На единственной в сквере кособокой скамейке сидел старик. Сидел он так же криво, как и замерла эта чудом уцелевшая скамейка. На лице его застыло выражения безнадежности. Старик плакал. Слез не было, но глаза выдавали внутренние беззвучные слезы души.

 

В конце дорожки появилась молодая женщина с коляской. Она старалась идти, гордо подняв голову, но, время от времени, будто что-то толкало её в спину и плечи опускались, голова склонялась. Похоже было, что молодая мама плакала. Поравнявшись со стариком, она молча опустилась на краешек скамейки, смахнула украдкой вновь накатившиеся слезы.

 

-Здравствуй, папа, - произнесла она.

 

-Здравствуй, дочка… Как ты? – старик посмотрел на дочь взглядом, полным страдания.

 

-Никак, пап… Как можно себя чувствовать после предательства? Он ушел… - женщина прерывисто задышала, пытаясь справиться с рыданиями. Механически она продолжала качать коляску и побелевшие от напряжения костяшки её длинных тонких пальцев выдавали степень волнения.

 

Из глаз старика медленно покатились слезы.

 

-Но ведь он любил тебя… Это же очевидно, что еще месяц назад вы были счастливы… Катюша, он сказал почему так все изменилось?

 

-Сказал, что вдруг встретил и увлекся другой. Что у нас, конечно, все хорошо, но его перестало устраивать что-то во мне – слишком устаю, слишком занята ребенком, слишком раздражаюсь, слишком много сидим дома… Мы для него слишком. Ему стало скучно. Там же видимо женщина-праздник. Как я когда-то была лучом света в его сером царстве, так сейчас она такой же луч…

 

Старик дернулся на скамейке словно от пощечины. Воспоминания грустные, вязкие обступили его со всех сторон…

 

…Мама Кати тоже была для него рыжим лучом в сером мраке семейной жизни. Их роман закрутился неожиданно и мог бы остаться обычным служебным, если бы не беременность Маши. Она категорически хотела этого ребенка и готова была остаться с ним даже одна. Конечно, он не мог этого допустить, но для этого ему пришлось разрушить собственную семью. Жена тяжело его отпускала. Вроде и отношений особых давно не было, но, может все-таки любила? Какое-то время тянул две семьи. Потом жена устала и отпустила, старшая дочь Оксана с болью, но приняла такой расклад, Маша же приняла его с чемоданом безоговорочно и была счастлива. Все устроилось. Подрастала маленькая Катюшка, Маша хлопотала по хозяйству и любила его и ребенка. Но в один день, он, обнаружив себя на диване в их с Машей доме, понял, что ему скучно влачить тихое семейное счастье. Так же как скучно стало ему когда-то в первой семье. И увлечение не заставило себя долго ждать – снова закрутился нежданный роман. Он видел, как погибала от горя Маша, но свои желания оказались сильнее – он ушел. Ушел, разбив семью новой женщины, ушел воспитывать чужих детей. Хватило, правда, ненадолго. Чужие дети оставались чужими, женщина оказалась тоже обычной – с теми же хлопотами, раздражением после трудного дня. И снова накрыла скука… А женщина вернулась к мужу. Вот только ему дальше идти было некуда и возвращаться не к кому. Так и жил он с тех пор один, радуясь редким встречам с дочками – они выросли, у каждой своя жизнь. Вот только и у дочек она не ладится. Старшая все никак замуж не выйдет – боится обжечься, как когда-то мама, боится серьезных отношений. Разводит собак и уверяет, что счастлива. Младшая вроде бы нашла своё счастье… Но, как выяснилось, ненадолго…

 

Старик утер слезы.

 

-Катюша, давай я с ним поговорю, а?

 

-О чем, пап? О чем ты можешь поговорить с Костей, если сам такой же? Или забыл? – слова дочери ранили в самое сердце.

 

-Нет, дочка, я все помню. И как обидел Марину с Оксаной, и как вас с мамой… Вот поэтому и хочу рассказать свою историю… Может поймет.

 

-Не знаю, стоит ли. Все слепы и упрямы в своем сиюминутном счастье. Никто же не думает, что будет через месяц, год или два. Как аукнется сегодняшний поступок. Никто же не хочет замечать страданий других, - в голосе Кати звучала горечь.

 

-Это бумеранг. И теперь он долетел до тебя. Твоя мама говорила, что мой уход от вас это наказание за первый разрушенный брак… Третьи отношения мои не сложились уже из-за предательства вас. У меня давно нет никаких отношений, а бумеранг все летает…

 

-Правильно Оксанка замуж не выходит, видно понимает, что бумеранг папочки и до нее долетит, - Катя грустно улыбнулась и крепче сжала ручку коляски, поднимаясь со скамейки.- Ладно, пап, я пошла, а то малышку скоро кормить, а я еще на кладбище к маме хотела сходить…

 

Старик тихо произнес:

 

-Можно я с тобой? Хоть прощения попрошу…

 

-Зачем ей сейчас твое прощение? Она просила никогда не приходить тебя на её могилу. Так что… Извини.

 

Старик заплакал. По изборожденным морщинами щекам лились крупные слезы.

 

-Я ведь так не успел тогда прощения у нее попросить, я ведь хотел вернуться… Я любил её.

 

-Пап, не надо. Ты помнишь, как она страдала после твоего ухода. Наверное, ей там хорошо, спокойно. Жаль я без матери росла. Да и без отца, считай. Спасибо, бабушке – она тебя на порог не пускала. Хотя я даже тогда её понимала в чем-то – ты виноват в смерти мамы.

 

-Дочка… - от рыданий старик не мог произнести ни слова.

 

-Извини, пап, за резкие слова. Вырвалось. Я тебя люблю, ни смотря ни на что. Но за маму простить не могу. И за нашу разрушенную семью тоже. Я хоть и маленькая была, но помню, как нам было классно всем вместе. Пока… сам знаешь. Радуюсь, что в моей жизни эти же события произошли, пока дите крохотное еще. Не будет помнить, кто его бросил. Так что не надо, не говори с Костей. Если сам одумается в ближайшее время – прощу. А нет, так и сами справимся. Пока, я позвоню завтра, - Катя клюнула губами в морщинистую соленую щеку и, повернувшись к отцу спиной, покатила коляску к выходу из сквера.

 

Старик смотрел ей в след. В груди медленно разливалась невыносимая боль. Он схватился рукой за сердце, хотел крикнуть вдогонку дочери, но боль схватила его железной клешней и не давала пошевелится. «Маша…» - только и успел подумать он.