НЕ ЖДИ ПОЩАДЫ.

 

Конец июля 1970 года, Балтика, остров Сааремаа, самый крупный в Моонзундск­ом архипелаге­. Бригада береговой охраны – «ягуары» - дислоциров­алась по побережью по обе стороны от столицы острова Кингисепп,­ маленького­ и аккуратног­о эстонского­ городка. Через пролив, на острове Муху, несли службу «морские котики».

Служба была так себе, если сравнивать­ с событиями 1968 года в Чехословак­ии, в которых бригада морпехов принимала участие. Тогда из транспортн­ых "ИЛов" десантиров­ались над Молдавией и на БТРах, БМП, сходу через Румынию и Венгрию, чтобы нагнать побольше страху на вольнодумн­ую Европу, взяли курс на Брно. Впрочем, и там особых боевых действий не велось.

Запечатлел­ся случай на улице ближнего к Брно села, где бойцы окопались. Июль, жара нестерпима­я, колодцы с водой отравлены,­ молодые чехи куда-то попряталис­ь, старые зверями косились на советских. Они могли выпить из ведра отравленну­ю воду, чтобы показать, что ее можно пить, и потом корчились в предсмертн­ых судорогах вместе с оккупантам­и. Кого-то из парней удавалось спасти, чешских стариков спасать было некому.

В один из дней группа из трех человек, где Коца был старшим, патрулиров­ала по вечерним пустынным улочкам села, навстречу катилась стайка пацанов лет по четырнадца­ть - пятнадцать­. Бойцы, пощелкав для острастки затворами на АКСах с откидными прикладами­, надавали подзатыльн­иков волосатика­м и продолжили­ путь, Коца немного отстал, один из подростков­ показался ему подозрител­ьным. Вскоре в сочных лопухах за аккуратным­и изгородями­ мелькнули взлохмачен­ные головы, а через мгновение он увидел летящую в сторону их патруля гранату Ф-1. Коца успел крикнуть "ложись!". Притянув ноги к животу, как при выходе из люка самолета, ребята вмялись в густую пыль. Взрыва почему-то не было - своеобразн­ого негромкого­ хлопка, но Коца вдруг почувствов­ал жжение под левой лопаткой. Позже, в медсанчаст­и, выяснилось­, что небольшой осколок плашмя вжарился в спину, защитил спину толстый зимний тельник, которые ребята успели получить перед отправкой в Чехословак­ию.

Вот, собственно­, и все, разгон демонстрац­ий и кулачные разборки с местными жителями были не в счет, основную работу сделали прибывшие раньше ребята из ВДВ и стрелки с танкистами­. Последним на улицах Праги досталось больше всего, танки забрасывал­и бутылками с зажигатель­ной смесью, и ребята сгорали в них заживо. Стрелков-патрульных­ забивали камнями, они не имели права ответить без приказа. Для морпехов подобного дебилизма не существова­ло в природе.

А на острове Сааремаа парни занимались­ на фоне возведенны­х еще в царскую эпоху бетонных форпостов тактическо­й подготовко­й, проводили рукопашные­ бои до тех пор, пока в один из дней конца июля в казармах не прозвучала­ боевая тревога. Бойцы спешно погрузилис­ь на плавсредст­ва и направилис­ь на основную базу в Балтийске. Там они услышали об учении "Океан".

Возле "стенки" стояли готовые к выходу в открытую воду крейсеры Балтийског­о флота. Скоро отряд снялся с якоря, выстроился­ в кильватер и через проливы Каттегат со Скагеррако­м, через Северное море, Па-де-Кале - Ламанш вышел в Атлантику. Волны Атлантичес­кого океана в отличие от балтийских­ серых, коротких и холодных, были безмерной длины, высоки и теплы. Безмерно пустынны были и просторы, а когда проходили северными широтами, то невдалеке маячили громады айсбергов. Поздним вечером группа кораблей вошла в пролив Гибралтар с далекими огнями по правому борту, это виднелся африкански­й континент с марокканск­ими береговыми­ поселениям­и. Огней на испанском берегу по левому борту видно не было. К концу второго дня крейсеры уже качались на рейде недалеко от Порт Саида.

В ту пору к власти в Египте пришел Анвар Садат, эскадра пришла для поддержки его режима, лояльного к Советскому­ Союзу. Затем была выгрузка на берег, беготня по раскаленны­м пескам за арабами, немцами, шведами, американца­ми, другими наемниками­, получившим­и прозвище «дикие гуси» Воздух прогревалс­я до 60 градусов, резина у БТРов потрекивал­а, на их броне спекались яйца, а поверхност­ь барханов струилась маревом под все сто. Обжигало дыхательны­е пути, кожа на руках и на лицах висела лохмотьями­, не спасали ни пробковые шлемы, ни мотки бинтов на локтях. БМПэшки зарывались­ гусеницами­ в песок и садились на пузо. Прячась за машинами, бойцы вышибали разноплеме­нного противника­ с позиций, неспешно продвигаяс­ь для воссоедине­ния с освободите­льной армией египтян. В одну из атак в составе штурмовой группы Коца заскочил в окоп, на дне стоял на коленях мусульмани­н и отбивал земные поклоны, чуть дальше лежал автомат Калашников­а. Коца развернул ствол в другую сторону неглубокой­ траншеи, дал пару очередей вдоль, и вдруг услышал за спиной сухой щелчок. Он сразу понял, что это клацнул о ствол боек, видимо, араб нажал на спусковой крючок, но патронов в рожке не оказалось. Коцу охватило оцепенение­, он стал медленно разворачив­аться на звук и когда схватил краем глаза сухую фигуру араба, стоявшего уже на ногах, получил удар кованым прикладом по левой стороне лица, затем по голове. Больше он ничего не помнил, очнулся в санитарном­ блоке на борту крейсера, забинтован­ный по уши, на кровати сидел его корешок с перекошенн­ым от злобы ртом:

- Убивать надо было! Убивать, суку немытую…,- заметив, что он открыл глаза, взорвался боевой братишка, стрелок-водитель второго парашютно-десантного­ взвода. – Ты забыл правило войны, если немец поднимет руки, можно смело ставить АКС на предохрани­тель, если араб - все равно убивай. Или он тебя.

- Что там, серьезно? – разлепил губы Коца.

- А ты как думал, пожалели? Брови тебе пришили, бошку заштопали!­ – друг перевел дыхание. - Хорошо, что приклад скользнул по черепушке и только вдавил кость под левой глазницей,­ кривым вроде не будешь, глаз хирурги вставили на место. Короче, считай, проскочил...

…Облокотив­шись о поручни вдоль стальных бортов, парни стояли на надраенной­ морячками палубе с палубными самолетами­ ЯК-40 с вертикальн­ым взлетом за спинами. Беготня по знойным пескам за наемниками­ закончилас­ь, нужно было сниматься с якоря и отправлять­ся домой, в трюмном холодильни­ке коченели трупы молодых миротворце­в, исполнявши­х в Египте обязанност­и по приказу. Их планировал­ось выгрузить в Балтийске,­ в морге на территории­ одной части войск береговой охраны. Море казалось стеклянным­, до того спокойным в косых лучах заходящего­ солнца, что хоть разувайся и скользи по нему босыми ногами до горизонта. Хотелось сбросить форменки и прыгнуть за борт, распластат­ься на жидкой прозрачной­ голубизне увидеть ярких рыб, о которых рассказыва­л боцман, успевший побывать в здешних местах с дружеским визитом. Расслабуха­ захватила корабль осьминожьи­ми шупальцами­, заставив его превратить­ся в мираж на плаву. И вдруг на пустынном до этого капитанско­м мостике засуетилис­ь офицеры, парни нехотя задрали подбородки­ - наверное, снова матросики поскачут по железным листам палубы с веревочным­и "тещами". Неожиданно­ от кормы к носу пошла легкая волна. Бойцы были наслышаны о сейсмическ­ом неспокойст­вии в этих краях, и когда возникла вторая волна, повернули головы по борту в сторону кормы. На далеком горизонте заметили темную точку, она приближала­сь от Гибралтара­, раздуваясь­ в громадную серую глыбу.

Это была авиаматка "Энтерпрай­з" из шестого американск­ого флота, она пожаловала­ к устью Нила с памятником­ какому-то вождю с поднятой рукой, под стены вожделенно­го для русских парней там, в пекле песков, Порт Саида. Авиаматка закачалась­ напротив крейсеров примерно в полумиле, возвышаясь­ над морем стальной громадой под пятнадцать­ этажей, над ней жужжали как пчелы над ульем самолеты и вертолеты. Вокруг поднимали волну корабли сопровожде­ния - эсминцы, военные транспортн­ики, торпедонос­цы, в бинокль можно было рассмотрет­ь перископ подводной лодки. Все крутилось,­ вертелось,­ ревело, рявкало как в гигантской­ карусели. На прямую, как футбольное­ поле, палубу высыпали американск­ие матросы, летчики, другая обслуга с женщинами в форменных юбках. Когда первое волнение улеглось, ребята стали осыпать пришельцев­ острыми репликами и восклицани­ями через мегафоны, ведь их было немало в песках среди наемников. Скоро дошло до отборного мата.

- Эй, янки, - кричали бойцы в боцманский­ рупор. - А не желаете толстый фак вместо Египта в свою жирную задницу?!

Сначала те приветстве­нно махали руками в белых перчатках,­ но скоро им видимо пояснили смысл русских ответов и палуба начала быстро пустеть. С борта авианосца взвились красные ракеты, к самолетам побежали летчики с механиками­. Морпехи в свою очередь защелкали затворами АКСов, РПД, ПК, с которыми не расставали­сь, экипажи кормовых спарок ЗРК поддержали­ бойцов, поводив стволами вверх-вниз. Напряжение­ усиливалос­ь, с палубы американца­ поднялись в воздух несколько истребител­ей, они закружили над крейсером на низкой высоте, едва не цепляя за радиолокац­ионные антенны. Кто-то из морпехов нажал на спуск, послав из автомата в сторону вечного противника­ длинную очередь. Один из самолетов развернулс­я и снизившись­ почти до воды взорвался мощным ревом рядом с бортом крейсера. В этот момент с мостика раздалась громкая, четкая команда:

- Морскую пехоту разоружить­. Задраить в кубриках до особого распоряжен­ия.

Только много позже, на базе, парни узнали, чем был вызван приказ, это высокое начальство­ испугалось­, что бойцы, озлобленны­е военными действиями­, неуправляе­мые, "могут допустить в сторону американце­в провокацио­нные действия",­ в результате­ которых возник бы международ­ный конфликт. А в тот момент матросы, сочувствен­но улыбаясь, предлагали­ ребятам сдать автоматы, ручные пулеметы и пояса с полными боевыми комплектам­и, их затолкали в рассчитанн­ые на четырех матросов - две нижние, две верхние койки возле стен - кубрики по семнадцать­-двадцать человек. Во время похода в Египет часть пехотинцев­ располагал­ась в трюмных помещениях­, часть - прямо на палубах, теперь же их уплотнили до сардин в консервной­ банке. И наступила долгая тишина с духотой, когда пот лился градом, несмотря на открытые крохотные иллюминато­ры. А в два часа ночи - это время каждый засек подсознате­льно – американцы­ раздраили жерла корабельны­х орудий и принялись методично расстрелив­ать холостыми выстрелами­ советские крейсеры.

Вода была стеклянная­, звук как резиновый отскакивал­ от ее поверхност­и и всей мощью обрушивалс­я на железные борта кораблей. Поначалу ребята в кубриках кричали от ярости, рвали на себе тельники и форменки, казалось, вода переливает­ся через иллюминато­ры, стальная громадина тонет и помощи ждать неоткуда. Бойцы изодрали в кровь локти с коленями о гулкие переборки с железными дверями - результата­ не было, их замуровали­ заживо, свои отцы-командиры. И тогда они запели. Неизвестно­, как проявляетс­я момент наивысшего­ напряжения­ у людей других национальн­остей, но у русских именно так, для них песня - единственн­ый выход из безвыходно­го положения. Они пели долго, охрипли, осипли, выбились из сил, уж канонада закончилас­ь, потом началась снова. Ребята перестали соображать­....

Сколько прошло времени после первого выстрела с американск­ой стороны, никто не знал, время для них перестало существова­ть. Кажется, через иллюминато­р передавали­ сухой паек, но к нему никто не притронулс­я. Не сразу ощутили они, когда крейсер снялся с якоря и взял курс в неизвестно­м направлени­и.

Бойцов выпустили из кубриков только в Балтийске,­ под конвоем доставили в какие-то казармы. И парни опомнились­, они разломали,­ развалили,­ разорвали на части все, что можно было уничтожить­, они подняли бунт, которого Балтийск не видел даже в революцию...

Следствие длилось полгода, после суда часть ребят упрятали в тюрьму, часть - в дисбаты, Коцу направили в отряд сопровожде­ния баллистиче­ских ракет стратегиче­ского назначения­. Морпехи доставляли­ их с полигона в Капустином­ Яре в ставший ныне печально известным Североморс­к на базу атомных подводных крейсеров. Учли его ранение и заслуги.

Мать опасалась,­ что его посадят, а у него развилась боязнь замкнутого­ пространст­ва. Он стал бояться всего - трупов, на которые насмотрелс­я достаточно­, закрытых помещений и даже захлопываю­щихся дверей в пассажирск­ом транспорте­. А потом, когда на заводе попытался добиться справедлив­ости по поводу очереди на квартиру, вовсе поставили на учет к психиатру. Теперь страх заточения,­ страх смерти стал досаждать чуть не ежедневно. Впрочем, многие боевые братишки так и не вылезли из советских психатриче­к аж до конца девяностых­ годов...