Её на свет родили, не спросясь: А хочет ли она на свет рождаться И видеть, как по утру, матерясь, Отец и мать идут опохмеляться. Она росла, как брошенный цветок, Не зная в жизни ни любви, ни ласки. За что Господь на жизнь её обрек. Которая ужасней страшной сказки. Она росла средь братьев и сестер, Побои, вместо ласки получая. Кулак в ответ – и весь тут разговор, Хоть убегай, как есть, от них, босая. И вот однажды, прячась от отца, Она в собачьей будке схоронилась. Там просидела день весь, до конца, И даже ночевать не попросилась. О ней забыли дома, а когда Она попалась на глаза, решили: «Сидит пусть в будке – вот и нету рта!» На цепь девчонку эту посадили. Собака, потеряв своих щенят, Оксану приняла и воспитала. Малых Оксана три зимы подряд Прикованная к будке, обитала. Не знавшая людей, она легко Переняла собачьи все повадки И стала просто девочкой-щенком, Чья жизнь была безрадостной, несладкой… Соседи, участковый и родня На девочку смотрели равнодушно, И лишь четыре года погодя, В набат забили, завопили дружно. Её отняли у собаки той, Что матерью ей стала и семьёю. Её везли, а вслед им несся вой – Собачий вой с щемящею тоскою. Через неделю псина умерла… Оксану привезли в Дом инвалидов. На всех кидалась, лаяла она, Гоняла кошек с оголтелым видом. Но постепенно ей смогли внушить, Что надо ложкой пользоваться, душем. Оксана научилась говорить. Ей в этом доме исцеляли душу. Она приобрела достойный вид, Была общительна, услужлива со всеми. Она не ведала, что время пролетит И государство жизнь ее изменит. Вновь девушку-собаку увезут, Сорвут с привычных мест, ни чуть не каясь, И предоставят ей другой приют, Но не любовь, в которой та нуждалась. Там снова равнодушие и тьма Окутали Оксану постепенно. Ненужная здесь всем, совсем одна, Она живет, как в лагере тюремном. Труд стольких лет был начисто забыт. И стала она вновь лакать из миски, В снегу валяться и на месяц выть, Забыла, как писать, читать как книжки… С экрана это диктор говорил. И мне не по себе, вдруг, жутко стало. От виденного так озноб пробил, Что не согрело даже одеяло. Мне не понятно, почему Господь Позволил так с ребенком обращаться? Я знаю – нужно гнев свой побороть, Но не могу! Куда теперь деваться… Мне кажется – Оксана нам дана Как знак господний. Знак на милосердье. В её судьбе есть каждого вина – Мы не творим добро везде с усердьем. Уж, коли, знак был дан, то значит нам Пора исправить то, что натворили, А не отсиживаться, прячась по углам, Не допустить, чтоб о добре забыли. И вновь с экрана смотрит, как тогда, Девчонка с чёлкой в белом платье грубом. И в памяти моей такой всегда Останется она, кусая губы. Уж ночь давно. Я в дом закрыла дверь, А сердце бьется гулко и тревожно. Малых Оксана, та девчушка-зверь, Вновь в сны мои крадется осторожно. И снова я от ужаса проснусь, Когда тумана клочья тихо тают, И перед ликом Божьим поклянусь, Что дочь моя такого не познает. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
