Пока не встряли в уборку, ездили автобусом на Красноярские Столбы. Там мы уже были, в июне, тоже более – менее свободный месяц. И на Кану были не раз, речка это такая Кан, река широкая и полноводная, как и всё тут, в Восточной Сибири. До Енисея ему, конечно, далеко, но переплыть его в некоторых местах проблематично будет, течение быстрое и крутит во многих местах. Но… переплывали мы яго, и не рас… Кан - медвежья кровь, говорят, так переводится с местных наречий, вроде. Нет, вру - это Абакан, столица Хакасии, переводится «медвежья кровь». Аба - это медведь. А Кан - кровь тех погибших воинов, что пытались отстоять свои земли от всепожиравшего огня монгольских волн, катившихся со стороны Байкала на Запад. Так говорят местные. Замечательная река! И «заплывчики» замечательные с мужиками с моей лёгкой руки, как тогда, на реке Воронеж, практиковали: Топтыгин, Бакуменко, Гречко, Руднев и примкнувшие к нам. Отплывём куда подальше от лагерных дев, а там в камышах у нас бутылочка – другая, неучтённые строгим бабьим ОТК, припасена. Тяпнем по кругу её, понюхаем со смехом кулак друг у друга для «закуски» - и назад, в лагерь, значит. Жёны мужние только удивляются на своих мужей - «И чё это вы такие весёлые!?.. И жрать через каждый час всё время просите. Как будто ресторан вам тут!» А мы, холостяки с Лаврушкой, покатываемся с них. Благо, нам некому ышо морали читать… Но тайна наших заплывчиков пока не разгадана, как и тогда, в Воронеже. И женщины в глубоком раздумье пребывают, как только какая поездка на эту кровавую реку выпадает.

Когда ездили в Тулун - это уже в Иркутской области, - столько речек и речушек встречалось по дороге! Нигде больше такого не видел, от самой Москвы до Красноярска нет такого обилия воды. Просто сплошной водяной рай! И очень красивые места там, в Тулуне - огромные горы над бурной рекой Ия, с рёвом прыгающей по камням. И всё это в сплошной тайге! Вообще, чем дальше на восток, север и юг от Красноярска, тем больше воды, тайги и гор. Наши места лесостепью считаются, Канско – Красноярская лесостепь. Так и называется. А лесостепь эта тянется вдоль всей восточно – сибирской железнодорожной магистрали через Бурятию и Якутию до самого Дальнего Востока. И Ангару видели, ревущую красавицу в скалах. А какие потрясающей красоты места в окрестностях Красноярской ГЭС! Это что-то невероятное!.. А сама ГЭС!.. А речка Бирюса… Вода, горы и тайга; горы, вода и тайга, тайга, тайга… Взгорбленная на тысячи километров тайга на Восток от Енисея. С самолёта всё это точно похоже на «островное земледелие» - заплатки пашни на бескрайнем одеяле тайги вдоль железной дороги. Это же человек всё сделал! «заплатки» эти расчистил от тайги. И стал их засевать. И не сегодня это случилось. И даже не вчера. А ещё со времён Михаила Романова. Сына его Алексея Михайловича. И сына того великого. Отца Отечества нашего…

На Столбах мы второй раз. В этот раз могло быть квадратиком больше. На одной из самых больших скал. Но, слава богу, всё обошлось. Давно и много слышал об этих Красноярских Столбах. А увидел их впервые вот только вот в июне. И полюбил. Это не южные горы в пастельных тонах, как голый Ай-Петри, положим. Или Кавказские, сплошь покрытые «зеленью», зарослями южных лесов. Это Столбы, каменные суровые столбы в море не менее суровой тайги. Здесь, правда, нет того южного буйства красок, хоть в горах, хоть в лесах. Всё сдержанно, спокойно и величаво. Если на юге краски эти ближе к Бетховену, наверное, то здесь сплошной Бах… Хотя чёрта лысого! весь тут спектр любой музыки классической можно обнаружить в радиусе не больше километра. Только зайди в тайгу. Или проплыви по широченному Енисею – батюшке. Или залезь на эти чёртовы вершины голых скал. С опаской для своей жизни и тем более для своего потомства. Вон сколько рамочек чёрной или белой красками нарисовано на этих скалах, а в рамочках фамилии или имена тех, кто не смог преодолеть земное притяжение… По неосторожности ли, или же из форсу… Кто теперь скажет - последний момент их перед падением помнят только они. Но, увы, они уже не скажут… И лазая в кедах, для лучшего сцепления, по этим скалам, всё думаешь и представляешь, что эти, в рамочках, они ведь тоже были не хуже тебя, и не менее спортивными были, а, может быть, и более… Как же так? что ж за судьба такая? где и в чём вы ошиблись, ребята…

От стоянки автобуса надо долго идти вверх, до столбов этих. И весь час вверх и вверх, аж дыхалка начинает задыхаться… Высадилось нас человек двадцать, все наши институтские с опэховскими, кто смог, и кто успел. Головины тут, Владимир Андреевич с Анной Васильевной. Он кандидат, животновод по КРС, зав. отделом, грузный и тучный такой мужчина, войну прошёл, заядлый рыбак и изумительный художник с ухающим глубоким голосом - эхом. Она вся при формах, чернявая такая, небольшенькая миленькая учительница литературы в местной школе. И девчонки их тут же, отроческого возраста чёрненькая Люда и светленькая Татьяна. Загадка это для меня: чего это они, сёстры, два – три года разницы, а такие разные... Головины - соседи мои по подъезду, на втором этаже обретаются. Ещё у них там, дома, есть тёща, Анна Ивановна, бабулька такая весёлая, вечно на лавочке возле дома пост свой блюдёт. Тихоновы с нами поехали в этот раз, тоже мои соседи с первого этажа: Михаил Кузмич, экономист наш, тоже остепенённый зав. отделом, характером, фенотипом и манерами похожий на того инженера в Норильске, который пел - «Его засосала опасная трясина…»; и жена его, Галина Ивановна, тоже училка, с сыном – подростком Колькой. Ну и другие наши любители природы, не менее близкие и не менее родные по духу скитальческому и любви к природе. Многие, кто имеет их, с детьми дошкольного и школьного возраста.

Под ногами сначала асфальт, а потом красная глина в обломках камней. Тут кругом эта глина, недаром же казаки, как объясняет Головин, который оформляет сейчас книжку «Ставление города у Красного Яра» своими рисунками, под предводительством атамана Андрея Дубенского по царскому указу в 1628 году поставили свой острог в Качинской землице на Красном Яру. И защитили местных татар от уничтожения хищными киргизами, откочевавшими после становления Красноярска далеко на юг. По правую руку среди сосен, берёз, лиственниц и редких кедров навстречу текут по обломкам скал и камней ручьи. На стоянках часто встречаются родники с любовно обложенными камнями истоками и почищенными руслами. С левой стороны бесконечно тянется поросший лесом и кустарником обрыв. Дышать становится всё труднее, всё круче забирает дорога. Во, некоторые ребятишки сидят уже на загривках своих отцов, фыркающих от натуги, как лошади, и поминутно утирающих рукавом заливающий их лица пот.

Наконец пришли - за очередным поворотом слева неожиданно толпится целая толпа разнокалиберного народа. Оказывается, все толпятся у средней вшивости скалы, называемой почему-то «Слоником». Залезть на неё составляет мало труда. Но тут обычно разминаются перед более серьёзными столбами. И тут тренируется молодняк, мелкота всякая. Начинают лазить с визгом и головинские девчонки, и некоторые солидные наши мамаши. Отдельные профи залазят на этого слона даже вверх ногами, преимущественно на руках. Испытав свои силы на первой скале и подивившись на профессионалов, которые налегке и в обвязанных верёвками галошах, мы идём дальше. Вот и Первый столб. Высокая скала и пологая, поэтому вдохновения не вызывает - залезть на неё не составит, очевидно, труда. Потому и пустынно здесь, народ только туда – сюда прогуливается, не задерживается. Общество наше разваливается на кучки по интересам. С самыми спортивными, жаждущими новых вершин, идём дальше. Вот и Второй столб. Ого-го, кепчёнка сваливается, и рамочки тут уж появились… Тут уж и лазят вон, и болельщики есть, задирают головы, приставив к глазам ладонь. Здесь мы и бросим якорь. Но потом. Сначала те скалы посмотрим, с манящим названием Перья. Сколько легенд про них слышали. Сколько страстей. Дорога идёт всё круче, всё чаще встречаются голые узловатые корни берёз и сосен. Ага, вот, огромные скалы, знатоки говорят, что это и есть Перья. Но на перья они не похожи… Заходим к ним в профиль: точно, ни дать ни взять высоченные серые гусиные перья – скалы, аж дух захватывает от этих расселин между пёрышками… Ото туда мы и полезем.

Лезем между двух перьев с Юркой Парфеноном, где-то рядом примостился и Генка. А вон и рамочки. Да густо тут рамочек этих… Пытаюсь ногами упираться в одно перо, а задницей опираться о другое - так и подвигаюсь, с большим трудом, вверх, раскинув руки между перьями, как Христос на кресте. Компаньоны отстали. Смотрю вверх - ой-ёй-ёй, так не забраться, вершина перьев ещё чёрти где, а силы на исходе. Страшно. Прошлый раз видел, как профи, опираясь ногами и руками на эти же перья, параллельно земле быстренько и вроде бы легонько оказались на вершине. Вот это класс!.. Но мои ноги и руки уже дрожат, и осторожненько потихонечку начинаю спускаться. Други мои уже внизу, отряхиваются, сбили оскомину. А я спускаюсь, потихоньку и осторожно. Спускаться всегда тяжелее. Тут уж не скажешь: поспешишь - людей насмешишь. Скорей всего - огорчишь, мягко выражаясь… Ну вот, наконец, и я на земле. Такие вот Перья. Не по зубам нашим, увы. А с другой стороны Перьев, чтобы залезть, нужно спецоборудование, верёвки там всякие, карабины и прочие альпинистские штучки. Или годами тренироваться, как эти профи, бегающие по всем столбам в одних галошах, как по паркету. И принципиально не признающие альпинистских заморочек. А в награду имеющие только вот такие рамочки…

Возвращаемся ко Второму столбу. Уж его-то мы берём почти без боя! и в прошлый раз брали. Кое-где верёвкой помогают, а кое-где уже заученно берёшься пальцами за те именно выступы в скале, которые нужно, и никак не за другие. И ноги так же, заученно, ставишь туда, куда ставит их взбирающийся выше тебя «старожил» столбов этих. Два - три небольших передыха - и вот она, вершина! небольшая горбатая скала, на которой двое еле расходятся, держась друг за друга. Выпрямляюсь, наконец, и осматриваюсь вокруг. Господи, какая красота! Нигде такой красоты не увидишь!.. Это стоило того, чтобы корячиться сюда!.. Чтобы рисковать…

 

Так оставьте ненужные споры,

Я себе уже всё доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых ещё не бывал,

На которых ещё не бывал…

 

орём мы от счастья. В склокоченном горами зелёном море тайги то тут то там видны обнажённые скалы, где острые, рваные, где округлые, валунами. Вон Перья, вон Четвёртый столб, а вон, еле виден Торгашенский хребет. Смотришь вниз, под свой второй столб, и голова начинает кружиться. Внизу люди такие маленькие, как муравьи!.. Приседаешь, чтобы успокоить свой разволновавшийся вестибулярный аппарат. Равновесие восстанавливается, опять встаёшь. Да, это стоит мессы. Красноярские Столбы. Чудо природы. А как здесь, наверное, красиво осенью… А зимой!.. Парим наравне с птицами, вон они, только руку протяни… И солнце недалеко…

Начинаем спуск. Я как-то не могу приспособиться, как лучше спускаться - на корточках, или на заднице. Хоть так, хоть этак, а тянет тебя головой вниз, и всё тут. Останется только руки раскинуть… Гора-то почти вертикальная. И тут я соскальзываю с очередного выступа и всем телом подаюсь вперёд вниз… Всё… Открываю глаза - нет, каким-то чудом удержался, уцепился сзади руками, сам не пойму, за что. И это «что» выдержало мой рывок вниз!.. Всё захолонуло внутри, в ушах набатом бьётся сердце, аж вспотел весь. Не-ет, прошлый раз как-то проще обошёлся спуск. Скорей бы вниз!.. Оглядываюсь на товарищей - никто не заметил моего клевка туда, к людям – муравьям, все заняты собой, каждый сам сдаёт свой экзамен. И ведь не повернёшься к скале лицом, чтоб спускаться на четвереньках: так, может быть, и удобней лезть по скале, но никак не вниз, потому что не видно, куда спускаешься. Таким макаром и шага не сделаешь, как загремишь птицей Феникс… Вниз, вниз!..

Ночью у костра пели, охмелевшие от впечатлений и радости от надёжности земной тверди:

 

Отставить разговоры, вперёд, и вверх, а там -

Ведь это наши горы, они помогут нам.

Они… помогут нам!

 

А до войны вот этот склон

Немецкий парень брал с тобою.

Он падал вниз, но был спасён.

А вот теперь быть может он

Свой автомат готовит к бою…

 

А мне грело душу ещё и сознание, что потомство у меня будет… Будет! И в который раз думалось, что тот, кто не был за Уралом, в азиатской части страны, в Сибири, тот точно не знает своей страны. Европейская часть её - с гулькин нос. И хотя на этом островке в основном и прошла вся история русских, но не видеть эти бесконечные, потрясающей красоты просторы просто бескультурно. В этом я убедился ещё в 65-м, когда перегоняли «Волгу».