позволю причинить ей вред. Делайте со мной, что хотите, только её не трогайте, прошу.

Неожиданно парень улыбается. Я озадачено хмурюсь, не понимая резкую смену его настроения. С чем она связана? С тем, что я дрожу от страха? Или с тем, кто Карина едва стоит на ногах?

- Готова отдать жизнь за сестру. Благородно. – Я киваю. – Знаешь, что мы ценим в нашей стае? Всего три простые вещи: свободу, бесстрашие и…

- Самоотверженность, - одновременно с ним, шепчу я.

Шрам продолжает:

- Желание поставить жизнь другого члена стаи выше своей – есть повод для нас уважать и восхвалять тебя. Но есть одно «но», - я задерживаю дыхание и выдыхаю, только, когда он жестко и громко чеканит. – Ты – чужая.

Люди вокруг вновь орут, одна девушка, совсем молодая выходит немного вперед и кричит:

- Чужая!

Меня пугает поведение толпы: что им от меня надо? Почему они хотят причинить мне вред? Словно гигантский механизм, подростки подчиняются Шраму и соглашаются со всеми его словами, со всеми его выводами. Более того, я сразу поняла, что попроси их спрыгнуть с моста – они спрыгнут. Попроси задержать дыхание на пять минут – и они задержат. Попроси лечь под поезд – и они лягут. Череда подростковых самоубийств была не выдумкой. Только теперь я, наконец, знаю причину.

- И как мы накажем гостью? – громко спрашивает Шрам, и подростки начинают нервно смеяться, переглядываться друг с другом. Я крепче сжимаю сестру за плечи и выпрямляюсь: хочу казаться выше и уверенней. Но в любом случае, все катастрофически выходило из-под моего контроля. – Мне кажется, нужно прибегнуть к традиционному методу. – Я сглатываю и сосредоточено смотрю на парня. – Ты позволила себе слишком много, перешла черту. Я бы простил подобное жертвоприношения, если бы не материальный ущерб, который ты нам нанесла…

- Материальный ущерб? – невозможно поверить, но я смеюсь. Нервы, наверное. – Ты собираешься наказать меня за то, что я разбила ваш самодельный аквариум?

- Да, именно так.

- Не пытайся провести меня. Я не знаю, кто ты, и что тебе от меня нужно, но со мной подобный фокусы не пройдут. – Я глубоко вдыхаю, и пытаюсь быть уверенной. – Это испытание изначально было сделано для того, чтобы разбить стекло.

- Неужели?

- А как ты ещё объяснишь то, что рядом с кубом была бита? Ваш слоган: свобода, бесстрашие и самоотверженность. Это значит, что кто-то из толпы должен был схватить орудие и избавиться от стекла в считанные секунды. Но почему-то никто этого не сделал…

- Возможно, потому что ты не позволила никому до этого додуматься?

- О чем ты? – как же мне страшно. Я пытаюсь говорить громко, четко, уверенно, но внутри буквально умираю от дикого ужаса. – Ещё пара секунд, и Карина бы умерла!

- Это было бы печально…

- Боже, да ты псих.

- Если бы мне было нужно услышать твоё мнение, я бы дал тебе слово, - Шрам недовольно сужает глаза и приближается ко мне. – Мы решим проблему радикально. Я отпущу тебя, но сначала пройди испытание.

- Испытание?

- Да, классика жанра. Ты против одного члена моей стаи.

- Подожди, - я не могу понять о чем. Хочется спросить у окружающих: он ведь шутит? Правда? Это же шутка? Но вряд ли Шрам пускает слова на ветер, и я сконфуженно горблюсь. – Предлагаешь мне драться?

- Кто же будет твоим соперником? – проигнорировав мой вопрос, парень проходит взглядом по толпе, и довольно улыбается. Подростки вновь кричат, поднимают руки, ринутся вперед, от чего моя голова идет кругом. Господи, если бы столько желающих было меня спасти. – Саша – отличный боец, а может Костя?

- Драться с ней буду я.

Неожиданно в центр выходит высокий парень. Прежде чем оценить его лицо, я обращаю внимание на мускулистые руки, широкую спину. Мне хочется закричать от ужаса и молниеносно убежать, но потом я смотрю ему в глаза и прирастаю к месту. Его безразличие, его холод. Я вдруг понимаю, что Леша был прав – живой выйти отсюда будет слишком сложно.

- Ты? – Шрам искренне усмехается. – Вот это развлечение на ночь!

- Включай свой секундомер, - рявкает парень. – Засечем, за сколько секунд я её вырублю.

- Подождите! – с вызовом кричу я. – Я не собираюсь ни с кем драться!

- Тебя никто не спрашивает.

- Ещё как спрашивает! Это не справедливо! Тебе достаточно ударить меня один раз – и всё, я в нокауте! В чем же тогда смысл поединка?

- Хватит разглагольствовать! – недовольно протягивает мой соперник и встает в оборонительную позу. – Или ты пытаешься защититься, или я тебя убью.

Ужас пробегает по спине, и я слышу, как дико стучит в груди сердце. На несколько секунд меня прорезает тьма: остаюсь лишь я и глаза моего противника: его холодные, мертвые глаза.

Мне определенно не становится легче.

Начинаю отступать назад, как вдруг какая-то низкая девушка вырывает из моих рук Карину.

- Не трогай её! – зло кричу я и кидаюсь к брюнетке. – Убери от неё свои руки!

- Остынь, гостья, - усмехается Шрам, в тот момент, когда толпа рук толкает меня в центр круга. – Твоя сестра уйдет домой в целости и сохранности, если ты пройдешь испытание.

- Но я не пройду его.

- Главное принять вызов: исход не так важен.

- Исход не важен? – нервно удивляюсь я. – Не важен?!

Не обратив внимания на мои крики, Шрам поднимает руку, и толпа начинает скандировать: Макс! Макс! Макс!

Отлично. Теперь я хотя бы буду знать имя своего убийцы.

- Деритесь, - командует парень, и меня сковывает ужас. Я прирастаю к месту и впяливаю взгляд в противника. Неужели он не понимает, что я обречена? Неужели ему доставит удовольствие избить девушку, которая даже не успеет поднять на него руку?

Максим спокойно подходит ко мне и, издеваясь, толкает в плечо.

- Ну, что, готова, чужачка?

Я не отвечаю.

При мысли о том, чтобы просить у него пощады, у меня начинает горчить во рту.

Я глубоко вдыхаю и выставляю руки перед собой. Господи, может я и смогу победить его? Может, у него есть Ахиллесова пята и мне удастся найти её за первые несколько секунд? Может, он внезапно передумает и…

Живот пронзает резкая боль. В тот же момент, я отлетаю в сторону от удара в плечо, и буквально слышу, как внутри что-то ломается. Перед глазами проносится тьма, я кренюсь на бок, и едва удерживаю равновесие. Люди вокруг продолжают скандировать имя моего противника, они орут, смеются, кричат, и только я мечтаю проснуться и осознать, что все происходящее страшный сон. Но желания так и остаются желаниями. Максим хватает меня за волосы и ударяет в живот, опять, только сильней, гораздо жестче, и я чувствую новую боль. Перед глазами взрываются краски: зеленый, синий, желтый. Аттракционы, лица подростков, асфальт – всё смешивается, начинается крутиться. Я пытаюсь задеть парня, молочу руками в разные стороны, вялая, заторможенная, слабая, но он ставит мне подножку. Моё тело грубо падает вниз, и я скольжу подбородком по холодной земле не в состоянии даже крикнуть, даже расплакаться от боли. Затем Максим опускается рядом со мной. Он хватает меня за шею и приближается к моему уху так близко, что я ощущаю его горячее дыхание.

- Лежи и не двигайся. – Шепчет он. Его приказ кажется мне странным, ведь я и так не могу пошевелиться. - Поняла, меня? Ни одного движения!

Резко отпустив мою шею, парень поднимается с колен и громко выдыхает:

- Думаю с неё достаточно.

- Ты, правда, так считаешь? – неуверенно переспрашивает Шрам. – Она еще в состоянии помахать кулачками, ведь так? Ну же, гостья! Драка была слишком короткой, и мы не успели ею насладиться! Всего тридцать одна секунда!

- Отстань от неё, Стас, - вновь произносит Макс, и я даже сквозь боль замечаю, что он первый, кто называет его по имени. – Пусть идет домой и больше никогда сюда не возвращается.

Наступает молчание.

Я разрываюсь между тем, чтобы плакать от боли или плакать от унижения. Ноет все тело, все конечности. В глазах стоят слезы, в воздухе витает запах крови, и кажется это далеко не кровь соперника. Одно радует, плечо совсем не болит: я его просто не чувствую.

- Ладно, - неожиданно отрезает Шрам. – Я всё равно не рассчитывал на нечто большее.

Я вижу, как он разворачивается ко мне спиной, и уходит. То же делают и остальные. Целая толпа людей, приходит возле меня, и даже не предлагает помощи, хотя выгляжу я наверняка паршиво.

Воцарила тишина. Интересно, который час? Родители уже приехали? Обрадуются ли они, увидев, меня в крови? Если они конечно увидят…

Я хочу перевернуться на бок.

- Черт, - резкая боль пронзает спину. Я сильно прикусываю губу, чувствую вкус крови и сжимаю руки в кулаки.

Мне трудно дышать. Легкие сдавлены, после сильных ударов, ребра болят, едва я пытаюсь втянуть воздух. Но кроме физической боли я испытываю ещё и нечто другое. Дикий стыд, позор и разочарование в себе. Я оказалась такой слабой, такой беззащитной и уязвленной. Парню хватило тридцати секунд, чтобы избавить от меня. Тридцати! Неужели я настолько ничтожна?

Неожиданно я слышу слабый голос.

- Лия? – мое лицо приподнимают чьи-то холодные, мокрые руки. – Боже, мой. Прости меня. Лия, ты меня слышишь?

- Карина?

- Господи, мне так жаль. Я…, - слова сестры обрываются, и она начинает плакать. – Я не хотела, я…

Неожиданно кто-то берет меня за плечи и медленно поднимает с асфальта. Я встаю на ноги, шатаюсь, пытаюсь разглядеть человека перед собой, но не могу даже удержать равновесие.

- Ох, как же он тебя…, - протягивает женский голос. – Мог бы быть поделикатней с девушкой.

- Я не понимаю…

- И не надо ничего понимать. – Незнакомка перекидывает мою руку себе через плечо и начинает двигаться в сторону парковки

- Кто ты?

- Кира. Я учусь с тобой в одной школе, забыла?

- Кира? – мои мысли пытаются крутиться, пытаются воссоздать автопортрет человека, но вместо этого, я лишь вяло оседаю в руках девушки. – Разве мы знакомы?

- Карина, прибавляй скорость, - проигнорировав мой вопрос, отрезает незнакомка. – Ты же не хочешь остаться здесь одна, правда?

- Я иду.

- Вот и отлично.

- Почему ты мне помогаешь? – неразборчиво спрашиваю я, и поднимаю взгляд на девушку. – Ты же одна из них, зачем тебе проблемы?

- Не задавай лишних вопросов, Лия.

- Знаешь моё имя?

- Я же сказала тебе, - Я слышу, как открывается дверь машины, и мне становится тепло. – Никаких вопросов.

 

ГЛАВА 2. АДРЕНАЛИН В МОЕЙ КРОВИ.

 

Как хорошо, что некоторым вещам приходит конец.

Я медленно открываю глаза, чувствуя запах родного дома. Мои духи. Моя комната. Мне всего лишь приснился кошмар, и он закончился.

Я вытягиваю перед собой руки, и вдруг резко сворачиваюсь клубком на кровати. Ядовитая, тягучая боль пронзает тело от кончиков пальцев до головы. Словно маленькие взрывы, во мне то и дело пульсируют синяки, отеки. Я вдыхаю глубже, и понимаю, что с запахом духов смешался запах крови, и тогда мне вдруг становится обидно. Это был не сон. Это был не кошмар. Я сжимаю одеяло, и ощущаю подступившие к глазам слезы. Лицемерие на свой счет исчезло. Раньше я думала, что я сильная. Я ошибалась.

Собравшись, я пытаюсь разогнуться и открываю глаза. Медленно стаскиваю с себя одеяло и приподнимаю майку. На животе огромный отек, синий, желтый, оранжевый: просто целая радуга. Я сжимаю крепко губы и встаю с кровати. Тут же заныли ноги, спина. Прихрамывая, я подхожу к зеркалу и вижу гематому на плече. Вот почему вчера я его не чувствовала: ему досталось больше всего.

В мою комнату стучат, и я как можно скорей пытаюсь добраться до шкафчика. Прикрыть синяки от родителей: пожалуй, самая важная задача на данный момент.

Но когда дверь открывается, на пороге я вижу Карину. Она бледная, уставшая. Я бы сказала, больная, если бы не знала истинную причину вялости.

- Привет, - неуверенно шепчет она, и я прожигаю её недовольным взглядом. – Как себя чувствуешь?

- Отлично.

- Давай я принесу йод. Леша сказал утром обработать раны ещё раз.

- Леша? – я вскидываю подбородок и усмехаюсь. – С чего это он решил позаботиться обо мне? Его ведь не волновало, что со мной, когда тот парень избивал меня на виду у целой толпы. Что изменилось сейчас?

- Не правда. Он сильно переживал.

- Я заметила.

- Послушай, - Карина подходит ко мне и кладет руку на здоровое плечо. – Прости меня. Я не хотела, чтобы так вышло.

- Ты…, - стряхнув её руку, я протираю ладонями лицо и продолжаю. – Ты в своем была уме, когда прыгнула в тот куб? Понимала, что делаешь? Потому что я не представлю, какой идиоткой надо быть, чтобы добровольно пойти на самоубийство! Так что просвети меня. Скажи мне: о чем. Ты. Думала?

- Лия, это сложно объяснить.

- Да, нет тут ничего сложного! – заводясь, восклицаю я. – Объясни мне, почему ты делаешь это? Почему не слушаешь меня? Почему подвергаешь себя опасности?

- В стае есть мои друзья, и я…, - Карина резко замолкает, увидев гнев на моем лице. Она растеряно прикусывает губу и отворачиваюсь. – Тебе не понять меня.

- Твои друзья? – я практически выплевываю этот вопрос. – Считаешь, там были твои друзья?! Ах да. Наверно именно они стояли возле аквариума и смотрели на то, как ты задыхаешься!

- Всё слишком сложно! Я познакомилась с одной девушкой, она привела меня. Мы обе новички, и нам пришлось согласиться на инициацию.

- Господи, что за чушь ты несешь? Какую инициацию? Почему пришлось согласиться? Ты же увидела этих людей, зачем осталась с ними? Это животные, у которых вместо разума – стремление к свободе и к насилию!

- Не говори так, - с вызовом отрезает сестра, и я прирастает к месту. Она защищает их? Защищает после того, что произошло? – Они очень честные и справедливые. Да, порой, жестокие, но справедливые.

- Знаешь, что, - неожиданно для самой себя, я подхожу к Карине, хватаю её за локоть и тащу к двери. – Пошла вон из моей комнаты.

- Но…

- Я рисковала своей жизнью ради тебя, а ты сейчас ставишь мне эту безмозглую стаю в пример? – Кажется, сестра задевает последние оставшиеся здоровые органы. – Не подходи ко мне больше

- Лия!

- Я сказала, пошла вон! – взрываюсь я, и чувствую, как боль вновь пронзает тело. Карина вихрем выбегает из комнаты, захлопывает за собой дверь, а я без сил падаю на кровать. Опять трудно дышать. Такое чувство, что вчера мне сломали ребра. Прикрыв глаза, я пытаюсь подняться. Больно. Тогда я отталкиваюсь руками от постели, и нахожу опору впереди: фортепиано.

Когда-то я часто играла. Сейчас не получается. Я чувствую дикое раздражение, когда не могу вспомнить ни одно любимое произведение, и поэтому быстро завершаю занятие. Правда, есть одна мелодия…

Она крутится в моей голове уже четыре месяца. Я впервые вспомнила о ней ещё в больнице, затем не могла забыть в школе. Пытаясь подобрать её на фортепиано, я только больше убеждалась в своей бесполезности, и поэтому забросила.

Зря. Мелодия и сейчас всплыла в голове.

Вновь открывается дверь. Я поворачиваюсь, чтобы послать Карину куда подальше, но вдруг вижу маму.

- Почему ты ещё не готова? – спрашивает она и достает из шкафа свою кофту. – Твой папа уже собирается уезжать. Планируешь добираться на автобусе?

- Нет, я уже одеваюсь.

- Давай быстрей. Школу ты сегодня не прогуляешь: даже можешь не прикидываться.

- Хорошо.

Мама уходит, и я хватаюсь рукой за спину. Если мне удастся выжить: это будет безумным везением.

 

Когда мы подъезжаем к школе, в машине тихо.

Папа останавливается и достает из кармана кошелек.

- Сегодня не смогу забрать ни одну из вас, - сообщает он, и открывает бумажник. – Так что добирайтесь самостоятельно.

- Хорошо. – Я киваю. – Что-то случилось?

- Нет. Просто мне поставили две смены, - он протягивает деньги. – Вчера я провел сложную операцию. За женщиной нужен уход, и, желательно, если я буду поблизости.

- Мама знает, что ты будешь поздно?

- Она останется со мной в больнице. Я решил подстраховаться. У той женщины было внутреннее кровотечение, так что, случись что-нибудь непредвиденное, её знания мне смогут пригодиться.

Я понимающе киваю.

Два доктора в семье – сложная ситуация. Родителей практически не бывает рядом, а когда они все же появляются – с ними появляется и контроль. Безумный контроль, который, порой, сводит меня с ума. К счастью, он заключается не в том, куда я хожу и с кем общаюсь. Чаще всего правила предков распространяются на бытовые проблемы. К примеру, воду два раза кипятить в чайнике запрещается под угрозой «административного наказания» в размере недели в качестве единственной дома посудомойки. Или жарить, необходимо меняя масло, при каждом новом заходе. Звучит, конечно, здраво, но это ужасно выбешивает, когда нельзя пожарить десять кусков мяса одновременно, а обязательно нужно разделить их на две партии, и помыть два раза сковородку. Естественно, я понимаю, что образ жизни моих родителей тесно взаимосвязан с их работой: правила, алгоритмы, ответственность. Но иногда это утомляет. В конце концов, доктора они, а не я с Кариной.

- Тогда увидимся завтра утром, - я прекрасно понимаю, что засну к тому времени, как они вернутся, так что даже не надеюсь на ночную встречу. – Пока.

Я машу папе рукой, открываю дверь, но когда пытаюсь встать, откатываюсь назад на сидение. Внезапная боль заставляет скрючиться, и я крепко сжимаю глаза.

- Что такое? Лия? Что с тобой?

Карина замирает, папа смотрит на меня все так же настороженно, и мне приходится ценой огромных усилий, выдавить из себя улыбку.

- Просто живот схватил.

- Где схватил? – Ну, вот опять его медицинские штучки. – Что именно болит?

- Пап, успокойся. Ничего страшного.

- Лия, я спросил, где болит?

Я выдыхаю, и краем глаза замечаю бледное лицо сестры. Наверно, она готова провалиться сквозь землю. Я вообще-то тоже, но мне приходится быть смелой.

- У меня схватил низ живота. Такое бывает каждый месяц у всех женщин. – Я наблюдаю за тем, как папа облегченно опускает плечи. – Так что не стоит волноваться. Все пройдет через несколько часов.

- Хорошо, - он кивает и переносит ногу на педаль сцепления. – Встретимся завтра.

Я повторяю попытку, и на этот раз благополучно выхожу из машины. Папа уезжает, и Карина испуганно смотрит на меня.

- Почти раскусил.

- Я с тобой разговаривать не собираюсь, - отрезаю я и направляюсь к школе. – Можешь даже не стараться что-либо исправить.

- Я и не стараюсь.

Я фыркаю. А ведь могла бы.

Сестра не отстает. Семенит за мной следом, и я чувствую, как она прожигает взглядом мне спину. Появляется желание развернуться и влепить ей здоровую оплеуху, чтобы мозги встали на место. Но я иду вперед и ровно дышу, не хочу вновь спровоцировать боль в спине.

- Ты сегодня долго? – спрашивает Карина, но я не отвечаю. – У тебя есть вождение? – я вновь молчу, и тогда сестра тяжело выдыхает. – Рано или поздно нам всё равно придется заговорить.

- Ты думаешь? – не удерживаюсь я, и прикусываю язык.

- Ты уже говоришь, - довольная собой, она улыбается мне и, наконец, выходит вперед.

Я не пытаюсь догнать её. Пусть идет куда хочет. В конце концов, моя боль в спине появилась по её инициативе.

День начался не очень, продолжился он в таком же медленном и тягучем ритме. Я ходила, держась руками за стены, иногда останавливалась, чтобы передохнуть. Но, к счастью, к концу третьего урока, в моем теле выработался антидот. Я могла спокойно передвигаться, шевелиться, и даже нагибаться, если приходилось. Мои одноклассники не поняли, почему я похожа на калеку, но им, по-видимому, все равно. Я всегда замечала, что они настороженно ко мне относятся, не пытаются сблизиться, подружиться. Я сначала задавалась вопросом: почему? Но потом бросила это дело. В конце концов, это их проблемы, что я им не нравлюсь. Сама себя я вполне устраиваю.

Когда пришло время идти в столовую, я направилась туда в гордом одиночестве. На звонки Леши я принципиально не отвечала, Карина где-то шлялась со своими подругами, так что пришлось пересекать темные коридоры школы в обществе с самой собой. Но так было до того момента, как я заметила вдалеке знакомое лицо.

Как же я могла забыть?

Я прибавила скорость, насколько это было возможно в моей ситуации, и через минуту нагнала высокую блондинку. Коснувшись её плеча, я откашлялась и неуверенно остановилась.

- Кира?

Девушка повернулась ко мне лицом, и скрестила перед собой руки. Не сказать, что она выглядела испуганной, скорей она показалась мне растерянной. Абсолютное отличие от того, какой я помню её вчера: уверенной, сильной, бесстрашной.

- Я хотела сказать тебе кое-что, - на выдохе произношу я, и поджимаю губы. – Спасибо, что ты помогла мне добраться до машины.

- Не стоит, - почти шепотом, отвечает она.

- Нет. Я, правда, очень благодарна тебе. Все люди прошли мимо, но ты остановилась.

- Кто-то же должен был.

- Почему ты это сделала? Ведь не в правилах стаи помогать чужакам.

- Тише, - резко отрезает она и оглядывается. – Хочешь, чтобы все узнали, где мы вчера с тобой проводили время?

- Я не думаю, что люди поймут, о чем мы.

- А если поймут? – Кира протирает лицо и откидывает назад волосы. – Послушай, да я помогла тебе, но это не значит, что теперь мы лучшие подруги, или заодно, ясно? Ты лежала в крови, мне стало тебя жалко, я не смогла пройти мимо.

- Жалко? – у меня запершило в горле. – Так всё дело лишь в жалости?

- А ты что подумала? Конечно, мне стало тебя жалко. Ты бы видела себя со стороны…

- Ясно, - быстро отрезаю я, и вскидываю перед собой руки. – Можешь не продолжать.

- Я не знаю, что ты там себе навыдумывала, - медленно произносит Кира и приближается ближе ко мне. – Но ты должна уяснить, что не все такие же добрые как я. Больше не приходи в парк, иначе не отделаешься так легко.

- Легко? – усмехаюсь я. – У меня вместо живота один огромный отек, а на плече гематома размером с Африку. Это легко, по-твоему?

- Да, это самое безобидное, что могло с тобой произойти. Большинство чужаков не возвращаются домой, они попадают в больницу.

- То есть я не первая, кто посягает на территорию Шрама?

- Конечно. Ни ты первая, ни ты последняя.

- Я спрошу ещё кое-что, и ты от меня отделаешься, - обещаю я, а затем недоуменно пожимаю плечами. – Зачем ты туда ходишь, если понимаешь, что люди не уходят из парка в целости и сохранности?

- Боюсь, отвечая на этот вопрос, я займу слишком много твоего времени.

- Ничего страшного. Я никуда не спешу.

- Просто забудь обо всем, Лия, - советует мне Кира, и я вижу в её глазах далеко не жалость. Скорее всего, это забота. Но мне абсолютно не ясно, почему на её лице появляется данное выражение. – Забудь о Шраме, о поединке, забудь обо всем. Так будет гораздо лучше и безопасней.

- Для кого?

- Для тебя, - немного помолчав, блондинка добавляет. – И для твоей сестры.

- Оглянись! Люди вокруг умирают, ты же знаешь. И я уверена, что практически все из списка связаны с вашей стаей! Так почему же ты, как и остальные подростки, продолжаешь ходить туда? Или почему вы хотя бы бездействуете?

- Ты сказала, что задашь последний вопрос…

- Но ты мне на него не ответила.

- Если я не ответила, значит, на то есть свои причины. – Кира устало пожимает плечами и вновь оглядывается. – Радуйся, что ты дышишь, что Карина в порядке, и живи дальше! Не надо лезть туда, где тебе не место.

- Мне просто интересно.

- Осторожней. Твой интерес может завести тебя слишком далеко, - девушка в последний раз бросает на меня обеспокоенный взгляд и уходит.

Я ещё долго смотрю ей вслед, даже не имея понятия, почему сама так сильно хочу разобраться в данной проблеме. Наверно, она права. Я и Карина выбрались, мы живы, почему бы не забыть вчерашний день, как страшный сон?

Ответ приходит вместе с болью в спине.

Я и так слишком много забыла. Теперь все, что со мной происходит, кажется мне важным и ценным. Даже такие ужасные события, как встреча с Шрамом, избиение и гематома на плече.

Я прихожу в столовую, когда до звонка остается десять минут. Следующим уроком у меня физкультура, так что спешить некуда: я все равно не смогу даже нагнуться за мячом. Меня быстро обслуживают, я поднимаю поднос и иду к центру зала.

Практически все столы пусты, и мне предоставляется огромный выбор. Правда, пока я думаю, куда бы мне сесть, кто-то берет меня за руку, и ведет к столику у окна. Я не сопротивляюсь, так как прекрасно осознаю, кто это.

- Пользуешься моей травмой, Астахов? Иначе я бы сейчас с удовольствием попыталась вновь вывернуть тебе руку.

- Прости меня, Лия, - выдыхает парень и помогает мне сесть. – Прости, пожалуйста.

- Я прощу, но только после того, как ты объяснишь мне: какой же силой воли надо обладать, чтобы просидеть в машине практически полчаса и не прийти мне на помощь?

- Я не мог прийти.

- Правда?

- Да, мне там не место.

Я смотрю на Лешу, и сгораю от злости, но мне приходится взять себя в руки, и я отпиваю чай.

- То есть, - глотнув, протягиваю я. – Мне получается, там место, а тебе – нет. Очень интересная теория.

- Я же извинился.

- Но это ничего не меняет. Я не смогу забыть то, что ты отсиживался в машине, пока меня избивал тот парень. Как мне доверять тебе после этого?

- Я и не прошу забывать. Просто попытайся понять, - Астахов тяжело выдыхает и нервно протирает лицо. – Я многое не могу объяснить тебе, но надеюсь, что ты просто поверишь.

- Поверить на слово? – Я смеюсь и откусываю бутерброд. – Ага, сейчас.

- Не говори с набитым ртом, - поучает он, на что я язвительно корчусь. – Лия, - вновь серьёзно начинает он. – Ты же меня знаешь. Я бы ни за что, не бросил тебя просто так. К тому же, я понимал, что ты не пострадаешь.

- Что?! Я же…

- Не пострадаешь сильно, - быстро добавляет он, и раздается школьный звонок. Парень кладет голову на руки, и устало выдыхает. Мне даже становится не по себе. Может, я, и правда о чем-то не знаю?

- В таком случае, объясни мне, что же тебя так напугало? – Идти на перемирие – не мой конек. Но потерять ещё и Лешу – слишком сложно. – Почему ты побоялся прийти за мной?

- Не сейчас. Я скажу тебе, но только не сегодня.

- Почему не сегодня? Неужели завтра что-то изменится?

- Я не знаю. Но сейчас…, сейчас я к этому не готов. Да и ты тоже не готова.

Его слова озадачивают меня. Готова, не готова – какая разница? Главное, узнать правду. Разве не так?

Но мои мысли прерываются телефонным звонком.

Астахов поднимает голову, достает сотовый и, увидев имя на дисплее, застывает в ужасе. Затем он нехотя подносит телефон к уху, и спрашивает:

- Что тебе нужно?

Длительное молчание. Его зеленые глаза становятся все больше и больше, а потом вдруг закрываются. Парень качает головой из стороны в сторону и выдыхает так громко, что я испуганно съеживаюсь.

Я гадаю, кто же это может быть, и что происходит? Почему Леша напуган? Может, что-то с его родителями? Они узнали о результатах его теста? Хотя тогда совершенно не вписывается его грубый тон вначале: с предками так разговаривать – себе же делать хуже.

Но в чем же в таком случае проблема?

Астахов кладет трубку и открывает глаза.

- Что? – недоуменно спрашиваю я. – Что случилось?

- Карина, - медленно отвечает он и следит за моей реакцией. Она не заставляет его долго ждать. Я сжимаю в руке чашку с чаем и нагибаюсь вперед.

- Что с ней? Где она?

- Кажется, твоя сестра окончательно потеряла голову.

- Твою мать, Леша, что происходит? – взрываюсь я, и тогда парень отвечает.

- Она вновь пошла в стаю, и сейчас готовится пройти четвертое испытание.

- Что? – Я буквально чувствую, как внутри разгорается пожар. Появляется отчаянный вопрос: зачем? Зачем она это делает? – Не может быть. Я буквально несколько часов назад была с ней рядом!

- Видимо, она пришла в школу для вида. На самом деле, сейчас она в нескольких километрах отсюда, готовится продолжить инициацию.

У меня кружится голова. Я отставляю чашку, и едва сдерживаюсь от слез. Может, стоит позвонить родителям? Стоит рассказать им правду? Я ведь не выдержу ещё одного избиения. Эгоистичная часть меня кричит так сильно, что приходится вспомнить удары в живот, удары в плечо, вспомнить всю боль, и мне становится так плохо. Я сижу сгорбленная, совершенно не представляя, что делать.

- Нужно торопиться, - отрезает Астахов и кладет свою руку поверх моей. – Мы должны поехать за Кариной, или позвонить родителям. Действовать нужно немедленно.

- Леш, она наверно издевается надо мной, - слабым голосом протягиваю я. – Неужели ей так не важна жизнь?

- Потом ответим на эти вопросы, Лия. Сейчас срочно нужно предпринять что-то, или Карине не поздоровится!

- Но что я могу? Что?

- Ты можешь все, - уверенно отрезает Астахов, и я недоуменно поднимаю глаза. – Ты способна на многое, Лия. Поверь мне, если кто-то и в состоянии защитить твою сестру, так это ты.

- Но ведь раньше ты считал, что разумней попросить помощи у взрослых.

- Я и сейчас так считаю, просто ты – другая. – Он смотрит на меня с такой нежностью, что мне становится неловко. – Ты способна спасти любого, кто тебе дорог. И я не понаслышке знаю об этом.

Я прикусываю губу и смотрю на свои бледные руки. Итак, какова вероятность того, что сегодня я и вовсе не вернусь домой? Стая не принимает чужаков, так если ли у меня шанс спасти сестру ещё раз?

Неожиданно в моей голове созревает план.

Я встаю из-за стола, и, не поддаваясь боли, хватаю со стула сумку.

- Идем. Я знаю, что делать.

 

Когда мы подъезжаем к воротам старого вокзала, нас встречает Кира. Я удивлена, что вижу её, и резко поворачиваю голову в сторону Леши. Может, он объяснит мне, почему она здесь. И почему мы вообще приехали к вокзалу, когда стая обитает в парке? Но парень даже не смотрит на меня. Паркуется, и медленно выходит из машины. Я вылезаю следом за ним и останавливаюсь перед блондинкой.

- Кира, что ты здесь делаешь?

- Пытаюсь помочь, - на выдохе произносит она и смотрит на Астахова. – Вы вовремя. Инициация начнется через несколько минут.

- Я гнал, как мог.

- Подождите, - недоуменно протягиваю я, и смотрю сначала на Лешу, потом на блондинку. – Это ты ему звонила? Ты сказала, что Карина здесь?

- Да, я.

- Но откуда вы знаете друг друга? В смысле, да, мы учимся в одной школе, но…

- Ты опять задаешь слишком много вопросов, - перебивает меня Кира и ставит на пояс руки. – Я понятия не имею, что ты собираешься делать, но твоя сестра меня уже порядком достала. Нежели ты не могла объяснить Карине, что общаться с плохими дядьками вредно для здоровья?

- Она не слушает меня.

- Я бы тоже не стала слушать, - смеется блондинка, но быстро берет себя в руки. - Леша сказал, у тебя есть план.

- Да, есть. – Сейчас я уже сомневаюсь в нем, но по дороге до вокзала ничего умней не смогла придумать. – Он безумный, но мне кажется, что ты не будешь против. В конце концов, ты в стае, а вы привыкли совершать безумные поступки.

- Так и есть. Посвятишь меня?

- Нет. – Я выдыхаю. – Это мои проблемы.

- Как скажешь. – Кира начинает двигаться в сторону вокзала. – Следуй за мной.

- Ты идешь? – спрашиваю я Лешу, но он неуверенно качает головой. – Ладно. Сама разберусь.

Можно ли простить другу его страх? Наверно, можно. Но мне почему-то сложно это сделать.

Следуя за Кирой, я думаю о том, как попала в данную ситуацию. Почему связалась с этой бандой? Почему стала частью её истории? Раньше мне доводилось лишь читать в газетах о противоправных действиях некоторых членов стаи, а теперь я второй день подряд добровольно прихожу в самое её пекло.

Я слышу гул, и кровь стынет в жилах. Мы совсем близко.

- Я не могу провести тебя вплоть до стаи, - неожиданно говорит Кира. – Иначе мне придется несладко. Так что будь паинькой, и сама проделай несколько метров, договорились?

- Да, конечно.

- И лучше не совершай глупостей. Шрам не любит, когда люди пытаются повесить лапшу ему на уши.

- К счастью, мой план заключается в другом, - тихо проговариваю я, и вижу на перроне столпотворение. Сердце охватывает ужас: какое же новичкам предстоит испытание?

- Все, дальше иди сама, - отрезает Кира и непроизвольно касается моего плеча. – Будь осторожна.

Я удивленно вскидываю брови, но когда собираюсь ответить, блондинка разворачивается и уходит. Почему она так добра ко мне? Почему волнуется?

Встряхнув головой, я выпрямляюсь. Спину тут же обдает жаром, но я не обращаю внимание. У меня ноет все тело, болят все конечности, а я иду вперед. Наверно, это смелость. Хотя, может, обыкновенная глупость.

Увидев меня, подростки начинают расступаться. Кто-то из них смеется, кто-то ошарашено молчит. Я бы то же удивилась, скажи мне кто-то сегодня утром, что я вернусь в стаю. Но такова реальность. Люди затихли, опустили бутылки с пивом, и уставились на меня с явным вопрос: какого черта я здесь делаю.

Наконец, я замечаю Шрама. Он стоит на краю платформы и смотрит на рельсы. Неужели его завораживает картина отвратительных железных полос? Разве это красиво?

Но затем он поворачивается ко мне, не скрывая удивления. Сначала я замечаю на его лице усталость, а потом гнев, ведь я ослушалась и пришла во второй раз.

- Ты страх потеряла? – недовольно интересуется он. – Разве вчера мы не обговорили, что ты больше не вернешься?

- Я прекрасно помню, что мы вчера обговорили, - уверенно отвечаю я, и замечаю справой стороны шесть человек. Они стоят друг за другом. Карина последняя. – Но кое-что изменилось.

- Что же именно?

- Отношение к моей сестре. Она решила, что можешь противоречить мне, и она ошиблась.

- Хмм…, - Шрам неожиданно улыбается. – Интересно. То есть тебя злит то, что твоя сестра не захотела покидать стаю?

- Да, так и есть.

- Я наверно совсем тупой, потому что совершенно не понимаю: чего ты вмешиваешься? Она взрослая девочка и сама понимает, чего хочет и что ей нужно. Ты спасла её вчера, но сегодня она вернулась. Какова же вероятность того, что это не повторится снова?

- Она больше не будет являться членом вашей стаи, а значит, вернувшись, подвергнет свою жизнь риску. Огромному риску.

- И почему же она перестанет являться членом нашей стаи?

- Я займу её место, - по перрону проносится гул, Шрам удивленно вскидывает брови, и я слышу, как ко мне подбегает Карина.

- Какого черта? – взрывается она. – Я не собираюсь никуда уходить!

- Замолчи, - металлическим голосом отрезаю я и пронзаю сестру таким взглядом, что она бледнеет. – Стой рядом и не говори ни слова!

- Но какой мне прок, соглашаться с тобой? – лениво спрашивает Шрам. – Не легче сейчас вновь поставить тебя на место, и дело с концом.

- Я прекрасно помню, как вы относитесь к самоотверженности. Моя сестра идиотка, но, тем не менее, я лучше сама подвергну себя опасности, чем позволю ей сделать это.

- Мы отлично относимся к самоотверженности внутри стаи, но не со стороны чужаков.

- Взгляни на ситуацию под другим углом, - я начала терять надежду: неужели план не получится осуществить? – Какая тебе разница, я или Карина подчиняемся твоим приказам? А? Просто отпусти её, а дальше дело за мной. Если понадобится, я прикреплю её наручниками к батарее, но зато оставлю в живых.

- Ты так уверена, что твоя сестра умрет? Многие выживают после инициации.

- Многие? Я так не думаю.

Шрам задумчиво смотрит на меня: неужели решил рассмотреть моё предложение? Затем он сжимает губы, скрещивает перед собой руки и неожиданно говорит:

- Ладно. Я согласен.

- Что? – Карина краснеет, и срывается с места. – Но я хочу быть в стае! Я, не она!

- Твоя сестра явно дала всем понять, что ей неважно твое мнение.

- Потому что мне важна твоя жизнь! – я смотрю на Карину и недовольно хмурюсь. – Ты идиотка, если не понимаешь, во что ввязалась!

- Но это мой выбор!

- Пожалуйста, - я смотрю на Киру, но не произношу её имени. – Уведи её.

Блондинка кивает.

- Я никуда не уйду, - твердо произносит сестра. – Не тебе решать, что мне делать, а что нет.

- Ты ошибаешься. Именно мне решать!

- Но это несправедливо, - плачет Карина. – Я хочу быть в стае! Я хочу быть её частью!

В этот момент Кира берет её за локоть и грубо тащит за собой.

- Нет, - кричит сестра. – Отпусти меня! Лия, прошу тебя! – она пытается вырваться, но тщетно. – Лия!

Я отворачиваюсь, и крепко стискиваю зубы.

Не верится, что желание Карины быть среди этих животных перевешивает желание жить.

- Итак, - наблюдая за тем, как Кира уводит сестру, протягивает Шрам. – Выходит, ты будешь проходить инициацию вместо неё.

- Выходит, что так.

- Я сегодня в хорошем настроении, так что тебе повезло. Хотя, - он хмурится. – Хотя мне кажется, что было бы честней по отношению ко всем, поставить тебе одно маленькое условие.

- Какое же? – устало спрашиваю я. Я ещё не думала, как буду проходить испытания с ноющими конечностями, и почему-то только сейчас вспоминаю об этом. – Какое условие?

- Сегодня твой результат должен быть лучше результатов других. Тогда ты останешься в стае и продолжишь инициацию.

- В противном случае?

- В противном случае, - продолжает Шрам. – Ты будешь изгнана, а твоя сестра вернется на свое законное место.

- Хорошо, - безучастно отвечаю я, и чувствую, как покалывает в глазах. – Хорошо, я согласна на все условия.

- Отлично, тогда начнем, - парень потирает руки. – Первый поезд уже на подходе!

Почему-то я не удивляюсь.

Меня окатывает волна страха, ужаса, но не удивления. Я догадывалась, что будет за испытание, и внутри уже попыталась себя к нему подготовить.

Хотя можно ли себя к такому подготовить?

- Смысл данного испытания, - кричит Шрам, и люди внимательно поворачивают к нему свои головы. – Каждый из новичков выходит на рельсы и становится спиной к идущему поезду. Мы, зрители, засекаем время и считаем, за сколько метров до первого вагона, парень или девушка уходит в сторону. – Чуть помедлив, он добавляет. – И без фанатизма. Смерти нам ни к чему.

Подростки торжественно кричат, увидев очень далеко поезд. Я сглатываю, накопившуюся слюну, и сжимаю в кулаки потные ладони. На улице прохладно, но я вся горю, хочется обрызгать лицо ледяной водой, хочется упасть в сугробы, которых ещё нет, хочется прыгнуть в бассейн и лежать на поверхности. На лбу появляется пот. Сводит низ живота, и мне приходится признать, что боль в спине и в мышцах спасает меня: не дает расслабиться. Иначе я бы упала без чувств.

Когда первый парень, старше меня может года на два, прыгает с платформы к рельсам, и становится посередине, моё сердце останавливается. Я готова кричать от ужаса, но понимаю, что это не поможет: ни ему, ни мне.

Поезд совсем близко. Теперь я не только его слышу, я вижу его. Люди вокруг меня, одетые в черные куртки, черные джинсы, неожиданно начинают шевелиться. Они подходят ближе к платформе и выкрикивают слова в поддержку парню. Удивительно, что они не кричат: поскорей бы тебя сбил поезд, потому что всё именно к этому и идет.

Я прикрываю рукой рот, и дрожу, словно осиновый лист. Мне так страшно было лишь один раз: когда я проснулась и поняла, что потеряла целый год. Только если тогда паника была моральной, сейчас я ощущала её физически.

- Боишься? – неожиданно спрашивает меня Шрам и улыбается. – Испытание тебе не из легких досталось.

- Справлюсь как-нибудь и без твоих советов, - огрызаюсь я.

- Я в этом сомневаюсь.

Затем он оставляет меня одну, и подходит к толпе.

- Отходим все на шаг назад, - командует он и, расставив руки, отодвигает подростков ближе к центру. – Этот вокзал в нашем распоряжении, но я всё равно не хочу проблем.

Я недоуменно вскидываю бровь и нехотя подхожу к парню.

- Что значит, в нашем распоряжении?

- Стало интересно?

- Просто ответь, Шрам.

- Этот вокзал не рабочий. Он заброшен, как и парк, в котором мы обычно проводим время.

- Но как тогда здесь проезжает поезд?

- Я бы сказал, проезжает не поезд, а несколько вагонов. – Он вновь улыбается. – Не волнуйся. Управляет им один из наших.

- Значит, ли это, что он успеет затормозить, если что? – с надеждой спрашиваю я, и натыкаюсь на безумный взгляд парня.

- Нет, это абсолютно ничего не значит.

Мне опять страшно.

Я сжимаю пальцы в кулаки и вижу, как парень на рельсах закрывает глаза. Поезд совсем рядом. Я уже отчетливо вижу его силуэт, и не могу взять себя в руки. Звук становится всё громче, громче и громче, и когда во мне кровь вскипает, словно подогретое молоко, парень нагибается: готовится отпрыгнуть. Сто метров, девяносто, восемьдесят – люди орут, словно дикие. Одна девушка протягивает вперед руки, и кричит, что любит его.

Если бы любила, то не позволила бы совершать такое. Хотя, что я понимаю в любви?

Семьдесят, шестьдесят – я закрываю руками лицо, и слышу дикий рев поезда. Пятьдесят. Поток воздуха откидывает назад мои угольные волосы, и я испуганно отступаю в сторону, отказываясь открывать глаза.

Мне хочется плакать, хочется забиться в угол и не выходить оттуда.

Но вдруг я улавливаю радостный крик. Мои руки сами опускаются, глаза находят толпу, и я замечаю парня. Он довольный стоит рядом со своей девушкой, целует её, обнимает, крутит вокруг себя. Он справился, и он жив.

Я облегченно выдыхаю, и вдруг ощущаю чье-то прикосновение.

- Ты как? – я поднимаю глаза и вижу Киру. –Всё в порядке?

- Честно?

- Ладно, можешь не отвечать. – Блондинка едва заметно улыбается. Я благодарна ей за то, что она рядом. Почему-то мне кажется, что я смогла бы ей довериться. – Ты последняя?

- Да, Карина была шестой, так что…

- Отстой. Придется посмотреть на все результаты.

- Меня больше волнуют не цифры, - признаюсь я. – Как понять, когда нужно отпрыгивать? Как словить именно тот момент?

- Тут нет четкой инструкции. Просто прислушивайся к звуку. В какой-то момент он перестанет становиться громче. Это значит, что у тебя доля секунды, или…, - она проводит пальцем по шее и округляет глаза. – Но лучше, конечно, не держаться до этого момента. Слишком большой риск, что отпрыгнуть ты не успеешь.

- Ясно. Хорошо. Спасибо.

- Прекрати так волноваться, - улыбается Кира. – Наша стая собрана для того, что получать удовольствие от жизни, от адреналина, который вскипает в крови. Мы здесь для того, чтобы побороть свои страхи, а не стать заикой.

- Но ведь люди умирают.… Это не игры!

- Умирают глупые гордецы, которые считают, что способны на большее, хотя не в состоянии даже перепрыгнуть через козла. Ну, или те, кто думают, словно рождены для нашей стаи.… Например, такие люди, как твоя сестра. Они долго не продерживаются, потому что забывают о своей небольшой слабости: смертности. Порой, их стремление доказать, что они способны на многое, доходит до абсурда. Так что я рада, что твоя сестра ушла. Ей бы пришлось сложно

- Ты отвела её к Леше? – вспоминаю я.

- Да, и он отвезет её к вам домой.

- Спасибо.

Когда я оглядываюсь, то понимаю, что осталось всего два человека. Когда успели пройти троя?!

Увидев мой озадаченный взгляд, Кира выдыхает.

- Две девушки отказались.

- А так можно?

- Да, но теперь они изгнаны. – Блондинка неуверенно пожимает плечами. – Не думаю, что им будет просто. Первое время наши парни запугивают тех, кто сдался и сбежал.

- Но зачем? – поражаюсь я. – Это их выбор. К чему такая дикость?

- Не знаю. Наверно, ради веселья…

- Ради веселья, - словно эхо, повторяю я. – Считаешь это нормальным? Издеваться над тем, кто оказался не таким смелым, как вы?

- Я считаю это абсурдом, - признается Кира, но затем искренне улыбается. – Но в чем тогда смысл «стаи», если попасть в неё может кто угодно? Остаются лишь избранные. Так что это наша собственная версия естественного отбора.

- Вы не Боги, чтобы создавать собственную версию.

- Но Бог тут не причем. Виной всему существа, животные, люди: они решают, кто останется жить, а кто погибнет. Дело в их жестокости, в их силе, в их мудрости.

- Но сила не всем дана! – с вызовом восклицаю я. – Не каждый способен уложить Шрама или того парня, который избил меня!

- Умоляю тебя, - усмехается блондинка. – При чем тут кулаки и зубы? Оглянись. Побеждают не безмозглые силачи. Умные не умирают, Лия. Умные управляют нами.

Я делаю так, как просит меня Кира: оглядываюсь, и вдруг понимаю, что она говорит правду. Стаей управляет Шрам, но кто сказал, что он самый сильный? Всё чаще в нашей жизни побеждают ум или деньги. Так как здесь нет места бумажным купюрам, балом правят мозги. Похвально. Правда, мало утешает.

- Объясни мне, что хорошего несут ваши испытания? – Медленно начинаю я, и серьёзно смотрю на Киру. – В чем смысл рисковать своей жизнью? Ведь здесь нет выигрыша, нет награды. К чему столько усилий, если единственное, что у тебя остается это отеки, гематомы или шрамы?

- Победа над самим собой – вот главная награда. Мы мыслим не так, как обычные люди, Лия. Неужели ты согласна провести всю свою жизнь, сидя на диване? – Блондинка пожимаем плечами. – Я знаю огромное количество людей, которые ходят в школу, делают уроки, помогают родителям, увлекаются садоводством и посещают дополнительные кружки. Затем они поступают в институт, находят себе мужа или жену, рожают детей, работают, стареют и умирают…

Я недоуменно хмурюсь.

- Как тебе, а? – с сарказмом спрашивает Кира. – Устраивает такая судьба? Ничего интересного, ничего захватывающего.

- Но они хотя бы не становятся калеками.

- Да, они не калеки. Они потенциальные мертвецы. Существовать и жить – разные вещи, и им вряд ли понять нас: свободных людей.

- Но что если сегодняшний день окажется последним? – дрожащим голосом восклицаю я и раскидываю руки в стороны. – Что если завтра – уже не будет?

- Вспомни наше главное правило, Лия. – Кира снимает с меня куртку, хотя на улице достаточно холодно. Затем подкатывает мне рукава и аккуратно кладет на плечи горячие ладони. – Свобода, бесстрашие и самоотверженность.

- Зачем я сняла куртку? – я сбилась с мысли, и мне вновь стало страшно.

- Так двигаться проще.

- Ага. Ну да. – Я опускаю глаза на свои руки и вижу татуировку на запястье. Дабл ю. Не помню, как сделала её. Видимо, это тайна, исчезнувшего года. – Значит, отпрыгнуть, когда пойму, что звук не становится громче.

- Лучше за несколько секунд до этого, - напоминает Кира. – Будь смелой.

Я киваю, и вижу таблицу в руках у низкой девушки. В ней написаны имена, а напротив них - метры. Итак, Дмитрий, первый парень, - 42 метра, затем две зачеркнутые полосы. Ниже, Константин – 36 метров. Денис – 49метров.

- О Господи, - выдыхаю я. – 36 метров? – я практически выкрикиваю этот вопрос и смотрю на рыжего парня. Он низкий, неприметный, страшный, хилый, но он лучше всех. Мне становится не по себе, я вновь поворачиваюсь к Кире. – Такое чувство, что я совершаю самую огромную ошибку в своей жизни!

- Ты делаешь это ради сестры, - напоминает мне блондинка и, улыбаясь, кивает в сторону рельс. – Пора.

Мое сердце падает вместе с руками.

Неожиданно ко мне подходит Шрам и снисходительно хмурится.

- Придется постараться, - заключает он. – Сегодня новички показали себя лучше обычного.

- Я заметила, - сквозь зубы, огрызаюсь я.

- Все ещё не хочешь попросить совета?

- Нет.

- Отлично. – Парень подталкивает меня к краю платформы, и я неуклюже прыгаю вниз. Рельсы огромные, железные, мощные. Меня мгновенно наполняет страх. – Только помни, без фанатизма!

Я слышу его смех, и бросаю:

- Пошел ты.

Внезапно до меня доносится звук приближающегося поезда. Земля под ногами начинает ходить ходуном, трещать, дрожать, и я дрожу вместе с ней. Не понимая, что делаю, становлюсь по середине рельсов. Спина горит, мышцы напряжены. Я не думаю о том, что придется падать на больное плечо. Я думаю о том, как бы вообще сдвинуться с места.

Меня разрывает на части странное чувство. С одной стороны я на грани истерики. Мне хочется расплакаться, и я буквально ощущаю, как слезами наполняются глаза, как начинает колоть в переносице. Но я не плачу. Я ловлю в себе что-то ещё, что-то странное. Возможно, так на организм действует адреналин, но мне внезапно нравится чувствовать страх и понимать, что я могу его побороть. Как? Например, отпрыгнув в сторону. Выходит, что сейчас ни кто-то сверху пишет мне судьбу, её пишу я, стоя прямо здесь, посреди рельсов. И кто после этого Бог, если именно в данный момент, в данную секунду контролировать свою жизнь могу только я?

Звук становится громче. Слева от меня поднимается рев толпы. Подростки что-то кричат, что-то орут, но я не разбираю слов. Все смешивается в единую мелодию: голоса, шум поезда, дрожь земли.

Я закрываю глаза, и обнаруживаю, что абсолютно не волнуюсь. Как такое возможно? Почему я в состоянии здраво рассуждать, когда две минуты назад даже боялась пошевелиться?

Звук ещё громче. Меня начинает обдувать ветром. Земля трясется, гравий прыгает из стороны в стороны: я его не вижу, я чувствую. Кто-то сверху внезапно решительно кричит: пора! Пора!

Но я считаю, что еще рано. Я могу простоять дольше. Я контролирую ситуацию.

Ветер становится сильней. Звук больше не кажется мне слишком громким. Может, это знак? Пора отходить?

Наверняка, нет. Поезд ещё далеко.

- Лия! – вновь кричит кто-то, но я раскидываю руки в стороны.

Почему я так давно не ощущала это чувство? Это чувство безумной свободы! От него кружится голова, подгибаются колени. Хочется кричать от радости, смеяться, ловить ртом снежинки, и купаться под дождем. Мне хочется жить так, как хочется, а не так как нужно. И все это проносится в моей голове именно в тот миг, когда грохот поезда становится невыносимо громким. Я не обращаю на это внимание, всё так же искренне улыбаюсь, слышу дикий крик, и тут же меня что-то отталкивает в сторону.

Я грубо приземляюсь на гравий, и лицо обдает сильный поток ветра. Ошеломленно открываю глаза, и вижу, как в пятидесяти сантиметрах от моих ног проносится несколько сцепленных вагонов.

Руки жжет, щека горит, плечо начинает пульсировать, словно один гигантский нерв, но я забываю об этом. Я поворачиваю голову в сторону, и вижу парня. Он лежит рядом, потирает колено, и тяжело дышит. Мне кажется его лицо знакомым, но я не могу сообразить.

- Ты спас меня, - шепчу я, и судорожно глотаю. – Спасибо, я забылась. Я просто переоценила себя.

- Идиотка, - отрезает он, и мы встречаемся взглядами. Темно-синие глаза: вчера они казались мне черными. Теперь я узнаю его. – Забыла, что я тебе сказал? Не возвращайся сюда больше!

- Так это ты! – Я взрываюсь и хочу резко встать, но тут же неуклюже валюсь обратно на землю. Тело до сих пор болит, и я опять забыла об этом. – Это ты избил меня вчера!

- И тебе, кажется, мало…

- Придурок! – я отталкиваюсь от него ногами. – Надеюсь, ты счастлив? Победить девушку – ведь это так благородно.

- Да, счастлив.

- Безмозглый кретин!

- Безмозглая дура! – в ответ орет он. – Я что тебе сказал? А? Я сказал тебе не возвращаться!

- Ну, теперь мы будем видеться часто, - ядовито протягиваю я, и улыбаюсь. Откуда во мне столько злости? Наверно, боль делает с человеком ужасные вещи.

- С чего вдруг, чужачка?

- Тебе придется придумать мне другое прозвище, потому что сегодня я поменялась местами со своей сестрой и стала членом вашей стаи.

- Что? – в его вопросе столько ужаса, что я недоуменно замолкаю. Боится? Я такая страшная? – Ты в нашей стае?

- Да. Я пройду инициацию и буду твоей коллегой.

- Если пройдешь, - рычит он и смотрит на меня взглядом полным гнева. – Такими темпами ты умрешь, а я больше не собираюсь спасать тебе жизнь.

- Я тебя и не просила этого делать!

- Повторишь свои слова, когда поезд переедет тебя на две части!

- Макс! – внезапно кричит с платформы Шрам и обеспокоенно машет руками. Мы одновременно поднимает головы, и замираем. – Убирайся скорей отсюда! Нас засекли.

Только сейчас я замечаю панику на перроне. Все зрители, будто дикие молекулы, разбежались в стороны, бросив пиво, одежду и даже бросив друг друга. Теперь каждый сам за себя: вот вам и свобода, бесстрашие и самоотверженность.

- Черт, полиция, - отрезает Максим и резко срывается с места. Он бежит вдоль рельсов, и я понимаю, что должна следовать за ним. У меня нет другого выхода.

Я поднимаюсь на ноги, но делаю это слишком медленно. Парень уже далеко. Затем глубоко вдыхаю и начинаю бежать. Боль с каждым шагом отдает в висках, она непрестанно затрудняет движение и заставляет меня жмуриться, громко выдыхать, сжимать кулаки. Через несколько секунд к ноющим мышцам прибавляется холод. Ветер настолько ледяной, что я едва чувствую пальцы ног. Безысходность накрывает меня с головой, я слышу голоса полицейских, слышу, как один из них кричит, что на рельсах есть девушка, и испуганно понимаю: они меня заметили.

Испустив судорожный крик, я делаю рывок вперед, но неожиданно спотыкаюсь и вновь падаю на больное плечо. Хруст. Перед глазами фейерверком взрываются звезды, я моментально теряюсь в пространстве, и открываю рот, чтобы вздохнуть, но вместо этого из меня вырывается тихий стон. Сжимаю плечо, крепко закрываю глаза и чувствую, как по щекам льются слезы. Такой боли я ещё никогда не испытывала.

Неожиданно я слышу приближающиеся шаги. Бежать поздно, меня поймали. Я обессилено откидываю назад голову, приготовившись сдаться. Я проиграла, опять проиграла! Но вдруг мое тело резко поднимается.

- Держись, - командует знакомый голос, и, открыв глаза, я понимаю, что нахожусь на спине Макса. Он вновь помогает мне, но теперь мне всё равно почему. Вместо злости, я чувствую безмерную благодарность, поэтому обхватываю здоровой рукой его плечи и прижимаюсь ближе, чтобы ему стало немного легче.

Парень бежит быстро. Настолько быстро, что уже через несколько минут полицейские остаются позади. Проверив, что погоня прекратилась, Максим притормаживает под мостом и опускает меня на землю. Ещё раз выглянув из-за угла, он возвращается ко мне и восстанавливает дыхание.

- Ты не такой безмозглый, как я думала, - признаюсь я, и вновь жмурюсь. Кажется, на этот раз я отделалась не так легко, как хотелось бы.

- Что с тобой?

- Плечо, - я скатываюсь по холодной стене моста, и откидываю назад голову. – Я слышала хруст, когда упала на рельсах. Наверно, что-то выбила…

- Дай посмотреть.

- Не надо.

- Боишься? – улыбается парень.

- Ещё бы, - огрызаюсь я. – Ты ведь такой страшный.

- Тогда на секунду забудь о своей гордости. Я просто посмотрю.

- Да что ты в этом понимаешь? Парень – лихач, параллельно доктор наук?

- Ты почти угадала, - саркастически протягивает он. – Я пока что не доктор наук, но не прочь им стать.

Я удивленно вскидываю брови, когда Максим садится напротив меня.

- Хочешь сказать, что ты учишься в институте?

- А почему бы и нет? – парень аккуратно протягивает ко мне руки, и я, нервно прикусив губу, подвигаюсь им на встречу. – Лечебный факультет. Уже третий курс.

- Ничего себе. И кем же ты планируешь стать?

- Хирургом.

- Не повезло, - заключаю я. – Мои родители доктора, и поверь, ничего хорошего в этой профессии нет.

- Разве? – Макс аккуратно ощупывает мой локоть, ключицу, лопатку на спине, и тяжело выдыхает. – Если бы всё было так плохо, я бы не смог сказать, что с тобой.

- А ты можешь?

- Да. Ты вывихнула плечо, чужачка. Нужно поехать в больницу, иначе не сможешь скоро пошевелить рукой.

- Черт, - я слегка ударяюсь головой о стену. – Только этого мне не хватало.

- Не надо лезть туда, куда тебя не просят.

- А что ты предлагаешь мне делать? – горячо спрашиваю я. – Думаешь, мне нравится быть среди вас? Нравится рисковать жизнью?

- Судя по тому, как ты ожидала своей смерти на рельсах: да, тебе определенно это нравится.

Я собираюсь ответить, но потом замолкаю. Он прав. Что-то в моих поступках попахивает эгоизмом. Если раньше я могла с уверенностью заявить, что пришла в стаю из-за сестры, то сейчас могу лишь признаться, что получаю от адреналина удовольствие.

- Возьми, - неожиданно Максим снимает с себя пальто и протягивает его мне. – Оденься, ты вся дрожишь.

- Хватит, иначе я решу, что ты хороший парень.

- Так и есть.

- На самом деле нет, - я язвительно улыбаюсь. – Хорошие парни не бьют девушек.

- Оденься, - проигнорировав мою реплику, повторяет парень. - Отморожение не пойдет на пользу твоему вывихнутому плечу.

Я выдергиваю верхнюю одежду из его руки и недовольно выдыхаю.

- Спасибо.

- Не за что, - передразнивает меня он. – Готова идти, чужачка?

- Готова.

Я с огромным трудом поднимаюсь на ноги, и пошатываюсь назад. Голова идет кругом, конечности наливаются свинцом. Мне бы сейчас уснуть прямо здесь, под мостом, и только потом продолжить путь, но я не могу. Максим стоит, ждет, смотрит на меня, и приходится выглядеть сильной.

Он закатывает рукава пуловера и тяжело выдыхает.

- Моя машина недалеко отсюда. Главное выйти с вокзала и не наткнуться на полицейских.

- Ты знаешь, как нам это сделать?

- Пока нет, - Макс устало протирает лицо руками. – Но я думаю, что стоит попробовать обойти вокзал с другой стороны.

- А что если нас окружили?

- Тогда придется вновь бежать, что совершенно не выгодно для тебя, чужачка. Так что молись, чтобы полицейские оставались такими же тупыми, как прежде.

Я киваю и вдруг замечаю на его запястье татуировку. У меня сердце подпрыгивает и делает сальто. Я непроизвольно приближаюсь к парню и тяну на себя за руку.

- Что это? – ошеломленно восклицаю я, и рассматриваю английскую букву «в». – Откуда она у тебя?

- Полегче.

- Я спрашиваю, что это? – У меня наверно глаза выглядят дикими. Я смотрю на тату, и едва сдерживаю внутри ошарашенный вопль. – Что это обозначает? У меня похожая есть. Вот, смотри. – Я медленно задеваю рукав больной руки и показываю Максиму дабл ю. – Но я абсолютно не помню, как она у меня появилась.

- Не помнишь? – парень усмехается. – Как это не помнишь?

Немного помолчав, я отрезаю:

- Не важно. Не твое дело.

- В таком случае, и это не твое дело, - он опускает рукава свитера и язвительно улыбается. – Узнаешь у кого-нибудь другого в следующий раз.

- Неужели так сложно сказать?

- Да, сложно.

Я обижено отворачиваюсь. Наконец, я нахожу нечто из моей прошлой жизни, и тут же мгновенно это теряю.

- Чужачка, нам надо идти. – Максим выходит вперед и оглядывается по сторонам.

- Вообще-то меня Лия зовут, - отрезаю я. – Не чужачка, а Лия.

- Ясно.

- Попытайся запомнить.

- Попытаюсь.

Я, словно нахожусь рядом с куском металла. Он такой холодный и опасный, что к нему страшно даже приблизиться. Однако если всё же пересиливаешь себя и прикасаешься - чувствуешь гладкую ровную поверхность, на которую можно опереться, и за которой можно спрятаться.

Я иду, смотрю на Максима и нахожу его довольно высоким. По сравнению с ним я маленькая, низкая, тощая и слабая. Так и есть, на самом деле. Волосы парень давно не стриг, черные пряди торчат в разные стороны, но почему-то смотрится это не так уж ужасно, что просто поразительно. Обычно люди с похожей прической выглядят, как оборванцы.

- Сверлишь в моей спине дыру? – спрашивает на ходу Макс, и я смущенно опускаю глаза вниз.

- Тебе показалось.

- Разве?

- Да, показалось.

Парень усмехается.

- Почему ты ослушалась меня и вернулась? – через несколько минут спрашивает он, и мы сворачиваем на повороте. Открывается вид на площадь перед вокзалом. Машины полицейских стоят только там, поэтому мы с легкостью проходим с другой стороны незамеченными.

- Потому что я спасала свою сестру. – Заучено отвечаю я.

- А она считает это спасением?

- Какая разница? – устало протягиваю я. – Потом скажет спасибо.

- А если не скажешь?

- Хотя бы будет живой.

Макс приближается к черному BMWи открывает мне дверь.

- Сначала в больницу, потом домой.

Я удивленно вскидываю брови и недоуменно прикусываю губу.

- Что за черт? Почему ты такой вежливый? Откуда забота?

- Не задавай лишних вопросов, просто садись, и поедем уже.

- Но я должна знать.

- Ты ничего не должна знать, - громче отрезает парень и проводит рукой по черным прямым волосам. – Есть вещи, которые делаешь, потому что делаешь. Не знаешь почему, просто не можешь по-другому.

- Дай угадаю. Из чувства жалости? – огрызаясь, протягиваю я, и смотрю на Макса. Если бы он не был безмозглым придурком, он бы мне понравился.

- Да, - резко отвечает он. – Именно так. Из чувства жалости.

Больше я не говорю ему ни слова.

Сажусь в машину, мы молча едим до больницы, а потом я сообщаю, что сама найду родителей, и они отвезут меня домой. Максим соглашается, уезжает, а я, не доходя до больницы, разворачиваюсь и иду к остановке. Не хватало ещё, чтобы мама с папой увидели вывих моего плеча.

Переживу как-нибудь.

 

ГЛАВА 3. ЖИЗНЬ В СТАЕ ПОЛНА ПРИКЛЮЧЕНИЙ.

 

Дверь мне открывает Леша. Он выглядит уставшим и измученным. Вряд ли я смотрюсь лучше.

- Что с твоей рукой? – взволнованно спрашивает он, и я непроизвольно прижимаю локоть ближе к груди. – Тебя вновь кто-то обидел?

- Нет.

- Что же тогда произошло?

- Упала, - я выдыхаю и прохожу в квартиру. – Бежала от ментов, рухнула на землю и вывихнула плечо.

- Что? Убегала от полиции?

- Да. Жизнь в стае полна приключений.

Я подхожу к зеркалу, убираю назад волосы и ошеломленно замираю. Только сейчас до меня доходит, что я не вернула пальто Максу.

- Они засекли тебя?

- Не думаю. Я успела оторваться. – Я умалчиваю о спасителе, хотя в глубине души понимаю, что Максим им является. – Села на автобус и приехала домой.

- А что за пальто? – Леша подозрительно щурится. – Пробежалась перед этим по магазинам?

- Астахов, что за допрос? – парень помогает мне снять верхнюю одежду, и я обессиленно двигаюсь в сторону зала. – Я вернулась – вернулась, жива – жива, значит всё не так плохо.

- Лия, тебе нужно в больницу. Вдруг с рукой что-то серьёзное.

- И что мне сказать родителям? Мама, папа, я убегала от полиции и случайно вывихнула плечо?

Леша протирает уставшее лицо.

- Лучше так, чем потом не чувствовать руку.

- Лучше никак, чтобы потом не получить от предков, - я киваю в сторону комнаты сестры и неуверенно поджимаю губы. – Как она?

- Со мной не говорит, - отрезает Леша. – Сначала билась в истерике, даже пыталась выпрыгнуть из машины на ходу, но потом успокоилась. Наверно, устала.

- Мне не нравятся перепады в её настроении. Сначала она готова всех растерзать, а потом впадает в апатию. Может, Карина принимает что-нибудь?

- Например?

- Ну, я не знаю. Что сейчас модно среди девятых классов? Таблетки, обезболивающее…

- О да. Ещё скажи, что твоя сестра наркоманка.

- Я не знаю, что сказать, - признаюсь я и медленно выдыхаю. Дышать по-прежнему тяжело, а плечо постепенно теряет чувствительность. По началу мне казалось, что не испытывать боль – отличный выход из положения, но сейчас я готова ощущать колики, резь, ноющую пульсацию – что угодно, лишь бы понимать, что мое плечо всё еще способно двигаться. – Я должна поговорить с ней.

- Уверена, что должна? – сомневается Астахов. – Карина вряд ли в настроении.

- Плевать. Если не поговорю с ней сегодня, поговорю с ней завтра. Зачем тянуть? - Леша помогает мне встать с дивана, и я благодарно киваю. – Иди домой. Ты и так сделал всё, что мог.

- Не все, раз ты еле ходишь, а твоя сестра заперта в комнате.

- Перестань, - я игриво взъерошиваю волосы друга и улыбаюсь. –Спасибо, что не бросил Карину, спасибо, что побыл с ней до моего прихода. Но сейчас – иди, отдыхай. Я же вижу какой ты уставший, и меня грызет совесть.

- А она у тебя есть?

- О да, да. Очень смешная шутка, - я подталкиваю парня к выходу и наблюдаю за тем, как он одевается. – Едь осторожно и не торопись.

- Хорошо, мамочка.

- Иди уже!

Я смеюсь, когда закрываю за другом дверь. Астахов не мой герой, и не таинственный спаситель, он обычный человек со своими страхами и слабостями. Но при всем этом, он остается моей единственной опорой. Никто кроме него не знает о Карине и её проблемах. Так что тот факт, что он ещё с криками не убежал от меня – говорит о многом.

Я громко выдыхаю и подхожу к шкафчику. Достаю аптечку. Нахожу йод. Покрываю сеткой живот, край подбородка и плечо. Может, к утру станет чуть-чуть легче? Слава богу, завтра выходной.

Покончив со своей реанимацией, прячу аптечку и уверенно следую в комнату сестры. Не думаю, что получится нормально поговорить, но всё же где-то в глубине души на это надеюсь.

Я стучусь.

- Карина? – сестра лежит на кровати. Её волосы спутались и свисают вниз. Они светлые, почти бронзовые. Я всегда мечтала о таких, но вместо этого получила полную противоположность. – Ты спишь? - она не отвечает. – Нам надо поговорить.

- О чем? – неожиданно хрипло протягивает она. – О том, что ты слишком много о себе возомнила?

- О том, почему я решила пройти инициацию вместо тебя.

- Мне не интересно.

- Ты меня выслушаешь, хочешь ты этого или нет, - я прохожу, включаю свет и сажусь рядом с сестрой на кровать. Карина не поворачивается, так что я не вижу её лица. Но уже по голосу ясно: она плакала все то время, пока меня не было рядом. – Стая, может, и кажется тебе хорошей компанией, на самом деле является опасной бандой. Люди причиняют вред своему здоровью, а, порой, умирают. Зачем тебе так рисковать? Ради чего?

- Какая разница, что я делаю? – срывающимся голосом спрашивает она. – Это не твои проблемы!

- Ты ошибаешься. Что касается тебя, касается и меня.

- Но почему? – внезапно сестра резко поворачивается и смотрит мне в глаза так обижено и зло, что мой живот сжимается и начинает болеть. – Почему ты вдруг решила, что имеешь право управлять моей жизнью? Это мой выбор! Мое желание! И мне плевать, что ты на этот счет думаешь!

- Но, а как же родители? – я пытаюсь защититься. – Ты о них вспомнила? Они с ума сойдут, если узнают, где ты шляешься!

- Им не впервой сходить с ума, - ядовито протягивает она.

- Да неужели.

- Может ты и забыла весь свой прошлый год, но это не освобождает тебя от ответственности. Папа с мамой даже не удивились, когда тебя привезли в больницу полуживой. Они знали, что рано или поздно лед, по которому ты идешь, провалится у тебя под ногами, и ты сорвешься в водную пучину.

- О чем ты говоришь? – я смотрю в изумрудные глаза сестры и вижу в них лишь злость, гнев. Ни намека на здравомыслие. – Не придумывай чушь!

- Чушь? Это ты не придумывай себе несуществующих идеалов! Лия хорошая, Лия милая, Лия правильная и ответственная. – Карина фыркает и с абсурдом восклицает. – Бред! Пусть они и дальше обманывают тебя, себя, кого угодно. А мне надоело! Я не стану перед тобой отчитываться, потому что ты абсолютно не лучше всех остальных!

Её слова обескураживают меня. Я в такой дикой растерянности, что даже не представляю, как реагировать.

- Я не понимаю, о чем ты.

- И не удивительно. Ты ничего не понимаешь!

- Так объясни мне!

- Не собираюсь тратить на тебя своё время, - холодно отрезает Карина. – Ты решила занять моё место – отлично. Делай, что хочешь, но знай: с этого момента мне плевать на тебя. Не ценишь меня - я не ценю тебя.

- Не ценю тебя? – взрываюсь я. – Спятила? А кого я вытащила из куба и вернула с того света? Кого я сберегла от проверки нервов на железной дороге?

- Дешевые оправдания.

- Оправдания? – от её слов мне становится больней, чем от гематомы на плече. Я чувствую, как переносица покалывает, как подкатывают слезы. – Считаешь, это оправданиями?

- Ну, а что это, по-твоему? – Карина встает с кровати и подходит к зеркалу. Она берет расческу, начинает проводить ею по своим бронзовым волосам и протягивает. – Моя старшая сестра возомнила себя Богом. Как глупо. На самом деле, ты такая же обычная девушка, как и все остальные. Так что не думай, будто одно мое спасение загладит твою вину. Ты отняла у меня смысл жизни, я отниму у тебя сестру.

Мне тошнит от её слов.

Как она может такое говорить? Как смеет?

Вместо слез, меня накрывает волна гнева. Я резко подрываюсь с кровати и подлетаю к Карине. Она пугается такого порыва, разворачивается ко мне лицом и врезается спиной в зеркало. Её глаза испуганы, мышцы напряжены, и пусть она хочет это скрыть - я вижу. Я вижу, что она меня боится, что она в панике. И в этот момент у меня возникает странный вопрос: кем же я была до потери памяти, если даже моя родная сестра испытывает ужас, находясь рядом?

Неожиданно я замечаю своё отражение: дикие зеленые глаза, острые скулы, растерянно отступаю назад и несусь вон из комнаты, хлопнув за собой дверью так сильно, что эхо разносится по квартире.

Этой ночью я не сплю.

Завариваю себе кофе, одеваю, несмотря на жару, толстый длинный свитер и сижу на кухне. Проходит несколько часов, когда я решаю сдвинуться с места. Правда, только лишь для того, чтобы вылить остатки холодного напитка и заварить новый.

Слова Карины штурмуют мой мозг и разрушают один стереотип за другим. Сначала я думаю, что она специально наговорила кучу глупостей для того, чтобы задеть меня и вывести из себя, потом вспоминаю, как чуть не вывернула Леше руку и с каким удовольствием стояла на рельсах, и тогда меня бросает в холод. Приходится допустить вариант сестры, и рассмотреть его со всех сторон. Возможно, я и, правда, в прошлом году принесла много бед родителям. Но почему тогда они мне никогда о них не рассказывали? Смысл скрывать? Где остатки целого года? Фотографии, записи, видео. Почему есть я, 13 сентября 2011 года и я 8 августа 2012. Куда испарился такой огромный промежуток времени?

Я громко ставлю чашку с кофе на стол, и сама пугаюсь этого звука. Прикрываю глаза, и пытаюсь ровно дышать. Но успокоиться не получается: меня раздирают на куски странные чувства. Я борюсь с паникой, со страхом, с ужасом, и в то же время горю безумным желанием узнать правду. Что же на самом деле произошло со мной год назад?

Внезапно я слышу, как открывается входная дверь, и машинально смотрю на часы. Около четырех утра. Родители как раз вовремя.

Я ставлю чашку в раковину, и медленно выхожу в коридор.

Мама снимает ботинки, вешает свое пальто и вдруг замечает меня. Её глаза округляются, становятся выразительными, большими, и она удивленно вскидывает брови.

- Не поздно ли ты бродишь по дому? Спать не думала?

- Мне не хочется.

- Опять живот болит? – спрашивает папа и подходит, чтобы поцеловать меня. – Может, примешь таблетку?

- Не стоит.

- Стоит.

- Нет, я на самом деле поговорить с вами хотела. – Слова еле-еле слетают с губ. Приходится взять себя в руки и перестать бояться.

- О чем?

- Обо мне.

Мама недоуменно проходит в зал и устало выдыхает:

- А нельзя отложить разговор до утра? Я ужасно вымоталась.

- Так уже утро, - невинно протягиваю я, и протираю лицо ледяными руками. – Я не займу много времени.

- Что-то случилось? – папа снимает с запястья часы. - Проблемы в школе?

- Да, нет. В школе всё хорошо. Я по-другому поводу.

Мама плюхается на диван, папа останавливается в проходе между кухней и спальней: ждет, смотрит на меня. Наверняка, он заинтригован.

- Сегодня я поссорилась с Кариной. – Родители одновременно тяжело выдыхают, и поэтому я быстро добавляю. – Даже не спрашивайте почему. Ссоры между сестрами обычное дело.

- Тогда почему ты хочешь поговорить с нами об этом? – зевая, спрашивает мама. – Карина обидела тебя?

- Нет, конечно, нет. – Я сильно прикусываю губу. Хочется закричать: на самом деле, да. Она ужасно меня обидела, оскорбила и предала, но я выдыхаю. Родителям об этом знать не обязательно. – Слово за слово, и мы перешли на личности. Орали друг на друга, кричали, как вдруг Карина заявила, что я…, - я нервно усмехаюсь, и обхватываю себя руками за больной живот. – Что я накуролесила в последний год. В год, который я абсолютно не помню.

Мама бледнеет, а папа отходит от стены и медленно присаживается в кресло.

- Она соврала? – я судорожно выдыхаю. – Или нет?

Родители молчат, и у меня внутри взрываются друг за другом все органы. Неужели это правда? Мне становится плохо. Я облокачиваюсь спиной о шкаф и прикрываю глаза. Пожалуйста, скажите, что это сон. Пожалуйста.

- Я…, - мама глубоко втягивает воздух. – Я поверить не могу, что она сказала тебе такое.

Мне приходится посмотреть на маму, и я вижу на её лице шок. Она трет друг о дружку ладони и нервно моргает.

- Мне даже в голову никогда не приходило, что Карина может так поступить.

- Я не понимаю.

- А что тут понимать? – вмешивается папа. – Твоя сестра решила задеть тебя, и затронула именно ту тему, которая до сих пор причиняет тебе боль. Хочешь ответов: вот они! – он качается головой и улыбается. – Ты всегда была примерной девушкой, никогда не приносила нам проблем, училась в школе, помогала, когда мы были на работе, и я не помню ни одного раза, чтобы мне приходилось краснеть из-за тебя.

- Твоя сестра перешла все границы, - дополняет мама. – Не думала, что она способна на такое. Из-за чего же вы хоть поссорились?

- Теперь это не важно.

С моих плеч исчезает такой огромный груз, что я пьяно пошатываюсь назад.

- Карина не права, - серьёзно отрезает папа. – Но ты не обижайся на неё. Она сказала это сгоряча. Так что помиритесь, и забудьте об этом.

- Мы так и сделаем, - заверяю я. – По-крайней мере, мы попытаемся.

- Что ж, отлично, - мама вновь зевает и встает с дивана. – Не ссорьтесь, Лия. – Она обнимает меня и медленно отходит в сторону спальни. – В жизни мало людей, на которых можно положиться. Вам остается лишь радоваться, что вы есть друг у друга.

Я киваю.

- Спокойной ночи, - папа целует меня в лоб. – И не забудь помыть за собой чашку.

- Да, конечно.

Он улыбается и уходит, а я так и стою в зале, радуясь, что мои опасения не подтвердились.

 

Наутро я не могу пошевелить левой рукой. Морщусь, встаю, подхожу к зеркалу и громко выдыхаю: плечо покрылось отеками и покраснело.

- Черт, - я испуганно моргаю. – Черт!

От безысходности начинаю тереть ладонью напухшее место, надеясь, что это сможет помочь. Но как? Бессмыслица.

Судорожно набираю в легкие воздух и сглатываю. Нужно что-то сделать, иначе моя глупость превратится в нечто более опасное.

Здоровой рукой, я хватаю со стола телефон, и набирают номер Леши. Астахов тут же отвечает:

- Лия? Что-то случилось?

- Ну как сказать, - я вновь осматриваю в зеркале синеватое плечо. – Знаешь, кажется, мне нужна помощь.

- Мне приехать? – серьёзный тон друга успокаивает меня: Астахов сумеет помочь. Я уверена.

- Да, пожалуй.

- Буду минут через пятнадцать. – Тут же раздаются гудки, и я буквально вижу, как Леша срывается с места, начинает метаться по своей маленькой комнате. Он всегда был ответственным, правильным, тактичным. Иногда мне кажется, что у нас с ним огромная разница в возрасте, будто он мой старший брат, хотя, по сути, мы ровесники. Так что, с кого и надо брать пример, так это с Астахова. Мне до его идеальности ещё расти и расти.

Через силу, я надеваю свитер. Ужасно больно. Когда я поднимаю руку, в голове взрываются краски, глаза непроизвольно закрываются, становится так паршиво, что начинает тошнить. Может, у меня вовсе не вывих? Вдруг, упав, я что-то сломала? Какая-то косточка нашла на другую косточку, и теперь мне ампутируют целую руку!

От этих мыслей становится страшно. Я тяжело дышу, хожу ещё тяжелей. Выходит таким образом, что минут за десять я только расправляюсь с одеждой. Это я ещё не добралась до пальто…, до пальто Максима, что самое интересное, так как свое я отдала Кире.

Глубоко вдыхаю воздух и выхожу из комнаты. В глубине души я надеюсь, что родители ещё спят, но едва моя нога ступает за порог, я замечаю маму на диване.

- Уже проснулась? – удивляется она и, оторвав взгляд от книги, снимает очки. – Куда-то собралась?

- Да, - мне становится жутко жарко. - Леша позвал прогуляться.

- Прогуляться так рано?

- Ну, а почему бы и нет?

Я прохожу в коридор и прячусь за угол. Лишь бы мама не увидела, с каким трудом я надеваю чужое пальто.

- И куда же вы пойдете? - я слышу, как она поднимается с дивана, и просовываю руки в дырки быстрей, чем требовалось. Дикая боль пронзает спину, и я неуклюже закидываю назад голову. – Тебе нужны деньги?

- Нет. Я не думаю, что они понадобятся. Если что Леша разберется.

Мама, наконец, подходит ко мне, и я замечаю странный взгляд. Очень странный. Сначала мне кажется, будто она знает мой секрет, сейчас грубо стянет с меня пальто и наорет за то, что я не рассказала ей о вывихе плеча, но потом до меня доходит, что тут делов другом.

- А где твоё пальто?

- Я его у Леши забыла, - быстро отрезаю я. – Он вчера довез меня до поворота, заметил, что я налегке и отдал своё пальто, чтобы я не шла до дома по морозу…

- Хмм, дает тебе свою верхнюю одежду, собирается платить за тебя на утренних прогулках…

Я не нахожу в себе сил сдержаться, и начинаю хихикать, как идиотка.

- Мам, - протягиваю я. – О чем ты? Это же Астахов.

- Ну и что? – она растерянно поджимает губы. – Он хороший мальчик, и я совсем не против, если…

- Никаких если! – перебиваю её я, и даже благодарю за подобное отступление от темы. Смех помог забыть о боли. – Не выдумывай. Он мне как брат.

- Не каждый брат зовет девушку прогуляться в полдесятого. Задумайся над этим, Лия. Дружбы между мужчиной и женщиной не существует, так что не строй себе заоблачных замков. Как бы потом не оказалось, что ты сильно ранишь его.

- Мам, - я закатываю глаза. – Не знаю, что там за правило, будто противоположности не могут дружить, но я его не придерживаюсь. Мы с Астаховым родственные души, и уж точно не планируем свадьбу, детей и внуков.

- Я тоже ничего не планировала, а потом…

- Хватит! Я не могу это слушать! - Меня пробирает на смех, и я начинаю двигаться к двери. – Больше не слова.

- Ох, ну как хочешь, - кажется, что мама обиделась, но вообще это трюк. На самом деле, она хочет, чтобы я развила тему и проговорилась. Но я слишком взрослая для таких уловок.

- Если что, позвоню тебе. Пока!

- Не задерживайся.

Перед тем как закрыть дверь, я слышу её вздох: попытка не удалась.

Спускаясь по лестнице, улыбаюсь и никак не могу осознать то, что произошло минуту назад. Мама решила, будто я и Леша вместе. Но ведь это смешно. Он мне как брат, да и знаем мы друг другу с самого детства. Неужели такие люди могут сойтись, а потом ещё и прожить вместе рука об руку?

Ужас какой. Выйти замуж за собственного брата.

Я корчусь и выхожу из подъезда.

«Рено» Астахова уже стоит во дворе, и я облегченно выдыхаю. Парень выходит из машины и стремительно движется ко мне. Он взволнован и как всегда серьёзен.

- Что случилось? - на выдохе спрашивает он. – Карина? Родители?

- Мое плечо, - улыбаюсь я, и прикусываю губу. – Ты был прав: я должна была сходить в больницу. Сегодня утром оно распухло, и я еле шевелю рукой.

- Лия…

- Давай пропустим ту часть, где ты отчитываешь меня, и приступим сразу к делу. Я думала заехать в больницу.

- В какую? Если мы заявимся на работу к твоим родителям, им передадут, что ты приходила.

- Значит, поищем другую поликлинику, - разумно протягиваю я. – В Питере куча больниц.

- Но не в каждой из них тебя примут, - добавляет Астахов. – Ты взяла паспорт, медицинский полюс, карточку?

- Да.

- Что ж, тогда поехали. – Леша открывает мне дверь, и я аккуратно присаживаюсь на пассажирское сидение. В машине как всегда пахнет кофе. Теперь этот запах ассоциируется у меня только с Астаховым, и с его черным Рено. – На самом деле, твои предки все равно узнают правду.

- Надеюсь, что нет.

- Но как ты собираешься это скрывать? – парень пристегивается, нажимает на газ, и мы медленно сдвигаемся с места. Я тоже хочу пристегнуться, но потом понимаю, что ремень сильно передавит руку. – Если вывих не серьёзный, - продолжает Астахов, - придется носить повязку, если серьёзный придется делать операцию. В обоих случаях твои родителя – доктора, заметят что-то неладное, тебе так не кажется?

- Не нуди, - растеряно отвечаю я и прижимаю руку к груди. – Возможно, у меня и вывиха нет. Просто сильно ударилась.

- Ну да.

- Леш, мне и так не по себе. Давай не говорить о плохом.

- Как хочешь, - протягивает Астахов. – Моё дело предупредить.

Я тяжело выдыхаю и сглатываю. Паршивая ситуация. Лишь бы Максим был не прав, и сказал вчера о вывихе только для того, чтобы напугать меня.

Я провожу здоровой рукой по пальто. Оно большое, теплое, и мне почему-то кажется, что я его уже где-то видела: черное, длинное, мягкое. Хочется укутаться в нем настолько сильно, чтобы вовнутрь не смог пробраться ни один порыв ветра. По мне пробегают электрические разряды: нотки мяты заполняет легкие, едва я вдыхаю запах, которым пахнет воротник.

- Так откуда у тебя это пальто? – Леша как всегда вырывает меня из мыслей, и я поднимаю голову. – И куда ты посеяла свое?

- Его забрала Кира, чтобы я смогла быстрей двигаться на испытании. А потом вокзал окружили менты. Пришлось убегать. Было холодно, и Максим вдруг решил стать милым.

- Максим?

- Да, тот высокий, черноволосый парень, который избил меня. Хотя о чем я, - я саркастически выдыхаю. – Тебя ведь не было рядом, и ты не знаешь, о ком я говорю.

- Опять ты начинаешь…

- И никогда не закончу, - подмигиваю. – Ты заслуживаешь длительного выноса мозга.

- Ну, конечно. Как Леша сделает что-то хорошее – так всем плевать. А как он проколется – так век ему быть проклятым.

- Такова жизнь. Люди помнят лишь плохое.

- Не правда, - Астахов поворачивается и с нежностью смотрит в мои зеленые глаза. – Я помню и хорошее.

Мне становится неловко. Что-то проносится между нами, что-то странное. Мы смотрим друг на друга слишком долго, неприлично долго. Я заправляю локон угольных волос за ухо и неуклюже отворачиваюсь. Чувствую, как горят щеки, как вспотели ладони. Только вряд ли это от смущения. Скорей мне просто не по себе

- Ты всегда так делала, - прервав молчание, отрезает Леша.

- Как?

- Отворачивалась и краснела, словно девочка загнанная в угол.

- Я не понимаю о чем ты, - эта фраза настолько надоела мне, что я произношу её с легким раздражением.

- Ты всё прекрасно понимаешь, - парень громко выдыхает. - Просто не помнишь.

- Что ты имеешь в виду? Как это понимаю, но не помню?

- А как ты думаешь? – Леша крепко сжимает руль, и костяшки его пальцев бледнеют. Он стискивает зубы, лицо напрягается. – Как ты думаешь, о чем я? Всё настолько банально, что даже догадываться нет необходимости.

- Поверь мне – есть, - я недовольно смотрю на друга. – Если было что-то о чем я забыла, так не тяни резину: расскажи! Хватит тайн и намеков. Родители, Карина, ты – все вы надоели со своими секретами. Говорите напрямую, что имеете в виду или вообще молчите!

- Легко тебе говорить.

- Легко? Мне легко? Астахов, лучше не зли меня.

- Конечно, тебе легко. – Леша протирает свободной рукой лоб. – Ты забыла очень многое, Лия, и это замечательно. Поверь мне: это просто прекрасно, потому что твой прошлый год был полон плохих вещей, и я рад, что ты избавилась от них.

Я замираю: вот и подтверждение слов сестры, вот и подтверждение обмана родителей.

- Что я натворила? – вопрос сам слетает с губ. – Что я сделала?

- Ты – ничего.

- Тогда о чем речь?

- Речь о том, что тебе банально не повезло. Ты просто-напросто попала в плохую компанию.

Он делает ударение на последнее словосочетание, и я буквально чувствую, как примерзаю к месту. Его лицо искажает гнев, я вжимаюсь в сидение и неожиданно понимаю, что в глубине души знала ответ на все свои вопросы.

- И что же это значит? – внутри разгорается костер. Я говорю тихо, но мне хочется кричать во все горло. – Хочешь сказать, я была связана со стаей? Так ведь?

Леша поворачивается ко мне, и я смотрю в его зеленые теплые глаза. Они полны сожаления, сочувствия, беспокойства, и мне становится паршиво. Эта жалость во взгляде всех окружающих людей начинает сводить с ума!

- Ответь.

- Лия…

- Просто ответь мне!

Парень выдыхает, открывает рот, но не успевает сказать ни слова.

Перед машиной появляется огромное рыжее пятно, Астахов с криком резко выворачивает руль, и мы парим. Я ощущаю невесомость всеми клетками своего тела. Волосы вспыхивают пламенем вокруг шеи, сумка подлетает перед лицом, и ударяется о крышу автомобиля. Мысли сталкиваются, сплетаются, взрываются, перед глазами всё плывет, предметы летают в салоне, словно в космосе, и я вдруг думаю о ремне безопасности. Но это мимолетная идея. Она ускользает от меня так же быстро, как опора под ногами. Я слышу свой крик, вижу впереди столб и лечу ему навстречу.

 

ГЛАВА 4. СЕКРЕТЫ В МОЕЙ ГОЛОВЕ.

 

Кто-то поднимает мою голову и сжимает руку настолько сильно, что мне становится больно.

- Нет! Лия! – голос кричит, орет. – Лия!

Я пытаюсь раскрыть глаза. Не могу.

- Стас! Стас вызови скорую! Стас!

Я чувствую, как холод обволакивает ноги, поднимается по пояснице, выше к животу, рукам, шее, к голове. Меня тошнит, будто я несколько секунд назад летела, парила в небе. Встав сейчас на ноги, я непременно бы упала вниз. Но мне не грозит эта проблема. Я не встану. Следовательно, и не упаду.

- Стас! – продолжает кричать голос, и меня поднимают с асфальта. – Где он? Позовите Стаса!

Мы куда-то бежим. Боль отдает во всех участках тела, особенно в голове. Я буквально чувствую, как рана на виске расширяется, трещит, превращается в дыру.

- Держись, - ласково произносит голос, и я ощущаю тепло. Меня укрывают чем-то тяжелым и горячим. Запах мяты взрывается в голове. – Ты только держись, Любимая. Прошу тебя, держись. Не засыпай.

Но я не могу выполнить обещание. Мне хочется, но я не могу.

Теплота в голосе согревает, дает надежду, правда сейчас этого мало. Я удивляюсь новому тембру Астахова, чувствую резкую боль в голове и громко выдыхаю. Эхом повторяется: держись, держись, держись, я пытаюсь ухватиться за эти слова, но не могу.

Я проваливаюсь в темноту.

Удары ногой об асфальт пробуждают меня. Я вновь вижу, как толпа подростков стоит перед будкой в парке аттракционов, как она кричит, ликует, шумит, живет. Шрам выходит на пьедестал, осматривает стаю и гордо говорит о том, что ночь в нашем распоряжении. Вновь взрывается ор, я закрываю руками уши, не могу вытерпеть этот хаос и хочу отойти назад, но вместо этого невидимые нити тянут меня вперед. Сопротивляясь, я цепляюсь руками за людей, прошу помочь, кричу, пытаюсь остановиться, но не могу ничего с собой поделать. Уже через несколько секунд я оказываюсь перед предводителем и смотрю ему в карие широкие глаза. Он громко дышит, он недоволен, он хочет сказать мне что-то, но молчит. Я чувствую недоверие, гнев и обиду, правда, не могу понять, чем вызваны такие эмоции. Осознав, что Шрам говорить не собирается, я вновь пытаюсь убежать, и на этот раз мне удается сорваться с места. Я расталкиваю толпу, бегу сквозь маленькие проходы, тяжело дышу, спотыкаюсь и внезапно выбираюсь на свободу. Я не останавливаюсь, не сбавляю скорость, надеюсь, что нахожусь уже совсем далеко от стаи, но, когда поворачиваю голову назад, понимаю, что вновь стою перед Шрамом. Паника. Я опять убегаю, и опять оказываюсь перед предводителем. И опять. На третий раз я уже не тороплюсь сбежать. Дикое недоумение рвет меня на части. Гнев бурлив в венах, не дает страху взять контроль над телом. Я испускаю яростный рык и делаю шаг навстречу Шраму, нас разделяют сантиметры.

- Что тебе от меня нужно? – зло чеканю я и внезапно чувствую, как парень хватает меня за руку. Он крепко сжимает её, не обращает внимания на мой испуг, кладет моюладонь к себе на плечо и тихо выдыхает.

- Мне нужна правда.

Я резко открываю глаза, хочу встать, но не могу даже пошевелиться.

Знакомый запах заползает в ноздри, переворачивает внутренности, впитывается в кожу, и я еле сдерживаюсь от крика. От безумства. От паники.

- Нет, - протягиваю я и осматриваю пространство вокруг себя. – Нет.

- Лия?

- Нет. Только не сейчас. Только не здесь.

- Лия!

- Не хочу! – состояние безумной паники и беззащитности. Я понимаю, что нахожусь не дома, и мне становится так страшно, что тело сковывает судорога. – Не хочу!

- Чего не хочешь, милая?

Я поворачиваю голову в сторону голоса и вдруг вижу маму. Она в белом халате, уставшая, поникшая. Сидит рядом со мной, сжимает руку. Поправив мне волосы, она вновь спрашивает:

- Чего ты не хочешь, Лия?

- Не хочу забывать, - сквозь слезы шепчу я, и растерянно оглядываюсь. – Мам, я не хочу вновь все забыть.

- О, дорогая моя, - мама притягивает меня к себе и обнимает так крепко, что я ощущаю покалывание в руках, спине и шее. Но мне страшно, а страх притупляет боль. Вместо слов, я вдруг начинаю плакать, судорожно вожу пальцами по маминым плечам, пытаясь найти опору. – Все хорошо, - протягивает она. – Ты ничего не забудешь.

- Но вдруг?

- Нет. Не в этот раз и никогда больше.

Я обнимаю маму ещё крепче и опять осматриваюсь.

Больница. Я заполнила запах лекарств, старой мебели и плесени ещё в тот раз. Запомнила грязные белые стены, узкие кровати, пожилых людей и не всегда приветливых медсестер. Запомнила абсолютно все: от количества дыр на потолке в своей палате до цвета стен в главном регистрационном зале. Мне так хотелось впитать в себя новые впечатления и эмоций, словно они смогли бы заменить те чувства, что исчезли вместе с памятью. Но этого не случилось. Пустота и сейчас преследует меня. И будет преследовать до тех пор, пока я не узнаю всю правду о себе и о прошлом годе.

- Тебя поцеловал ангел, - неожиданно заключает мама, и я отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза.

- Разве?

- Так и есть. Ты могла умереть четыре месяца назад, ты могла умереть сейчас. Но, Лия, кажется, Господь следит за тобой и не позволяет тебе покинуть нас.

Я весьма скептична в отношении Бога и религии, поэтому молчу. На самом деле, я прожила совсем мало, и практически ничего не знаю о жизни. Конечно, мне ясен смысл веры и ясен смысл надежды, но в последнее время я начала убеждаться лишь в том, что чудес не бывает. Судьбы как таковой не существует: это факт, иначе у человека не оставалось бы вариантов для решения тех или иных проблем, ведь понятие судьбы, отрицает само понятие выбора. Поцеловал ли меня ангел, или я просто удачно приземлилась? Кто знает. Возможно, вера в Бога и имеет под собой какой-то вес, но я уверена, что она ничто, если нет веры в самого себя.

- Счастливица, - шепчет мама и гладит меня ладонью по щеке. – Опять решила напугать нас? Проспала шесть дней: шесть долгих, тяжелых дней. Сейчас твое состояние стабилизировалось. К счастью, на тебе все заживает так же быстро, как на собаке.

- Прости. На дороге что-то появилось, кажется, это была девушка. Да. – Я болезненно морщусь. – Рыжая девушка. Она стояла посередине трассы. Леша не успел среагировать и…, - замираю, мои глаза расширяются, и я испуганно съёживаюсь. – Астахов, что с ним? Он не сильно пострадал?

- Не волнуйся. В отличие от тебя, Леша пристегнулся и лишь ушиб колено.

Я выдыхаю.

- А что со мной?

- А с тобой как всегда проблемы, - шутя, протягивает мама. – Ты вылетела через лобовое стекло, милая. – Ее лицо омрачается, но она пытается сохранить улыбку. - Повредила плечо, живот, правую руку, и…

- И?

- И голову. У тебя сотрясение.

- Сотрясение? – я обеспокоенно осматриваю свои руки, словно найду там признаки очередного ушиба головы. – Надеюсь, ничего серьёзного?

- Лия, любая травма головы – серьезная.

- Ты понимаешь, о чем я.

- Не волнуйся, - мама кивает. – Потеря памяти тебе не грозит. Полежишь в больнице несколько недель. Подлечишь плечо, а затем за тебя возьмемся мы с папой, только уже дома.

- Несколько недель? – я в ужасе расширяю глаза. – Но у меня скоро экзамен! Я должна ходить на занятия по вождению.

- Господи, о чем ты? Дорогая, ты попала в аварию! Ты вылетела через лобовое стекло! Какое вождение? Какие экзамены? – мама качает головой и встает с кровати. – Пойду, схожу к твоему отцу. Тебе пора принимать анальгин.

- Мам!

- Попытайся отдохнуть. И пожалуйста, не вставай с постели. В любой момент голова может закружиться, ты упадешь в обморок и опять повредишь себе что-нибудь. Не рискуй.

- Я и не собиралась.

Мама выдыхает, словно читает мои мысли и знает, что на самом деле я так и собираюсь сделать.

- Поспи.

Она выходит, и в тот же момент я стаскиваю с себя одеяло.

Ноги покрыты огромными синяками, живот коричневый, будто я загорала в открытом неровном купальнике. Я выдыхаю и с трудом встаю. Голова тут же начинает кружиться, но я хватаюсь рукой за полку. Мне не привыкать к боли. Медленно иду к выходу из палаты и вижу двух бабушек: они сидят на скамейке, настороженно следят за моими движениями.

- Здравствуйте, - бросаю я и прохожу по коридору. Они шепчутся, перекидываются взглядами, но я не обращаю внимания.

Наверно сейчас вечер, людей не так много. Правда запах стоит такой же отвратительный: тяжелый, гадкий и старый.

- Куда ты? – спрашивает медсестра. Она появляется неожиданно, и я отпрыгиваю в сторону. – Разве тебе можно выходить?

- Я в туалет. – Рявкаю я. Если это знакомая мамы – мне не поздоровится. – Мне нужно в туалет.

- Подожди врача.

- Я не могу ждать, - протягиваю я и театрально сгибаюсь. – Мне, правда, очень нужно!

На самом деле, мне просто необходимо пройтись, но женщине не обязательно знать об этом.

- Я провожу её, - внезапно говорит женский голос, и я вижу Киру. Она стоит в очках, в белом халате, с завязанными в конский хвост золотыми волосами. Я моментально выпрямляюсь, и еле сдерживаю смех.

- А ты кто? – медсестра вскидывает брови. – Я раньше тебя не видела.

- Я интерн. Новенькая.

- Неужели?

- Да, и раз уж тут нужна моя помощь…, - Кира подходит ко мне, берет под локоть и сдвигает с места.

- Ты что здесь делаешь? – я говорю с таким диким восторгом, что наверняка мои глаза светятся от счастья. – Откуда этот халат и очки?

- Не спрашивай. Ты не представляешь, как сложно было к тебе пробраться, - отрезает девушка, и оборачивается. – Та мымра все еще пялится.

- Черт с ней. Лучше объясни мне, что происходит!

- Ничего особенного, - Кира открывает мне дверь, и мы проходим в туалет. Здесь воняет ещё хуже, чем в коридоре, и она закрывает рукой нос. – Твою мать, разве в больницах не должно быть таких туалетов, где бы человека после них не приходилось откачивать?

Я хочу ответить что-то едкое и смешное, но неожиданно примерзаю к полу.

Мое отражение.

- О господи! – я практически ору. Резко подскакиваю к зеркалу, и плевать на боль, на ушибы и отеки. Мое лицо в порезах. Оно похоже на один сплошной синяк, и меня тошнит от страха. – Господи!

Я начинаю мять руками кожу, надеюсь, что сейчас уберу пальцы, и лицо станет прежнего цвета. Но ничего не выходит.

- Лия.

- Твою мать, Кира! Что со мной?

- Успокойся, - девушка подходит ко мне, и берет за руки. – Не трогай, сделаешь только хуже.

- Отпусти! – Я вырываюсь, и вновь притрагиваюсь пальцами к лицу. – Боже мой…

- Так, сейчас же посмотри на меня.

- А вдруг это не пройдет? Вдруг останутся шрамы? – Я сглатываю и вспоминанию рану на лице предводителя стаи. Господи, я не смогу с этим жить. – У меня такое лицо, словно я побывала на скотобойне!

- Детка, а чего ты хотела? Ты вылетела через лобовое стекло и думала остаться целой и невредимой? Это ещё цветочки.

- Кира, я омерзительна!

- Не набивая себе цену, - протягивает девушка и становится рядом со мной. Мы смотрим на наши отражения, и я буквально горю желаниям разбить зеркало к чертовой матери. Кира такая красивая, высокая, у нее широкие скулы и ровные брови, а я – я гигантский отек. – Синяки скоро заживут, раны – затянутся. Так что не паникуй.

- Не паниковать? Не смеши меня. Если бы я умерла, мой труп бы не опознали.

- Я бы опознала.

- Неужели? И каким же образом?

- Пощекотала бы тебя.

Такой ответ застает меня врасплох. Я недоуменно поворачиваюсь лицом к Кире.

- И что?

- Как что? – девушка улыбается и закатывает глаза к потолку. – Ты бы отреагировала и начала хихикать. А твой смех невозможно перепутать ни с чьим другим.

- Но я же умерла!

- Лия, ты же бессмертная задница! Ты бы не умерла.

Я неожиданно рассмеялась. Искренне рассмеялась. У меня болели ребра, спина и ноги, но я смеялась так сильно и долго, что просто перестала обращать на это внимание.

- Так-то лучше, - заключает девушка, и, наконец, снимает очки. – В них жутко неудобно.

- Ну, что, теперь ты скажешь мне, что делаешь в больнице?

- По-моему, очень просто догадаться. – Я выгибаю бровь, и Кира отвечает. – Я пришла навестить тебя. Все волновались.

- Все? – недоуменно переспрашиваю я.

- Естественно. Ты же теперь член стаи. Мы своих в обиду не даем.

- Неужели? Мне после аварии ходить почему-то гораздо легче, чем после того, как меня избил Максим.

- Стечение обстоятельств. – Отрезает девушка. – На самом деле тебе банально повезло.

- Повезло?

- Шрам и я думаем, что авария была подстроена. Так что, ты вновь легко отделалась.

- Что? – я ошеломленно отступаю назад и сталкиваюсь с туалетной кабинкой. – Что ты сказала?

- Подожди. Испытывать ужас и шок ещё рано. Мы лишь рассматриваем данный вариант.

- Но кто и зачем это сделал? –удивленно спрашиваю я. – Какой прок в моей смерти? Или в смерти Астахова?

- Прок есть. – Кира тяжело выдыхает и подходит ближе ко мне. – Давай сделаем так: ты благополучно отсиживаешься в больнице эти две недели, никуда не лезешь, лечишься и принимаешь всю дребедень, что тебе прописали, а потом, когда ты здоровая и восстановленная выйдешь, я расскажу тебе все, что знаю. Договорились?

- Но почему не сейчас?

- Во-первых, потому что у меня слишком мало фактов, одни лишь предположения.

- А, во-вторых?

- А, во-вторых, с тебя и так хватит потрясений.

- Очень смешно, - саркастически отвечаю я и прижимаю руку к груди. – Твои слова опасны, Кира. Подстроить автомобильную аварию – это же преступление!

- Понятно, что не чаепитие. Считаешь, мы не понимаем насколько все серьёзно?

- Надеюсь, что понимаете.

- Все не так просто, как кажется. У меня нет доказательств, но я чувствую, что дело не чисто. – Блондинка выдыхает и откидывает хвост за спину. – Леша водит всего год, и, конечно, вашу аварию можно списать на его невнимательность, но мы-то с тобой знаем, что Астахов самый серьёзный человек на земле. Чтобы он плохо вел? Не заметил впереди машину, или человека? Не смешите меня.

- Откуда ты так хорошо его знаешь? – недоуменно спрашиваю я. – Вы ведь не общаетесь в школе.

- Не задавай лишних вопросов.

- Кира, ну хотя бы на это ты мне можешь ответить!?

В моем голосе столько горечи, что девушка неуверенно прикусывает губу.

- Хорошо, - отрезает блондинка. – Этот факт всё равно ничего не изменит. – Она пожимает плечами и взмахивает руками. – Я и Леша были друзьями.

- Ха, неужели. И когда же вы успели?

Кира неговоритни слова, а мне уже становится не по себе.

- Конечно, - шепотом протягиваю я и обхватываю себя руками. – Вы познакомились год назад, но я забыла об этом. Я забыла, потому что потеряла память.– Я отхожу дальше от блондинки. - Логичный вывод. И почему я раньше не додумалась.

- Лия, это ничего не меняет. Знала я Астахова, или нет, сейчас ты не должна высовываться из больницы, ясно?

- Почему вы не сказали мне, что знаете друг друга?

- А зачем?

- Как это зачем? – меня начинает колотить. Она задает глупые вопросы, и я злюсь: злюсь на неё, злюсь на Лешу, злюсь на себя. – Я, словно слепая хожу по улицам. Возможно, рядом со мной проходят знакомые люди, возможно, мы были друзьями, но я их не замечаю, и знаешь почему? Потому что я их забыла! И сейчас, - я глубоко вдыхаю и недовольно подхожу к Кире. – Сейчас любая информация, любые сведения важны для меня. Мелочи могут помочь мне восстановиться, могут помочь мне вспомнить. А вы скрываете от меня такие простые и банальные вещи, как дружбу! Берете и тупо скрываете!

На последнем слове я срываюсь и чувствую дикую боль в пояснице. Резко сгибаюсь, ощущаю головокружение и неуклюже кренюсь на бок.

- Лия…

- Не трогай меня, - рявкаю я. – Вы притворяйтесь друзьями. На самом деле ты, Леша, мои родители – все вы обманщики, которые и не думают рассказать мне правду!

- Перестань. Дай мне помочь тебе.

Кира тянет вперед руки, но я не позволяю ей притронуться. Она лгунья, как все остальные.

- Уходи!

- Приди в себя! – командует блондинка и, наконец, кладет свои худые руки мне на плечи. Правое обдает жаром, и я сжимаю в кулак ладонь. – Твоя истерика не разрешит проблему. Ответы не свалятся на тебя с неба, так что придется поискать их.

- Зачем искать то, что находится перед носом?

- Ты многого не видишь, Лия. Дело не в том, что ты слепая, а в том, что ты не хочешь замечать.

- Тебе не понять меня.

- Я всегда понимала тебя так, как не понимал никто другой, - уверенно отрезает Кира и встряхивает слегка за плечи, чтобы я перестала сопротивляться. – У тебя есть союзники, и ты можешь мне доверять.

- Могу ли?

- Мне – можешь.

- Но почему? Что ты такого сделала, чтобы я могла доверять тебе?

- Твои вопросы сведут тебя в могилу, - саркастично отрезает блондинка и кивает в сторону двери. – Пора возвращаться в палату, иначе твоя мама поднимет на ноги всю больницу.

- Если мои вопросы и сведут меня в могилу, так это только потому, что никто не собирается на них отвечать.

- Всему свое время. - Кира обнимает меня за талию, открывает дверь, и мы выходим в коридор. – Не торопись, иначе упустишь что-нибудь важное.

- Я и так упустила все, что у меня было. – Я облокачиваюсь на девушку, потому что ноги начинают предательски заплетаться. - Мне нечего терять.

- Не говори так.

- А как мне говорить?

- Не знаю. Но только не дави на жалость. Это не твой конек.

- Я не давлю на жалость, - с вызовом отвечаю я, хочу отстраниться, но не получается. Тело становится слабым, тяжелым, мышцы наливаются свинцом. Я начинаю моргать, боюсь, что упаду от внезапно нахлынувшей усталости, но в то же время стараюсь сохранить равновесие. – Мне противно, когда на меня смотрят с сожалением. Но неужели желание узнать правду, расценивается, как повод нарваться на нежности и слезы?

- Хочешь узнать правду – узнавай. Но не надо говорить, что тебе нечего терять и что вообще ты бедная страдалица.

Кира открывает дверь в палату и первая проходит вовнутрь. Затем она выглядывает и подзывает меня.

- Пусто. Твоя мама ещё не вернулась.

- Две недели в больнице сведут меня с ума, - недовольно отрезаю я и прохожу. – Терпеть не могу это место.

- Придется пересилить себя.

- Но какая разница? Лечиться дома или лечиться здесь?

- Тут за тобой присмотрят, а дома ты уязвима.

Я усмехаюсь и очень медленно сажусь на кровать. Голова начинает кружиться так сильно, что я перестаю ориентироваться в пространстве.

- Уязвима? Мы играем в мафию?

- Лия…

- Сама себя послушай, - перебиваю я. – Ты говоришь так, словно мы ввязались во что-то настолько серьёзное, что даже дома уже не безопасно.

- Так и есть. – Кира помогает мне лечь, не обращает внимания на то, как я корчусь, и я благодарна ей за это. – Восстанавливайся, набирайся сил и только потом пытайся разобраться в своих проблемах. Сейчас от тебя мало толку.

- От меня не может быть мало толку. Сильней всего я повредила плечо, а не голову.

- В любой момент, это может измениться. – Блондинка оглядывается и подходит к двери. Она вновь надевает очки и тяжело выдыхает. – Сделай так, как я прошу: не высовывайся.

- А ты мне что?

Кира смеется и открывает дверь.

- Шутишь? Возможно, мы встретимся гораздо раньше.

- Подожди. – Девушка оборачивается, и я недоуменно прикусываю губу. – После того, как мы попали в аварию, Леша звал Стаса. Кажется, это настоящее имя Шрама, так ведь?

- Астахов? Звал Стаса? Не может быть.

- Но я слышала.

- Наверно, тебе показалось.

- Кира, я ударилась головой, но не сошла с ума, - отрезаю я. – Леша звал Стаса, искал его, а потом, когда понял, что тот не придет, схватил меня на руки и понес куда-то.

- Лия…

- Не перебивай. Я помню, как мы бежали, долго бежали…

- Лия!

- Что?

- Это невозможно. – Блондинка озадачено смотрит на меня. Подумав, она закрывает дверь, подходит ко мне и садится рядом. – Может, тебе это приснилось?

- Вряд ли. Я настолько отчетливо помню голос Астахова: он просил держаться, просил не засыпать. Правда, его тембр был немного другим. Я даже удивилась. – Сглотнув, я продолжаю. – Затем мы бежали. Бежали так быстро и долго, что у меня голова раскалывалась на части. А потом…

- Лия, подожди, - Кира вновь перебивает меня, и растеряно пожимает плечами. - Леша не мог этого сделать.

- Почему же?

- Как почему? – девушка усмехается. – Он повредил колено. Не сильно, конечно, но ходить он не сможет ещё несколько дней.

- Что? – я озадачено замираю.

- Астахова вытащили из машины прохожие. Он сам не смог даже сдвинуться с водительского сидения. А тебя сразу же забрала скорая помощь. Никто не бежал, и никто не брал тебя на руки. Один мужчина нашел у тебя в сумке паспорт, медицинскую карточку и полис. Так узнали, твою фамилию, потом позвонили родителям. – Кира растеряно улыбается. - Без сознания ты попала в больницу, и тебя отправили в нейрохирургическое отделение. Вот в принципе и все.

Я недоуменно хмурюсь, и начинаю прокручивать в голове воспоминания. Я отчетливо запомнила запах мяты, запомнила этот голос. Но если он принадлежит не Астахову, тогда чей он?

- Не может быть. – Я раздраженно смотрю на Киру. – Я не сошла с ума! Кто-то подходил ко мне! Кто-то пытался спасти меня и, я…, я не шизофреничка!

- Успокойся.

- Что за чертовщина? Откуда у меня эти воспоминания, откуда эти отрывки из памяти, если со мной ничего подобного не происходило?

Блондинка недолго думает. Внезапно её глаза округляются, и она резко хватает меня за руки. Мне больно, я хочу выдернуть их, но не могу двигаться. Взгляд Киры завораживает. В нем что-то такое, что не позволяет мне нарушить пугающую идиллию.

- Бронская, - давно меня никто не называл по фамилии. – Ты начинаешь вспоминать!

- Что вспоминать?

- Как что? – блондинка придвигается ещё ближе ко мне. – Вспоминать свой прошлый год!

- Кира, это невозможно. Доктора сказали, что у меня ретроградная амнезия. Зачастую, воспоминания никогда не возвращаются. Родителям предлагали воспользоваться электросудорожной терапией, но они отказались. Папа заявил, что никогда не позволит ставить на мне опыты, и…

- Зачастую! – выдергивает из контекста девушка и улыбается. – Лия, зачастую!

- Прекрати. Ты ничего не понимаешь. Воспоминания возвращаются в хронологическом порядке, начиная с самых старых.Но я увидела, как меня кто-то уносит на руках, когда я пробила голову. Получается, что воспоминания возвращаются ко мне в обратном порядке, что невозможно с точки зрения науки. А это означает…

- Оу, замолчи! - восклицает блондинка, и я вижу на её лице такую искреннюю улыбку, что мне становится не по себе. Кира так счастлива, но какое ей дело? – Неужели ты не понимаешь, что повредив голову ещё раз, ты дала толчок своим воспоминаниям! Я видела нечто похожее в каком-то фильме…

- Не говори глупостей. Сравнивать жизнь и кино смешно и наивно.

- Но ты ведь чувствуешь то же, что и я. Ясное дело, пытаешься рассуждать здраво, с медицинской точки зрения, но Лия, - Кира приближается ко мне, и в её карих глазах я вижу своё искаженное отражение. – Лия, ты сдвинулась с мертвой точки. Ты возвращаешься!

Неожиданно дверь в палату открывается. Я испуганно замираю, а Кира выпускает мои руки, выпрямляется.

Входят родители. Мама удивленно останавливается, увидев в палате гостью, а папа наоборот, не меняя скорости, обходит Киру, кровать и оказывается с противоположной от неё стороны.

- И что ты здесь делаешь? – спрашивает он, закатывая рукава белого халата. – Посещения строго запрещены.

- Я должна была увидеть её, Андрей Александрович.

- Увидела? Теперь можешь уходить.

- Да, конечно. – Кира подмигивает мне, и, не скрывая улыбки, направляется к выходу. Перед дверью она останавливается. – Я еще приду к тебе.

- Кира, - холодно отрезает моя мама, и скрещивает на груди руки. – Тебе пора.

- Я уже ухожу. До свидания Вероника Николаевна. – Она смотрит на моего папу. – До свидания Андрей Александрович.

Дверь закрывается, а я не могу дышать. В голове что-то взрывается, я плыву, летаю, падаю. Сначала мне кажется, что я и, правда, сошла с ума. Мне мерещится космос, невесомость, пелена перед глазами. Но потом я осознаю, что не вижу отчетливо из-за слез, которые покрыли глаза. Мне становится душно. Перепады настроения жутко пугают. Я ещё не отошла от шока, ведь только что вспомнила один момент из прошлой жизни, а сейчас вдруг оказалось, что моя прошлая жизнь никогда не покидала меня. Её просто надежно скрывали.

- Вы знакомы? – я произношу это так тихо, что меня трудно услышать. Смотрю на маму и чувствую, как жаром обдает лицо. – Вы знаете Киру?

- Тебе нужно поспать, Лия, - безучастно бросает она, и отводит взгляд в сторону. Тогда я поворачиваюсь к папе. Он наливает в стакан воды и готовит таблетки. На меня даже не смотрит.

- Пап, - ноль реакции. – Пап! – требовательней повторяю я.

- Давай поговорим после того, как ты поспишь, - предлагает он, протягивает стакан, но я качаю головой и отодвигаюсь.

- Нет! Хочу сейчас услышать ответ.

- Лия.

- Вы меня обманывали, - мне становится больно. Где-то в груди появляется новая рана, только на этот раз душевная. – Вы скрывали от меня то, что было важным и ценным. Я столько месяцев жила с пустотой и страхом одиночества, а сейчас оказывается, что это было бессмысленным. Ненужным.

- Милая, - неуверенно начинает мама. – Тебе нельзя общаться с этой девочкой. - Я нервно усмехаюсь и откидываю назад голову. – Серьёзно. Послушай меня: ничего хорошего она тебе не сделает и не скажет.

- Мы ведь были подругами, так? – Такое чувство, что меня накачали наркотиками. Я потерялась в пространстве, но все еще продолжаю трезво мыслить. – Поэтому она помогает мне, поэтому мы с ней быстро нашли общий язык.

- Так, Лия, - папа садится рядом и недовольно поджимает губы. – Мы твои родители, а значит, ты должна нас слушать.

- Неужели?

Я встречаюсь с его грозным взглядом и затихаю. Боюсь, что он ударит меня, хотя прекрасно понимаю, что он никогда этого не сделает.

- Мама сказала тебе больше с ней не общаться, значит, ты больше с ней не общаешься. Ещё вопросы?

- Но это не честно! Почему я должна рвать отношения с человеком, который может дать мне ответы?

- Ответы на что? – громче спрашивает он. – Разве мы не разговаривали об этом? Ты была хорошим ребенком, никуда не ввязывалась, нигде не шлялась. Училась, помогала нам, подрабатывала.

- Зачем ты лжешь мне в лицо? – испуганно кричу я. - Неужели у тебя нет ко мне ни капли уважения?

- Тема закрыта!

- Но папа…

- Поднимешь её ещё раз, и мы будем разговаривать по-другому, поняла?

Мне становится страшно. Я давно не видела отца таким злым и недовольным. Он напряжен, грозен, и я чувствую его ярость, чувствую, что он готов разодрать меня на клочья.

- Это несправедливо, - тихо шепчу я, и смахиваю слезы со щеки. – Вы же знаете, что не можете скрывать от меня правду.

- Тема закрыта, - еще раз повторяет папа, и я слышу, как расстроенно выдыхает мама. Она поворачивается ко мне спиной и выходит из палаты. – Пей. – Он протягивает мне стакан и таблетки. – Поспи. Тебе нужно отдохнуть.

Я обижено делаю то, что мне велит отец и отворачиваюсь. Не хочу его видеть.

Больше папа не говорит ни слова. Он встает и исчезает за порогом.

 

ГЛАВА 5. ТАКАЯ ЛЮБОВЬ УБЬЕТ МИР.

 

Когда я просыпаюсь, то вижу на тумбочке вазу с ромашками. Улыбаюсь и гадаю, кто мне их принес. Два года назад, я прочла книгу «Язык цветов», Ванессы Диффенбах, и узнала, что ромашка обозначает силу в трудные времена. С тех пор, это мои любимые цветы, правда, знают об этом единицы.

Уже прошла неделя после аварии. Раны начинают заживать, лицо практически пришло в норму, плечо перестало болеть, и вообще мне стало гораздо лучше. Но за занавесом счастливого выздоровления кроется печаль, скука и одиночество. Кира больше не приходила. Астахов навестил меня всего один раз и то толком не нашел в себе сил поговорить. Он винит себя в произошедшем и боится смотреть мне в глаза, что кажется безумно глупым. Но Лешу не переубедить. Единственное, чему я рада, так это тому, что он уже выздоровел и выбрался на свободу. Счастливчик.

Сегодня выходной. Больница пуста. Моя соседка по палате, Ларка, уехала с родителями домой, и мне не с кем поговорить даже о погоде. Я перечитала пару книг, прорешала сотню раз билеты по вождению, и потеряла смысл в жизни. Не удивительно. Неделя в больнице отнимает его моментально.

Осталось лишь одно: мозговой штурм. Целую субботу я думала о том, что увидела, о своем воспоминании. Мне не дает покоя незнакомый голос. Иногда мне снится, что я падаю, и меня подхватывают чьи-то руки. Я превозмогаю боль, оборачиваюсь, и вижу лишь расплывчатый силуэт. Так каждый раз. Падение, загадочное спасение и тайное лицо незнакомца. Этот сон не дает мне нормально отдохнуть. Мама считает, что бессонница - это последствия ушиба головы, а я считаю, что бессонница – это последствие секретов, которые от меня скрывают. Мнения разные, но исход, к сожалению, один.

Сегодня воскресение, и я решила изменить свой обычный график действий.

Надев свитер, который мама оставила мне на случай, если я замерзну ночью, я выхожу из палаты. Коридор пуст. Я пытаюсь двигаться быстро, но получается так себе. Осмотревшись, я глубоко вдыхаю и удивляюсь своему безумию. Неужели я способна на такое?

Я пробегаю мимо регистрационного стола, и заворачиваю за угол.

Видимо, способна.

Итак, я спускаюсь на первый этаж. Тут людей чуть больше, но они не обращают на меня внимания. В свитере, я похожа на обычного посетителя, а не на больного. Осталась лишь одна проблема: на улице холодно, а у меня нет верхней одежды.

Но мне плевать.

Кто сказал, что побег это легко?

Я спокойно прохожу мимо охранника, чуть опускаю подбородок, чтобы он не заметил синяков на лице и выбираюсь на свободу. Дверь позади. Больница за порогом. Свежий воздух врезается в лицо, будоражит кровь, и я закрываю глаза, чтобы в полной мере им насладиться. Я так рада, что сегодня родители работают во вторую смену, так рада, что меня никто не заметил, так рада, что я выбралась. Обхватив себя руками, я открываю глаза и только сейчас понимаю, что мне некуда идти. Радостный огонь быстро угасает. Наверно, его потушил холод, который наглыми порывами ветра врезается в спину, ноги и живот.

Вообще, конечно, есть Астахов, его огромный дом и добрые родители. Они примут меня, я уверена. Можно, позвонить ему, попросить приехать на автобусе и забрать меня подальше от этого места. Потом вернуться в больницу, как ни в чем не бывало, и сделать вид, будто я и не выходила на свободу. А почему бы нет? По выходным лекарства не раздают, докторов отпускают. На моем этаже лишь две медсестры, и им наверняка плевать на всех, кто остался в отделении. Так что план вполне реальный и безобидный.

Я неуверенно киваю, и иду в сторону супермаркета. Там должен быть телефон. Как назло, родители лишили меня и сотового, и ноутбука, и планшета. Они сказали, что вредно держать такие вещи в больнице, но я-то прекрасно понимаю, что это лишь попытка ограничить меня от внешнего мира. Вдруг я решу связаться с Кирой? Она ведь такая злая и плохая девочка. Она очень нехорошо на меня повлияет, подаст мне неправильный пример.

Смешно, честное слово.

Когда я дохожу до магазина, у меня сводит руки. Пальцы отказываются двигаться, краснеют, немеют. Я засовываю ладони под свитер, надеюсь, что сумею набрать номер Астахова и сохранить все конечности. Какая нелепая ситуация. Не думала, что когда-нибудь попаду в нечто подобное.

Я добираюсь до главного входа и вдруг спотыкаюсь. Совершенно безобидное движение в бок, приводит мой организм в хаос. Перед глазами темнеет, и я буквально вижу, как здание супермаркета переворачивается. Позже я понимаю, что это не дом оказывается вверх тормашками, а я падаю на асфальт. Руки автоматически выставляю вперед, сталкиваюсь ими с какой-то преградой и крепко сжимаю глаза. Меня тошнит, словно я только что несколько минут подряд крутилась на стуле. Мне плохо. Очень плохо. Жар обдает плечи и шею, я борюсь с приступом рвоты и одновременно пытаюсь не поникнуть на ледяной дороге. Почему-то только сейчас до меня доходит, что две недели в больнице были прописаны мне не из воздуха.

- Так, - я пытаюсь ровно дышать. Хочу раскрыть глаза, но почему-то не делаю этого. Сжимаю руки в кулаки и облокачиваюсь головой об асфальт. Он холодный, становится немного легче.

- Эй? Ты что? – я не сразу понимаю, что это обращаются ко мне. Не двигаюсь и не отвечаю. Рядом возникает шум, и я чувствую чью-то горячую ладонь на плече. – Чужачка, что с тобой? - Я нахожу в себе силы приподнять голову, раскрыть глаза и неожиданно встречаюсь взглядом с Максимом. Он выглядит обеспокоенным, но почему-то это я отмечаю во вторую очередь. Сначала я оцениваю его острые скулы, жгуче-черные волосы и темно-синие глаза. Кожа на щеках слегка красноватая. Наверно, он замерз. – Лия?

Он называет меня по имени, и у меня внутри что-то взрывается. Горячая смесь обволакивает органы, заставляет ощутить приятное ноющее чувство. Опьяневшая и размякшая, я ощущаю действие таблеток, которые оставила мне ночью мама. Возможно, ли что они до сих пор влияют на мой организм?

- Ты меня не поднимешь? – тихо спрашиваю я, и обессиленно улыбаюсь.

- Конечно.

Парень аккуратно обнимает меня за талию, и я послушно оказываюсь в его руках, словно маленький ребенок. Не хочется выглядеть слабой, но почему-то мне кажется, что сейчас я могу не притворяться.

- Что ты здесь делаешь, чужачка? Ты же должна лежать в больнице.

- Я сбежала.

- Сбежала?

- Да. Меня безумно досталавонь, так что я не выдержала и сбежала.

- Очень умно, - недовольно усмехается Макс. – Тебе ещё рано самостоятельно передвигаться. К тому же, на улице небезопасно, разве Кира не предупреждала тебя?

- И всё ты знаешь, - протягиваю я и откидываю назад голову. Приходится признать, что находиться в руках этого парня не только приятно, но и привычно.

- Я должен отнести тебя обратно.

- Нет!

- Да! Ты хочешь навредить себе ещё больше?

- Какое тебе дело?

- Так, пойдем. – Максим решает двигаться в сторону больницы, и я начинаю раздраженно вилять ногами.

- Отпусти меня!

- И не подумаю. Если тебе не важна своя жизнь, значит, о ней позабочусь я.

- Да, что с тобой такое? – громко выпаливаю я. – Какая разница хорошо мне или плохо? Тебе-то что?

- Сделай одолжение, - мило протягивает он, а затем холодно отрезает. – Замолчи.

- Отпусти меня или я буду кричать! - Парень смеется и крепче сжимает мое тело. – Я серьёзно.

- Чужачка, не устраивай концерт. Кому ты нужна? Кричи, сколько тебе влезет. Людям, по сути, плевать.

Я недовольно сужаю глаза и вдруг замечаю, что мы практически подошли к больнице. В голове вертятся разные варианты, но ни один из них не сработает, только не с этим человеком.

- Максим, пожалуйста.

- Просто молчи.

- Выслушай, - шепчу я. – Я не собираюсь убегать из больницы навсегда. Мне просто необходима передышка. Там ужасно скучно и воняет жутко. Я ведь не сломала себе ноги и не повредила позвоночник. Мне позволено ходить, двигаться. Так почему же не сделать этого на улице, где я хотя бы могу нормально дышать?!

- Чужачка…

- Всего несколько часов, и я вернусь. Обещаю.

Парень неуверенно останавливается и смотрит на меня. Не знаю, что он там пытается увидеть, и что он видит, но вдруг его взгляд смягчается.

- Хорошо.

- Хорошо?

- Да. Ты вправе решать сама, чего хочешь. - Его слова удивляют. Я послушно киваю и выдыхаю, накопившийся в легких воздух. – Но…

- Так и знала! – бросаю я, перебив его. – Конечно, будут какие-то условия.

- Безусловно, - улыбается Макс. – Одна ты никогда не пойдешь.

- Отлично. Я как раз собиралась позвонить своему другу.

- С ним ты тоже не пойдешь.

- Это ещё почему?

- Потому что я так сказал. – Максим хитро сужает глаза. – Я тебя нашел, я позволяю тебе выйти на свободу, и я за это ответственный. К тому же навыки первой медицинской помощи приветствуются. Иными словами, с тобой пойду я и только я.

- Очень смешно, - неохотно протягиваю я. – Ты ведь шутишь?

- Нет. Я абсолютно серьёзно.

- Господи, но зачем я тебе? Обуза на день – это такое развлечение сейчас у золотой молодежи?

- Мне просто нечего делать.

- Так это от безысходности…

- Расценивай мое предложение, как хочешь, - улыбается парень. – Итак, как человек знающий, я прекрасно понимаю, от чего бы ты сейчас не отказалась…

- И от чего же? От веревки с мылом?

- Нет. От еды, чужачка. От нормальной человеческой еды.

Я хочу ответить что-нибудь едкое, но тут же осознаю, что в этом нет смысла. Он прав. Я безумно проголодалась.

- Допустим, я согласна, - аккуратно протягиваю я.

- Допустим, я и так это знал.

- И куда мы пойдем?

- Даже не знаю. Судя по твоему виду, в ресторан нас не пустят. – Он пристально смотрит на меня, и я вдруг вспоминаю, что выгляжу отвратительно. Кроме того, что на мне спортивные штаны и растянутый старый свитер, я не мыла голову уже несколько дней и имею вместо лица, гигантский синяк. Мне становится стыдно, и я отвожу взгляд. – Да, и в кафе тоже…

- Прекрати, - рявкаю я.

- Не любишь правду?

- А ты любишь оскорблять людей?

Парень усмехается и начинает двигаться в противоположную от больницы сторону.

- Не беспокойся, чужачка, - ласково произносит он, и я непроизвольно поднимаю глаза, чтобы убедиться в искренности его интонации. – На самом деле, ты прекрасно выглядишь.

- Ну да.

- Так и есть. Пара синяков не портит тебя. Поверь.

- С чего мне тебе верить?

- Я мужчина. Я могу отличить истинную красоту от поддельной.

- Неужели? – я пытаюсь говорить непринужденно, хотя его слова смутили меня и заставили покраснеть. – И как же ты это делаешь?

- Давай, я не буду раскрывать всех своих секретов, - протягивает Максим, и я замечаю в нескольких метрах от нас его машину.

- Не думала, что окажусь в автомобиле так скоро…, - шепчу я. Становится не по себе. Я вспоминаю рыжее пятно на дороге, крик Леши и невесомость. Закрываю глаза, и встряхиваю головой, надеясь избавиться от этих мыслей. Но они не уходят. Внезапно приходит бредовая мысль: как я буду сдавать на права, если теперь столбенею при виде машин?

Вдруг Максим останавливается. Он колеблется, я это чувствую, пусть и не вижу его лица. Мне внезапно становится стыдно: я опять веду себя как трусиха. Хочется скрыть страх, но я не могу этого сделать. Организм реагирует отдельно от разума, и мне остается лишь надеяться на то, что сердцебиение чуть сбавит темп в ответ на мои мольбы и просьбы. Но оно этого не делает.

Неожиданно Макс проводит пальцами по моим скулам, медленно, нежно, и я ошеломленно открываю глаза. Мне хочется сказать что-то, но я молчу. Смотрю в темно-синие глаза парня, и не могу пошевелиться. Он изучает мое лицо, мою шею и плечи. Его интерес возбуждает меня, привлекает и манит. Аккуратно парень движется по моей ключице, поднимается к подбородку и останавливается на щеке. Создается впечатление, что он сканирует мою кожу, пробует её на вкус. А затем он вдруг смотрит мне в глаза, и столько волнения и жажды в этом взгляде, что теперь я слышу биение своего сердца во всем теле, ощущаю его повсюду. Кажется, что я способна не отрывать взгляд от его глаз вечно, ведь там столько уверенности, столько храбрости. Если бы Макс был моим другом, я бы смогла на него положиться, смогла бы найти в нем опору и защиту. Если бы Максим был моим.

- Я не позволю тебе пострадать, Лия, - шепчет он, и у меня пробегают мурашки по спине, волоски на руках, шее поднимаются, электризуются, дыхание становится томным. – Со мной ты в безопасности, слышишь? Со мной ты можешь ничего не бояться.

Наши лица безумно близко друг к другу. Я чувствую его горячее дыхание, он слышит, как тяжело я выдыхаю. На несколько секунд мне кажется, что движение вокруг остановилось, и сейчасвся жизнь сосредоточена лишь здесь, в паре сантиметрах между нами. Но иллюзия покидает меня.

Максим неожиданно отстраняется, и растеряно выпускает меня из объятий.

- Так что, - он откашливается. – Так что можешь не волноваться.

Мне так много хочется сказать ему, но я не могу вымолвить и слова. Киваю, и аккуратно сажусь на пассажирское сидение, когда парень открывает мне дверь. Он обходит автомобиль, а я до сих пор ощущаю тепло его рук на лице, и чувствую такую дикую неловкость, будто сделала нечто плохое и запретное.

Он садится за руль, я боюсь повернуть голову в его сторону. Вдруг он увидит, мои красные щеки или заметит пот на лбу.

- Тебе холодно?

- Немного.

Он заводит машину и включает печку.

- Скажи, когда согреешься.

- Хорошо.

Дрожащими руками я пристегиваюсь. Парень нажимает на газ, и я вжимаюсь в сидение, словно в меня ударил неистовый поток ветра. Дыхание сбивается. Мы едим медленно, но мне кажется, что мы летим. Я обеспокоенно смотрю по сторонам, пытаюсь наблюдать за всей картиной, но это бессмысленно. Меня до сих пор тошнит, перед глазами вертятся дома, деревья, люди, и я не могу сфокусироваться.

- Чужачка?

- Мм?

- Ты как?

- Все нормально. – Я сглатываю и выдавливаю из себя улыбку. – Разве по мне не видно? Я в полном порядке.

- Я вижу лишь панику, - осторожно протягивает парень. – Успокойся. Я вожу машину уже пять лет. – Заметив мой удивленный взгляд, он добавляет. – Из них, три года – легально.

- Максим, всё хорошо.

- Поэтому ты сейчас порвешь пальцами моё сидение?

Я опускаю взгляд на свои руки, и испускаю громкий вздох. Ногти впились в чехол, словно одичавшие пиявки. Резко высвободив сидение, я прижимаю ладони к коленям и откидываю назад голову.

- Прости, - трудно дышу. – Прости, я не хотела.

- Ничего страшного. Может, остановиться?

- Нет, не стоит.

- Если тебе плохо…

- Прекрати вести себя так, словно я инвалид и умру через несколько дней, - серьёзно отрезаю я и смотрю на парня. – Да, мне не по себе, но это не значит, что ты должен жалеть меня или испытывать сочувствие.

- Я лишь не хочу, чтобы тебе стало хуже, - медленно чеканит Макс. – Дело не в жалости, а в банальном волнении.

- А ты не волнуйся. Я не настолько слабая, чтобы умереть у тебя в машине от бешеной скорости в сорок километров в час.

Максим усмехается, и смотрит на меня как-то по-новому. Наконец, я замечаю в его темно-синих глазах уважение. И мне льстит это. Ужасно льстит.

- И куда ты, чужачка, хочешь, чтобы мы поехали?

- Ты прав на счет моего внешнего вида, - признаюсь я и аккуратно стягиваю волосы в тугой хвост. – Выгляжу я так, словно только что восстала из мертвых. Пугать людей в кафе не стоит, так что обойдемся без еды.

- Я так не думаю.

- Не думаешь, что я плохо выгляжу, или не думаешь, что стоит обходиться без еды?

- Оба твои варианта, - он подмигивает мне. – Я что-нибудь придумаю.

- И что же? - Не ответив, парень паркуется около знака «Стоянка запрещена» и глушит двигатель. – Тут стоять нельзя. – Умничаю я.

- Я ненадолго.

- Но куда ты? – Я произношу вопрос в воздух. Максим выходит из машины, закрывает за собой дверь и скрывается за поворотом. – Отлично.

Я выдыхаю и оглядываюсь: в салоне чисто, я бы даже сказала пусто. На панели лежат диски, и я внимательно изучаю их: Nirvana, Radiohead, Би-2. Отмечаю, что вкус у парня отменный. Будь у меня машина, музыка в ней играла бы аналогичная. Неожиданно я замечаю ещё один диск. Он лежит на панели со стороны водителя. Отстегиваю ремень и аккуратно тянусь к нему. Схватывает живот, тело становится тяжелым,но я поджимаю губы и выпрямляю руку.

- Давай же.

Наконец, диск в моих руках, и я довольно откидываюсь на сидении. Он не лицензионный. Наверно выборка любимых треков. Я открываю коробку и вижу надпись: Бесстрашному. Мной овладевает интерес, убедившись, что Макса нет рядом, я вставляю диск в магнитолу, задерживаю дыхание в предвкушении чего-то приятного и ожидаю.Через несколько секунд из колонок начинает литься музыка, и я замираю, вслушиваясь в ноты. Мелодия кажется мне знакомой, но я не могу вспомнить, где я её уже слышала. Напрягаюсь, чувствую легкое раздражение. Мне всегда было сложно вспоминать подобные вещи, но едва начинаются слова, на меня снисходит озарение. В конце припева, я очарованно повторяю за певицей:

- Такая любовь убьет мир.

«Маша и Медведи». Задумчиво смотрю перед собой, и не знаю, радоваться ли мне очередному восстановлению памяти. Такое чувство, что эта песня когда-то много значила для меня, но её грустные слова не позволяют ощутить вкус счастья.

Я недоуменно переключаю трек.

С первых же аккордов, узнаю Земфиру. Тут все просто. Классика. Искала девушка парня годами долгими, дворами темными, в журналах, в кино, среди друзей. А в день когда, наконец, его нашла, просто-напросто с ума сошла.

Улыбаюсь и переключаю. В затакте словосочетание: большие города, и я уже знаю, что играет Би-2.

Данное времяпровождение очень увлекает меня. Мне так нравится угадывать мелодии, восстанавливать в каком-то смысле свои воспоминания.

В предвкушении включаю дальше, и неожиданно для самой себя - замираю. Почему-то дыхание сбивается, и ладони мгновенно становятся мокрыми. Я недоуменно делаю громче. Ещё громче. Начало песни гремит в машине, давит на меня со всех сторон, но я делаю ещё громче! Ещё! Внутри что-то растет, что-то пульсирует. Сердце неистово быстро бьется, отдает во всем теле, и я придавливаю рукой грудь: боюсь, что оно вот-вот выпрыгнет. Начинается куплет, но я до сих пор не могу понять, кто поет. Слова странные: знакомые и чужие одновременно. Я напрягаюсь. Буквально чувствую, как в голове вертятся мысли. Почему-то становится тяжело. Дышать трудно, тело наливается свинцом. Я испуганно осознаю, что теряю над собой контроль, и в подтверждение внезапно ощущаю, как судорога схватывает органы. Страх. Мне вдруг становится страшно. Я обхватываю себя руками и закрываю глаза. Думаю. Думаю. Думаю.

- Хочешь оглохнуть? – в машине вдруг появляется Максим, и я испуганно подпрыгиваю. Смеясь, он делает тише, выключает музыку, и вся атмосфера безумства испаряется. Закрыв за собой дверь, парень протягивает мне бумажный пакет из МакДональдса и улыбается. – Ужин подан.

- Вообще-то обед, - дрожащим голосом, подмечаю я и растеряно киваю. – Спасибо.

- Нашла мои диски?

- Они лежали на панели, я не сдержалась и решила прослушать.

- И как?

- Довольно-таки неплохо. – Я улыбаюсь. – На диске, который я только что слушала, написано: бесстрашному. Это ты у нас бесстрашный?

- Да. Это прозвище мне дали в стае, - гордо отвечает Макс. – Но я не люблю, когда меня так называют.

- Почему же?

- Давай договоримся: вопросы только после трапезы. - Парень откладывает свой пакет на заднее сидение и заводит машину. – Предлагаю остановиться в парке, так как здесь меня в любой момент могут оштрафовать.

- Как скажешь. – Я с любопытством смотрю на Максима и замечаю татуировку на его шее. Кобра. Хочется спросить, откуда она у него, но я сдерживаюсь. На самом деле, это первый человек, который отложил разговор на несколько минут, а не на несколько месяцев. Поэтому я прислушиваюсь к его словам и еду молча вплоть до парка.

Когда мы приезжаем, Макс паркуется под огромным деревом, выключает ближний свет и глушит двигатель. Отодвинув своё сидение чуть назад, он берет пакет с едой и принимает положение полулежа. Я бы хотела сесть так же, но мне не позволяет больная спина. Выдохнув, я прижимаю к себе ноги и откидываю назад голову.

- Не думала, что проведу выходные в твоей компании, - признаюсь я. – Очень интересный исход дня.

- Я тоже так не думал, - отрезает парень и достает огромный гамбургер. – Но жизнь - вещь непредсказуемая.

- Сожалеешь?

- Это не тот случай, чтобы сожалеть.

- А какой же должен быть случай?

- Два вопроса подряд, чужачка, - Максим жадно откусывает гамбургер и невнятно произносит. – Так не по правилам. Будем спрашивать по очереди.

- Ладно. – Я открываю свой пакет, и меня почему-то одолевает приступ счастья. Картошка фри, чикенбургер, кусочки мяса: голова идет кругом. – Максим – ты мой герой.

- Я знал, что тебе понравится.

Я искренне улыбаюсь и пробую картошку: какое блаженство.

- Задавай вопрос, потому что я хочу задать свой, - прошу я. – Ну же!

- Хорошо. – Парень думает, хмурится, а затем протягивает. – Только давай договоримся: ответ не в два предложения, а полный.

- Договорились.

- Тогда, вот мой вопрос: когда мы были под мостом, ты сказала, что не помнишь, как на твоем запястье появилась татуировка. Это последствия бурной вечеринки, или что-то другое?

Я усмехаюсь.

- Вообще-то, я потеряла память. – Гамбургер в руках парня застывает. - Прошлым летом я упала с крыши четырехэтажного здания, и, очнувшись, поняла, что абсолютно не помню целый год. Врачи сказали, что у меня амнезия.

- Эм. Прости. Я не знал. Наверно, с этим трудно смириться.

- Я до сих пор не смирилась. – Почему-то меня не смутил его вопрос. Даже наоборот, стало легче, после того, как я ответила. – Что ж, не всё в жизни так гладко, как хочется.

- Мне жаль.

- Разве мы разговариваем для того, чтобы пожалеть друг друга? Я ведь выжила, так что жалеть меня незачем.

- Ты права. Незачем.

Я киваю и увлеченно прикусываю губу. Хочется спросить о самом важном, но я начинаю издалека.

- Как ты попал в стаю, и когда это произошло?

- Чуть больше года назадназад, я и мой брат наткнулись на группу подростков. Они развлекались, прыгая с моста в реку. Полное безумие, - Максим улыбается. – Парни привязывали себя к железному бортику и ныряли в тридцатиметровую пропасть. На удивление, мне захотелось попробовать.

- Ты просто псих, - восклицаю я. – Это же опасно!

- Я стал бесстрашным, не потому что раздавал всем цветы, чужачка. Естественно, было опасно, но разве меня это волновало? Я настолько полюбил подобного рода развлечения, что собрал с братом свою собственную компанию, где люди могли совершать безумные поступки и получать от этого удовольствие. А главное – получать удовольствие без последствий.

- 16 погибших подростков – разве это не последствия? – осуждающе спрашиваю я.

- Ты ничего не знаешь, так что, прошу тебя, не делай скоропостижных выводов.

- Подожди, - меня вдруг озаряет. – Ты сказал, что собрал стаю с братом. Получается, что…

- Да, - Макс откусывает гамбургер и пожимает плечами. – Шрам, или говоря человеческим языком - Стас, мой родной брат.

Я ошеломленно выдыхаю и только сейчас осознаю, какой была слепой. Сходство в их внешности теперь кажется мне неоспоримым: острые скулы, прямой нос, черные угольные волосы, широкие плечи, смуглая кожа. Лишь глаза разные, но я уверена, присмотревший, я бы и там нашла нечто единое. Возможно, в заблуждения меня ввела рана на лице предводителя: она изменила не только внешний облик парня, но и внутренний. И все же моя невнимательность поражает своей развитостью.

- Что ж, моя очередь. – Максим не ждет, пока я приду в себя, и спрашивает. –Почему тебя так интересует стая? В чем подвох?

- Подвоха нет. Я наткнулась на вас случайно, потому что хотела спасти сестру. – Я серьёзно смотрю на парня и искренне протягиваю. – На самом деле, ваше сборище представлялось мне рассадником отморозков, психов, животных, которым плевать на свою жизнь и на общепринятые правила. Вы делаете, что хотите, когда хотите и где хотите. Я считаю это аморальным образом жизни. Точней я так считала. Но сейчас, - мне приходится придвинуться чуть ближе к Максиму, потому что сказанные мной слова являются страшной тайной. – Но сейчас я понимаю, что ошибалась. Моё мнение на счет того, что в ваших телах вместо крови течет адреналин – не изменилось, но я вижу что-то ещё, что-то, что жутко влечет меня. И пока я не пойму о чем идет речь, я никуда от вас не денусь.

Макс улыбается.

- Интересный ответ.

- Я хочу говорить честно, чтобы потом не было недопониманий. – Я доедаю чикенбургер и недоуменно сужаю глаза. – Скажи мне, стаю основал ты и твой брат. Так почему же бразды правления в его руках? Почему вы не командуете вместе? Возможно, тогда бы удалось избежать многих смертей и трагедий.

- Мне это не нужно.

- А Шраму нужно?

- Пойми, пусть мы и родные братья, у нас совершенно разные жизненные принципы. Я – участник, он – организатор. – Парень выдыхает. - Руководить должен один человек, и я рад, что не мне предоставилась эта возможность.

- Считаешь, из тебя вышел бы плохой предводитель?

- Я не знаю, и даже не хочу об этом думать. Тебе кажется, что Стас – корень зла, что он причина всех наших бед и страданий. Но ты глубоко ошибаешься. Мой брат готов пожертвовать всем, что у него есть. Он не даст свою стаю в обиду, я знаю это. Если бы у меня был выбор, я бы доверил свою жизнь именно ему, потому что…, - парень громко выдыхает. – Потому что это его призвание! Он так долго не мог найти себя, и сейчас, наконец, нашел. Стас отличный предводитель, и верный друг. Я уверен в нем так же сильно, как уверен в самом себе

Я вспоминаю, как на перроне, Шрам отодвигал подростков ближе к центру вокзала, как он предупреждал нас не терять голову во время испытания. Но это кажется такой мелочью по сравнению с тем, когда я просила его помочь освободить Карину из куба, а он стоял и бездействовал. Спорные чувства, и я не могу понять, в состоянии ли я доверить свою жизнь этому человеку так же уверенно, как это делает Максим. Наверно, пока нет.

- Почему ты стояла на рельсах так долго? – неожиданно спрашивает парень, и я недоуменно пожимаю плечами. В его глазах отражается грусть и какая-то безнадега. Мне не понять, этого взгляда. Только не сейчас. Может, чуть позже, но не сегодня.

Я не ожидала такого вопроса, и поэтому долго думаю, прежде чем ответить.

- Возможно, - я колеблюсь и прикусываю нижнюю губу. – Возможно, мне понравилось ощущать себя свободной.

- Но ты могла погибнуть.

- Я бы успела отпрыгнуть в сторону.

- Я так не думаю, - Макс с горечью улыбается. – Ты должна чувствовать разницу между храбростью и безумством, чужачка. Глупость не поощряется. Большинство страдает только потому, что приписывает себе слишком много.

- И это мне говорит человек, который прыгает с тридцатиметровой высоты в пропасть, вооружившись, лишь толстым канатом.

- Я серьёзно.

- Я тоже, - с вызовом восклицаю я. – Откуда берется твоя уверенность в себе? Если тебя прозвали бесстрашным, значит, ты совершил огромное количество безумных поступков, не колеблясь и не дрожа перед страхом. Чем я хуже?

- Ты ничего обо мне не знаешь. – Холодно отрезает парень. – Нельзя перестать бояться. Каждый раз, я понимаю, что могу не вернуться домой, что сильно рискую, но на то у меня есть свои причины. Моя уверенность граничит с безысходностью, с апатией. Я потерял вкус к жизни, и теперь пытаюсь восстановить его, прыгая с обрыва, кидаясь под поезд и разгоняясь до двухсот километров в час. Адреналин спасает меня от живой смерти. Но зачем это тебе? Зачем ты подвергаешь себя такой опасности? – Он недоуменно качается головой. - Кричишь на свою сестру, но, по сути, делаешь то же самое.

- Тебе не понять.

- Это ты не понимаешь, Лия, - я поднимаю взгляд на парня и чувствую, как от него исходит волнение. – Я не знаю, чего ты хочешь добиться, но это явно не стоит твоей жизни.

- Следующий вопрос, - раздраженно отрезаю я. – Итак…

- Мы ещё не закончили.

- Закончили. Я и так сказала тебе слишком много, так что теперь твоя очередь. – Парень громко выдыхает, а я задаю главный вопрос, который волнует меня больше всего вышесказанного. - Разумней было бы спросить: страдаешь ли ты раздвоением личности. Но я не стану оскорблять тебя и поставлю вопрос чуть по-другому: зачем сначала избивать меня, а потом спасать жизнь? Причем неоднократно.

- Чужачка, - протягивает Максим. - Это глупо!

- Ответь.

- Сама подумай.

- Макс, ты нарушаешь правила. Я задала вопрос – отвечай на него.

- Неужели это не очевидно? – я качаю головой, и парень громко выдыхает. – Я помогаю тебе, потому что нахожусь в нужное время, в нужном месте.

- Это не полный ответ, - возмущаюсь я. – Хочешь сказать, ты побил меня, потому что находился в нужное время, в нужном месте? Тогда это как минимум странно.

- Правила стаи просты – чужаков мы не терпим. Ты – чужая. У тебя не было вариантов: в любом случае, ты бы пострадала. Вот только есть одно «но». Пострадать от гематомы на плече, или от сломанных ребер? – Глаза Максима становятся яркими, и я невольно засматриваюсь в них, осознавая, что даже в этом отвратительном поступке просвечивается нотка героизма. – Поединок с Костей в лучшем случае закончился бы переломом. Я сделал так, что ты смогла ходить уже на следующий день. Чувствуешь разницу?

- Но зачем ты помогаешь мне?

- Это уже следующий вопрос.

- Нет. Ты не сказал главного. – Меня не остановить. - Почему ты спасаешь меня? Какая тут для тебя выгода?

- Лия, - Макс пожимает плечами. – Я не могу по-другому.

- Но почему?!

- Потому что не могу! – Парень поправляет черные волосы и проводит рукой по кожаному рулю. Выдохнув, он поднимает голову и вдруг наши взгляды встречаются. Готова поклясться, что он, так же как и я чувствует что-то электрическое в воздухе. Возникает странное желание приблизиться к нему, согреться, и это желание не пугает меня, наоборот придает сил и уверенности. Я уже второй раз замечаю тягу к Максиму, и теперь не могу отрицать, что эта тяга действительно существует. Сердце делает сальто, когда парень поднимает руку и протягивает её в мою сторону. Кажется, он хочет дотронуться до меня, хочет прикоснуться, и я затаиваю дыхание. Мне не пошевелиться. Мой взгляд прикован к его темно-синим глазам, а они смотрят на мои губы, на мою шею, на моё лицо. Это сводит с ума и одновременно обезоруживает. Я забываю, как дышать. Его пальцам остается ещё несколько сантиметров до моей щеки, но я уже ощущаю жар в том месте, где они коснуться лица, уже ощущаю покалывание на коже. Возникает мысль придвинуться чуть ближе, ведь тогда я, наконец, почувствую его прикосновение, но я быстро отбрасываю эту идею. Мне не по силам даже моргнуть. И когда стук моего сердца становится таким громким, что его смог бы услышать и сам парень, Макс опускает руку. Я разочаровано выдыхаю, и перевожу взгляд в сторону. – Прости, - шепчет он и растеряно отодвигается. Запустив пальцы в свои густые волосы, Максим откидывает назад голову и вновь произносит. – Прости меня.

- Ничего, - неуверенно отрезаю я.

- Нет, правда. Я не хотел.

Я вновь поднимаю взгляд на парня, и чувствую пустоту внутри: он не хотел. Пытаюсь улыбнуться – не получается.

Почему-то день резко переходит в вечер. Становится темно, мрачно и тихо.

- Мне уже пора в больницу, - безучастно сообщаю я, и заворачиваю пакет с едой. – Отвези меня, пожалуйста.

- Да, конечно.

Он заводит машину, жмет на газ, и все это время избегает моего взгляда. Становится ещё неприятней. Прикусив губу, я смотрю в окно, наблюдая за тем, как деревья превращаются в дома, а река – в дорогу. Парк остается позади, и мы въезжаем в город с пылью вместо тумана, и с дымом вместо облаков.

В салоне тепло, но я всё равно ощущаю холод. Атмосфера непринужденности испаряется, остается лишь колючее недопонимание. От этого я чувствую себя неловко, и даже смущаюсь, едва голова Макса на несколько градусов поворачивается в мою сторону.

- Ты знала, что стая перенесла инициацию на конец ноября? – неожиданно прерывает тишину парень, и я благодарно выдыхаю. Если бы мы и дальше ехали молча, я бы повесилась прямо на дверной ручке.

- Правда? Почему?

- Стасу не понравилось, что ты попала в аварию. Он считает это не обычным стечением обстоятельств.

- Это я уже слышала.

- В любом случае, я с ним полностью согласен, - отрезает Макс. – Нам некуда спешить. Лучше разобраться сейчас, чем расплачиваться за то, то мы упустили потом.

- Вы так уверены в том, что аварию подстроили. Но люди ежедневно гибнут на дорогах, и в этом нет ничего сверхъестественного, - я пожимаю плечами. – Астахов просто не заметил на дороге человека…, кажется, человека. Я если честно, так и не поняла, кто или что возникло перед нами.

- Я предупреждал тебя: быть в стае опасно. У нас слишком много проблем, с которыми не сталкиваются обычные люди.

- Например?

- Например, подстроенная авария.

- Но кому это нужно? – удивляюсь я. – Зачем?

- Трудно сказать. На другом конце города, есть ещё одна компания. Сборище отморозков, пытающихся доказать своё превосходство. Я считаю их причастными к данному происшествию.

- Думаешь, здесь загвоздка в банальном выяснении отношений?

- Очень может быть.

- Но ведь речь идет о жизнях людей! – возмущенно восклицаю я. - Вы должны разобраться, иначе пострадает кто-нибудь ещё.

- Чужачка, - улыбается Максим, и я замечаю за поворотом больницу. – Мы именно этим и занимаемся.

Мне становится не по себе от того, что кто-то хочет моей смерти. Пробегает холодок по спине, и я вжимаюсь в сидение, сцепив перед собой руки.

- Не волнуйся, - увидев беспокойство на моем лице, протягивает парень, сбавляет скорость и останавливается напротив здания городского госпиталя. - Ты в безопасности, если не будешь совать свой нос туда, куда не следует.

- По-моему мы уже поняли, что это моё любимое занятие.

- Тогда будь осторожна, и не действуй сгоряча. Иногда поспешные выводы приводят к неисправимым последствиям.

Я киваю и громко выдыхаю.

- Что ж, - поправив волосы, я улыбаюсь. – Спасибо за то, что вызволил меня из этой тюрьмы и позволил немного отдохнуть.

- Ну, вызволила себя ты самостоятельно, а я лишь вовремя оказался рядом.

- Уже не в первый раз.

Вновь наши взгляды встречаются, и вновь хочется смотреть в глаза Макса бесконечно долго, но на этот раз я не позволяю ему контролировать себя. Кивнув, на прощание машу рукой и осторожно выхожу из машины.

- Лия. - Обескуражено разворачиваюсь. Парень смотрит на меня, и загадочно улыбается, чего-то ждет, но чего? У меня внутренности сворачиваются в трубочку, я еле стою на ногах, пошатываюсь и неуклюже выравниваюсь. – Инициация перенесена на конец ноября, но это не значит, что стая перестанет собираться. Каждое третье воскресение мы ходим в бар рядом с набережной, и ты приглашена.

- Что, уже смирился с тем, что я одна из вас? – мой голос дрожит, но я надеюсь, он не заметил.

- С этим нельзя смириться. Ты всегда останешься для меня чужачкой. – Я собираюсь, ответить что-то едкое, колкое, но вдруг замечаю, как дергается уголок его губ, и замираю, не в силах вымолвить и слова. - Но раз я решил стать твоим личным телохранителем, я должен находиться рядом. А рядом - это на расстоянии нескольких метров друг от друга. Не больше.

- Мне не нужен телохранитель. Я не такая слабая, как ты думаешь.

- Отлично. В таком случае, телохранитель нужен мне.

- Что ж, - внутри взрываются огромные шары с горячей жидкостью. Они ошпаривают органы, и мне становится так жарко и душно, что я мгновенно забываю о холоде. Практически не могу дышать, держусь на плаву лишь за счет сохраненного секундой назад кислорода. И это ощущение не покидает меня вплоть до того момента, пока я не договариваю фразу. – Тогда ещё встретимся.

- Не сомневаюсь в этом.

Макс закрывает окно, и я резко отворачиваюсь. Не могу больше смотреть на него, просто не нахожу сил. Стремительно иду в больницу, прижимаю к себе руки, и отказываюсь осмысливать произошедшее. Ладони вспотели. Вытираю их о штаны и громко выдыхаю. Слишком странно, слишком просто. Не бывает такого, что ты не знаешь человека, а потом внезапно перестаешь дышать в его присутствии. Не так быстро! Не так скоро!

Я вхожу в больницу, и на пороге случайно сталкиваюсь с женщиной. Тело отвечает на удар, и ноет, словно ребенок, которого разбудили. Мышцы шеи схватывает легкая судорога, и мне трудно шевелить головой. Прикусываю губу. Моргаю и пытаюсь взять себя в руки. Выпрямляюсь, так сильно, как могу, иду мимо охранника и замечаю, как он выходит на середину прохода, чтобы перегородить мне путь.

Сердце подпрыгивает.

- Куда направляемся? – его голос тяжелый, прокуренный. Я поднимаю взгляд и замечаю седые усы, широкие брови и низко посаженные глаза. Сглатываю.

- Я иду в палату.

- Время для посещений закончилось полчаса назад. Так что не судьба.

- Вы меня не поняли. – Отрезаю я, и выдыхаю. – Я направляюсь к себе в палату. Выходила подышать.

- Неужели? – охранник устало выдыхает. – Имя. Фамилия?

- Лия Бронская.

- Так-так, - мужчина смотрит в толстую тетрадь и ведет по колонке пальцем. – Есть такая. И почему ты выходила? Пациентам, которые лежат в твоем отделении, запрещается покидать территорию больницы.

- Ну, а мне разрешили.

- И кто же?

- Родители, - лгу и не краснею. – Они здесь работает. Бронский Андрей Александрович и Бронская Вероника Николаевна.

Неожиданно охранник усмехается и громко захлопывает тетрадь. Я дергаюсь и поджимаю губы.

- Они хотя бы сами об этом догадываются? – Хочу ответить, но вместо этого устало выдыхаю. Конечно, они понятия не имеют, что я выходила. Начинает болеть голова. Я морщусь и вновь смотрю на мужчину.

- Пожалуйста, пропустите меня. Этот день был долгим. Я очень устала.

- Ну и кто тебе виноват, что ты не отдыхала в палате?

- Прошу вас. – Возможно, я унижаюсь, но сейчас меня это не волнует. Голова кружится, кружится, кружится. Наверно, так на мой организм действует запах лекарств и старой мебели, который встретил меня с распростертыми объятиями уже на пороге. – Такого больше не повторится. Я обещаю.

- Ты же понимаешь, что я должен вызвать твоих родителей?

- Не надо. Они не поймут.

- Прости. – Охранник тянется рукой к рации, но я неожиданно хватаю его за запястье. Он удивленно вскидывает брови, замирает. Мне самой не по себе, и поэтому я неуклюже разжимаю пальцы и испуганно выдыхаю.

- Пожалуйста. Прошу вас, не делайте этого. – У меня в запасе ещё несколько секунд, прежде чем он вновь решит сообщить о моем побеге, и я выпаливаю. - Ко мне приезжал мой парень. Родители не одобряют его, и на этой почве мы сильно ссоримся. Поймите, если они узнают, что он приезжал навестить меня, нам больше не разрешат видеться! Умоляю, мне не выдержать этого!

О да. Актриса из меня прекрасная. Врать я всегда умела, но это что-то новенькое.

Охранник цокает, и недовольно складывает на груди руки.

- И мне от этого что? Девушка, есть определенные правила и…

- Прошу вас! – перебиваю я, и пытаюсь сделать жалостливый вид. - Пожалуйста. Я больше никуда не уйду. Обещаю! Только позвольте меня вернуться в палату. Мама скоро придет на работу, и она захочет навестить меня. Если меня там не будет…, - я наиграно прикусываю губу и отвожу взгляд в сторону.

- О боги, - хрипя, протягивает мужчина и внезапно раскидывает руки в стороны. – Чтобы больше не попадалась мне на глаза, ясно?

Я киваю и благодарно улыбаюсь.

- Спасибо вам большое.

- Иди уже! – он переминается с ноги на ногу и бормочет. – Молодежь.

- Спасибо, - вновь кричу я, и срываюсь с места. Надо идти как можно быстрей, пока он не передумал, но головная боль перерастает в нечто большее. Я чувствую, как немеют ноги, и вижу, как темнеет перед глазами, поэтому притормаживаю. Недоуменно придавливаю рукой живот. Мне явно не по себе. Может, так на меня подействовал свежий воздух?

Где-то в глубине души я радуюсь, что плохо мне стало только сейчас. Опять быть слабой при Максиме – просто унизительно. Сжимаю руки в кулаки и через силу продолжаю идти по коридору. С трудом преодолеваю лестницу, и, наконец, вижу дверь в своё отделение.

Я с облегчением выдыхаю. Сон наверняка приведет меня в чувство. Подхожу к входу, протягиваю руку, собираюсь открыть дверь, как вдруг она распахивается мне навстречу. Я еле успеваю среагировать, отклоняюсь назад и прилипаю спиной к стене. Открываю глаза и ошарашенно замираю. Я вижу то, что видеть не должна, то, что видеть не могу физически. Темнота заполняет разум, и приходится сомкнуть кулаки так сильно, чтобы боль привела меня в чувство. Но не помогает. Я не шевелюсь, ощущаю пелену перед глазами,и, не веря прихожу к выводу, что схожу с ума. Закрываю глаза, открываю. Картинка не меняется. Опять закрываю.

- Почему ты не сказал мне раньше? – рычит знакомый голос, и я испуганно прислушиваюсь. – Почему не предупредил меня?

Громко выдыхаю, набираюсь смелости и вновь распахиваю глаза. Нет. Мне это не снится. Перед собой я вижу девушку. Она такого же роста, как я, с такими же пропорциями тела. Волосы такие же угольные, вьющиеся, только черный ряд дополняют темно-зеленые пряди, что приводит меня в ужас. Девушка слегка горбится, выглядит злой и испуганной одновременно. Разговаривает по телефону и активно жестикулирует свободной рукой. Кеды изношены, выглядят выцветившимися и старыми. На ней порванные широкие джинсы и черный мужской пиджак. Его рукава закатаны под локоть, и я замечаю на запястье то, что заставляет меня прикрыть рукой рот. То, от чего мурашки пробегают по телу. Татуировку. Дабл ю.

- Ты должен был сказать мне раньше! – вновь кричит моя копия, и непроизвольно откидывает назад голову. – Что же ты натворил.

Я начинаю дрожать. Голова раскалывается на две части, в ней что-то пульсирует и норовит взорваться. Я чувствую это. Перед глазами пропадает пелена, и я смахиваю со щек бессмысленные слезы. Не понимаю, почему плачу. Наверно, мне просто очень страшно.

- Идиот, - бросив трубку, заключает копия и внезапно начинается двигаться в мою сторону. Я вжимаюсь в стену и с ужасом округляю глаза. Она идет ко мне, они идет на меня! Решительно другая я сокращает между нами дистанцию. Она не собирается останавливаться. Её лицо поразительно похоже на мое, только в глазах стоит неведомое мне чувство. Уверенность. Действия копии резки и четки. Она кладет телефон в карман пиджака, приближается ко мне так близко, что я чувствую аромат своих же духов, и вдруг испаряется, словно облачная дымка. В одну секунду её силуэт смазывается, пропадает, и до меня долетают лишь клочья тумана.

У меня немеют руки. Я стою, не шевелюсь, и даже слезы замерли. Замерло всё вокруг. Тишина обволакивает меня со всех сторон, и я начинаю прерывать её громкими, резкими выдохами. Ужас вскипает во мне. Страх давит на плечи, и я готова прогнуться под его тяжестью. Внутри всё горит, голова продолжает пульсировать, и тогда я понимаю, что уже не могу стоять на месте. Отмираю, резко отпрыгиваю от стены и несусь в свою палату. Возобновляется плач. Мне страшно, но я не знаю, почему именно. То ли от того, что я сошла с ума, то ли от того, что увидела себя же со стороны. Грубо смахиваю слезы с лица. Ещё раз. И ещё, и тут улавливаю странный запах. Резко останавливаюсь, поднимаю перед собой руки и вижу на ладонях кровь.

- О господи, - в панике расширяю глаза и вновь провожу пальцами по лицу. Теплая жидкость смешалась со слезами. Откуда она? Истерично несусь в туалет, забегаю вовнутрь и замираю перед зеркалом. Две толстые струи крови медленно стекают по моим губам и подбородку. Носовое кровотечение. У меня никогда не было ничего подобного! Включаю кран с холодной водой и испуганно начинаю омывать лицо. Мойка окрашивается в бледно-алый цвет, помещение заполняет запах ржавчины: соленый и стойкий. Я поднимаю голову и вновь осматриваю свою отражение. Порозовевший подбородок практически чистый. Кровь больше не течет. Ещё раз повторяю свои действия, и ещё раз смотрю на себя. Глаза красные от слез. Возле виска небольшой отек, а на щеке две маленькие царапины. Они скоро заживут, я знаю. Я надеюсь.

Облокотившись руками о мойку, опускаю голову и начинаю глубоко дышать. Не понимаю, что только что произошло, и не хочу понимать. В мыслях смешиваются события, мне не ясно, как так вышло, что встреча с Максимом переросла во встречу со своей копией. Такого не бывает. Это не нормально.

Первое, что приходит на ум - травма головы. Отсюда носовое кровотечение и пульсирующая боль. Возможно, мой мозг создал галлюцинацию, и это всего лишь последствие аварии, а не психологическое расстройство.

Хочется рассказать о случившемся маме, спросить совета. Возможно, я должна принять лекарства и пройти курс лечения. Но тут я вдруг осознаю, что подобная искренность может привести меня к дополнительным «каникулам» в больнице, и поэтому резко отбрасываю данную идею. Всё что угодно, но только не продление срока в этом месте.

Выдыхаю, выпрямляюсь и вновь смотрю на себя в зеркало. Невольно начинаю сравнивать своё лицо с лицом копии. Я чуть худей, и поэтому скулы у меня сильней выражены. Так же, естественно, в моих волосах нет зеленых прядей, и я не ношу мужские пиджаки и широкие джинсы. Должна признать, я так же горблюсь и разговариваю таким же тоном, когда злюсь или напугана. Приходится прийти к выводу, что данная галлюцинация очень сильно соответствует реальности, и это меня жутко пугает.

Неожиданно дверь туалета открывается, я резко оборачиваюсь и вижу маму.

- Ох, Лия, - восклицает она. – Я так испугалась, когда не нашла тебя в палате.

- Всё в порядке, - растерянно отрезаю я, и украдкой смотрю в мойку. К счастью, вся кровь смылась. – Я просто отошла на минуту.

- Ты выглядишь уставшей и измотанной. Всё точно хорошо? – она подходит чуть ближе и внимательно осматривает моё лицо. Становится не по себе. – Твои глаза красные. Ты что, плакала?

- Нет. Конечно, нет! – я выключаю воду, и пытаюсь выдавить из себя улыбку. На самом деле я на грани истерики. – Просто спала целый день, вот и выгляжу как чучело.

- Может, ты хочешь чего-нибудь поесть? Папа привезет фруктов.

- Да, было бы неплохо.

Я киваю, и мы выходим из туалета. Идем по коридору, и тут я замечаю на запястье засохшую кровь, нервно прячу руку в карман и смотрю на маму. Надеюсь, она не заметила.