На сушняк опустилась туманом завеса, Освежить взялась ветви вечерняя мгла, Но как кости торчали те ветви из леса - На окраине древо засохло дотла... Сколько было ему? Вряд ли важен тут возраст, И с породой его я пока не решил. Очень часто, создав собирательный образ, Я о внешности чьей-то неправдой грешил. Оно тихо стояло... Нет запаха хвои, Или я не могу его дух уловить? (тут в отсутствие чувств состраданья и боли, Каждый может меня сгоряча обвинить). Согласись же, читатель, стократно со мною, Что о смерти кого-то писать нелегко, И коль душу живую вложу я герою, То и корни пущу я в него глубоко! Для завязки пройдусь испытаньями, бедами, Слой за слоем отмерю годичных колец, Но я честно скажу: ни черта мне не ведомо, От чего и когда ему вышел конец. Так зачем же тогда упомянуто дерево, Да не древо уже - на корню сухостой? Может, было мне свыше ниспослано-велено, Написать о судьбе его скорой рукой. Сколько пролито соков! От стужи сколь стерплено! Высоко ли огонь отпечатал свой знак, Но все мысли по образу скомканы, слеплены, Впору снова начать, ну хотя бы вот так: На сосну опустилась туманом завеса, Величаво сосна на опушке росла... |