Детдом (Глава из романа "Дом Романовых")

 

- Ро-ма-нов!.. - громко, но нестройно орут ребятишки на берегу. Эхо толкается в берега и зарывается в вечерний туман, поднимающийся от воды.

- Саш - ка!.. – хрипло кричит Захар Петрович и закашливается. Его голос только вспугивает ворон, устраивающихся на ночлег на верхушках старых ближайших берез, и теперь своим карканьем они все заглушают.

- Растуды твою качель. Ухи пообрываю, засранец, только появись – уже тихо, себе под нос, добавляет завхоз детского дома, Захар Петрович, крепкий еще старик, под семьдесят. Плевком тушит папироску, и, смяв в кулаке окурок, кидает с высокого берега в воду.

-Ладно, ребятишки, все. Спасибо за помощь. А теперь по койкам - отбой. Никуда он не денется. Опять в Петелено удрал, паразит.

За штанину дергает его Светочка, И когда Захар Егорович наклоняется к этой пухленькой светлокудрой малявке, не дать, не взять – ангелочек с фриза, та ему шепчет на ухо

-А Сашка ушел не в Питилину, он другу сторону пошел.

-А ябедать нехорошо, Светик. Иди спать – и легонько ладонью шлепает ее по попке. Света обиженно надувает щеки и, дернув плечиками, уходит с чувством выполненного долга. А Захар Егорович прислушивается, не шумит ли машина на проселке за лесом. Должна Маркеловна, супруга его, привезти продуктов на неделю, да и воспитатели из кратковременного отпуска своего должны бы уже вернуться. Двое взрослых на стольких гавриков, это слишком. Подумал еще, что надо бы чуть подтопить – к утру уже заморозки обещают, но махнул рукой. «Зима скоро, а топлива-то совсем впритык, а пока, обойдемся, надышат, напукают, не замерзнут».

***

 

Детский дом совсем недавно появился на берегу речки Петельки. Река действительно отчаянно петляет между холмов километров двести, пока Байкал не пополняет своей чистой водицей. Прямо среди соснового, с редкими березами леса, на месте бывшего пионерлагеря, отданного облисполкому за ненадобностью строительным комбинатом. Военные строители утеплили несколько коттеджей, кое-что переделали.

Раньше детский дом был в областном центре, но местное руководство сочло, что надо мол, ребятишек к земле приучать, поближе к природе. В общем, подальше с глаз, ну, и соответственно и «из сердца вон». Шефы подарили старенький телевизор и больше этих шефов не видели уже года три. Домна Маркеловна не стала усердствовать в их поисках, подумав - «Ну, и черт с ними, сами как-нибудь проживем. Обходились же и раньше без шефов. Попробуем сами заработать. Вот в этом году кедрач близко поспеет. Что-нибудь соберем, продадим. Глядишь, и на обновки хватит. Если только на государство только рассчитывать, то скоро всякими местами сверкать начнем».

Воспитанников немного, чуть больше тридцати, от 6 до 16 лет. В основном, «отказники» - те, от которых родители еще в роддоме отказались, и, стало быть, где-то они и есть на белом свете. Совсем уж сирот, четверо. Самый старший в детдоме – Сашка Романов. Тоже «отказник» и уже это знает, но его как-то мало трогает это, замкнутый, сам в себе. Он уже в десятом классе. Младшие ребятишки учатся здесь же, а средняя школа в Петелино в трех километрах от детского дома, если конечно напрямик идти по таежной тропинке. Так и ходят всю зиму стайкой дружной семь воспитанников. Но сейчас август, каникулы, раздолье одним словом и комары уже не такие надоедливые. С утра до вечера плещется ребятня в холодной воде, закаляется. Рыбу ловят, в лесу грибы, ягоды, а под осень потихоньку шерстят огороды в Петелино.

Свой огород большой есть и поле картошки, но это ж понимать надо, риск – благородное дело. После набега та же морковка гораздо вкуснее. Бывает, что попадаются, и тогда приходят с синяками и в ссадинах – всяко бывает.

По долгу старшего, приходится Сашке присматривать за «мошкарой» - носы им утирать, защищать в постоянных стычках с сельскими пацанами. Само собой и по хозяйству помогать. Самые маленькие, особенно девчонки, отчаянно влюблены в него и за глаза называют «папа Саша». Однажды услышал и надавал щелбанов… не больно. Кто их получил, долго гордился – заметил, значит.

***

 

Но сегодня не только Сашки нет в кровати. Не заметил Захар Егорович и Варвары Красновой, которой уже четырнадцать, а стало быть, за ней глаз особый нужен. Все сделала сестренка ее, Любка как надо. Соорудила чучело да накрыла одеялом – старая хитрость, но действует безотказно.

Варя и Люба уже давно в детдоме – погибли родители в автокатастрофе – автобус потерял управление и слетел с дороги, метров сто кувыркался под обрыв – никто не выжил.

А вот теперь лежит Люба в темноте с широко открытыми глазами, смотрит в потолок, по которому бродят какие-то тени и представляет себе сестру с Сашкой, как они целуются и… И от ревности жгучей тискает в кулачке судорожно простыню, а вторая рука неудержимо от сердечка тукающего часто сползает по груди, по тощему животу и еще ниже… Ну, сестра все-таки, на год старше, ну, что тут поделаешь.

***

 

Сашка медленно бредет по берегу, вверх по течению. Выглядит он гораздо старше своих неполных шестнадцати. Крепкий в плечах, с хорошей мускулатурой. Когда выходит из воды, все девчонки замирают – «прямо Рембо, только красивше».

Еще до обеда, после очередного купания обнаружил в кармане стареньких джинсов очередную записку. «Приходи, как стемнеет вверх по реке на огонь моей любви». Про себя подумал, что если бы кто из своих - написали бы, «после отбоя». А так, наверно… ладно, увидим, чего гадать.

Под ногами галька шуршит, коряжки, водой обглоданные, с весны по всему берегу разбросанные, похрустывают. Ветку черемухи сорвал, от комаров отмахиваться, но скоро бросил в воду – ветерком прибило комара, не будет до утра. И темнеет уже, и далековато зашел. Решил про себя, если вон за тем поворотом ничего, значит, разыграли девчонки и теперь, небось, потешаются.

Но за очередным поворотом реки, метрах в трехстах костерок наступающую ночь промаргивает. И никого рядом. Галька под ногами кончилась, и коса песчаная началась. Сколько мог по дороге собрал сухих коряжек, огонь поддержать. Парочку сразу в костер кинул, огляделся вокруг – никого, а по следам на песке… по следам выходит размер 34-35, что и следовало доказать. Присел, сигарету достал, от веточки тлеющей прикурил. Песок зашуршал недалеко, - притворился, что не слышит, не шелохнулся даже.

Придумала себе Варя, что вот так неслышно подойдет сзади, закроет ладошками глаза, скажет и… А вот, что будет дальше «и», она не придумала, не успела. Да и теперь вдруг поняла, что подойти сзади незаметно не удастся, и закрыть глаза тоже, - полулежит на песке. В сложенные на груди ладошки уперлась подбородком и застыла. И все, кажется, что сердечко вот сейчас из ушей почему-то выскочит.

Первым, все-таки, Сашка не выдержал – оглянулся.

- Варька, ты чего тут делаешь? – спросил удивленно, но вдруг сообразил и, упав на спину, засмеялся.

- Вот ни фига себе! Стоило километра три переться, чтобы тебя увидеть тут. Ты что, не могла мне дома, что тебе надо сказать? Дура ты, что ли? Не лечится это, ты знаешь.

А Варя обошла тихонько, присела по другую сторону костра, руками лицо закрыла. Дождалась, когда Сашка отсмеется, отняла руки, посмотрела глазами полными слез и тихо совсем начала

- Это ты дурак, Сашка. И ничего-то ты не понимаешь. Тебя девушка сама на свидание пригласила, а значит, уже сказала, что любит… вот. И еще говорит это о том, что можешь делать с ней, что захочешь, все делать. А ты, а ты… Я даже не прошу, чтобы ты меня полюбил тоже, понимаешь. Мне все равно, главное, что я тебя, и хочу… хочу, чтобы все было.

У Сашки даже челюсть отвисла от такого монолога,

- Варька, ты чего? Какого кино насмотрелась? Я что, должен тебя изнасиловать?

-Дурак, насилуют, это когда против воли, а я по своей, сама так…

-А если я не хочу, что тогда? Вы мне все в детдоме, вроде как сестренки, тогда как?

-Мне что ли самой тебя насиловать?

-Это как? Если я не захочу, так и ничего не выйдет. Физиологию проходила? как у мужика бывает? – посмотрел на поникшую совсем фигурку, еще сигарету достал,

-Ну, и все, нечего выдумывать. Пошли домой. Только вот еще одну сигарету задымлю, и пойдем.

-Дай мне тоже.

-Фиг тебе, у меня последняя. И нечего курить, увижу – уши надеру.

Встала Варя и в темноту берега отошла на минуту. А возвратилась с кассетником стареньким и порядком раздолбанным. Решительная такая - «Ласковый май» на полную громкость врубила. Над костерком небольшим, над черной водой, над зубцами сосен и елей на фоне сине-черного неба «Розовые розы…». Даже как-то чудно стало. Поставила магнитофон на песок, а сама

- Мне все стало ясно. Следующим номером нашей… просто программы, стрип-тиз… в моем исполнении.

Сашка ноги под себя поджал, охватил их руками, и подбородок сверху положил

-Валяй. Для разнообразия.

Варя для чего-то кашлянула в кулачок, повернулась спиной и начала медленно под музыку вихлять бедрами. Господи, как же ей хотелось понравиться? Только разве можно назвать бедрами эти хотя и длинные, но тоненькие палочки. «Курьи ножки» - про себя хмыкнул Саша и, приготовившись к дальнейшему действию, подкинул в костер все оставшиеся запасы топлива. Наконец, Варя стала разворачиваться к нему лицом, глядя куда-то вверх, отчего в отблесках костра виден был только подбородок и кончик носа, она одну за другой стала расстегивать пуговицы на трикотажной темно-синей кофточке. Покрутилась немного на месте, так что снятая кофта чуть не угодила в горящий костер. Дело дошло до юбки. И здесь тоже не совсем все ловко получилось. Одновременно танцевать и снимать юбку оказалось не очень удачным действием, и она в этой юбке чуть было не запуталась. Но спасло ее то, что одна мелодия закончилась, а перед второй образовалась пауза, Варя повернулась спиной и замерла. Когда музыка снова зазвучала, снова задвигались ноги, позвоночник с хорошо проступающими ребрами. Хотелось, очень хотелось Саше фыркнуть громко, но удержался.

Руки Варины заломились за спину и расстегнули лифчик. Одной рукой закрыла лицо, обхватив голову, стала в танце снова поворачиваться лицом к костру. Вероятно, надеялась, что хоть вид этих совсем еще подростковых, даже не первого, а нулевого размера грудок… (лифчик-то на поролоне, и хоть как-то еще) разбудит чувства у Сашки. Нет, кроме чувства умиления ничего не вызвал. И сам он этому умилению удивился. А потому даже чуть грубовато брякнул,

-Давай дальше. Не дрейфь. Слабо?

И уже потянулись, было, руки к резиночке трусиков беленьких, сквозь которые уже виднелась легкая растительность, и уже оголилась слегка острая тазовая косточка но, вдруг, магнитофон зашипел (вероятно, пленку «замотало») и замолк. И в тишине ночи, в которой только потрескивание костра и очень далекое поухивание филина, и глаза Сашкины, от огня блестящие… Тихо охнула и бросилась бегом в воду, засмеялась, забила руками по воде, стоя в ней по пояс, но быстро замолкла и замерла.

-Эй, как там тебя, стриптизерка, вылезай из воды, все свое сокровище застудишь, нечего будет показывать – сказал почти серьезно Сашка, подойдя к самой кромке воды, - не полезу я за тобой в воду, не жди. Варвара, кому говорю, вылезай. Вот же свалилась на мою голову сокровище.

А вода действительно холодна, недалеко ключ должно впадает. Через три минуты зубами застучала. Да еще филин перелетел поближе и заухал страшно.

-Отвернись. Мне одеться надо.

-Не фига себе, как раздеваться – смотри, а как… да черт с тобой, я потихоньку пойду, догоняй.

И пошел обратно по берегу. Через метров пятьдесят оглянулся, посмотреть, как прыгает у костра Варя, натягивая на мокрое тело юбку, выжимая трусики и посматривая ему в след – как бы не ушел далеко, одной идти ночью страшновато.

Так и шли обратно. Сашка впереди, Варвара чуть поодаль. Варя на ходу согрелась и теперь шла и улыбалась. «Вот, почти и случилось. Ну, и что, что почти, в другой раз непременно, и все равно будет мой. Да, и никуда не денется».

И совсем ей было невдомек, что этот, уверенно впереди шагающий парень, уже второе лето, раз, а когда и два раза в неделю, поздно ночью уходит в Петелино. Где на краю села, в сарае на соломе, ждут его горячие объятья студентки из пединститута Виктории, с которой он и упражняется в своих мужских достоинствах.

***

 

Небо прояснело, раскидало щедрой рукой миллиарды звезд, а из тайги выползла щербатая луна и холодной своей улыбкой осветила берег и двух шагающих подростков. Уже у самой дыры в заборе Саша резко остановился. Задремавшая на ходу, Варя ткнулась в его спину носом и вздрогнула.

- Так, Варвара. Топай спать. Девчонкам не трепись – ничего не было, а то я тебя знаю - что помело. И дурь из головы выкинь, подрасти малость, никуда это от тебя не денется. А я, я скоро уеду. Совсем.

-Саша, ты прости меня, ладно?

-Да ладно, проплыли. Все иди спать, чего стоишь?

-А ты?

-Мне через час переметы проверить, потом светать начнет, уха сегодня будет.

-Саш, а Саш… поцелуй меня.

-Перебьешься. Ползи давай. – Но, видя, что Варька совсем нос повесила, пожалел. Подошел, руку запустил в короткие и жесткие как проволока волосы, повернул к себе и поцеловал в плотно стиснутые губы. Хмыкнул и пошел дальше по берегу.

***

 

Не успела Варька нырнуть в постель, как Любка вскочила, а за ней еще и остальные девчонки от 12 до 14 лет. Вот ведь, не спали почти нисколечко, за подругу переживали, ворочались, о своем думали, фантазировали. Щипали себя до боли, чтобы только не заснуть. Сразу громким шепотом вопросами засыпали. «Ну, как?.. Было?.. И как?.. Целовались?.. Расскажи, не тяни?». Наконец, расселись на двух кроватях, как куры на шестке. Завернулись в одеяла байковые как в индийских фильмах.

- Значит, так… - устроилась Варвара поудобнее, подушку за спину пристроила, чтобы легче было сидеть с ногами в постели - пришел он, такой необычный, что даже и не узнала вначале. Оказывается, он совсем не такой, как в обыкновенной жизни – робкий какой-то и стеснительный. В общем, пришлось мне инициативу в свои руки брать.

-Ты что, первая его поцеловала? Ну, ты даешь!

-Ой, девочки, он, оказывается, и целоваться-то толком не умеет. Пришлось мне его учить. Ничего, он способный, сразу понял.

И принялась в самых мельчайших деталях и интимных подробностях… до формы, температуры и влажности, минуту за минуту, со всеми ощущениями и переживаниями, описывать свидание. Как после долгих и страстных поцелуев, взял Александр ее на руки и понес… и пропала куда-то тайга и берег реки, и костер. И появился сам собой средневековый замок, с ужином при свечах и горящим камином. И спальной комнатой в зеркалах и картинах, с огромной кроватью под пологом, шуршащими шелковыми простынями, голубыми с золотыми коронами обоях, и тихой музыкой, и лунным светом, и нерушимыми клятвами в вечной любви до гроба.

 

Вот и утро раннее постучалось легонько в окошки. Спят девчонки, посапывают и видят сны. Про замки и широкие под пологом супружеские ложа. Снится им Любовь. И очень, очень хочется, чтобы все было так и на самом деле. А, может, так и будет? Ну, хоть у кого-нибудь из них. Вдруг повезет в жизни. Вдруг, повезет…