ПОВЕСТЬ

 

Повесть о русских подростках из эмигрантских семей Европы, которых объединяет желание познать историю своих предков – офицеров Лейб-гвардии Конного полка. Тяжёлые испытания, выпавшие на долю одного из них, сплачивают остальных, помогают осознать свою причастность к великой славянской нации, к Родине, которую они никогда не видели, к её великой истории.

 

«Я – Николай Перфильев. Мне 16 лет. Живу в Югославии, в городе Вуковаре. Учусь в гимназии. Мои родители – врачи. У нас русская семья из старинных дворянских родов. Старшее поколение после гражданской войны

в России в 1921 году перебралось в Югославию. Мой прадедушка Николай Александрович Перфильев – ротмистр Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка – пропал без вести на полях сражений. Я изучаю семейную генеалогию, историю русской армии и хочу знать об этом, как можно больше. Предлагаю свою дружбу всем потомкам русских офицеров Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка, которые, как и я, оказались за рубежами России. Надеюсь узнать о судьбе своего прадедушки и судьбах его боевых товарищей. Думаю, что это интересно не только одному мне. Жду ответа».

Коля Перфильев перечитал своё обращение, вздохнул и начал переводить его на английский язык. Закончив эту, в общем-то, не сложную для него работу, так как английский он знал превосходно, Коля снял с полки толстенный словарь немецкого языка и еще раз, вздохнув, правда, уже тяжело, начал переводить текст на немецкий. Здесь дело пошло не так быстро, но и с этим переводом он справился. Затем пришла пора распечатки и сортировки.

Адреса молодёжных международных изданий и эмигрантских газет Коля подготовил заранее, осталось вложить послания в конверты и отослать. Закончив несложную процедуру оформления конвертов, Коля, не мешкая, скатился по лестнице в просторный холл виллы, куда семейство Перфильевых недавно переселилось из стандартной квартиры в многоэтажном доме.

И, хотя старая квартира была тоже не маленькая, она не шла ни в какое сравнение с великолепием и удобством нового жилья.

Родители Коли, Александр и Марина Перфильевы, были врачами. Отец – хирург по пластическим операциям лица, и мать – анестезиолог – вот уже несколько лет работали в Германии. Прошли годичную специализацию, а потом их оставили работать в крупной клинике, где они показали себя с самой лучшей стороны. Им предложили контракт на два года, и на семейном совете было решено, что Коля остаётся с бабушкой и дедушкой в Вуковаре и продолжает образование в привычных условиях, а родители по окончании контракта прикупят соответствующее жильё и вернутся домой.

Так и получилось, за исключением того, что контракт был вновь продлён, но вилла была таки приобретена. И сейчас шло её обустройство силами дедушки Павла Николаевича, бабушки Марии Сергеевны и, конечно, самого Коли.

Вилла была о двух этажах, и всем хватило по отдельной комнате. По настоянию отца рядом с гостиной оборудовали бильярдную комнату, а по совместному настоянию внука и дедушки – комнату-музей Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка и кадетского корпуса, в котором воспитывался Колин дед, и с которым он эвакуировался при отступлении армии барона Врангеля, высадившись на турецкий берег в Галлиполи. Так что все были довольны, и сейчас шла многотрудная работа по оборудованию новой территории, причём, если бабушка сосредоточилась на гостиной и кухне, то дед с внуком всё свободное время отдавали музею.

Но сегодня, в это воскресное утро, было не до музея. На дворе бушевала весна, и весенние полевые работы на даче деда, по-местному – викендицы, требовали рабочих рук. И, хотя Коля терпеть не мог этих садоводческих упражнений, но с дедом они всегда и во всём помогали друг другу. Так что боевая труба звала его на помощь деду, уже с утра трудившемуся в саду.

Услышав лавинообразный исход внука со второго этажа, из кухни выглянула бабушка в переднике, с засученными рукавами белой блузки. Мария Сергеевна всегда и везде одевалась хотя и скромно, но опрятно и к лицу, предпочитая светлые тона, что очень шло к её красивому породистому лицу, белоснежным волосам, не потерявшим своей былой пышности, и глубоким голубым глазам.

Увидев внука, она кивнула в сторону стола в гостиной, на нём стояло большое блюдо с горкой только что испечённых, золотисто-поджаристых пирожков.

- Поешь сам и возьми для деда, - только и сказала она, скрываясь в недрах кухни.

- Я сыт, бабуля, но для деда возьму! - крикнул ей вслед Коля и, взяв лежащий на столе пластиковый пакет, доверху наполнил его бабушкиной пахучей продукцией.

Потом, не теряя времени, он помчался в гараж во дворе и уже на ходу не удержался и, вынув из пакета пирожок, откусил кусок. Пирожок был с его любимой картофельной начинкой, и, пока Коля добежал до гаража и завёл свой мопед, по меньшей мере, на три пирожка в пакете поубавилось. Великая мастерица была бабушка в изготовлении настоящих русских пирожков!

Выехав на центральную улицу Рибара, Коля в полном одиночестве помчался на выезд из города. В воскресенье город вымирал. Большинство заблаговременно выезжали на свои викендицы, на рыбную ловлю в дунайские плавни и близлежащие озера, а многие просто блаженствовали в постелях. Так что на протяжении всего пути Коле встретилось лишь несколько машин и один велосипедист. У ближайшего почтового ящика Коля остановился и осторожно, один за другим сбросил в щель свои драгоценные конверты. Немного постояв, он неожиданно для себя перекрестил ящик и тут же испуганно оглянулся. «Вот был бы номер! Увидел бы кто-нибудь из ребят, как я благословляю почтовый ящик», - мелькнула запоздалая мысль. Но на счастье никого по близости не было, и Коля вновь вскочил в седло и заработал педалями.

За спиной остался Дунай, баржи на рейде, стрелы портальных кранов, мощные трубы огромного резино-технического комбината Борово и большой рабочий посёлок того же названия, где проживали рабочие и служащие этого гиганта. Комбинат остался в наследие от известного в прошлом крупнейшего европейского фабриканта Бати, который, кстати, и построил для своих рабочих этот посёлок, состоящий из кирпичных коттеджей, утопающих в зелени садов и парков. Там же располагался яхт-клуб и клуб парашютистов, водные и игровые аттракционы. Вот такие были капиталистические акулы в прошлом веке. И сегодня свыше 25 тысяч жителей Вуковара из 60 тысяч населения работали на этом комбинате.

Доехав до монументального здания старинного графского замка, окрашенного в традиционные жёлто-белые тона, где сейчас находились многочисленные музеи, общественные организации города и округи, Коля вспомнил, что сегодня в 6 часов вечера там заседает городской совет ветеранов войны, куда его попросили зайти. Он часто помогал ветеранам в их переписке с коллегами из России.

Графский замок особой исторической ценности не представлял, но был широко известен, благодаря своей удивительной везучести. Во всех войнах, которые, как правило, не обходили стороной этот край, он выстаивал, и оставался невредимым, разве что требовал небольшого ремонта. Не стало исключением и испытание, которое пришлось выдержать замку во вторую мировую войну. Командир советского батальона, штурмовавшего город,

в недавнем прошлом участник Сталинградской битвы, в своём письме в музей писал, что не делает различия между боями по обороне Сталинграда и взятию Вуковара. Насмерть стояли с обеих сторон, и соответственно разрушения были такие же, как и в Сталинграде. А графский замок, как и в прежние времена, уцелел и стоял, как скала, вокруг полного разрушения. Конечно, жители города гордились замком, а многие верили в какое-то чудесное предначертание свыше.

Коля переехал горбатый мост над журчавшей небольшой речушкой Вука, между прочим, давшей название городу. Около здания, носившего название Радничкий (Рабочий) дом, где когда-то проходил знаменитый второй съезд коммунистической партии Югославии, а сейчас находился кинотеатр и городской партийный комитет, он разминулся с мопедом, на котором спешила по своим утренним делам Баба Вишня, местная городская достопримечательность. Баба Вишня, которой по слухам было за 90 лет, занималась тем, что гнала на продажу ракию – самогон собственного разлива, принципиально ездила только на мопеде и не просто передвигалась, а гоняла на предельных скоростях. Вот и сейчас, услышав отчаянный мопедный треск, Коля сразу понял, кто движется ему навстречу. Он прижался к тротуару и пропустил гордо сидящую в седле высокую костистую старуху в чёрных одеждах, с развевающейся по обеим сторонам мопеда длинной юбкой и

в больших очках в роговой оправе. Баба Вишня вихрем промчалась мимо, и вскоре треск её мопеда затих вдали.

Вновь на сонные улицы опустилась тишина, и Коля, не спеша, начал выруливать по старинному центру города мимо экзотических одноэтажных зданий с колоннами, где во все века находились небольшие торговые точки, их так и не смогли вытеснить современные торговые «суперы», появившиеся

в последние годы. Оставив слева водокачку, напоминавшую огромный перевёрнутый конус и видимую с любой точки города, и со стороны Дуная тоже, а справа – городское кладбище, Коля выехал на шоссе и помчался в сторону курортного местечка Вучедол, где у многих горожан имелись собственные дачи-викендицы.

Одна из таких викендиц принадлежала Колиному деду и служила постоянным местом его пребывания в весенне-летний период. Проехав пару километров по ещё пустынному шоссе, Коля свернул к Дунаю, и вскоре уже открывал калитку дедовых садовых владений.

Сад, посаженный дедом, был воистину огромен. Сколько сортов деревьев произрастало в нём, знал лишь только сам Павел Николаевич. Все уговоры семьи уменьшить его размеры натыкались на упорное неприятие хозяина, и сад оставался в неприкосновенности. Более того, он медленно, но верно увеличивался в своих размерах, и не только за счет фруктовых деревьев, но и благодаря заморским семенам, получаемых дедом по переписке с такими же фанатами растительного мира, как и он сам.

Увидев в глубине сада фигуру деда, окапывающего деревья, Коля приветственно махнул ему рукой и, подавив тяжёлый вздох, направился

в противоположную сторону, к дому. Установив мопед в специально подготовленное для него место, или стойло, как насмешливо называл его Павел Николаевич, Коля поднялся по ступеням и вошёл внутрь викендицы.

В ширину это строение небольших размеров, и внутренние покои узкие, но эти неудобства компенсируются высотой. Крутая лестница из нижней комнаты ведёт наверх, на второй этаж, где располагается точно такое же помещение. И наверху, и внизу вдоль стен стоят двухъярусные кровати, и всего их восемь, так что в случае чего, есть где переночевать и членам семьи, и гостям.

В комнатах – по столу со стульями, по телевизору, а так же имеются душевые и туалеты. Всего этого для спартанского отдыха на природе вполне достаточно. На поляне перед входом в викендицу оборудовано несколько мангалов для приготовления небольших порций мяса в разных его вариациях, начиная от шашлыков и кончая отбивными-криминадлями. Для приготовления более крупных кулинарных изделий, типа зажаренного поросёнка или запечённого барашка, оборудован большой вертел, установленный стационарно. Крутили это пещерное изобретение предков по очереди и хозяева, и гости, и запоминалось это надолго…

Не мешкая, Коля быстро переоделся в рабочую одежду, потом достал

в подсобке, примыкавшей к викендице со стороны Дуная, свою персональную лопату и персональные грабли. Уходя, он глянул с высоты обрывистого берега вниз и, убедившись, что с их катером, наполовину вытащенным на берег, всё

в порядке, вприпрыжку побежал к деду.

Работали они, почти не прерываясь, до полудня, а потом ели бабушкины пирожки, запивая их, душистым чаем, приготовленным по рецепту Павла Николаевича, непревзойдённого мастера по этой части. Лёжа на охапках свежего сена, - а дед признавал в качестве подстилки только его – причём, накошенного им самолично, дед с внуком вели неспешный разговор.

- Отправил свой призыв?

- Отправил.

- Вот и хорошо. Теперь жди и надежды не теряй.

- А я и не теряю. Уверен, что откликнутся.

- Ну-ну! Сбегай-ка, принеси из подсобки трубку и табак. Ты знаешь, где они.

- Дед! Ты же бросил. Где же твоя сила воли и твои принципы?

- Бросить я, конечно, бросил. Это так. Но принципы для того и существуют, чтобы их изредка можно было нарушать. Иначе жить неинтересно…

Коля хмыкнул и через минуту принёс деду его пачку медового табака и трубку. Все это хранилось в тайнике, находящемся в подсобке, вдали от всевидящего ока бабушки, и пока не было ею обнаружено, в отличие от других тайников, ликвидированных её безжалостной рукой. Борьбу за пошатнувшееся в последнее время здоровье мужа Мария Сергеевна вела бескомпромиссно. Раскурив трубку, Павел Николаевич повернул голову к Коле и сказал:

- Интересная новость с утра. Звонил из Белграда Арсеньев, ты его знаешь, мой товарищ по кадетскому корпусу. Так вот. На днях умерла одна старая русская женщина. Жила одиноко и очень бедно. Родственников у неё тоже не было. Оказалась владелицей материальных вложений в одном из банков. А эти материальные вложения представляют собой реликвии и ценности одного из казачьих полков. Пока не уточнили какого: донского или кубанского, или ещё какого. Была она, так сказать, последняя хранительница этих реликвий. На миллионы, между прочим, там было ценностей, а сама жила в страшной бедности. Чувствуешь, какое благородство! Какое высокое чувство долга! Жаль, что узнал об этом поздно. Поехал бы на похороны. Пока попросил Арсеньева узнать, где она похоронена. Соберёмся с однокашниками, съездим на могилу, отдадим ей последние почести.

Коля помолчал, осмысливая сказанное, привстал и, обращаясь к деду, задумчиво сказал:

- Достойный человек эта женщина. А я вот думаю, что у ребят, если они откликнутся, будет тоже немало интересных сообщений, а возможно, и реликвий Лейб-гвардии Конного полка. Возможно, таких, о которых ещё не знает никто. Как ты думаешь, дед?

- Вполне возможно, - подумав, ответил Павел Николаевич. – Вполне возможно, - задумчиво повторил он. – Сейчас вся надежда на вас, ваше поколение. Главное не допустить, чтобы память о наших предках ушла

в небытие. За нас этого никто не сделает. Сейчас наша Родина – это наша память, и она должна быть вечной от поколения к поколению. Мысль понятна?

- Ещё бы! Твоё воспитание даром не прошло ни для меня, ни для папы. Будем надеяться, что и для многих других тоже. Если, конечно, они не офранцузились или онемечились полностью.

- Вот ты и напомни таким, где их русские корни. Затею твою я полностью одобряю и приветствую. Что собираешься предложить тем, кто откликнется?

- Думаю, что вначале познакомимся по переписке, потом возможны личные контакты, а может, и соберёмся вместе в какой-либо стране. Всё будет зависеть от обстоятельств и заинтересованности каждого. Пока всё на нуле. Я даже не знаю, есть ли такие ребята у нас, в Югославии. Буду ждать.

- Жди. Идёшь в правильном направлении. Кстати, ты за обстановкой в стране следишь?

- Конечно, слежу, хотя, по правде, не очень…

- Напрасно. Обстановка серьёзней и серьёзней. Ты что-то замечал необычное в поведении своих друзей?

- Знаешь, дед! Друзья у меня настоящие, хотя и разных национальностей, и пока я ничего не заметил необычного.

- Не хочу быть пророком, но после смерти Тито обстановка накаляется. Наш город, между прочим, всегда являлся яблоком раздора между хорватами и сербами. К тому же, разные религии: католики и православные. К добру это не приведёт. Разница в религиях и национализм никогда к чему-то хорошему не приводили. И авторитета, какой был у Тито, ни у кого из нынешних политиков нет.

- Дед! Не сгущай краски. За эти годы Тито вырастил новое поколение молодёжи. Она не хочет воевать, а хочет танцевать! – смеясь, ответил Коля и поднялся с сена. – Давай заканчивать работу, искупаемся в Дунае и махнём на катере домой. Ко мне сегодня придут ребята. Поедем на вечерний клёв на острова.

- Нет уж, это без меня. Я тут побуду до вечера, приведу все в порядок, а ты, давай, веселись, но не забывай, что скоро экзамены. А насчёт обстановки вокруг, присматривайся, анализируй и делай выводы. Теперь ты уже не малыш Николка, и боюсь, что скоро тебе самому придётся принимать серьёзные решения.

- Всё будет хорошо, дед! Не задерживайся долго, а то бабушка начнёт волноваться. Будь здрав! – Уже на бегу крикнул Коля и помчался к спуску на Дунай.

Как хороша была дунайская водичка в затишке, около берега, где она хорошо успела прогреться, и где не было такого бешеного течения, которым отличался могучий Дунай. Правда, вода, как всегда, была грязно-свинцового цвета, но таков уж голубой Дунай, он только для почитателей Штрауса был голубым, а для жителей восьми стран, расположенных на его берегах, всегда оставался совсем иного цвета. Накупавшись до стука зубов, всё-таки на дворе стоял конец апреля, Коля выбрался на берег, привёл в действие хитроумное устройство, придуманное им вместе с дедом, и катер медленно сполз в воду. Проверив мотор, Коля дал задний ход, потом развернулся и, прибавив газу, помчался вверх по течению в сторону города и порта.

К вечеру на катер собралась вся Колина команда. Ребят объединяла не только рыбалка. Все шестеро учились в гимназии в одном классе, увлекались футболом, туризмом, краеведением и историей. Именно последнее увлечение, наверное, и сблизило их. Во всяком случае, в музеях графского замка они были своими людьми и активными помощниками музейных работников. Первым на борт прибыл лучший Колин друг Томаш Бахорич, худой и длинный парень,

в очках с толстенными линзами, лучший лингвист школы, он уже сейчас владел девятью языками и к тому же слыл большим знатоком своего родного словенского языка и литературы. Некоторые из его статей уже публиковались

в специальных журналах Словении – одной из шести республик федеративной Югославии.

Перекинув заплечный мешок с припасами и связку с удочками на катер, Томаш молча пожал Колину руку и устроился рядом с ним на кормовой банкетке.

- Как дела? – спросил он.

- «Как сажа бела», - ответил Коля внезапно пришедшей на ум пословицей.

Томаш, изучающий русский язык и обожавший русские пословицы, тут же полез за блокнотом и попросил:

- Повтори, только помедленнее и расшифруй!

- Господи, Томаш! Ну, и липучий же ты!

- А ты как думал! Язык, в особенности такой сложный, как русский, требует постоянного внимания.

- Подожди. Наша хорватская фракция - Прерадович с Драшковичем на подходе. Привет, ребята! – и Коля поднял в приветствии руку подошедшим к катеру Дарко Прерадовичу и Иво Драшковичу, неразлучным друзьям, повсюду появлявшимся только вдвоём.

- Здраво! Здраво! – эхом откликнулись оба, и так же, как Томаш, бросив на палубу свою поклажу, перелезли через борт.

- А вот и наша сербская фракция, как ты говоришь, - близоруко вглядываясь через свои толстые линзы очков в двух велосипедистов, определил Томаш.

- Точно! – обрадовался Коля. – Теперь не придётся больше ждать. Милош Маркович и Слободан Миятович собственной персоной. «Что-то в лесу сдохло», и они явились сегодня вовремя.

Услышав новую пословицу, Томаш вновь полез за блокнотом, но Коля твёрдо сказал:

- Томаш, положи блокнот на место. Отходим. Время не ждет. – И без лишних разговоров завёл двигатель.

Милош и Слободан с шиком затормозили напротив катера, приковали велосипеды к ограде, попутно отдали концы, удерживающие катер у берега, и

с грохотом, кинув свою поклажу на нос катера, оттолкнули его от причала, успев мгновенно перевалиться через борт. Мотор взвыл, и катер, задрав нос, полетел по Дунаю, ведомый твёрдой Колиной рукой.

Вечерний клев был превосходный. В куканах, опущенных в воду, тяжело плескалась дунайская сельдь, одна из самых деликатесных рыб из семейства селёдочных, которая в это время, нагуляв жиру, шла на нерест из далекого Средиземного моря вверх по Дунаю.

Пришло время укрощать свой рыбацкий пыл, да и сам лов, мягко говоря, был не совсем законен, хотя ловили эту несчастную селёдку по берегам всех восьми придунайских стран. Слободан Миятович – признанный повар компании – на двух кострах, как цирковой жонглёр, успевал вертеть над огнём истекающие жиром тушки и громкими возгласами уже призывал народ на трапезу.

Ах, какое блаженство было сидеть на травке, закусывая нежнейшим, чуть поджаренным мясом, пахнущим дымком, и как казалось всем, запахами Средиземноморья, запивать его холодным пивом из бутылок, только что вытащенным из воды. Это было счастье!

Пройдёт время, и Коля не раз вспомнит эти блаженные мгновения, неторопливые разговоры у костра под огромным шатром звёздного неба. И не раз он будет вспоминать пословицу, услышанную им от деда: «Что имеем, не храним, потерявши, - плачем». Мудрая пословица…

Коля рассказал, что перед выездом на рыбалку побывал на заседании клуба ветеранов, помог им составить скорбное письмо по поводу смерти одного из русских, освобождавших город, тот совсем недавно приезжал

в Вуковар на места былых боёв. Письмо Коля перевёл на русский язык.

- Да. Уходит поколение, - вздохнул Иво Драшкович.

- Наши партизаны, к сожалению, в этом не отстают, - отозвался Милош Маркович. – Вон, мой сосед Желько Йованович, дай Бог ему здоровья, уже из больницы практически не выходит.

- Что поделаешь! Возраст, раны, – вздохнул Векослав Прерадович.

Немного помолчали, и вдруг Томаш, ни к кому не обращаясь, задумчиво сказал:

- Как бы нам не пришлось испытать всё это…

- Ты что имеешь в виду? – спросил Коля.

- А вот то, что происходит вокруг. Ты, надеюсь, не слепой и не глухой?

- Вот и ты, как мой дед. Тот тоже талдычит о том же…

- Не прячь голову в песок, как страус. Боюсь, как бы мы ни оказались по разные стороны баррикад, - как-то отрешённо ответил Томаш, бросив быстрый взгляд на приятелей-хорватов Иво с Дарко и сербов – Милоша и Слободана.

- Ну, а ты как представитель словенского народа, на какой стороне баррикад будешь? - переводя разговор в шутку, со смешком спросил Коля.

- Я на стороне югославского народа. На стороне государства, созданного Йосифом Броз Тито, - внезапно серьёзно и чётко сказал Томаш.

Разговор явно приобретал опасный уклон. И Коля это понял. Хорваты и сербы дружной компании напряжённо молчали и упорно смотрели в огонь костра. Надо было срочно переводить разговор в иное русло. Дед таки смотрел в корень.

- Оставь, Томаш, эти лозунги для политических крикунов. Я уверен, что нашей дружбе ничего не грозит. Послушайте лучше, какое послание я отправил в газеты.

И Коля с увлечением начал рассказывать приятелям о своей задумке.

Слушали молча, и, как показалось Коле, кроме Томаша, это сообщение никого всерьёз не заинтересовало. Он один и откликнулся на него.

- Интересно! И даже очень! Подключишь меня, когда придут ответы. Наверняка, они будут на разных языках. Не думаю, что во всех семьях, как у вас, сохранили русский язык. Больше чем полвека прошло. Причём, наверняка, много семей являются смешанными и не с одним, а с разными языками.

- Это точно, Томаш. Надеюсь на твою помощь, если будут экзотические языки, которых я не знаю.

- Коля! Не сомневайся! Переведём с любого, даже с японского. Лишь бы были ответы.

- На это и надеюсь. А сейчас боевая труба дает сигнал к отступлению. Не забывайте, завтра контрольная, а у нашего Архимеда шпаргалкой не очень-то и воспользуешься…

- Не бойся. Не в первый раз, - подал голос Слободан. – Пользовались, и будем пользоваться. У меня уже всё готово. Только мигните, если надо.

- Мигнуть, конечно, мы мигнём, но подготовиться все же надо, - И Коля первый встал с места, разминая затекшие ноги.

Богатый улов вдохновил бабушку на новые кулинарные подвиги, а приехавший с викендицы дед, выбрав наиболее жирную селёдку, начал колдовать над её засолкой. Коля сразу же засел в своей комнате за математику. Так и закончился этот воскресный день.

Контрольная прошла благополучно. Во всяком случае, Коля внутренне чувствовал, что сделал свой вариант правильно. Остальные тоже не переживали и тут же сговорились о поездке после обеда на стрелковые соревнования охотничьего клуба. Отец Слободана Миятовича был членом правления клуба и обещал до начала соревнований дать возможность ребятам пострелять по тарелочкам. Это он делал уже не первый раз и обеспечивал их доставку туда и назад на своём микроавтобусе. Ребята были вне себя от счастья.

Времени до отъезда в клуб было всего ничего, и, не теряя драгоценных минут, все ринулись по домам отобедать и переодеться.

Добравшись до своей комнаты, Коля быстро переоделся, собрал необходимые вещи в школьный рюкзак и вихрем съехал по перилам на нижний этаж, удостоившись укоризненного взгляда бабушки, как всегда, несвоевременно выглянувшей из кухни.

- Обед на столе, сам – в душевую! - скомандовала Мария Сергеевна, и Коля вытянувшись, отдал ей честь.

Спорить с бабушкой было бесполезно, тем более дед уже был за столом и отбивал деревянными ложками, своей и Колиной, барабанную дробь по столешнице. Первое блюдо Павел Николаевич ещё с кадетских времён ел только деревянной ложкой. Вот и внука приучил к этому.

Минута, и Коля, вытирая на ходу руки, сидел рядом с дедом. Сегодня для Коли триумфальный обед. И первое, и второе было из рыбы, добытой им вчера. На середине громадного обеденного стола в столовой, а бабушка признавала принятие пищи только в отведенном для этого месте, стояла большая супница, распространяя ароматнейшие запахи рыбного супа. Бабушка подняла крышку, из супницы вырвалось облако пара, и дед с внуком синхронно откинулись на высокие спинки стульев, изображая обморок.

- Ну, ну! Артисты… – Мария Сергеевна с улыбкой посмотрела на них. – Подставляйте тарелки. Внук, как основной добытчик – первый. Дед во вторую очередь.

Дед и внук с готовностью подставили тарелки. Первой Мария Сергеевна наполнила Колину тарелку золотистой жидкостью с кубиками разварившейся картошки, укропом и прочими специями. На отдельную тарелку легли две уварившиеся крупные дунайские селёдки. Такую же порцию получил и дед. И только в последнюю очередь она налила себе.

- Конечно, это не рыбацкая уха, но рыбный супец знатный, - потирая руки и внимательно рассматривая селёдку, сказал Павел Николаевич.

- А какая разница? Рыба она и есть рыба. Другое дело, кто её готовит! – И Коля ласково посмотрел на Марию Сергеевну. – С нашей бабулей никто не сравнится в приготовлении.

- Конечно, наша бабуля, как тот русский солдат, и кашу из топора сварит, пальчики оближешь…

- Будет молоть языками, приступайте! Рыбу и суп надо кушать с пылу-жару, - Мария Сергеевна, как дирижер, взмахнула ложкой.

- Запомни, внучок! Рыбный суп есть суп и ничего более, а уха есть уха, и приготовление у неё специфическое и, надо сказать, многообразное. Сколько поваров, столько и рецептов, причём дело это сугубо мужское, – наставительно сказал дед.

- Ну-ка, мужчины, прекращаем разговоры, а то я действительно рассержусь. Всё остывает в тарелках.

Дед с внуком переглянулись и схватились за свои деревянные ложки.

Перечить бабушке в таких вопросах – у них было не принято. Суп доели, и Павел Николаевич, глядя на жену, в восхищении развел руками:

- Машенька! Нет слов! – и, привстав за столом, поцеловал ей руку.

- Бабуленька, спасибо! Вкуснотища – дух захватывает! - отреагировал Коля.

- Ладно, уж вам, подлизы. Приступайте к селёдке. Остыла, небось…

- Подожди, внучок, не торопись. Помнишь, я когда-то обещал угостить тебя саломуром?

- Что-то припоминаю…

- Так вот. Сейчас ты получишь обещанное.

Павел Николаевич поднялся из-за стола и прошёл на кухню. Через минуту он вышел, держа перед собой большую миску, накрытую сверху крышкой от кастрюли.

- А вот и обещанный саломур, - сказал он, водружая миску в центре стола и открывая крышку.

Острый и резкий запах чеснока, перца, уксуса и чего-то ещё такого, что сразу было невозможно определить, мгновенно разнёсся по столовой, подавляя все иные запахи.

- Так. Теперь бери рыбу. Руками, руками бери! Теперь макни её в юшку – и

в рот! Не боись, не отравлю! – Засмеялся дед, глядя, как несмело Коля опускает кусок рыбы в миску.

Коля покрутил рыбу из стороны в сторону в миске, потом вынул её и отправил в рот. Дедушка и бабушка с интересом смотрели на него. Несколько секунд Коля сидел, не шелохнувшись, прислушиваясь к процессам, происходящим внутри своего организма. Внезапно его рот широко открылся, и Коля зашипел, ни дать, ни взять, как паровоз, выпускающий пар перед отправкой со станции.

- Хо-хо-хо! Ну, дед! Хо-хо! Ну, дед! Ну, ты даешь! Хы-хы-хы! Ну, дед!

Мария Сергеевна, улыбаясь, подлила половник супа в Колину тарелку.

- Похлебай, Николка, похлебай! Сразу легче станет.

Коля так и сделал и, действительно, ему полегчало, хотя жар так и полыхал во рту.

- Дед! Что это за зверь такой саломур? – ещё с трудом ворочая языком и отдуваясь, спросил он.

Павел Николаевич, с усмешкой посмотрев на внука, зачерпнул ложкой жидкости из миски и полил лежащую перед ним рыбу. Потом ещё и ещё.

- Без саломура, дорогой мой, нет настоящей ухи, а настоящая уха – это отвар из разных сортов рыбы, которая варится в одной и той же воде тремя порциями одна за другой. Там ещё немало компонентов, включая цельные помидоры, картофель, лук, но главное, конечно, это саломур. Как раз о нём мало кто знает, и приготовляется он у нас, на Дунае, а вернее, в его низовьях, там, где Дунай впадает в Чёрное море.

- А ты бывал там? – заинтересованно спросил Коля.

- Самому не пришлось. Но у нас в кадетском корпусе служил фельдфебель из казаков-некрасовцев. Он из тех краёв, вот он-то нас и обучил приготовлять этот самый саломур.

- Что это ещё за казаки?

- Это, Коля, потомки казачьего атамана Некрасова, его отряд принимал участие в восстании Кондратия Булавина, надеюсь, ты помнишь из истории это восстание в эпоху Петра Первого?

- Помню.

- Так вот. После разгрома этого восстания казаки атамана Некрасова ушли

в низовья Дуная, на берега Румынии и в Турцию. На Дунае они смешались со старообрядцами и запорожцами и образовали свои поселения, и даже город, который сегодня носит название Вилково, и, как Венеция, стоит на воде, а по улицами плавают лодки. Столетиями их главным промыслом была рыбная ловля, и саломур – их изобретение.

- Значит, ты знаешь их древнейший секрет?

- По-моему, и ты сейчас его узнал, - рассмеялся дед.

- Немедленно рассекреть этот рецепт. Удивлю им ребят буквально на следующей рыбалке.

- Поливай лучше рыбу саломуром, как я, ешь и слушай. Саломур делается так: берем мелко порезанный, а лучше толчёный, круто посоленный чеснок, разбавляем юшкой, по-иному – рыбным бульоном, кидаем туда жгучий красный перец, порезанный или целиком (кстати, порезанный даёт наибольшую остроту), затем добавляем уксус, молотую паприку, немного сахара и молотый чёрный перец. Кидаем туда дольки помидоров, заливаем жирным верхним слоем кипящей юшки из котла, закрываем и даём настояться. И саломур готов. Рыбу в него можно просто макать, можно поливать сверху, а есть любители разбавлять им и саму уху. Бесподобный вкус получается, скажу я тебе…

- А почему в его названии присутствует слово «сало»?

- Вот этого я точно и не знаю. Вполне возможно, что казаки употребляли его как один из компонентов в толчёном виде. Что-то помнится, фельдфебель нам об этом говорил, но за давностью лет многое позабылось, а сейчас уже не спросишь. Не у кого…

- Обязательно запомню, а лучше запишу сразу же после обеда, - сказал Коля, обильно поливая саломуром, по примеру деда, рыбу в тарелке.

- Какие планы на день? – Спросил Павел Николаевич.

- Через полчасика едем всей компанией пострелять по тарелочкам

в охотничий клуб, потом посмотрим соревнования членов этого клуба, а вечером я готов встретиться с тобой в нашем музее. Новые материалы подготовил. Ты, наверное, думаешь, что я забыл? Помню, как мы с тобой и договаривались.

- Это хорошо, что тебе не надо напоминать. Вот отзовутся потомки лейб-гвардейцев, будет, что им показать.

- Отзовутся ли?

- А ты верь. И они обязательно отзовутся, - убеждённо сказал Павел Николаевич. – Ну, спасибо, мать, уважила деда с внуком. Спасибо! А сейчас я пойду и немного сосну. Адмиральский час наступил.

Павел Николаевич поднялся из-за стола, поцеловал жену и направился

к выходу.

- Внука забыл поблагодарить! – Рыбку-то добыл он! - крикнула ему вслед Мария Сергеевна.

- Спасибо, внучок, спасибо, - обернулся Павел Николаевич. – Только теперь это твоя обязанность баловать стареньких родственников рыбной продукцией, которая им так полезна в этом возрасте, - хитро усмехнулся дед, глядя на Колю.

- Ну, что же. Благодарность принимаю, обязуюсь и впредь: «и так далее, и тому подобное», - приложив ладонь к виску, дурашливо отреагировал Коля.

- К непокрытой голове руку не прикладывают. Пора бы и знать будущему военному историку…

Коля что-то хотел добавить, но дед уже вышел из столовой, и было слышно, как он начал подниматься в свою комнату. Так вот и закончился Колин триумфальный обед.

Через полтора часа Коля, дрожа от возбуждения, уже стрелял из охотничьего ружья по тарелочкам, вылетавшие по команде отца Слободана Миятовича из катапульты. Отстрелялся Коля в целом неплохо, но до результатов самого Слободана и самого меткого из их компании Иво Драшковича было далеко. Потом они долго сидели в большом зале охотничьего клуба, потягивая колу, пепси и пиво, в ожидании начала соревнований охотников. По стенам зала были в изобилии развешаны фотографии, запечатлевшие охотничьи подвиги членов клуба и трофеи в виде голов кабанов и оленей с ветвистыми рогами. Головы грустными стеклянными глазами смотрели на ребят и как бы спрашивали: «За что же вы так нас?». Коля старался на них не смотреть, почему-то чувствуя себя виноватым…

Наконец, собрались участники соревнований, и выстрелы загремели. Пальба, от которой заложило ушные перепонки, шла около часа. Потом было награждение победителей, и началось обмывание наград. Это мероприятие могло затянуться до утра, и отец Слободана, быстренько развёз ребят по домам.

Вечером дед и внук расположились в музейной комнате. Коля потрудился на славу. Весь прошедший месяц он, втайне от деда, готовил ему сюрприз, добыв новые материалы, касавшиеся Лейб-гвардии Конного полка, и сейчас готов был показать свою работу.

Вообще-то, исходные данные для своего музея они добывали с ним вместе, используя архивные, книжные и газетные материалы. Павел Николаевич вёл строгий учёт личного состава полка, а Коля специализировался на копировании воинской одежды и прочей военной амуниции. И это у него получалось, хотя он и был художником-самоучкой.

Но вот с месяц тому назад, будучи на школьной экскурсии в городе Нови Сад, Коля совершенно случайно обнаружил журнал «Русский инвалид» за 1912 год. Нашёл он его в мусорном контейнере в связке с журналами и книгами на разных языках. В своих поисках Коля не гнушался заглядывать в такие места и не раз находил там для себя драгоценные россыпи. Вот и здесь, в этом растерзанном журнале, без начала и без конца, он обнаружил статью неизвестного автора о Лейб-гвардии Конном Его Императорском Величества полку, с репродукциями портретов нескольких офицеров и описанием их формы, причём самого раннего периода становления полка.

Это была неслыханная удача и, хотя страницы, на которых была напечатана статья, находились в самом жалком состоянии, Коля упорно работал над их восстановлением и добился успеха. Сейчас он готов был продемонстрировать деду не только восстановленный текст, но и три сделанных им офицерских портрета в полной боевой амуниции того времени, воссозданную по тексту. Внутренне торжествуя, Коля принёс и положил на стол огромную кожаную

с тиснением папку, где хранил копии своих работ. Оригиналы этих работ висели в рамках на стенах музейной комнаты. Он благоговейно открыл папку. Сверху рисунков лежали потрёпанные странички журнала и восстановленный машинописный текст. Всё это он молча протянул деду. Павел Николаевич достал лупу и долго разглядывал текст и рисунки.

- Ну, что же! Сюрприз своей цели достиг. Я потрясен. Давай, рассказывай!

- Журнал я обнаружил во время экскурсии в городе Нови Сад. В мусорном контейнере. Другого ничего интересного не было. Месяц бился над текстом, сверял с имевшимися у нас материалами. Результат перед тобой.

- Понимаю, что ты хотел порадовать меня, но давай, договоримся на будущее: раз мы делаем всё вместе, то так будем и продолжать. История – наука привередливая и не терпит поверхностного отношения к себе. А вместе

у нас с тобой неплохо получается. И можно всегда вовремя подстраховаться. И ошибок избежать, и время сэкономить.

- Ну, вот. А я думал преподнести тебе подарок…

- Подарок ты мне, действительно, преподнёс, но над моими словами подумай. А сейчас, давай, рассказывай.

- Ошибку понял. Докладываю. Как нам с тобой известно, Лейб-гвардии Конный полк был создан на базе Кроншлотского драгунского полка. Этот драгунский полк был учрежден по указу Петра Великого в 1706 году. 21 декабря 1726 года он получил статус Лейб-регимента, что повлияло на одежду солдат и офицеров, и их амуницию. В одежде появились красные отличия, и на камзолах – золотые шнуры. На вооружении было по два пистолета, как у гвардии. Кроме того, полку пожаловали литавры шведской конной гвардии, взятые в сражении при Полтаве в 1709 году. Вот мой первый офицерский портрет по описаниям из этой статьи, - и Коля протянул деду лист с изображением офицера.

- Это эпоха царствования Екатерины Первой? – уточнил Павел Николаевич, внимательно рассматривая портрет и детали мундира.

- Так точно. Дело происходило за год до её смерти. Иду дальше. В 1730 году на трон взошла Анна Иоанновна, племянница Петра Великого. Она хорошо понимала возможности гвардейских воинских частей и, прежде всего, старых гвардейских полков – Семёновского и Преображенского в эпоху дворцовых переворотов. И как противовес этим полкам учреждает два новых – Измайловский и Конный. 31 декабря 1730 года Лейб-регимент переформировали в лейб-гвардии Конный полк, отсюда и пошла гвардейская конница в России.

- Так. И как же это сказалось на форме?

- Судя по описаниям и не только из этого источника, вначале конногвардейцы отличались от драгун камзолами и штанами, они были красного цвета. Парадный мундир – колет и штаны – из оленьей кожи, железная кираса

с медными элементами, карабины без штыков, по два пистолета и палаши на поясной портупее. Вот это я и изобразил на рисунке. Смотри сам.

- Да. Хорошо изобразил. Доходчиво. Талантливый у меня внук.

- Дед! Не преувеличивай. – Зарделся Коля, но похвала явно была ему приятна.

- Теперь смотри на этот портрет офицера Лейб-гвардии Конного полка. Это период 1742-1762 годы.

- Это времена Елизаветы Петровны?

- Точно. Времена императрицы Елизаветы Петровны. Она, кстати, имела чин полковника Конной гвардии. Так вот. В то время в Конном полку носили кафтаны василькового цвета с красным воротником и красные штаны, белые галстуки и шляпы с золотыми галунами. Вот портрет офицера этого времени.

- Молодец, молодец, - бормотал Павел Николаевич, рассматривая портрет

в лупу.

- Смотри, - протянул Коля деду новый рисунок. - А теперь период 1798-1801 годов. Это царствование Павла l, - Коля победно взглянул на деда, довольный, что предупредил его обязательное уточнение. Тот взял рисунок, с одобрением и улыбкой взглянул на внука и кивнул головой.

В начале этого периода элементы офицерской одежды были таковы: колет, камзол, белые штаны, штибель-манжеты, ботфорты, треугольная шляпа

с султаном, плащ, фуражная шапка, китель, палаш с темляком, кираса, окрашенная в чёрный цвет, карабин и пара пистолетов в конном строю. Колет –

из палевой кирзы. Штаны – из белой лосины. Ботфорты – высокие,

с накладными шпорами.

- Вижу, вижу, - Павел Николаевич удовлетворённо хмыкнул. – Становишься настоящим кутюрье воинской одежды.

- И ещё, - продолжал Коля. – За пятилетнее царствование Павла Первого форма конногвардейцев менялась девять раз. Стали преобладать элементы прусского покроя. Походный мундир стал коричневого цвета, а вицмундир – кирпичного, и квакерского покроя.

- А ты не прослеживал связь изменения в воинской одежде с изменением статуса самих конногвардейцев? – спросил Павел Николаевич.

- Нет. До этого я пока не добрался.

- Расскажу тебе в общих чертах. Лейб-гвардейские воинские формирования создавались в монархических странах, прежде всего, для охраны священной особы монарха. Их состав формировался из представителей высших и родовитых сословий общества.

- Это вроде нас с тобой? – засмеялся Коля.

- Совершенно верно, - с полной серьёзностью ответил Павел Николаевич. И по отцовской, и по материнской линии ты являешься представителем самых родовитых семей России. Ты должен всегда это помнить и гордиться своими предками.

- Я это помню, - бросив шутливый тон, уже серьёзно ответил Коля.

- Тогда продолжим. В эпоху воцарения Павла Первого представители родовитых семей России зачислялись в Лейб-гвардии Конный полк с момента рождения. Чины многим из них шли авансом. Иными словами недоросли валяли дурака, даже не появляясь в полку, и повышались в звании. Это были ещё те вояки! Вот это вместе с изменениями формы одежды поломал император Павел Петрович. Он очистил лейб-гвардию от бездельников из высшего общества. Именно он заставил лейб-гвардию выполнять работу, для которой она создавалась. Во-первых, стать действенной охраной государя-императора, и, во-вторых, стать кузницей кадров для армии. В этом смысл его реформ. Конечно, это встретило яростное сопротивление великосветских бездельников. После введения новой формы и новой дисциплины, в течение только первых нескольких недель около семидесяти офицеров-конногвардейцев оставили полк. Из числа 132 офицеров полка в 1796 году, до кончины Павла Петровича, осталось лишь двое. Теперь сделай выводы, был ли император просто самодур и ретроград, помешанный на прусской шагистике?

- Да!? Этого я не знал, - с изумлением произнёс Коля.

- Ничего удивительного. Мы с тобой только в начале пути познания. Возьмемся по-серьезному, узнаем немало нового. А ещё я хочу, чтобы такие, как ты, потомки конногвардейцев, чувствовали себя наследниками славных традиций, и их будущие потомки тоже.

- Для чего же я писал письма!

- Правильно сделал. Нельзя замыкаться в рамках только своей семьи. А теперь давай заканчивать. Засиделись. Кстати, как прошло соревнование по стрельбе? Сколько тарелочек на твоём счету?

- Особо похвастаться нечем, - отмахнулся Коля.

- Очень жаль. Потомок конногвардейцев ОБЯЗАН хорошо стрелять. Это обязательно. Заруби себе, как говорится, на носу. Понял?

- Не очень. Воинской службе посвящать свою жизнь не собираюсь. Тем более, не на благо России, хотя я и люблю Югославию, но знаю, где наша

с тобой РОДИНА.

- Как знать, как знать, Коля! Судьба каждого из нас предопределена свыше. И надо быть готовым ко всяким её поворотам.

- Впадаешь в мистику, дед?

- В мистику, не в мистику, а ты всё-таки потренируйся в стрельбе. Кстати, какая, по-твоему, обстановка в охотничьем клубе? Там, кажется, полный интернационал среди его членов?

- Как тебе сказать. Преобладают хорваты и сербы, но сербов больше. Отношения между этими группами стали какими-то натянутыми по сравнению

с прежними временами. До прямых столкновений пока не доходит, но количество выпитого в баре прямо пропорционально высказываниям националистического характера и с той, и с другой стороны.

- Да! Неймётся людям, - с вздохом сказал Павел Николаевич и, тяжело вставая, добавил. – Пойдём, посмотрим последние известия. Время уже подошло.

- Ох, как мне не хочется. Дед! Лучше я поработаю здесь. Смотри, сколько накопилось ещё не разобранного материала, и рамки для новых портретов надо подогнать…

- Успеешь всё сделать. Нельзя быть пассивным, когда в стране назревают грозные события.

- Такие они уж и грозные! – с иронией отозвался Коля. Больше треплют языком, на то они и политики.

- А кто мне сейчас рассказывал об охотничьем клубе? Молчишь! Давай

в столовую. Вместе посмотрим, послушаем и оценим обстановку.

- Ну, хорошо. Я только кое-что закончу и мигом спущусь.

- Жду. – И Павел Николаевич, тяжело шагая, начал спускаться вниз по лестнице.

Конечно, Коля увлёкся, вставляя свои новые рисунки в рамки, а потом развешивая их по стенам. Полюбовавшись на свою работу и переменив местами несколько портретов, он начал разбирать по папкам рукописные материалы, собранные в последнее время, и незаметно для себя погрузился

в дела давно минувших дней. В 18 веке ему было уютнее, но обещание, данное деду, надо было выполнять и, скрепя сердце, он вернулся в век 20-й. Поставив папки в предназначенные для каждой из них ячейки в шкафу, Коля спустился

в столовую.

Дед сидел у телевизора и мрачно смотрел на репортаж из Косова. Бабушка гремела посудой в кухне, но иногда выходила оттуда и, скрестив на переднике руки, тоже смотрела на экран, потом что-то шептала и уходила назад.

- Что там, дед? – Коля кивнул на экран и плюхнулся в кресло.

- Комментируют поправки, внесённые президентом Милошевичем. По всему видно, что мусульмане готовы взяться за оружие.

- Даже так? – удивился Коля. - Просвети меня, тёмного, дед, по сути дела.

Павел Николаевич приглушил звук телевизора, где надрывались комментаторы, сменяя друг друга, и сказал:

- А суть дела простая. Внесены проекты поправок в Конституцию Сербии, полностью лишающие всех прав автономный край Косово, заселённый, как ты знаешь, албанцами-мусульманами. Эти поправки приостанавливают функционирование Исполнительного Совета, то есть, правительства Косова, его законодательную власть – Скупщину, лишают край право «вето»

в Скупщине, Сербии и практически передают Косово в прямое подчинение Сербии.

- А для чего это делается? – с недоумением спросил Коля.

- В России это называли великодержавным шовинизмом, и ничего хорошего он там не принёс.

- Значит, и новые политики не знают истории?

- Может, и знают, но, к сожалению, в своей практике не применяют. Коммунист Тито знал и применял, и, в определённой мере, давал независимость всем шести республикам и двум автономным областям – Косово и Воеводине.

- И что будет?

- Начнётся развал Югославии. Это я могу сказать точно. История, к сожалению, повторяется с поразительной точностью.

- Дед! Думаю, что ты преувеличиваешь опасность. Смотри, сколько лет прошло с войны. Всё стало на свои места. Не будут воевать люди. Хотя, даже по моим наблюдениям, некоторая напряжённость имеется.

- Твоими бы устами, внучок, да мёд пить. Предчувствие гражданской войны меня не обманывает. Опыт уже был. Несчастное наше поколение…

- Дед! Всё будет хорошо. И даже очень! – Бодро заявил Коля. - А сейчас я побегу, кое-что доделаю в музее.

Предчувствие не обмануло деда, и Коля не раз вспоминал этот разговор, когда под разрывами снарядов метался по улицам в прошлом тихого и спокойного Вуковара. А пока он, как и его друзья, писал контрольные перед экзаменами, играл в футбол, регулярно ездил на рыбалку, ремонтировал свой катер, оборудовал с дедом музей лейб-гвардейцев, работал на викендице, занимался большими и малыми делами, которые не убавлялись никогда. И, конечно, с нетерпением ждал ответов на своё послание. И ответы, наконец, начали приходить.

Первое письмо пришло с берегов Дуная, из столицы Австрии Вены.

К вящему удивлению Коли, от девочки, по имени Натали, и по фамилии фон Бальсер. Красивым каллиграфическим почерком со старинными завитушками

в заглавных буквах Натали сообщала, что прочитала Колино послание и по-немецки, и по-русски, и восторженно принимает Колину идею.

О себе Натали писала, что ей тоже 16 лет, что по линии матери она происходит из рода князей Романовских и её прадедушка, ротмистр лейб-гвардии Конного полка князь Романовский, как и Колин прадедушка, погиб во время гражданской войны при невыясненных до сих пор обстоятельствах. По линии отца графа Франца фон Бальсера, она является последней представительницей старинного австрийского дворянского рода. Ещё писала Натали, что русский язык учила с детства, вначале с матерью, потом

с учителем русского языка, и дома говорит с матерью только по-русски. Она много читает об истории русского дворянства и, в частности, об истории Лейб-гвардии Конного полка. К сожалению, литературы по этому вопросу у неё маловато. В первую очередь её интересуют судьбы офицеров этого полка, и она полна надежд, что, объединившись, их потомки по крупицам восстановят то, что ещё не знает история, и это поможет ей найти след прадедушки. И ещё она писала, что побывала с матерью в Ленинграде, бывшем Санкт-Петербурге, видела дом своих предков и побывала в военном музее, где есть военное платье Лейб-гвардии Конного полка, принадлежащее императрице Екатерине ll, с орденом Святого Георгия, и что императрица являлась полковником и шефом этого полка. Платье императрицы Натали очень понравилось, она сфотографировала и срисовала его. Мечтает сшить себе такое же. По прочтении этих строк Коля издал возглас: «О, Боже!», - но, поразмыслив, решил, что письмо в целом толковое, а у каждого есть свои наклонности и привычки. И сразу же сел за ответ.

После письма Натали ответы пошли градом. По ним можно было изучать географию и собрать коллекцию марок по разделу: «страны мира». Коля вместе с Томашем, знатоком языков, ежедневно сидел до одурения, сначала за переводом с различных языков, на которых были написаны письма, потом, силясь понять, о чём пишут и чем интересуются их новые корреспонденты.

Конечно, разбросало белую эмиграцию по миру сильно. О многих странах, в особенности, островных или расположенных в южной Америке или Африке, ни Коля, ни Томаш и понятия не имели. К сожалению, многие из потомков эмигрантов и сами не знали, кто были их предки, где воевали и какова их судьба. Многие уже совсем не знали русского языка и, по всей видимости,

в семье уже спросить было некого.

Коля с Томашем отвечали всем на тех языках, на которых были написаны письма. Это требовало много времени, но без ответа не осталось ни одно письмо. Пришлось популярно разъяснять, что Колин призыв адресован потомкам офицеров одного-единственного полка, а не всей царской или белой армии. В конечном итоге обозначился костяк корреспондентов из десяти человек. Все они в той или иной степени владели русским языком, что облегчало общение, и все были, действительно, потомки офицеров Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка, во всяком случае, так они сообщали.

Интересы у большинства совпадали. Почти все хотели узнать судьбу своих родственников, пропавших без вести на полях гражданской войны. Но были и те, кто знал о своих предках всё или почти всё, и хотел бы узнать больше о самом полку, о битвах, в которых полк принимал участие, о конногвардейцах, служивших в полку в разные времена. Некоторых интересовала сама история России, и они хотели её познать через историю полка, где служили их близкие. Других же интересовало оружие, амуниция и униформа, и они вместе со старшими членами семьи собирали настоящие коллекции уцелевших предметов воинского обихода, вывезенного за границу после отступления белой армии.

В общем, интересы были самые разнообразные, и Коля, вместе с подключившимся к разборке писем Павлом Николаевичем, провёл скрупулезную работу по определению общих интересов ребят, с учётом их персональной заинтересованности. Решили так, что предложат каждому из желающих участвовать в этом кружке, обществе (названия его так и не определили). Каждому будет поручена тема для разработки, сообразуясь с его наклонностями. Каждый может сообщить данные о том, кого он разыскивает, а остальные в меру своих возможностей, через своих родственников или архивные данные, будут способствовать поиску.

Временный центр Коля предложил сделать по своему адресу, куда и направлять все сообщения. Кроме того, он обязался выслать все адреса каждому из участников такого сообщества, если они пожелают в нём состоять.

После заочного знакомства и накапливания материала Коля предложил отобранной им десятке продумать вопрос о встрече и проведении настоящего семинара в какой-либо из стран их проживания. После консультации с дедом и бабушкой, испросив их разрешения, Коля на первый раз предложил провести такую встречу-семинар в Вуковаре, на базе дедовой викендицы.

Палатки для проживания на её территории и приготовление пищи на костре он гарантировал, как и рыбную ловлю, и иные мероприятия. Возраст

у отобранной десятки был одинаковый – 15-16 лет, а общие интересы давали возможность взаимопонимания. Всё это предлагалось провести в летние школьные каникулы, которые были не за горами.

Письма с такими предложениями разлетелись во все концы, и Коля вместе

с заинтересованными лицами: бабушкой, дедушкой и Томашем стали ждать ответов. И они не заставили себя ждать.

Первым отозвался Саша Филатьев. Он проживал в крошечном государстве Лихтенштейн. Его далекий предок, в честь которого он и был назван, Александр Иванович Филатьев, являлся героем Отечественной войны 1812 года и Георгиевским кавалером четвёртого класса. Он служил в Лейб-гвардии Конном полку. В том же полку служили впоследствии все мужчины рода дворян Филатьевых. Саша знал, где и как погиб его прадед во время гражданской войны в России. Это он знал по рассказам отца, который слышал об этом от сослуживцев деда. Ещё он интересовался участием конногвардейцев

в Отечественной войне 1812 года. На эту тему он готов был сделать доклад. Саша Филатьев считал, что встречу можно организовать в августе этого года, как и предлагал Коля, в Югославии. Его родители занимаются гостиничным бизнесом, а деньги на поездку он заработал сам ещё прошлым летом, обслуживая туристов в гостиницах своей семьи.

Второе письмо было от Жана Выдыборского из Парижа. Жан писал, что по отцу он из рода князей Выдыборских и все их предки служили в Лейб-гвардии Конном полку. Мать Жана – француженка. Его прадед пропал без вести

в последние дни войны. Перед эвакуацией его часть бросили на оборону Турецкого вала, и больше о нём никто ничего не знает. Эти сведения отец Жана получил от своей матери, эвакуировавшейся со всей семьёй из Новороссийска. Жан сообщил, что в Париже ещё в 60-х годах было общество бывших Лейб-гвардейцев, но сейчас его следы затерялись. Его, конечно, интересует судьба прадеда и судьба Белого движения. По мере сил он будет готовить об этом сообщение. Приехать в Югославию Жан готов, с родителями договорено.

Из Бельгии прислал письмо Владимир Муромцев. Его прадед сражался

в армии Врангеля до последнего дня и эвакуировался вместе с ней

в Галлиполи. Владимира интересует судьба конногвардейцев в эмиграции, и он уже накопил кое-какой материал. Готов встретиться с остальными в удобное для всех время.

Миша Чичерин написал из Болгарии. Его родственник в сохранившихся семейных документах упоминается как один из героев войны 1812 года, награждённый орденом Святого Георгия 4-го класса. Миша собирает материалы об участии конногвардейцев в войнах, которые вела Россия. Он согласен на встречу во время летних каникул. Очень хочет побывать

в Югославии.

Подтвердил свое согласие на встречу, Иван Андриевский, все предки которого служили в Лейб-гвардии Конном полку. Его прадед, корнет, князь Андриевский Дмитрий Иванович, погиб в 1914 году на германском фронте. Коля с семьей проживает в городе Ганновер, что в Германии, и разыскивает могилы русских солдат, погибших в первую мировую войну. Надеется найти могилу своего прадеда. Собирает материалы по истории Белого движения.

Отозвался из Швейцарии Аристарх Соловьев, прадед которого, штабс-капитан Лейб-гвардии Конного полка Аристарх Петрович Соловьев, погиб на русско-японской войне, куда он пошёл добровольцем. Сам Аристарх интересуется вопросами Гражданской войны в России и думает, что найдёт у ребят что-либо интересное об этом периоде при встрече. С родителями он этот вопрос обговорил, и те согласны на его поездку в Югославию, хотя, как пишет Аристарх, их очень беспокоит тамошняя обстановка. Но он всё равно приедет и просит уточнить время. Его мама работает в международной организации Красного Креста, и он может узнать, кто из бывших Конногвардейцев проживал после революции в Швейцарии. Ждёт фамилии тех, кого разыскивают ребята.

Дмитрий Олсуфьев из Голландии сообщил, что давно собирает материалы, связанные с Лейб-гвардии полком, где служил в должности полковника его далёкий предок, награжденный в войну 1812 года Георгиевским крестом. Его интересует участие полка в Отечественной войне, и он может сделать на эту тему интересные сообщения. К встрече в Югославии готов.

Прислал письмо из Норвегии Эрик Кнудсен, по матери Хмелёв. По словам матери, его прадед, Хмелёв Михаил Данилович, служил поручиком в Лейб-гвардии Конном полку и пропал без вести на Гражданской войне. Больше ничего он о нём не знает, русским владеет слабо, хотя мать, особенно в раннем детстве, пыталась его учить говорить по-русски. Сейчас изучает русский язык на курсах, читает русские газеты, где и прочёл сообщение Коли. Что мог, узнал у матери и очень желает узнать больше о своих русских родственниках и

о Конном полку, где служил его прадед. Готов приехать на семинар и просит принять его в Союз потомков конногвардейцев.

Вот и появилось первое предложение о наименовании нового сообщества. Причем, как видно, спонтанно, без мук творчества. Коля с дедом переглянулись и решили, что сообща, когда все соберутся, название обязательно обговорят и придумают.

Вновь прибыло письмо от Натали из Вены. Она писала, что уговорила родителей отпустить её на встречу, но с ней поедет мать. Одну её никак не отпустят. Натали просила подобрать для матери хорошую гостиницу, а

в приписке сообщила, что всё равно будет жить в палатке вместе со всеми. Мать уговорит на месте.

После того, как поток писем иссяк, Коля вновь собрал «военный совет», куда вошли все те же: бабушка с дедушкой и Томаш. Решили таким образом. Объяснить всем, приславшим письма, что созвать целый съезд потомков конногвардейцев, проживающих на разных континентах, технически невозможно. Посоветовать им создать такие же объединения в своих регионах. Копии материалов семинара, который пройдёт в Югославии, могут получить все желающие. В ответах указать адреса тех, кто прислал письма для установления контактов между собой.

Судя по ответам ребят, готовых прибыть на семинар, почти все они имели чёткие ориентиры и привязанности. Значит, отпадало распределение тем и сообщений, что делало семинар не зарегулированным, а значит, неожиданным и интересным. Не то, что в школе. Сам Коля, замыкающий десятку приглашённых, решил сделать обзорное сообщение о Конногвардейском полку, чем задать тон семинару. Ещё решили предложить время сбора – 1 августа этого года, за месяц до окончания школьных каникул. До этого времени все успеют и отдохнуть, и решить свои летние дела. Два с лишним месяца для подготовки приёма гостей посчитали вполне достаточными.

Этот вопрос решили быстро. Вопрос с устройством гостей тоже сомнений не вызывал. Туристические палатки на десять человек и спальные мешки можно было взять напрокат в туристическом бюро. Вода и туалет на викендице были. Посуда на десяток человек тоже. Хворост для костров – в изобилии. Павел Николаевич никогда не выкидывал срезанных веток и сухих деревьев, сберегая их именно для этой цели. Кроме того, имелся запас древесного угля. Машину для подвозки продуктов Павел Николаевич гарантировал в любое время.

Культурную программу, включающую выезды на рыбную ловлю, причём с ночёвкой, Коля с Томашем брали на себя и на свою рыболовецкую бригаду. Встал вопрос о размещении и просто о чисто житейских проблемах двух женщин - Натали и её матери. Сумеет ли Натали уговорить мать разрешить ей спать в палатке? Неясно. Но к этому надо быть готовыми. Значит, необходимо предусмотреть отдельную палатку. Потом не совсем удобно девочке быть целый день одной среди ребят. Коля посмотрел вопрошающим взглядом на Томаша.

- Намёк понял! Сегодня же переговорю с Милицей, - отреагировал Томаш.

- Ты уж постарайся, - отозвался Коля. – Это его подружка, - объяснил он Павлу Николаевичу и бабушке.

- Вот это правильно, - согласно кивнула головой Мария Сергеевна. – А где вы хотите поместить её мать?

- Снимем номер в гостинице. В том же Вучедоле. Там есть прекрасные номера, специально рассчитанные на иностранных туристов. И недалеко совсем от викендицы.

- А почему бы её ни пригласить пожить у нас на вилле? Места хватит, - внёс предложение Павел Николаевич.

- Не знаю, к чему она приучена. Всё-таки княгиня, да ещё вдобавок и австрийская графиня…

- Интересно, а кто мы?! – Неожиданно взвилась всегда спокойная Мария Сергеевна. – Ты, наверное, забыл, что оба наших рода, и мой, и дедушкин, - столбовые дворяне, и занесены в бархатную книгу!

Томаш с недоумением посмотрел на Колю.

- Помню, дорогая бабушка, знаю и горжусь этим, но я совершенно не знаю эту княгиню-графиню, потому так и говорю.

Отвечая на вопросительный взгляд Томаша, Коля сказал:

- Столбовыми, или потомственными дворянами в России называли семьи знатных родов, занесённых в 16-17 веках в так называемые «столбцы» – родословные книги, в отличие от дворян более позднего периода. Бархатная же книга (название происходит от её бархатного переплёта) составлена в 1687 году в связи с отменой этих самых «столбцов». Все древние и знатные потомственные дворянские рода записаны в этой книге. Я правильно излагаю, дед?

Павел Николаевич улыбнулся:

- Мои уроки не прошли даром. Всё правильно говоришь.

- Теперь ты понял, Томаш? – спросил его Коля.

- Понял, что по рангу ваши столбовые рода не менее знатные, чем у австрийской княгини-графини…

- Бабушка считает, что даже более, - рассмеялся Коля.

Мария Сергеевна тоже рассмеялась и, махнув рукой, пошла на кухню. На этом и закончилось заседание «военного совета», Коля с Томашем, не теряя больше времени, приступили к ответам на письма, а написать предстояло их немало.

С этого дня для Коли начались горячие денёчки. Все нити хозяйственных приготовлений к приёму гостей сходились к нему. Нельзя сказать, что друзья не оказывали ему помощи. Без этого он и не сделал бы и доли того, что необходимо сделать, но, так или иначе, в любом деле должен быть один стержень, вокруг которого вертится всё. Этим стержнем был Коля.

Ответы тем, кто прислал письма, они вместе с Томашем отправили, причём на всех языках, на которых к ним обращались. Вместе с «фракциями» хорватов и сербов (этот Колин термин, который он дал разноплемённым членам их компании, так и остался), они определились с местами, куда будут вывозить ребят на рыбную ловлю, и Дарко, Иво, Милош и Слободан принялись за их оборудование.

Закончив с рыбацкими станами, они принялись за ремонт и покраску катера. Дел там накопилось изрядно. Ранее откладывали и откладывали их на завтрашний день, вот этот день и пришел. И тянуть дальше было некуда. Конечно, основной ударной силой в ремонте были ребята, но подготовить фронт работ и обеспечить материально-технические условия и снабжение, конечно, должен был Коля, правда, не без участия деда. Но у того с садом было забот полон рот, и Коля старался его поменьше отвлекать.

Вместе с верным Томашем они утрясли вопрос по аренде туристических палаток и выяснили возможность заказа номеров в туристическом курортном комплексе Вучедола, расположенного недалеко от дедовой викендицы.

Конкретно заказали на 1 августа один из лучших номеров для матери Натали и выяснили возможность заказа на этот же период других номеров. Кто знает, не приедут ли по примеру княгини-графини и другие родители. Им ответили уклончиво, поскольку это был пик сезона, и посоветовали заказать номера сейчас. Но таких просьб от гостей не поступало, и вопрос оставили открытым.

- На крайний случай будут жить в палатках. Небось, не из сахара, - выразил своё отношение к возможной проблеме Томаш.

- Правильно. Пусть познают тяготы и лишения воинской службы, быстрее поймут жизнь своих героических предков, - засмеялся Коля. – Но мы с тобой и такой вариант предусмотреть должны.

Потом пошли экзамены в школе, и хозяйственный пыл у всех несколько снизился. Сидели до поздней ночи: учили, зубрили, а Слободан готовил свои гениальные шпаргалки. Он с такой душой отнёсся к этой работе, что помимо воли, содержание шпаргалок накрепко отложилось в его памяти, и доставать их на экзаменах из потайных мест на теле и одежде, к его огромному изумлению, не потребовалось…

В общем, экзамены сдали благополучно, и всей компанией перевалили в десятый класс. Угроза Колиному предприятию нависла с самой неожиданной стороны. Как ни странно – с политической. Вечный нарыв в автономном Косово, наконец, созрел и, похоже, прорвался.

В Конституцию Сербии были внесены поправки, которые фактически ликвидировали автономию Косово. Приостанавливалось функционирование Исполнительного Совета и Скупщины края. Косово передавалось под прямое управление Сербии.

Павел Николаевич долго молчал, не отвечая на недоуменные взгляды внука, потом, наконец, сказал:

- Это начало распада Югославии. Не хочу быть провидцем, но без крови дело не закончится.

И страна забурлила. Пока, правда, без крови. Конечно, мировая пресса тут же откликнулась на это событие и, Коля справедливо полагал, что эти сообщения внимательно читают и в странах, откуда должны приехать ребята. Как посмотрят на это их родители? Его собственные, к примеру, висели на телефоне каждый день, обсуждая с Павлом Николаевичем и Марией Сергеевной возможность переезда всей семьи в Германию. Но пока ничего угрожающего не происходило, и дальше газетной шумихи и политических заявлений не шло. От ребят никаких новых сообщений не было. А потому решили продолжать подготовку и быть к августу в полной боевой готовности.

31 июля с десяток брезентовых палаток, как солдаты в парадном строю, стояли под деревьями на викендице. Они располагались полукругом вокруг большой поляны, в центре которой стоял внушительных размеров вертел

с двумя ручками и специально сложенным для быстрого разжигания костра хворостом, с древесным углем под ним. Внушительных размеров поросёнок ожидал своего часа в леднике подвала. Невдалеке от поляны стоял солидных размеров стол с лавками, вкопанными в землю. Стол делали по личному заказу Павла Николаевича много лет назад, ещё при строительстве викендицы. За ним обмывали окончание строительства, за ним постоянно встречались все члены семьи и её многочисленные друзья. Заслуженный был стол, хлебосольный и необъятный.

В тени деревьев для любителей кайфа стояли небольшие летние столики и плетёные удобные кресла. Тут же стояли стенды с материалами из семейного музея Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка. Над стендами висел огромный лозунг, написанный на русском языке большими красными буквами: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!».

В каждой палатке стояли койки-раскладушки, а для любителей экзотики –

спальные мешки. Полотенца, мыло, зубная паста и запечатанные в целлофан зубные щетки лежали на небольших подставках около каждой из заправленных коек. Ничего лишнего. Всё с солдатской простотой и рациональностью.

Внизу, на Дунае, стоял свежевыкрашенный и отремонтированный катер. Главный судовой специалист компании Дарко Прерадович гарантировал его безотказную работу, во всяком случае, хотя бы на время пребывания гостей. Правда, добавлял, что и после их отъезда – тоже, но уже с меньшей

уверенностью…

Собравшись вечером, подвели итоги. На заседании присутствовали все, включая Колину компанию и подружку Томаша Милицу, которая давно была в курсе поставленных перед нею задач и уже выбрала для себя и будущей подруги Натали палатки.

Коля ещё раз прошёлся по программе пребывания гостей, рассказал о переговорах с ними по телефону. В последний момент отец Жана Выдыборского из Парижа объявил своё твёрдое решение прибыть вместе

с сыном.

Мест в отеле Вучедола, как и предупреждали его работники, уже не было. Коля заявил, что может гарантировать ему только место в палатке с сыном, на что тот согласился. Надо иметь в виду, что такое может произойти и с другими родителями. С зарезервированным номером для матери Натали всё в порядке.

Гости прилетают самолётами в Белград первого августа. Оттого, чтобы их встречали, отказались. Им дан подробный план расположения викендицы, автобусной остановки перед поворотом на Вучедол, где их уже встретят. Договорились, что осуществлять встречу будет вся честная компания, включая Милицу, имея в своем распоряжении машину Павла Николаевича. Сам Павел Николаевич, Мария Сергеевна и Коля, как хозяева, будут принимать гостей на месте и распределять по палаткам

Первый день пребывания ознакомительный. Размещение. Знакомство. Утренний кофе–чай. Купание в Дунае, а потом ланч и отдых. Затем уже обсуждение программы и учёт пожеланий. Костёр и приготовление поросёнка,

в котором участвуют все. При желании прогулка на катере по вечернему Дунаю. Павел Николаевич и Мария Сергеевна ночуют в доме, Томаш и Коля, как и все, – в палатке. Остальные ребята из компании Коли разъезжаются по домам и будут задействованы на рыбной ловле.

Сегодня все спят на викендице, чтобы с утра занять пост на автобусной остановке. Больше обсуждать не было сил. Разошлись по койкам и тут же заснули. Уморехались. Лишь бабушка с дедушкой ещё долго сидели в креслах и о чём-то тихо переговаривались, а иногда просто слушали ночь.

Утро первого августа застало встречающую компанию вблизи автобусной остановки, которая находилась невдалеке от поворота с основной трассы Белград-Загреб в курортное местечко Вучедол. Ребята подготовились

к длительному ожиданию. Автобусов по этому маршруту проходила тьма. Остановка была по требованию. Поди, знай, на каком маршруте автобуса приедут гости.

Машину Павла Николаевича поставили в тень огромного дуба невдалеке от остановки, там же и расположилась на траве вся группа. Составили график, по которому один из ребят находился на самой остановке около вкопанного транспаранта, на котором было написано большими буквами на русском языке: ЛЕЙБ-ГВАРДИИ КОННЫЙ ПОЛК. Не заметить его было невозможно, даже

с бешено летящих по трассе легковых машин.

Пока одни отдыхали, дежурный у транспаранта бодрствовал и вглядывался в пролетавшие мимо машины, уделяя пристальное внимание автобусам. Приготовились к долгому ожиданию и как-то не заметили внезапно возникшее перед дежурным такси марки «Мерседес» с Белградскими номерами. Дежурил

у транспаранта Милош Маркович, он сначала просто не сообразил, что это первые гости, потом, когда опустилось заднее стекло, Милош кинулся к машине, начал что-то говорить и показывать рукой на противоположную сторону дороги, где расположились основные силы. По его жестикуляции было видно, что он весело приветствует прибывших гостей, но потом его лицо приняло какое-то удивлённо-озадаченное выражение, и рука непроизвольно поднялась почесать затылок.

Такси осторожно пересекло трассу и подъехало к ребятам. А Милош всё стоял, как пришибленный, не отрывая от машины взгляда. Это необычное поведение друга заметил Слободан Миятович и, встав с травы, направился

к уже остановившейся у дуба машине. Теперь настала пора остолбенеть ему, да и подошедшим ребятам тоже. На заднем сидении такси сидели две ослепительные красавицы. Одна в возрасте ребят, другая – постарше. Они удивительно походили одна на другую, но каждая, и это было сразу видно, имела свой шарм, свою неповторимую индивидуальность. Конечно, ребята сразу догадались, что это были мать и дочь из Вены.

Мать, посмотрев на ребят, что-то сказала дочери, и они обе начали выбираться с разных сторон из машины. Шофёр, выскочив из-за руля, исходил пеной, прыгая от одной дверцы к другой, пытаясь услужить своим клиенткам. И это Белградский таксист, который в обычное время в упор не видит клиента… Да! Действительно, красота - это страшная сила… Мать и дочь, выйдя из машины, синхронно отряхнули одежду от дорожной пыли, засмеялись от такой синхронности и направились к ребятам.

Мать была одета в строгий дорожный летний костюм серого цвета из дорогой и лёгкой материи, изящные туфельки были на среднем каблуке и не мешали ей в ходьбе по траве. На голове у неё была лёгкая косынка, не мешавшая видеть русые волосы, падающие на плечи, а чуть вздёрнутый славянский нос в сочетании с огромными голубыми глазами не вызывали никаких сомнений в её национальной принадлежности.

Но все взгляды ребят остановились на их сверстнице – Натали. Томаш, когда увидел её, то чуть не присвистнул от восхищения, но, получив мгновенный удар локотком в бок от своей подружки Милицы, тут же привёл

в обычное положение губы, сложившиеся в трубочку для непроизвольного свиста. А посмотреть было на что. И когда природа создаёт такой шедевр, наверное, нет места зависти, ревности и прочим, не слишком необходимым для человека качествам, которыми та же природа наделила людей. Через мгновенье Милица, будучи доброй и умной девочкой, сразу поняла это. Она просто увидела, что с полотен великих мастеров, как бы сошёл этот живой шедевр красоты, который именно так надо и воспринимать. Одного безмолвного взгляда двух девочек было достаточно, чтобы они, раскинув руки, сделали шаг навстречу друг другу, крепко обнялись и стали навеки подругами. Бывает и так.

Ребята молча наблюдали эту сцену и, забыв даже поздороваться, во все глаза рассматривали Натали. Повторяя черты своей матери, Натали обладала ещё и качествами, которые, увы, уже ушли у той с годами. Молодость и свежесть била через край, а потому она казалась нежным, и в то же время ярким, цветком. И одета Натали была очень и очень своеобразно. Воздушное летнее платьице в стиле а-ля рюсс, покроем напоминавшее старинный русский сарафан, с русским национальным орнаментом на груди, подчёркивал прелесть её точеной фигуры. Натали была выше среднего роста, и платье не скрывало стройные длинные ноги. Но особое внимание приковывала причёска. Сейчас таких уже давно не носят, наверное, в России тоже, а вот она носила. Прекрасные русые волосы Натали были гладко расчёсаны на две половины и заплетены в толстую косу за спиной, доходившую ей до пояса. Не было никакого сомнения, что славянская княжеская кровь в этом чудном произведении природы таки взяла верх над нордической, хотя и графской кровью…

Стоявшая рядом с дочерью мать правильно оценила обстановку, привлекла к себе Милицу и, поцеловав в щеку, мелодичным голосом обратилась к ребятам на русском языке:

- Здравствуйте, дорогие! Надеюсь, мы попали по правильному адресу?

Из всей компании Томаш единственный, кто хорошо знал русский язык. Остальные только понимали. Так что приветствие было за ним. Он собрался и, стряхнув с себя наваждение, вызванное красотой гостей, ответил:

- Попали точно по адресу. Вы графиня фон Бальсер, а с вами ваша дочь Натали. Я не ошибаюсь?

- Не ошибаетесь. Только не надо графинь и фонов. Зовите меня просто Ольга. Надеюсь, вам знакомо это русское имя? Кстати, среди вас есть русские ребята?

- Добро пожаловать, госпожа Ольга и Натали! Рады, очень рады вашему приезду. Среди встречающей группы русских нет. Мы словенцы, сербы, хорваты, а русские хозяева ждут вас на даче. Номер для вас в отеле готов. Решайте, куда отправимся сначала. В номер или на дачу?

- В начале познакомимся с хозяевами, наверное, так будет правильно, потом уже в отель, а сейчас с вами. – И Княгиня Ольга, а за ней и Натали, в обнимку с Милицей, начали обходить ребят, пожимая им руки.

После церемонии знакомства Томаш, обращаясь к матери, внёс предложение:

- Поскольку вы на машине, думаю, нет смысла посылать нам следом свою. Вы первые гости, и мы продолжим здесь дежурство, а Милица проводит вас на дачу, по местному - викендицу, а потом в отель.

- Договорились, - решительно ответила княгиня и, махнув всем на прощанье рукой, пошла к машине.

- До встречи! – Мелодичным голосом матери сказала Натали и широко улыбнулась сразу всем.

Машина, фыркнув на прощанье, вырулила на просёлочную дорогу, ведущую к викендице. Ещё немного, и гости вместе с Милицей уже въезжали во владение Павла Николаевича, а сейчас – в импровизированный летний лагерь потомков Лейб-гвардейцев.

Шок у хозяев от знакомства с матерью и дочерью был примерно такой же, как и у ребят. Разве только, Мария Сергеевна, глядя на них, всплакнула, очарованная настоящей русской красотой и русскими мотивами в платье Натали, да Коля пребывал в обалденном состоянии несколько больше времени, чем ребята из встречающей группы.

После знакомства гостей провели по территории викендицы, показали палатки для проживания ребят, показали стенды домашнего музея и усадили за столики. Мария Сергеевна принесла ароматный кофе и булочки собственноручной выпечки. И тут Натали показала свой бойцовский характер:

- Мама! Я остаюсь вместе с ребятами. Милица предложила жить с нею

в отдельной палатке. Правда, Милица?

Милица осторожно кивнула, боясь посмотреть на княгиню.

- Натали! Мы так не договаривались! – Голос матери был на удивление насмешливым, и Натали с недоумением взглянула на неё.

- Мама! Я не хочу жить в особых условиях. Я приехала сюда для того, чтобы общаться с ребятами, а не жить в отеле, каким бы прекрасным он ни был. Какая жизнь будет в нашем лагере у них, такая должна быть и у меня. И никаких исключений быть не должно. Это мое последнее слово…

- Что ты говоришь?! А я-то думала, что последнее слово должно быть как раз за мной!

- И какое оно будет твоё последнее слово?

- Судя по всему, остаёшься жить здесь, конечно, если тебя примут хозяева…

Натали, взвизгнув, повисла на шее у матери, и вопрос был решён.

- Как не принять такой цветок?! - подала голос Мария Сергеевна. – Мы и Вас, княгиня, приглашаем пожить у нас на вилле. Это будет получше, чем самый дорогой отель. Всё по-домашнему, всё своё…

- Для начала давайте обойдёмся без всяких «княгинь». Благодарю за приглашение, мне, право, очень лестно, что меня здесь принимают уже за свою, но я хочу быть поближе к дочери, и мне очень хочется познакомиться

с ребятами и послушать их. Ведь это частички нашей России, хотя и выросшие на чужбине.

- Понимаю Вас, госпожа Ольга, хорошо понимаю, - ответил Павел Николаевич.

- Я сам с удовольствием познакомлюсь и послушаю ребят, и полностью разделяю Ваши чувства. Будем рады видеть Вас каждый день, а от отеля до нашей дачи пройти пешком – всего ничего, и никакого транспорта не нужно, хотя наша машина всегда в вашем распоряжении.

- Ну, раз так, - несколько огорченно сказала Мария Сергеевна. - Живите

в отеле, хотя я думаю, что на вилле было бы удобнее. И всё-таки, княгиня, разрешите мне уж Вас так называть. Соскучилась я по титулам, правду скажу. Сколько лет их не произносила, а теперь есть такая возможность…

- Пожалуйста, милая Мария Сергеевна, пожалуйста, если Вам того хочется, называйте меня княгиней, хотя меня это, по правде сказать, как-то мало волнует.

- А напрасно, княгиня! - Мария Сергеевна строго посмотрела на неё. – Своим родом надо гордиться, а титул предков хранить, беречь и ни в коей мере не забывать. Вот ребята показывают нам такой пример. - И она, наклонившись

к Коле и Натали, поцеловала их в головы.

- Вы правы, Мария Сергеевна. Я неудачно выразилась. Просто я не зацикливаюсь на магии титулов и не обожествляю их. Но никогда, как и мои предки, не забываю, какого я роду-племени.

- Это очень хорошо, княгиня. Разрешите на правах старшей и родовитой дворянки поцеловать по русскому обычаю и Вас.

Обе женщины поднялись со своих мест и троекратно расцеловались под аплодисменты Павла Николаевича, Коли, Натали, Милицы и мало что понимающего в происходящем шофера такси. Обстановка сразу приобрела родственный и душевный характер, бабушка начала вытирать передником глаза, да и у княгини соринка в глаз попала… Коля, Натали и Милица не стали дожидаться, пока взрослые успокоятся, а принялись немедленно доставать вещи Натали из багажника. С минуты на минуту должны были подъехать остальные гости. Княгиня, успокоившись, вместе с Павлом Николаевичем, вызвавшимся её проводить до отеля, села в машину, и та, просигналив, тронулась.

Коля и Натали проводили её прощальным поднятием рук, а Мария Сергеевна, взглянув в этот момент на них, просто застыла от восхищения. Плечом к плечу перед нею стояли молодые, здоровые, прекрасные внутренней и внешней красотой потомки древних российских родов, чем-то неуловимо похожие друг на друга. И дотого было приятно смотреть на них, что Мария Сергеевна глаз не могла отвести и только тихонько шептала:

- Дай-то Бог! Дай-то Бог! – Украдкой крестила их мелкими крестиками и, вторично за этот день, вытирала передником слёзы.

Пока размещали Натали с Милицей, пожелавших непременно жить в одной палатке (хотя Милица заранее зарезервировала две), стоящие рядом ребята привезли Жана Выдыборского из Парижа вместе с отцом. Полку князей прибыло, и Жан, узнав о Натали, немедленно прибыл для знакомства и « усиления влияния княжеского присутствия на семинаре». Во всяком случае, так он витиевато выразил свою мысль Коле и Натали.

Был Жан долговяз и прыщав, его большая голова болталась на тонкой шее, и порою казалось, что она вот-вот оторвётся от основания. Но ничего. Голова не отрывалась, а крутилась во все стороны, как заведённая. Любопытство его не знало границ. В первые же минуты, пока его отец, такой же длинный и худой, как и сын, беседовал с Марией Сергеевной, он успел рысью прочесать почти всю территорию викендицы, увидеть с обрыва катер на Дунае и самостоятельно, а вернее, самовольно, занять одну из палаток для себя

с отцом.

Впечатление на Колю и Натали этот княжеский отпрыск из Парижа произвёл самое отрицательное. А по поводу «усиления княжеского влияния» Натали тут же ответила ему какой-то резкостью, которую, впрочем, он так и не услышал, поскольку побежал дальше, осваивая новую территорию. В общем, с первых минут и Коля, и Натали настроились по отношению к Жану не очень-то благожелательно. А напрасно. На поверку он оказался просто балаболом, однако добрым, покладистым, хотя несколько и суматошным парнем. И княжеского высокомерия в нём было не больше, чем у самой Натали.

Вновь загудела машина у ворот, которая привезла сразу двоих: Аристарха Соловьева из Швейцарии и Сашу Филатьева из Лихтенштейна.

Только расселили их – возникла проблема. Вместе с Владимиром Муромцевым из Бельгии приехал его отец, до этого не заявлявший о желании своего присутствия. Самые тяжёлые предчувствия Коли начинали оправдываться. Отцу было разъяснено, что мест в отеле Вучедола нет, и их нужно было заказывать задолго до встречи. Возможно, есть места в гостиницах Вуковара, но это нужно узнать.

Папа Муромцев никуда ехать не хотел, а желал остаться с сыном. Пришлось доукомплектовывать палатку Саши второй кроватью. Итак, было уже трое родителей, трое внештатных участников семинара: Княгиня, князь Выдыборский и, вот теперь, отец Володи Муромцева. Коля со страхом подумал, что это не последние сверхштатники, и не ошибся.

Буквально через пару часов из Норвегии прибыл Эрик Кнудсен, потомок по матери Лейб-гвардейца Хмелёва, вместе со своей матерью, внучкой этого самого Лейб-гвардейца. Мать оправдывала свой приезд беспокойством за сына, слабо владеющего русским языком, а вот о том, что надо резервировать место для проживания не обмолвилась ни словом. Ах, уж эти взрослые! Но вопрос надо был решать. Не заселишь же её в палатку с сыном! И Коля вместе с нею поехал на удачу в Вучедольский отель. Мест, конечно, не было, но удача была. В рецепции они столкнулись с матерью Натали, и она, войдя в положение Коли, взяла мать Саши Муромцева в свой номер. Благо, что он был из категории VIP и имел не одну комнату.

Осталось три человека, и Коля с содроганием ждал, с кем приедут эти ребята. Но пронесло. Дима Олсуфьев из Швейцарии, Миша Чичерин из Болгарии и Иван Андриевский из Германии прибыли, как и договаривались, без сопровождения и сейчас обживали свои палатки. Уфф…

Дальше начали действовать по заранее разработанному плану. Всех, включая отцов, матерей и детей пригласили на утренний кофе, а кто пожелал чай, тот его и получил. Коля представился сам, представил бабушку, дедушку и свою команду. Предложил всем желающим искупаться в Дунае, спуститься вниз за ним и освежиться. Потом, все без исключения, приглашались на ланч. После ланча предполагался отдых, и к шести вечера был намечен костер

с приготовлением всем коллективом жареного поросёнка. Работу семинара предлагалось начать с завтрашнего утра.

Личное знакомство, начиная с этой минуты. Коля попросил каждого из ребят поначалу просто назвать себя и страну, из которой приехал. Что тут же и сделали без задержек. Всей гурьбой встали из-за стола и направились

к Дунаю. Родители, присутствующие на этом мини-собрании, от купания воздержались и остались в тени деревьев в обществе Павла Николаевича.

Мария Сергеевна, извинившись, направилась в дом для приготовления ланча, и вскоре запахи приготовляемой пищи и звуки кастрюль, глухие удары ножа о разделочную доску разнеслись по саду и достигли органов обоняния и слуха родителей.

Первой забеспокоилась княгиня Романовская. Она прикинула количество ребят и взрослых, будущих участников ланча, увидела частые взгляды Павла Николаевича в сторону дома, где всё приготовление свалилось на его жену, решительно поднялась с кресла и последовала в направлении кухни. Через минуту она уже в фартуке выскочила из дома с ведром и побежала к мусорному контейнеру. Поднялась с места и мать Эрика Кундсена. Так же молча, она проследовала вслед за княгиней. Проследив за нею взглядом, отец Володи Муромцева задумчиво сказал:

- А ведь мне приходилось работать и поваром, причём в хорошем ресторане.

После этого вступления он встал и тронулся вслед за мамой Эрика.

- Ну, нет! Я не могу остаться в стороне. Простите, Павел Николаевич, но я со всеми. Многие здесь ещё не знают, что я владелец уникальной библиотеки по кулинарному искусству и, наверняка, смогу быть полезен.

Князь Выдыборский поднялся с места и, по-журавлиному передвигая длинными ногами, направился вслед за остальными, оставив одного Павла Николаевича, ошеломлённого таким внезапным исходом гостей. У Марии Сергеевны появилось вдруг такое количество помощников, что она не знала, что с ними делать и чем занять. Но прошло лишь несколько минут, и всё утряслось, и каждый нашёл применение своему кулинарному таланту, исходя из наличия продуктов. Было решено, что в начале все помогут Марии Сергеевне

в приготовлении русских щей, а затем по персональным рецептам каждый приготовит с помощью остальных своё коронное и любимое блюдо, с таким расчётом, чтобы хватило на всех. На том и порешили, и работа закипела.

А внизу, на Дунае, купанье было в полном разгаре. Коля и его компания, как аборигены, взяли на себя функции спасателей, поскольку уговоры не удаляться от берега, где не было течения, были малоэффективны. Понимала Колю, разве что Натали, выросшая на Дунае и знавшая его бешеный нрав и силу течения. Пришлось заводить двигатель катера и держать его в готовности. Долго ждать не пришлось, и вскоре Жана Выдыборского понесло течением вниз, как он ни старался выгрести к берегу. Коля и Дарко Прерадович тут же столкнули катер на воду и погнались за уже изнемогавшим в борьбе с Дунаем Жаном. Поймали, затащили на борт и торжественно доставили на берег под бурные аплодисменты остальных и исполнения ими бравурной мелодии туша на губах и на расчёсках.

Урок не пошёл впрок, и вскоре унесло швейцарца Аристарха. Выловили и его. Потом валялись на маленьком песчаном пляже, вспоминали истории, связанные с морем и реками, где пришлось когда-то каждому побывать, а дунайцы Коля и Натали рассказывали о своей реке, протекавшей через страны, где они проживали. О Дунае было, что рассказать, и Коля поведал о самой большой реке в Европе, после российской Волги, протяжённость которой составляет 2850 км, а площадь бассейна 817 тысяч квадратных метров. На берегах этой реки находятся восемь стран мира. Дунай начинается на восточных склонах Шварцвальда в Германии и впадает в Чёрное море многочисленными рукавами на территории Украины и Румынии. По характеру течения он делится на верхний, средний и нижний. Натали, лучше всех знавшая верхний участок Дуная, так расписала его красоты, крутые берега и горные утёсы, покрытые вечнозелёными лесами, их животный мир, ручных лебедей, плавающих между судами прямо в Венском порту, Они безбоязненно подплывают к кораблям, стоящим у причала, и стучат в борт клювами, требуя угощения. После такого рассказа многим захотелось, ну просто немедленно отправиться в эти благословенные места.

Коля был менее поэтичен, но тоже рассказал о дунайских диковинках, и, прежде всего, о Катарактах, или Железных воротах, ущелье, которое находится на среднем Дунае на границе Югославии и Румынии. Там река суживается до 150 метров при бешеной скорости течения. Речные баржи с грузом и пассажирские пароходы не могут самостоятельно преодолеть этот тяжелый участок, и их тащат канатами паровозы с берега.

В 1969 году придунайские страны решили построить в этом месте гидроэнергетический комплекс и систему шлюзования кораблей. В 1972 году весь этот комплекс под названием Джердап введен в эксплуатацию, и Дунай превратился в доброго помощника людей. Все, кто посетит эти места, увидит воочию, как Дунай поднимает и опускает тысячетонные баржи и пассажирские суда с туристами с помощью двух шлюзов. Незабываемая картина…

Рассказал Коля и о нижнем участке Дуная, где река течёт по Нижнедунайской равнине, и ширина её достигает местами нескольких километров, а в период весеннего половодья, когда тают снега в горах, большинство придунайских стран подвергается затоплению. Тут уже не до красот. На нижнем участке в период сильных морозов Дунай покрывается льдом, и бывало, что мощный лёд в его устье, там, где он впадает в Чёрное море, приходилось подрывать и даже бомбить, чтобы он свободно выходил

в море и не создавал заторов и наводнений.

На нижнем Дунае, на территории государства Украина, стоит город Измаил. Под этим названием в XYlll веке на этом месте стояла турецкая крепость. Это была самая мощнейшая и неприступная крепость в мире. Но русский солдат под водительством величайшего русского полководца, в то время генерал-аншефа, Александра Васильевича Суворова 11 декабря 1790 года эту крепость взял. Между прочим, во взятии этой крепости принимали участие и многие наши предки, впоследствии офицеры Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка. На этом Коля закруглился, да и все как-то вспомнили о цели приезда и ещё о том, что уже давно пора к ланчу. И молодые организмы настойчиво напоминали об этом. Попросту, проголодались…

За время купания немного перезнакомились и как-то спонтанно определились с симпатиями. Во всяком случае, по крутой дороге, ведущей

к викендице, поднимались по двое, по трое, а не той отчуждённой толпой, ещё недавно спускающейся к пляжу. Конечно, Натали была в центре внимания, и каждый старался заговорить и ближе познакомиться с ней, но уж как-то получилось, что непроизвольно сколотилась четверка: Томаш, Милица, Натали и Коля. Эта группа стабильно держалась вместе, и претенденты на особое внимание Натали заметно стушевались.

За большим столом места хватило всем: и ребятам, и родителям.

К удивлению собравшихся, перед каждым стояла пустая деревянная миска и такая же деревянная ложка, расписанные хохломской вязью. Несколько горок чёрного хлеба в больших деревянных блюдах стояло вдоль стола. Рядом

с ними в резных солонках белела соль. Огромный чугунный котел стоял на подставке во главе стола и около него, в белоснежном фартуке с половником наперевес возвышалась Мария Сергеевна, ожидая, когда все окончательно рассядутся.

Расселись недавно созданными микрогруппами, а родители как-то оказались около Марии Сергеевны и Павла Николаевича, тоже внезапно организовав своё сообщество. Хозяйка оглядела гостей и напевно сказала:

- Добро пожаловать, гости дорогие! Хлеб вам да соль! Как говаривали

в старину: «Хлеб на столе, пересол на спине…», - в нашем случае и то, и другое перед вами. Сегодня в первый день нашей встречи мы угощаем вас национальным русским блюдом…

Мария Сергеевна сделала паузу, лукаво посмотрела на ребят и открыла громадную крышку чугунка. Тут же из него поднялся столб пара и, вдохнув его запах, большинство дружно закричало:

- Щи! Щи! Русские щи!

- Правильно, дорогие! Настоящие русские щи из настоящих русских чашек и

с русскими ложками. Первым, по обычаю, наливаем хозяину дома, - и Мария Сергеевна наполнила чашку Павла Николаевича. – Ваши родители, в данной ситуации, приравниваются к хозяину и получают свои порции тоже в первую очередь. – Она степенно наполнила чашки четверых родителей. – А теперь подходи, налетай, кто посмелее!..

Ребят, как ветром сдуло со скамеек. С чашками в протянутых руках они сгрудились около кормилицы, пропустив, естественно, вперед Милицу и Натали. Всех оделила Мария Сергеевна и с улыбкой взглянула на мужа. Тот оглядел едоков с ложками наперевес, поднял свою ложку и ударил по котлу со щами.

- Теперь можно и приступить, - сказал Павел Николаевич.

Он взял из деревянного блюда ломоть чёрного хлеба, первый зачерпнул щи деревянной ложкой и поднёс её к губам, держа хлеб под ложкой, чтобы не пролить ни капли щей на столешницу. Вся команда за столом, внимательно следившая за ним, в точности повторила весь обряд, и что называется - "затрещало за ушами…». Вскоре «треск» прекратился, и по дну чашек застучали ложки. А незаметно вставшие из-за стола князь Выдоборский и отец Володи Муромцева уже подносили на больших деревянных блюдах горячие куски нарезанной говядины, от которой тоже шёл пар.

- «Таскай со всем!» – прозвучала команда Павла Николаевича.

И он первый показал пример: взяв вилкой кусок мяса из блюда, посолив его и намазав горчицей, отправил в рот. Тут же застучали ложки, загремели ножи и вилки, и пошли восклицания с придыханием от удивительной крепости горчицы, перехватывающей дыхание.

- Глава русской семьи всегда подает команду остальным: «Таскай со всем!», когда заканчивают хлебать щи. После этой команды разрешено уже брать мясо, - просвещал Павел Николаевич сидящих рядом ребят.

- Вот оно что! – протянул Жан. – А я сразу так и не понял, кого и куда тащить…

- А ты не зевай, останешься без мяса. Учти. Добавки не получишь! – серьёзно сообщила ему Натали.

Жан встревожено оглянулся по сторонам и начал быстро накладывать

в миску мясо с блюда. Ребята, как один, заржали, а Павел Николаевич, тоже улыбаясь, продолжал:

- Берите горчицы! Наша горчичка, русская! Мария Николаевна сама делает. Местные непривычны к ней, хотя и любят. Специально бегают, просят рецепт. А вам сам Бог велел привыкать к нашим специям, - уже обращаясь к ребятам, сказал он, наблюдая, как Дима Олсуфьев и Саша Филатьев сидят, открывши рты и выпучив глаза.

- От всех инфекций и простуд спасёт наша горчичка, - поддержала мужа Мария Сергеевна.

Тут подоспел новый кулинарный сюрприз. Пока компания сотрапезников, шумно дыша, отходила от неожиданных свойств русской горчицы, в разных концах стола возникли чугунки с горячей и рассыпчатой гречневой кашей

с приправой к ней в виде подсолнечного масла. Всё это несуетливо расставили княгиня Ольга и мама Эрика Надин, в девичестве Надя Хмелёва.

Сумела таки Мария Сергеевна перетянуть своих неожиданных помощников из числа родителей на свою сторону и приобщить к созданию задуманного ею простого, здорового и питательного русского стола. Вот и сварила четвёрка князей, княгинь и дворян настоящую русскую гречневую кашу. Конечно, под ненавязчивым надзором Марии Николаевны. И, кажется, остались этим страшно довольны. И ребятам на пользу: ёще одну традицию русской патриархальной семьи узнали. А на десерт был русский кисель. Настоящий. Из чёрной и красной смородины и малины, растущих как в России, так и

в Югославии. Только рецепт был старинный, ещё от бабушки Марии Сергеевны.

Когда отвалились от стола, уже никому ничего не хотелось. Хотелось только одного. Спать. И немудрено. Дорога через всю Европу и такой русский обед, почему-то названный заморским словом «Ланч». И потому слова Коли об отдыхе до пяти часов, «а все остальное потом», были встречены «долгими продолжительными аплодисментами», как съязвил политизированный княжич Жан, намекая на советскую партийную фразеологию. Все кинулись по своим палаткам и к таким желанным сейчас койкам. Спали, действительно, без задних ног, как говорят на Руси об уставших и крепко спящих людях. Но ровно в пять часов пополудни, вдруг запела полковая труба. Это было настолько неожиданно, что проснулись все, и молча лежали, слушая доселе неизвестный воинский сигнал. То, что это был воинский, ни сомневался никто. Потом, на всякий случай, вскочили с коек и высунули головы из палаток.

Около стола стоял ухмыляющийся Коля, а на столе стоял магнитофон

с усилителем.

- Этот сигнал называется в российской армии: «Подъём». И под его звуки вставало не одно поколение бойцов. Запомните его. Хотя бы на дни, которые мы проведем вместе. Итак, ПОДЪЕМ!!! – страшным голосом закричал Коля.

Головы ухмыльнулись, скрылись в глубине палаток, и через пару минут все, как один, появились около стола. Даже Милица с Натали не заставили себя ждать. Коля понизил голос и с видом заговорщика сказал:

- А теперь одна из сложнейших операций сегодняшнего дня, о которой я упоминал вначале.

- Это насчет поросёнка? – спросил Жан.

- Именно. Насчёт поросёнка. И не думайте друзья, что это быстро и весело. Попотеть придется всем. И ручка вертела не минет ни одного из нас.

- Ну что же, покрутим, - бодро отозвалась Натали. – Правда, Милица?

Милица, одна из немногих, знакомых с этой процедурой, только загадочно улыбнулась и кивнула в ответ.

- Так. А сейчас все, кроме девочек – в подвал. Вынесем тушу и насадим её на вертел, а потом займёмся костром. Милица и Натали – к бабушке за специями. Она всё вам даст. Вперед!

- Операция «Поросёнок!», - внезапно заорал неугомонный Жан. – Хозяин

в авангарде, я в арьергарде. Назад! – И он быстро занял место позади всех…

Коля вместе со всеми рассмеялся, взмахнул рукой, и отряд выступил на операцию «Поросёнок» в направлении подвала. Милица и Натали, поглядев им вслед, пошли в сторону викендицы разыскивать Марию Сергеевну. А со стороны «кайф-клуба», как успел его уже назвать вездесущий Жан, на них смотрели его папаша и отец Володи Муромцева, тоже отдохнувшие и сейчас потягивающие кофе. Княгиня и Надин Хмелёва отдыхали в своем номере

в отеле, и Павел Николаевич уже поехал за ними. Так что все были при деле.

Лестница, ведущая в подвал, была крута, и Коля расставил ребят парами на всём её протяжении, чтобы они передавали поросёнка по цепочке друг другу. Таким образом, Жан из арьергарда оказался в авангарде и, осмысливая это внезапное превращение и уже предчувствуя нечто для себя неприятное, он нервно переступал длинными ногами, словно застоявшаяся лошадь.

Так оно и вышло. Вскоре из глубин подвала донеслось кряхтение ребят, передававших по цепочке друг другу поросёнка. Наконец, ноша достигла высшей точки и свалилась на руки Жану и его напарнику Мише Чичерину. Они только охнули от такого груза. Поросёнок тянул не меньше, чем на килограмм 30-40. Во всяком случае, Жану так показалось…

- Так это же целый кабан, а не поросёнок! – закричал Жан. – Я надорвусь!

- Не надорвёшься! – злорадно ответили снизу. – Небось, тяжелее бокала

с пивом ничего в жизни не поднимал? Вот и тренируйся!

И Жан, кляня себя за непредусмотрительность в выборе места, потащил вместе с Мишей поросенка, весьма и весьма внушительных размеров и весомости, к костру. Там они закинули его на большую разделочную доску на двух табуретках и победно взглянули на подошедшую группу ребят.

- Не надорвался? – участливо спросил Иван Андриевский.

- Не дождётесь! – гордо ответил Жан. – Не такие грузы поднимали!

- Ага! По тебе и видно…

Жан посмотрел на свои длинные руки-плети и глубокомысленно изрёк:

- Это фамильное. Вся наша порода такая. Но мы, князья Выдыборские, всегда были жилистые и отличались нечеловеческой выносливостью…

Разговор вступал в фазу, когда остановить его будет нелегко, и Коля вернул всех к реальности.

- Ребята, уже идут девочки со специями. Надо помочь! – И первый кинулся навстречу Натали и Милице.

Забрав у девочек миски и мисочки, бутылки с вином и маслом, они расставили их у туши поросенка. Подошла Мария Сергеевна, и под её руководством Натали с Милицей начали толочь чёрный перец, лавровый лист, ещё какие-то специи из мешочков, добавлять растительное масло, уксус и даже сахар. В общем, работа закипела. Саша Филатьев, Дима Олсуфьев и Эрик Кнудсен занялись тушей поросёнка. Хотя она и была подготовлена

к приготовлению, надлежащим образом очищена от щетины и внутренностей, дел предстояло ещё немало. По указанию Марии Сергеевны ребята принесли воды, обмыли тушу снаружи и изнутри, пучком горящей соломы опалили пропущенные волоски щетины на ушах и на боках, а потом начали делать надрезы на спине. По совету подъехавшего Павла Николаевича, который привёз мать Натали и мать Эрика, осторожно приступили к разрезам на части позвоночника, чтобы потом было легче нарезать порции. Теперь у разделочной доски столпились все, включая обоих папаш и только что подъехавших мамаш. Естественно, что все давали советы. Но ребята держались стойко и слушались только хозяев.

В это время Коля, Аристарх Соловьев, Ваня Андриевский и Володя Муромцев, сложив «ёлочкой» поленья и подложив вниз брикеты древесного угля, распалили большой костёр. Для поддержания его до нужной кондиции и последующего накопления пылающих углей они, как муравьи, сновали

в дровяной склад за новыми поленьями.

Саша Филатьев полностью подключился к приготовлению специй и помогал девочкам, а Жан, размахивая длинными руками, пытался давать им полезные советы. Наконец, специи были изготовлены, и Саша, Натали и Милица под руководством теперь уже Павла Николаевича начали втирать их в тушу поросёнка, особенно в местах разрезов на спине и на боках. Родители попытались подключиться к этой процедуре, но ребята не допустили. Натали от имени всех категорически заявила, что приготовление поросёнка, по договоренности с хозяевами, - прерогатива ребят. И родители отступили. Они ретировались в «кайф-клуб» и издали наблюдали за действиями новоявленных поваров.

Прошло время. Высокий огонь костра упал до редких сполохов, и горящие угли достигли нужной кондиции, настала пора для следующей операции, ответственной и тяжелой: насаживание нашпигованного специями поросёнка на вертел. Её проводили долго и, если бы не большой опыт Павла Николаевича, неизвестно, насколько она бы ещё затянулась. Но молодость в совокупности

с опытом победили, и поросёнок прочно засел на штыре вертела. Затем начали водружать штырь с поросёнком на устройство над костром. Тоже прошло благополучно. Подсоединили ручки для вращения штыря с обеих сторон. И процесс пошёл. Коля заранее составил расписание крутильщиков-поваров: они попеременно, сменяя друг друга, будут поворачивать поросёнка над огнём и попутно спрыскивать его пивом. В отличие от любителей поливать поросёнка вином во время приготовления, Павел Николаевич был твёрдым сторонником пива. Он считал, что пиво даёт непревзойдённую золотисто-коричневую корочку, которой покрывается поросёнок, и начисто отвергал винный рецепт. Спорить с ним было некому, хотя Выдыборский - старший что-то порывался припомнить из своего «богатого» кулинарного опыта, но был остановлен быстрым и строгим взглядом матери Натали. Для начала пример работы крутильщиков-поваров показали Павел Николаевич и Мария Сергеевна. Павел Николаевич равномерно крутил ручку вертела, иногда задерживая его вращение, чтобы больше уделить внимания тому или иному участку туши, а Мария Сергеевна спрыскивала пивом медленно вращающуюся тушу с помощью специального распылителя, вкрученного в горлышко бутылки.

Собравшиеся, включая взрослых, внимательно овладевали новой технологией, поскольку было объявлено, что процесс этот длительный и участвовать в нём придётся всем. В один из моментов Павел Николаевич кинул быстрый взгляд на внука, и тот согласно кивнул головой.

Коля выступил вперед и, оглядев свое войско, сказал:

- Прошу внимания! Зачитываю пары, которые будут сменять друг друга. Первая пара: Натали, Милица. Вторая – Саша, Жан. Третья - Я и Володя. Четвёртая – Миша, Иван. Пятая – Аристарх, Эрик. Шестая – Дима, Томаш.

Седьмая – Дарко, Иво. Восьмая – Милош, Слободан. – Коля оглядел присутствующих и, заметив на некоторых лицах недоумение, продолжил.

- Объясняю принцип комплектации пар. Поскольку процесс приготовления длительный, мы, то есть хозяева, предлагаем совместить приятное с полезным. Пока одни будут крутить, другие будут играть. Никогда не угадаете, в какую игру?

- Не иначе, как в шахматы, - глубокомысленно изрёк Жан. – Игру полководцев…

- Ну, до полководцев нам ещё далеко, хотя стремиться к этому надо, это ты правильно отмечаешь, Жан. Нет. Я предлагаю другую, исконно русскую игру, призабытую и в самой России, не говоря уже о зарубежье, она сейчас вновь возрождается. Эта игра называется…

- Лапта! – Звонко закричала Натали.

- Верно, Натали. Это лапта. Кто знает правила этой игры?

- Я немного читала о ней, но правил не знаю, - уже смущённо сказала Натали. Остальные молчали.

- Я так и думал, - произнёс Миша. – А нам, потомкам русского дворянства, не мешало бы знать. Царская семья последнего императора Николая Второго, любила эту игру. И высший свет тоже играл в лапту, не говоря уже о том, что эта игра была всенародной. Так как, сыграем?

Помолчали. Потом Миша Чичерин спросил:

- А кто объяснит правила игры?

- Я, - ответил Коля. – И мои друзья: Томаш, Дарко, Иво, Милош и Слободан знают правила. Мы же готовились к вашему приезду.

- Тогда другое дело. Конечно, будем играть, - весело заявил Дима Олсуфьев. У нас в Голландии я об этой игре что-то не слыхал.

- Значит, играем? – Коля взглянул на Натали и получил в ответ кивок головы и ослепительную улыбку, отчего неожиданно покраснел.

- Играем, играем! Пошли уже! Где играть? – вразнобой загомонили голоса.

- Минутку внимания. Хочу огласить список команд. Их будет две. Первые из оглашённых мною фамилий крутильщиков – это одна команда, вторые фамилии составят другую команду. Таким образом, наши местные ребята, знающие правила игры, будут разделены поровну на обе команды.

- Предлагаю, исходя из того же принципа, капитаном первой команды назначить Иво Драшковича, а второй – Дарко Прерадовича. Игроки- крутильщики, хотя и находятся в разных командах, но на смену к вертелу будут уходить вместе, одновременно покидая поле, а те, кого они меняют у вертела, будут возвращаться, пополняя команды-соперницы. Понятен принцип?

- Понятен.

- Так. Теперь просьба к родителям. Не смогли бы вы подменить Павла Николаевича и Марию Сергеевну, пока я ни объясню прямо на поле правила игры, и первая смена крутильщиков сразу освободит вас?

- Какие могут быть разговоры? – Княгиня Ольга сразу подошла к Марии Сергеевне и протянула руку к бутылке с пивом.

Отец Жана Выдыборского вприпрыжку, чтобы его никто не обогнал, подбежал к Павлу Николаевичу:

- Я готов-с, уважаемый Павел Николаевич!

Ребята во главе с Колей гурьбой пошли в дальний конец сада, где на большой просеке, к их немалому удивлению, была обнаружена площадка, размеченная непонятными белыми линиями. В середине площадки, около груды палок, все остановились.

- Вкратце объясняю правила игры. Подробности освоим на практике, - начал Коля. – Лапта командная игра. В команде, как правило, до десяти человек.

У нас получается по восемь с каждой стороны. Цель каждой команды – совершить как можно больше пробежек после ударов вот этой битой, - Коля взял из кучи палок одну и поднял её над головой.

- Ударов по игроку противной стороны? – спросил Жан. – Тогда я не играю…

Все дружно рассмеялись.

- Нет, Жан! Ударов этой битой по мячу. Игроки одной команды выбивают битой вот этот теннисный мячик как можно дальше и во время полёта бегут через поле и обратно. Игроки другой команды стараются поймать мяч и попасть им в одного из соперников.

- После удара битой по мячу игрок бьющей команды старается добежать до конца поля, где находится, так называемый «дом», вот он обозначен разметкой, – Коля показал на неё рукой, - и вернуться обратно. Каждый, успешно совершивший такой пробег, даёт команде одно очко. Противная сторона пытается поймать мяч и кинуть его в нападающих, это называется «осалить» противника. Если его «осалят», то команда бьющих идёт водить в поле. Понятно?

- По правде сказать, не очень, - с сомнением сказал Аристарх Соловьев.

- А вот мы сейчас вам покажем на практике. Мы тоже не сразу всё освоили. Давайте, ребята! – Крикнул Коля своей компании, и Томаш, Дарко, Иво, Милош и Слободан, разобрав биты, выскочили на поле.

Дело пошло живее. На практике, вначале запутанные правила игры показались доступнее и проще. Выяснили, что собой означает контрольная линия, штрафная зона, линия «дома», площадка очерёдности, площадка нападающего, права и обязанности игрока команд и много мелких деталей, без которых играть было просто нельзя.

И грянул бой! Как в любой в игре, захватывающий и азартный, когда забываешь обо всём на свете, кроме жажды победы. Но вертел требовал смены, и Коля об этом помнил. И, когда игра пришла в норму, он отправил

к костру первую смену. Ими были Натали и Милица, уже до такой степени разгорячённые игрой, что Коле с большим трудом удалось оторвать их от горячего поединка. Но, отдышавшись, они засмеялись, обнялись и двинулись

к костру.

Так и пошло. Одни играли, другие крутили вертел. Родители перекочёвали на игровую площадку и так увлеклись старинной игрой, что часто порывались сыграть за ту или другую команду. И ребята снисходили к просьбам старшего поколения, и надо было только посмотреть, как высоко, по-страусиному, поднимая мосластые ноги, бегали по полю князья Выдыборские, как газелью, выгнув по-девичьи стройную спину, мчалась княгиня Ольга.

С учётом постоянной подмены на приготовление поросёнка команды имели в резерве отдохнувший состав, и такой матч мог продолжаться до бесконечности. Но конец приходит всему. Гвоздь вечерней программы – поросёнок, покрытый золотисто-коричневой корочкой, в обрамлении золотистых сполохов горящих угольев – доходил до полной кондиции. И пора было уже готовиться отведать собственноручно приготовленный деликатес.

А потому игру свернули, так и не придя к единому мнению по вопросу, кто выиграл, а кто проиграл, и во главе с Колей спустились на Дунай искупаться и смыть с себя грязь и пот жаркого сражения. Правда, по пути продолжались баталии, но уже словесные, о победителе этого первого в их жизни и такого удивительного матча. Но тёплые воды Дуная заставили забыть все распри, и ребята с распростёртыми руками, по примеру Натали, просто падали в воду. Правда, теперь уже не заплывая далеко от бухточки.

Назад возвращались бодрые и голодные. Усталость, как рукой сняло. Сверху, где находилась викендица, неслись упоительные запахи жареного мяса, и народ невольно прибавил ходу. Коля и Натали шли позади всех. Когда преодолевали очередную кручу, рука Натали как-то незаметно очутилась

в Колиной руке, да так в ней и осталась. Они шли молча, изредка поглядывая друг на друга, и беспричинно улыбались. И только, когда до конца пути осталось совсем немного, Натали шепнула:

- Мог бы меня поставить на вертел в паре с собой…

- Мог бы, - вздохнул Коля и густо покраснел. – В дальнейшем постараюсь исправиться…

- Посмотрим, посмотрим, - весело засмеялась Натали и тут же выдернула свою руку из Колиной руки, поскольку весь отряд уже преодолел обрыв и, стоя на его краю, с интересом глазел на них.

Конечно, не обошлось без красноречивых подмигиваний Жана и тяжёлых вздохов Саши Филатьева из Лихтенштейна и Вани Андриевского из Германии. Остальные выражали своё полное сочувствие благожелательными улыбками и понимающими кивками, а Милица, та просто поцеловала Натали. Но эта внезапная демонстрация пришлась явно не по вкусу и Коле, и Натали. Они без лишних разговоров двинулись в сторону викиндицы, и все потянулись за ними.

По мере приближения к ней чудесный запах усиливался, и ребята без команды прибавили ходу. Уже издали они увидели потрясающую картину. В голубоватых сумерках вечера на зелёной поляне красными угольями догорал костер, а на зелёном поле травы стоял фирменный стол, уставленный бутылками с пивом, квасом, белым вином и национальными сербскими фужерчиками в виде пузырьков с высокими горлышками, напоминающими колбы, наполненными ракией, а по российскому – самогоном, изготовленным из фруктов.

Подойдя к столу, где уже их поджидала взрослая компания, все обомлели.

В центре стола на огромном блюде лежал золото - коричневый поросёнок, на приготовление которого было положено столько трудов. Стараниями Павла Николаевича и Марии Сергеевны он уже был разделён на порции, но так аккуратно, что заметить разрезы было просто невозможно, и целостность его была полностью сохранена. Среди тарелок, вилок и ножей стояли резные солонки, полные белоснежной солью, закрытые крышечками баночки с русской горчицей, с огнедышащим хреном, изготовленные самолично Марией Сергеевной, тарелочки с маринованными и солёными грибками и, конечно, квашеная капуста в глиняных мисках. В больших деревянных блюдах лежал крупно нарезанный ржаной чёрный хлеб, а невдалеке от стола пыхтел и выпускал пар начищенный до блеска, большой, медный, так называемый ведерный самовар, с выбитыми на крутых боках медалями победителя торговых выставок.

В общем, было, на что посмотреть и восхититься, - несомненно, настоящим русским национальным столом, который не спутаешь ни с каким столом иной национальности. Но, как говорится, «взглядами сыт не будешь». И стоило хозяйке Марии Сергеевне произнести традиционное: «Прошу к столу, гости дорогие», как все места мгновенно были заняты командой потомков Лейб-гвардейцев, причём Натали, взяв Колю за руку, усадила его рядом с собой, а

с другой стороны уже самостоятельно заняли места Томаш с Милицей.

Вскоре от поросёнка остались только косточки и одни воспоминания. Хватило всем, ребята запивали нежнейшее мясо, пахнувшее дымком, пивом, а взрослые – напитками покрепче, и стол гудел от разговоров. Мария Сергеевна, вместе с девочками, быстро убрала тарелки, а ребята водрузили на середину стола самовар, и стало совсем уютно и легко.

Понемногу ребята перекочевали к костру и расселись вокруг него. Милош

со Слободаном подбросили на уголья дрова, и костёр разгорелся с новой силой. Багровый свет высветил поляну, а дальше уже стояла кромешная тьма. Звёздное небо прикрывало компанию своим шатром, и в тишине было слышно, как внизу плещут дунайские волны, набегая на берег, да приглушённый гул голосов за столом. Ребята молчали, а Миша Чичерин, откинувшись на траву и глядя на ярко горевшую звезду, вдруг нараспев начал читать:

Гори, гори, моя звезда,

Гори, звезда приветная!

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда!

Лежащий рядом Дима Олсуфьев продолжил:

Звезда надежды благодатная,

Звезда любви последних дней!

Ты будешь вечно незакатная

В душе тоскующей моей!

А Ваня Андриевский закончил:

Лучей твоих неясной силою

Вся жизнь моя озарена.

Умру ли я, ты над могилою

Гори сияй, моя звезда!

Говорить после таких стихов не хотелось. Молчали и глядели в звёздное небо. Наверное, искали свою звезду… Коля, пошептавшись с Натали, взял

в руки лежавшую около него гитару, и его длинные пальцы пробежались по струнам. Долгий, дрожащий звук струны повис в вечернем воздухе. За столом затих разговор, и все головы повернулись к костру.

- Не побуждай, не побуждай

Моих безумств и исступлений

Чистым баритоном запел Коля, и тут же нежным и сильным голосом вступила Натали:

- И мимолетных сновидений

Не возвращай, не возвращай!

 

Не повторяй мне имя той,

Которой память – мука жизни,

Как на чужбине песнь отчизны

Изгнаннику земли родной.

 

Не воскрешай, не воскрешай

Мои затихшие напасти,

Дай отдохнуть тревогам страсти

И ран живых не разрежай.

Иль нет! Сорви покров долой!..

Мне легче горя своеволья,

Чем ложное холоднокровье,

Чем мой обманчивый покой.

Это было воистину неожиданно для всех. В мёртвой тишине слышались только приглушённые вздохи Марии Сергеевны и всхлипывания впечатлительной Надин Хмелёвой, мамы Эрика, которые со всеми родителями перебрались из-за стола и стояли за спиной ребят.

- Спасибо, ребята! Спасибо! – растроганно сказала княгиня Ольга и поцеловала в лоб дочку и Колю. – Когда же вы успели так спеться?

- А вот прямо сейчас, экспромтом, - ответила довольная Натали.

- Просто мы оба, как оказалось, любим Дениса Давыдова, и вот решили попробовать спеть один из его романсов, - добавил Коля.

- Ну, что же! Проба оказалась удачной. И даже очень, - вступил в разговор Павел Николаевич. - Спасибо от нас всех! Мы с супругой просто растроганы. Как там поется: «Как на чужбине песнь отчизны, изгнаннику земли родной…». Да! Берёт за душу… Давай-ка, Коля ещё, да что-нибудь пободрее.

- Нет вопросов! – И Коля взял бравурный аккорд.

- Я люблю кровавый бой, я рождён для службы царской!

Сабля водка, конь гусарский, – с вами век мой золотой!

Слова и мелодию песни смелого гусара, поэта и партизана Отечественной войны 1812 года Дениса Давыдова знали все и хором подхватывали припев. Спели от души, весело, лихо и с присвистом в нужных местах. Здесь мастером оказался тихий Эрик Кнудсен, знавший слова ещё не совсем твёрдо, но

в залихватском свисте преуспел. Потом Володя Муромцев спел под аккомпанемент Колиной гитары «об упавшем духом поручике Голицыне и князе Оболенском, забывшем надеть ордена», а потом от певцов и декламаторов отбоя уже не было. Даже Павел Николаевич с Марией Сергеевной, сидя

у костра, исполнили старинный романс: «Ты сидишь у камина и смотришь

в окно, как последний закат догорает…» Получилось не хуже, чем у Коли

с Натали, только, по правде сказать, голоса у молодых были гораздо сильнее, что честно признал Павел Николаевич. Жан поднапрягся и вспомнил какую-то французскую песенку про зуавов, хотя, впрочем, не знал её до конца. Но

в общем творческом порыве поучаствовал. И Надин с княгиней Ольгой спели песню, которую знали на русском языке: «Степь да степь кругом…». И уже под занавес Аристарх Соловьёв с чувством прочитал неувядаемые лермонтовские строки:

- Люблю отчизну я, но странною любовью!

Не победит её рассудок мой,

Ни слава, купленная кровью,

Ни полный гордого доверия покой…

И все согласились с поэтом, что любовь к России у каждого своя, но эта любовь к РОДИНЕ, единой и неповторимой. Много ещё, о чём говорили, и многое каждому ещё хотелось сказать. Гимназические друзья Коли, хоть и не понимали нюансы русской речи, но смысл схватывали верно. Они впервые так сразу и так много увидели, услышали и попробовали всего русского, причём от представителей всей русской Европы, что общее настроение любви и уважения к своей Родине потомков её древних родов передалось и им.

Время давно перевалило за полночь. Все заметно устали.

О запланированной поездке по Дунаю на катере никто уже и не думал. Договорились так. Привести в порядок территорию поляны. Не сваливать на Марию Сергеевну и остальных женщин уборку и мытьё посуды, а сделать это быстро всем коллективом, и спать. Главное для чего приехали – семинар начать по расписанию - утром, в 9.00.

Так и сделали и, вскоре, почти все посапывали в своих койках. Разве что фигуры Коли и Натали, да Томаша с Милицей тенями мелькали в разных уголках и аллеях большого фруктового сада.

Утром всё пошло по расписанию. Подъём, купание на Дунае, завтрак, отъезд Колиной команды по домам, и, наконец, открытие семинара за большим столом под кронами деревьев.

Двое папаш – князь Выдыборский и Муромцев, оказавшиеся большими любителями рыбной ловли, немного терзались сомнениями – идти ловить или оставаться слушать, но интерес к семинару и возможным выступлениям их сыновей перетянул. Оба остались. Для княгини Ольги и Надин Хмелёвой такого вопроса не было. Они прибыли из своего отеля точно к девяти часам.

Коля оглядел ребят, сидящих за столом с бумагами, ручками, а кого и с магнитофонами, и видеокамерами, родителей, расположившихся чуть поодаль, наверное, чтобы не мешать и не смущать, присоединившихся к ним своих бабушку и дедушку и произнёс:

- Даже не знаю с чего начать…

- Начни сначала!.. - пропела Натали, и все рассмеялись.

- Тогда так и поступим…

- Есть вопрос, - внезапно перебил его Жан Выдыборский. – А кто будет у нас главный в нашем сообществе?

На Жана зашикали, но он упорно стоял на своем:

- Без Главнокомандующего нельзя!

Поднялся Володя Муромцев.

- Ну, и дезорганизатор ты, Жан! Хотя вопрос поднял правильный, но решить его можно было чуть позже. Ладно. Раз уж начали, то я, во-первых, хочу поблагодарить наших хозяев за вчерашний вечер, лично Марию Сергеевну и Павла Николаевича, - и Володя сделал поклон в их сторону, а ребята зааплодировали. – А во-вторых, поблагодарить организатора и автора этой идеи Колю Перфильева, благодаря работе которого мы здесь и собрались! – Вновь прозвучали аплодисменты, теперь уже в адрес покрасневшего от смущения Коли. – Теперь о должности Главнокомандующего, или председателя нашего Союза, о, которой так печётся Жан. Какие тут могут быть мнения? Ну, конечно, Коля! Или есть другие предложения?

- Нет других предложений! – Тут же откликнулась Натали. – Ставь, Володя, его кандидатуру на голосование!

- Хорошо. Так кто за то чтобы…

Лес рук, в том числе и родителей, был ему ответом… Володя рассмеялся, махнул рукой и, обращаясь к Коле, только сказал:

- Продолжай, Коля!

- Спасибо, конечно, за доверие. Ведь так говорят в таких случаях?

- Так, так! Не зацикливайся на этих формальностях. Давай, дальше…

- А дальше, начнём работу семинара.

- Нет, ещё не всё, - поднялся Аристарх Соловьёев. – Есть некоторые организационные вопросы. Надо решить, как будет называться наше сообщество. У кого какие предложения?

- Тут Эрик Кнудсен ещё раньше, в письме ко мне, употребил термин: «Союз потомков Лейб-гвардейцев». Может, примем это предложение? – спросил Коля аудиторию.

Эрик покраснел и потупился.

- Предложение хорошее, но не совсем точное, - сказал Ваня Андриевский. – Лейб-гвардейских полков было много, а нас интересует один – Конный Его Императорского Величества полк.

- Тогда пусть будет именоваться: «Союз потомков Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка», – внёс предложение Дима Олсуфьев.

- А я думаю, что это очень длинно, - в раздумье сказал Саша Филатьев. – Надо короче. Кстати, сами они, называли себя коротко – Конногвардейцы. И под этим именем их знал весь Петербург. Я сам читал об этом. Потому предлагаю, именовать наше сообщество « Союз Потомков Конногвардейцев», коротко и ясно.

- Есть другие предложения? – спросил Коля. Все молчали.

- Тогда так. Голосуем по мере поступления предложений.

Поднялся Эрик Кнудсен.

- Своё предложение я снимаю. Оно, действительно, не совсем точное.

- Хорошо. Голосуем за предложение Димы. Кто за него? Что?! Все за него? И ты тоже, Саша? Ну, с вами не соскучишься… Тогда предложение Димы Олсуфьева принимается. С этой минуты мы «Союз потомков Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка». Троекратное Ура!

И, действительно, все потомки дружно рявкнули - «УРА»! И похлопали сами себе…

- Поздравляю всех! Но, раз я председатель этого Союза, то у меня должен быть и заместитель. Мало ли, что со мной может случиться?

- Предлагаю Натали! – Без промедления внёс кандидатуру Миша Чичерин. – Лучше не придумаешь. Она тоже живет на Дунае, и вообще…

Что стоит за словом «вообще», Миша не расшифровал, но предложение было принято единогласно, и покрасневшая Натали принимала поздравления со всех сторон.

- Ещё один вопрос, - вновь поднялся Аристарх Соловьёв. - Надо решать

с организацией питания. Взваливать эту ношу на плечи Марии Сергеевны мы не можем, а руки есть в наличии у каждого…

- Правильно, Аристарх! – тут же поддержала его Натали. – Хотя вообще-то мужчины всегда привыкли выезжать на плечах женщин…

- Мы не такие, - заверил её Аристарх под общий смех. – А конкретно, я предлагаю сейчас же выделить из нашего состава хозяйственную комиссию, которая сформирует и будет расходовать наш бюджет из денег, выделенных родителями, и закупать продукты. Кроме того, необходимо установить дежурство на кухне.

Сидящая сзади Мария Сергеевна с улыбкой переглянулась с мужем, но по её лицу было ясно, что на кухне, как и прежде, будет царствовать она.

- Ты только не мешай ребятам, - вполголоса ответил на её безмолвный взгляд Павел Николаевич.

Мария Сергеевна вновь с улыбкой кивнула головой. Комиссию, во главе

с инициатором предложения Аристархом Соловьёвым, выбрали быстро. Потом вновь перешли к главному. Начал Коля.

- Я предварительно ознакомился с докладами, которые вы привезли на семинар. Очень много интересного материала. Предлагаю следующий порядок выступлений. Сегодняшний день посвятим обзору по темам ваших докладов.

В последующие дни каждый подробно изложит то, что он подготовил. Работу семинара проводим до обеда. Потом отдых, затем культурные мероприятия. Есть другие мнения?

- Лучше не придумаешь! – сразу же откликнулась Натали.

- Принимается! – отозвался Миша Чичерин.

- Тогда начинаем, если нет возражений, - И Коля достал из папки увесистую рукопись. – Только не пугайтесь её веса… Мое сообщение будет конспективным, несмотря на огромный исторический период. Итак, Лейб-гвардии Конный Его императорского Величества полк от создания до конца существования.

«Пусть старомоден белый наш колет;

Пускай кираса уж не сдержит пули –

Но кроме нас вернее нет.

За императора наш вздох последний будет!»

Эти строки из стихотворения «Кирасиры» определяют сущность создания такого полка.

В 1730 году на российский трон взошла Анна Иоанновна, племянница Петра Великого. Это была эпоха дворцовых переворотов, где не последнюю роль играли гвардейские полки – Семёновский и Преображенский. Анна Иоанновна не пользовалась особой популярностью в этих полках и, в противовес им, создала два новых гвардейских полка – Измайловский и Конный. 31 декабря 1730 года Конный полк был переформирован в Лейб-гвардии Конный, со всеми гвардейскими правами. Приставка «Лейб» означала, что эта воинская часть находится в непосредственном подчинении царю или царице. Так было положено начало регулярной гвардейской коннице. В то время конница подразделялась на тяжёлую и лёгкую. К тяжёлой относились кирасиры и драгуны, к лёгкой – гусары, уланы, конно-егеря, конно-гренадеры. Лейб-гвардии Конный полк относился к тяжёлой коннице и по своей сути был кирасирским. До 1796 года он считался единственным регулярным кавалерийским полком

в Русской гвардии, и первое своё сражение принял ещё в 1737 году при взятии Очакова и в битве при Ставучанах в ходе Русско-турецкой войны.

Я хочу особо отметить неправильную трактовку исследователей, видевших

в Конном полку воинскую часть, в задачу которой входила лишь охрана Государя императора. Это не соответствует действительности.

Полк на протяжении своей истории участвовал во многих сражениях и битвах. Подробнее об этом расскажут другие выступающие. И ещё. Полк с момента основания был кузницей кадров для русской армии. Из его рядов вышли знаменитые военачальники, командиры воинских соединений всех рангов от дивизий до армий, крупные государственные деятели. Шефами полка всегда были члены императорской фамилии, и Конногвардейцы никогда не изменяли присяге на верность императору. Они единственные из всей гвардии, кто не был замешан в убийстве императора Павла Первого в марте 1801 года. Последней войной, в которой участвовал Лейб-гвардии Конный полк в полном составе, была Первая мировая война 1914 года. Однако эта война вскорости приняла позиционный характер, и конные части начали переводить

в стрелковые. В начале 1917 года на базе Конного полка сформировали Лейб-гвардии стрелковый полк, принимавший участие в ряде военных операций.

В связи с захватом большевиками власти в России гвардейские полки расформировали, и с декабря 1917 года Лейб-гвардии стрелковый полк перестал существовать. Большинство офицеров полка приняли самое активное участие в Белом движении и в Гражданской войне. Лейб-гвардии Конный полк был представлен эскадроном в сводном полку гвардейской кирасирской дивизии Белой армии. В 1920 году от эскадрона остался только взвод, его взял в свой конвой Главнокомандующий Русской армии барон Врангель, бывший конногвардеец. Между тем, конногвардейцы сражались и в других частях Белой армии, многие погибли на полях сражений Гражданской войны, оставшиеся

в живых эвакуировались в Галлиполи и Константинополь, а потом разъехались по всему миру.

Так закончилась 200-летняя история одного из старейших воинских соединений России Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка. Осталась память о нём, которую должны сохранить мы, потомки наших дедов и прадедов, и передать следующим поколениям. В этом я вижу основную задачу нашего семинара. Кстати, все мужчины нашей старинной дворянской семьи всегда носили имена Российских Государей и служили в этом полку. Разумеется, за исключением меня. А назван я в честь одного из шефов полка – императора Николая I. Мой прадед Николай Александрович Перфильев погиб на фронтах гражданской войны. Сведений о месте гибели и о его судьбе наша семья не имеет. Если кто-нибудь встречал в каких-либо источниках упоминание о нём, прошу сообщить. Я закончил. С полным содержанием исследования, которое мы проводили вместе с дедом, можно ознакомиться в любое время. А сейчас перерыв, и первым после перерыва будет выступать Миша Чичерин, за ним – Дима Олсуфьев. Всё. Отдыхаем.

Отдохнули. Сыграли в мини-лапту. Размялись. И по сигналу трубы вновь собрались у стола.

Миша Чичерин, проживающий в Болгарии, где осели его предки после Гражданской войны, рассказал, что на руках, в семьях бывших конногвардейцев, которых он сумел разыскать, есть некоторые материалы,

из них удалось кое-что взять и записать. Есть и реликвии: сабли, даже стремена тех лет, старинные кинжалы и многое другое. Все они стали семейными реликвиями и бережно хранятся. Что касается участия конногвардейцев

в наиболее крупных военных действиях и войнах, которые вела Россия, то из них, по его мнению, следует выделить три самых главных: первое – участие полка в битве при Аустерлице, так называемой «битве трёх императоров»: русско-австрийской коалиции – императоров Александра I и Франца-Иосифа I –

с одной стороны, и французского императора Наполеона Бонапарта – с другой. И, хотя битва была выиграна Наполеоном, русские полки и, в частности, конногвардейцы покрыли себя неувядаемой славой. Лейб-гвардии Конный полк участвовал в битве в составе всех 5 -ти эскадронов, насчитывающих около 800 всадников. Ворвавшись во французское каре, конногвардейцы изрубили около 200 человек, а остальных обратили в бегство. При этом, 3-й взвод 2-го эскадрона под командованием поручика Хмелёва после ожесточённой рубки захватил знамя 4-го французского полка.

После такого сообщения Надин, в девичестве Хмелёва, и её сын Эрик встрепенулись, пересели поближе к Мише и уже не пропускали ни единого его слова. Рассказал Миша и о легенде, которая жива ещё и сейчас. После отступления русских войск солдаты, якобы, зарыли в окрестностях Аустерлица казну императора Александра I. И до сих пор этот клад ищут в окрестностях чешского городка Славков-у-Брна. Такое название носит сегодня бывший Аустерлиц. Кстати, там находится музей, посвящённый этой битве, и в нём неплохо бы всем побывать.

Вторым главным событием в жизни полка было участие в Отечественной войне 1812 года, а третьим – участие в Первой мировой войне. На этом Миша Чичерин закончил своё выступление, уступая место Диме Олсуфьеву. Сам же он сразу, после того как сел на место, попал в окружение Надин Хмелёвой и её сына Эрика, те тут же начали листать страницы его обширного доклада и что-то шептать ему на ухо. Наверное, задавать вопросы о своём предке. Чего же еще…

Пришёл черёд Димы Олсуфьева. Он рассказал, что один из его предков – участник Отечественной войны 1812 года, а все остальные члены семьи всегда служили в Лейб-гвардии Конном полку.

Материалы о сражениях в этой войне он собирает давно, и желающие могут с ними ознакомиться. А сейчас он хочет рассказать о боях, в которых участвовал полк в самом главном сражении Отечественной войны при Бородино.

По материалам, подготовленным Димой, выходило, что 4 эскадрона Конного полка состояли в 1-й Действующей армии в составе 1-й Кирасирской дивизии. Командовал полком полковник Арсентьев, а после его ранения – полковник Леонтьев. Запасной эскадрон Конного полка находился в составе Сводно-кирасирского полка корпуса генерал-лейтенанта Витгенштейна. Именно этот полк 6 августа 1812 года остановил под Полоцком конную бригаду французских кирасир и наголову разбил её, захватил 16 пушек и едва ни пленил маршала Сен-Сира. А в главной битве при Бородино приняли участие все остальные 4 эскадрона Конного полка. Вместе с коллегами из Лейб-гвардии Кавалергардского полка они приняли удар превосходящих сил тяжёлой французской конницы, кирасирской дивизии Лоржа из корпуса Латур-Мобура при атаке на батарею Раевского.

Дима показал на схеме, как развивался бой. Он шёл целый день и закончился лишь к 6 часам вечера. Рубились саблями и скакали вместе

с неприятелем до бивуаков французской конницы. В обоих полках из 57 офицеров вышло из строя – 21. Из 800 солдат – 200. За этот бой 32 офицера конногвардейца награждены орденами, в том числе, и дальний предок Димы – полковник Олсуфьев. В дальнейшем Конный полк участвовал в Заграничном походе Русской армии против войск Наполеона. Отличился в сражении при Лейпциге и при Фер-Шам-пенуазе 13 марта 1814 года, а 19 марта 1814 года полк вместе с Русской армией вошёл в Париж. В апреле 1813 года Лейб-гвардии Конный полк был награждён Георгиевскими штандартами с надписью: “За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России. 1812 год”, в августе 1814 года награждён 22-мя Георгиевскими трубами с надписью: “За храбрость против неприятеля при Фер-Шам-пенуазе”.

На перерыве уже никто не расходился. Рассматривали схемы боёв при Бородино и Аустерлице, рукописи докладов Коли, Миши и Димы. Многие делали выписки из них.

Следующим выступал Ваня Андриевский. Тема его выступления была “Участие Лейб-гвардии Конного полка в Первой мировой войне”. Полк находился в армии генерала Самсонова и уже в первые дни войны в составе этой армии перешёл русско-германскую границу. 6 августа 1914 года, при Каушанах, в ходе Восточно-Прусской операции полк в пешем строю атаковал немецкую батарею и понёс большие потери от шквального пулемётного огня. Исход боя решила конная атака лейб-гвардейцев. Эскадрон под командованием ротмистра Врангеля, будущего Главнокомандующего Русской армии, завершил операцию, и батарея была взята. Однако потери были огромные. Погибли почти все офицеры эскадрона, в том числе, и прадед Ивана – князь Андриевский. За этот бой командир эскадрона, ротмистр барон Врангель был награждён Георгиевским крестом 4-й степени. Император Николай II отметил, что это первый офицер Русской армии, ставший Георгиевским кавалером в этой войне.

С февраля по март 1915 года конногвардейский полк участвовал в боевых действиях в районах Людинова и Мариамполя. В апреле-июне полк стоял

в резерве в районе Орана-Вамболе, в октябре вёл бои в районе мыз Бригген и Скирно, а с ноября 1915 года по июль 1916 года находился в резерве в районе городов Проскуров и Люцин. Начиная с июля 1916 года, полк принимал самое активное участие в боевых действиях в ходе Ковельской, а затем Владимиро-Волынской операции. С декабря 1916 года по февраль 1917 года Конный полк был в резерве, затем нёс охрану железной дороги. В декабре 1917 года он, как известно, прекратил своё существование в рядах регулярной царской армии.

В годы Первой мировой войны полком командовали генерал-майоры: Скоропадский, Гартман, Оленич, полковник Старосельский. Большинство офицеров полка приняли самое активное участие в Белом движении и доблестно сражались в рядах Добровольческой армии Деникина, а затем

в Русской армии барона Врангеля.

Это краткий итог деятельности Лейб-гвардии Его Императорского Величества полка. Подробнее изложено в моём докладе, - заключил своё сообщение Ваня.- Теперь несколько слов о причинах поражения Белого движения в Гражданской войне: Я много занимался этим вопросом и выработал на этот счёт собственное мнение. Возможно, кому-то оно и покажется спорным, но для этого мы здесь и собрались, чтобы высказать свою точку зрения. Знаю, что многие из нас занимаются этим периодом истории, и мне будет интересно выслушать их мнение по этому вопросу. Так вот. С моей точки зрения, первое и главное поражение Белое движение потерпело в войне лозунгов. Общий и расплывчатый лозунг Белого движения «За единую и неделимую Россию!» был раздавлен конкретным лозунгом большевиков «Землю крестьянам - хлеб голодным!». 15-миллионная русская армия, основу которой составляли крестьяне, стала перед выбором: идти за Белым движением или за большевиками. Одни обещали возврат старых порядков, обходя вопрос

о земле. Другие с их простым и понятным лозунгом – «Землю крестьянам», эту землю обещали. Во что обошёлся этот лозунг крестьянам, они узнают гораздо позже. Но пока крестьяне в солдатской форме качнулись в сторону тех, кто эту землю даёт. Главнокомандующий Добровольческой армией Деникин к решению этого вопроса так и не захотел подступиться. Попытался решить его Главнокомандующий Русской армией конногвардеец, барон Врангель, сменивший Деникина.

В 1920 году в Крыму приняли земельный закон, закреплявший право личной собственности на землю, которой ранее пользовался крестьянин, и выкуп помещичьей земли за пятую часть урожая в течение 25 лет. Но было уже поздно. Крестьяне не поверили в закон отступающей армии, а в России о нём ничего и не знали. Результат известен.

Второе поражение - военное. Меня никто и никогда не убедит, что массы людей, хотя и имеющих оружие, будут бегать толпами по стране и побеждать профессиональных военных, сведённых в офицерские полки, дивизии и армии и обладающих теоретическим и боевым опытом. Меня никто не убедит, что Фрунзе, профессиональный ткач, никогда не служивший в армии даже солдатом, может командовать фронтом и планировать стратегические операции, равно, как и малограмотный фельдфебель Буденный командовать Конной армией. Секрет прост. В Красной армии, начиная с 1918 года, служили 165 тысяч царских офицеров, генералов и генштабистов. Одни по мобилизации под угрозой расстрела семей, другие добровольно, считая, что они идут вместе с народом.

Из ряда публикаций последних лет можно узнать, что не было ни одного штаба, начиная от полкового, кончая штабом фронта, где бы ни служили царские генштабисты, разрабатывающие планы военных операций. В войсках эти операции осуществляли командиры всех рангов, тоже бывшие офицеры. И этот союз профессионалов с солдатами-крестьянами, которые были убеждены, что «белые» идут забрать землю, обещанную им большевиками, принёс поражение Белому движению. Возможно, мои суждения примитивны, но такой вывод для себя я сделал. У меня всё.

Жан Выдыборский вскочил со стула.

- Считаю, что нет причин, оправдывающих предательство. Иного обозначения поведения лиц офицерского звания, нарушивших присягу, я не знаю. И я не жалею, что большевики поступили с ними, как поступают

с предателями. Использовали и уничтожили. Туда им и дорога, хотя я ненавижу этих комиссаров и прошлых, и нынешних…

Отец Жана горячо зааплодировал сыну. Остальные промолчали. А Павел Николаевич сумрачно смотрел в землю. Наверное, эти вопросы поднимались за его жизнь не в первый раз. Жан, видимо, решил и дальше развить свою мысль, но Коля как председательствующий вежливо и твёрдо пресёк его намерения.

- Извини, Жан, но у нас по плану выступление княжны Натали Романовской. После её выступления работа семинара на сегодня заканчивается. Желающие выступить записывайтесь на завтра.

Натали не заставила себя ждать. За время выступления Вани, она успела развесить на штативы рисунки и цветные фотографии с изображениями офицеров и солдат Лейб-гвардии Конного полка в полной форме всех исторических периодов и эпох. Были тут и Колины рисунки из его музея. Впечатление от этого всего было потрясающее. Ребята поднялись со своих мест и окружили стенды с портретами, а Натали давала объяснения по каждой эпохе. При необходимости ей помогал Коля, рассказывая о деталях воинской формы конногвардейцев по своим рисункам.

Остановившись на периоде войны 1812 года, Натали объяснила, что в это время и во время Заграничного похода конногвардейцы носили мундир (колет) из белой кирзы (род плотного сукна). При парадной форме надевались лосиные штаны и ботфорты, в походе - серые рейтузы, подшитые чёрными кожаными леями. На касках, лядунках, чепраках и чушках, помещались восьмиконечные звёзды с изображением двуглавого орла. А штандарт-юнкера (знаменосцы), помимо унтер-офицерских отличий, носили на погонах продольный галун цвета приборного металла (цвета полка) и офицерский темляк на палаше. Кирасы были черные, с красным кантом, чешуя застёжек у нижних чинов чёрная, у офицеров – вызолоченная. Каски кожаные, чёрные, с медным налобником.

Все эти детали Натали показывала на рисунках, цветных фотографиях и слайдах. Конечно, она не удержалась от демонстрации полкового платья императрицы Екатерины II с Георгиевским орденом и сообщила, что уже заказала подобное платье для себя, с поправкой на современную моду.

После этого сообщения Натали призвала всех членов нового братства сшить для себя особо понравившиеся мундиры, чтобы на следующую встречу прибыть, как и положено, потомкам конногвардейцев. Тут же она объявила, что, по согласованию с матерью, приглашает всех принять участие в очередной встрече в будущем году в Вене, в одном из родовых поместий отца, и тоже на берегу Дуная, но уже в альпийской части страны. Закончила выступление Натали под бурные аплодисменты, из чего Коля вслух заключил, что её предложение принимается. На том и порешили. Объявив перерыв на обед, Коля предупредил, что к вечеру готовится поход на рыбалку с ночёвкой, костром и приготовлением ухи по особому дунайскому рецепту.

И замелькали дни и ночи. Сообщения и споры на заседаниях семинара, которые, кстати, не кончались и у костров, чередовались поездками по Воеводине и её достопримечательным местам. Регулярно выезжали на рыбную ловлю с ночёвками и без таковых. Готовили уху исключительно из самолично изловленной рыбы там же на рыбацких станах, подготовленных гимназическими друзьями Коли. Все научились приготовлению не только ухи, «тройной, с дымком», но и саломура, по рецепту Павла Николаевича. Обжигались, шумно выдыхали воздух, но ели с превеликим удовольствием.

Там же у костра Павел Николаевич рассказал ребятам и о своей судьбе, о судьбе таких мальчишек-кадетов, каким был он сам в 1920 году. Ребята узнали, что из 31 кадетских корпусов, существовавших тогда в России, в полном составе был эвакуирован лишь Донской кадетский корпус, попавший вначале

в Египет, а потом частями – в Болгарию и Югославию.

Кадеты из других Российских корпусов вместе с уходящими войсками Врангеля долгое время находились в Турции на Галлипольском полуострове, где пережили все тяготы наравне со взрослыми, а лишь затем попали

в Югославию. Там были организованы три корпуса: Крымский, Донской и Первый Русский, в городах Горажде (Босния), Биличе (Герцеговина) и Белая Церковь (Банат).

Руководители эмиграции делали всё, чтобы ребята получили соответствующее образование, и, что не менее важно в то время, ребят кормили и одевали. Форма оставалась прежняя. Кадеты прошли полный курс по гимназической системе, принятой в России. Уроки проводили цвет профессорско-преподавательского состава Москвы, Петербурга, лучших учебных заведений России. Аттестаты зрелости, выданные кадетскими корпусами, признавались всеми странами мира, а потому многие бывшие кадеты смогли получить впоследствии и высшее образование.

- Нелёгок был наш путь, но мы его прошли, оставшись патриотами России, – заключил свой рассказ Павел Николаевич. – Теперь дело за вами!

- За нами не заржавеет! – бодро вскричал Жан Выдыборский, и тут же, перепутав уху с саломуром, глотнул его целую ложку.

Вытаращенные глаза Жана и его открытый рот говорили сами за себя. Ребята со смехом и поговорками принялись тушить пожар во внутрижановом организме… Кто, заставляя его съесть помидор, кто, вливая в него холодную кока-колу, вытащенную из Дуная, где она хранилась за неимением холодильника, кто хлопал его по спине. В общем, было весело всем, конечно, кроме вечного страдальца Жана. Но спасли и его…

Так промелькнули две недели. Именно промелькнули. Как один миг! И надо было прощаться. Прощаться, когда по-настоящему сдружились. Осознали это только за прощальным столом. Все невольно пригорюнились, а Коля с Натали так и сидели, не отпуская рук. Естественно, что руки держали под столом…

Подняла настроение Мария Сергеевна. Пока сообщество осознавало и переживало, со стороны дома показалась процессия. Впереди выступала Мария Сергеевна, следом за ней двигались в порядке очередности княгиня Ольга, Надин Хмелёва, Милица, и замыкал процессию сам хозяин – Павел Николаевич. В руках у каждого из них было по огромному деревянному блюду, покрытому полотенцем с русским орнаментом. Народ замер и с интересом смотрел на приближающую процессию. Блюда установили вдоль всего стола, и, по сигналу Марии Сергеевны, первой откинувшей полотенце со своей ноши, то же повторили и другие. Все ахнули. На блюдах лежали большие пироги, как говорится, с пылу-жару… Высокие, румяные, с блестящей от масла золотисто-коричневой корочкой, они представляли собой великолепное зрелище. И, когда доморощенная кулинарная бригада взяла в руки большие ножи, наверное,

у каждого из ребят, да и у взрослых тоже, ёкнуло сердце от жалости, что такая красота будет сейчас разрушена…

- Встречали щами, провожаем пирогами! И чтобы дорогу к этому дому не забывали! – обведя добрым взглядом и одарив всех улыбкой, сказала Мария Сергеевна.

Точным движением руки она в одно мгновение ровными линиями располосовала свой пирог на большие куски и кивнула своим помощникам, которые с опаской и осторожно начали нарезать пироги на своих блюдах.

Конечно, такой точности и единообразия в величине порций ни у кого не получалось, даже у Павла Николаевича, но работали они старательно, а Надин Хмелёва даже высунула от напряжения язык…

- Пироги на вкус каждого, - обращаясь к ребятам, сказала Мария Сергеевна. – Если кто из вас не пробовал настоящих русских пирогов, то знайте, что это национальная пища русского народа. Они дошли до нас из глубокой древности, избежав какого-либо иностранного влияния. Помните об этом и любите нашу национальную еду, - закончила Мария Сергеевна свою вступительную речь.

- Начинка пирогов бывает разная. Сегодня мы вам представляем несколько видов начинки. У княгини Ольги пирог с рыбной начинкой, из свежей осетрины и той дунайской рыбы, которую вы выловили вчера. Так что вместе с княгиней вы тоже соавторы этого пирога. У Надин, мамы Эрика, капустная начинка из тушёной капусты, она вместе с зеленью и рублеными яйцами является одним из любимых блюд русских людей. Павел Николаевич угощает вас своим любимым пирогом с грибами, луком, перцем, крутыми яйцами и сметаной, я уверена, они придутся по вкусу каждому из вас. Ну, а у меня кулебяка. Знаете ли, что это такое? Это пироги со сложной начинкой. У меня начинки из мяса говядины, фазаньего мяса и ливера. Чтобы сохранить чёткие разделения между рядами начинок, я их перекладывала тонкими тестяными блинчиками. Посмотрите и попробуйте сами. В одном из пирогов находится небольшая монета. Всего-навсего царская копейка. Для того, кому повезёт её найти, полагается сюрприз. Смотрите, не проглотите монету! А теперь – Приятного всем аппетита!

Коля подошёл к бабушке, крепко расцеловал её в обе щеки и сказал, обращаясь к ребятам:

- Предлагаю занести эту речь в протокол семинара как самостоятельное выступление, имеющее кроме всего, практическое воплощение. И второе. Без бабушкиных речей и практических их воплощений не начинать ни одного семинара, где бы он ни проходил!

Шквал оваций и криков был ответом на шутливое предложение бабушкиного внука. Хотя какое там шутливое! Между поцелуями и словами благодарности за науку приготовления русских блюд, княгиня Ольга на полном серьёзе договаривалась с Марией Сергеевной о встрече на семинаре в Вене в будущем году: «С целью распространения русского кулинарного опыта в австрийской столице…»

Пока благодарные ученики-кулинары превозносили своего шефа, дегустация пирогов шла усиленными темпами. Конечно, нашлась и копейка, запеченная

в тесте кулебяки и, конечно, она зазвенела на зубках Натали. Под звуки магнитофонных фанфар и крики народа за столом, Коля и Павел Николаевич доставили из летней кухни огромнейший торт под звучным названием «Наполеон» и поставили его перед Натали. И теперь уже она наделяла каждого частичкой доставшегося ей счастья, а не менее счастливая, её мама, княгиня Ольга, поила всех чаем из старинного, сверкающего медью, русского самовара…

А потом была бессонная ночь перед отъездом, и не только для Коли и Натали, которые провели её, сидя, обнявшись на краю обрыва, под которым нёс свои воды седой Дунай. Не спали почти все. Перебирали в памяти события и минуты прошедших дней. И очень уж не хотелось разъезжаться. Вот так бывает в жизни. Не каждый день, не всегда, но бывает. А может это и называется счастьем?..

Рано утром подъехал заказанный автобус, и все погрузились в него. Коля, Томаш и Милица вызвались провожать гостей до Белграда прямо до трапов

в самолеты. Цель - помочь избежать им предотъездной нервотрепки, неизменной спутницы всех путешествующих, к тому же не знающих языка и особенностей чужой страны. Хотелось, чтобы праздничный настрой ребята увезли с собой, и он остался до будущей встречи. А Коля так и не смог выпустить руку Натали из своей руки…

Слёзы и прощальные поцелуи остались позади, и автобус вырвался на скоростную трассу. Председатель «Союза потомков» и его боевой заместитель сидели сзади и обсуждали будущую встречу. Говорил, правда, лишь Коля, а Натали только счастливо улыбалась, положив свою русую головку ему на плечо. Личный состав «потомков» тоже не терял времени даром. Сбросив прощальную грусть, ребята обсуждали дни прошедшие и планировали свои действия на дни будущие.

Мама Эрика не могла нарадоваться на сына. За две недели общения

с ребятами на русском языке он сделал такие успехи в произношении, которые не мог приобрести за целый год. Да и характер его начал меняться в лучшую сторону, и стеснительность, порою сковывающая его, начала постепенно уходить. Надин Хмелёва просто светилась от счастья, наблюдая, как Эрик ведёт о чём-то довольно резкий спор с всезнающим Жаном, явно затыкая того за пояс.

Кстати, папаша Жана, тоже большой спорщик, сидя рядом со своим оппонентом в вопросах Гражданской войны, отцом Володи Муромцева, мирно обсуждал с ним проблемы донного лова на Средиземном море.

Аристарх Соловьёв и Дима Олсуфьев что-то переписывали друг у друга. Не хватило, знать, времени на семинаре. А Саша Филатьев с Иваном Андриевским и Мишей Чичериным рассматривали и рассматривали слайды Натали, по всей видимости, выбирая для себя мундиры.

- Мы всё-таки правильно решили, - задумчиво сказал Коля.

- Ты о чем? – безмятежно спросила Натали.

- О теме следующего семинара. Гражданская война и Белое движение – для нас пока ещё белое пятно…

- Не только для нас, - отозвалась Натали. – Я думаю о другом. О нынешней России. Это тоже тема. И мы должны быть в курсе, что делается там сейчас.

- Не очень-то там сейчас спокойно.

- Между прочим, у вас тоже.

- Эх, братья-славяне, братья-славяне! – вздохнул Коля.

- Но ты мне обещай, если здесь что-то будет не так, ты немедленно приезжаешь к нам в Вену! Даёшь обещание? – и Натали, сняв голову с плеча Коли, посмотрела на него требовательным взглядом.

- Непременно! – с чувством, в котором было больше иронии, чем благодарности, сказал Коля, нисколько не сомневаясь, что уж тут с ним ничего и никогда не случится.

Так в разговорах и доехали до аэропорта и до самого вечера отправляли по очереди всех гостей. Слава Богу, отправка прошла с минимальной нервотрёпкой, и все благополучно вылетели домой, а Коля, Томаш и Милица на рейсовом автобусе отправились в Вуковар

И вновь чередой полетели дни, наполненные обычными заботами, но к ним прибавились заботы новые и приятные. С этими заботами Коля вставал и

с ними ложился, о них думал на уроках в гимназии и даже на контрольных и экзаменах.

Телефонная линия между председателем «Союза потомков Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка» и его заместителем, находящемся в славном городе Вене, накалилась добела. Дед только почёсывал затылок, глядя на счета телефонной компании. Но молчал. Понимал, значит…

А, между прочим, в бедовой головке боевого заместителя, возникли вполне здравые и интересные предложения. В частности, Натали, предложила

к предстоящей встрече «потомков» в Вене, издать сборник докладов ребят на первом семинаре в специальном альманахе нового сообщества и на будущее издавать такой альманах ежегодно. Идея, конечно, замечательная, но для её реализации стояло масса проблем: финансовых, юридических, переговорных и ещё, чёрт знает каких, с которыми ни председатель, ни заместитель никогда не сталкивались. Но поскольку оба они, по выражению бабушки, были «сделаны из одного теста» и упорства им с лихвой хватало на десятерых, дело продвигалось, хотя и не так быстро, как бы того хотелось.

Оповещённые «потомки» предложение приняли с радостью, и все как один сообщали, что доклады и рефераты к следующему семинару будут готовить более тщательно, с расчётом на их публикацию. А пока было решено, что Коля, у которого на руках были копии всех прошлых выступлений, вместе с дедом займётся их редакцией и подготовкой к публикации в альманахе. Утвердили и его название: «Вестник потомков Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка». Коротко, внушительно и ясно.

Натали с матерью занялись технической стороной вопроса, а Коля с дедом, сразу принявшим эту идею, занялись творческой работой.

К тому же, ребята начали присылать добавления к материалу и делать некоторые исправления. Так что работы хватало, и конца краю не было видно. Но голосок Натали звучал в трубке Коли чуть ли не ежедневно, прямо с раннего утра, что придавало ему и сил, и энергии.

Так и шли дни за днями, месяц за месяцем, и Коля, вращаясь в своём новом мире, совершенно оторвался от мира, где он жил прежде, практически не замечая ничего вокруг. А не заметить происходящего рядом мог или только слепоглухонемой или такой, каким стал Коля. Короче говоря, положение

в стране стало просто угрожающим. И не только в центре, но и в каждом населённом пункте.

Непроизвольно оторвавшись от гимназических друзей, Коля как-то не увидел, что прежней компании уже давно нет, а хорваты Дарко Прерадович и Иво Драшкович, по сути, стали врагами сербам Милошу Марковичу и Слободану Миятовичу. Коля очнулся лишь тогда, когда пришёл прощаться его лучший друг Томаш Бахорич, вместе с семьей уезжавший на постоянное место жительство в Словению, откуда родом были его давние предки.

- Вот так! Дожили!.. – Только и мог сказать он при расставании. – Уезжайте отсюда. Этот край и наш город – камень преткновения между Сербией и Хорватией. Уезжайте, и как можно быстрее! - настоятельно повторил он, обращаясь уже к Павлу Николаевичу и Марии Сергеевне.

Коля молча обнялся с Томашем, и тот уехал на свою «историческую родину», срочно объявившую себя независимой и суверенной, как и другие республики федерации…

А тут и подоспело объявление суверенитета Хорватии, в её состав, конечно, включался город Вуковар. Потом сербы создали некое государственное формирование под названием «Сербска краина», наотрез отказавшееся вступать в Хорватию, и пошло, и поехало… В городе начали создаваться добровольческие отряды сербов и хорватов. Появилось много оружия, с ним, уже не прячась, ходили по улицам, а кое-где уже звучали выстрелы. Начались грабежи и насилие. Кто был прав, кто виноват, уже никого не интересовало.

В Белграде на дерзость хорватов топнули ногой, и, как сообщалось по телевизору и радио, сюда начали подтягиваться крупные силы бронетанковых и механизированных дивизий из Новосадского и Крагуевского военных округов, парашютно-десантные и диверсионные бригады и, конечно, артиллерийско-ракетная техника. Назревал второй «Сталинград». Это слово вспомнили вначале журналисты, потом участники второй мировой. Почти полвека без войн… Просто не верилось…

Не верили этому и Павел Николаевич и Мария Сергеевна. Ах, как напрасно, как напрасно!.. Во всяком случае, подогреваемые постоянными звонками родителей Коли из Германии, которые уже не могли въехать на территорию Югославии, бабушка с дедушкой решили отправить Колю, пока есть возможность, в Германию. Сами они, несмотря ни на какие уговоры, покидать Вуковар не собирались. Оставить виллу и свою викендицу, место, где была прожита почти вся жизнь, было свыше их сил. На все уговоры на этот счёт Павел Николаевич отвечал одно и тоже:

- Мы своё прожили. А там, как Бог даст! – Мария Сергеевна ничего не говорила, она молча кивала головой, поддерживая решение мужа.

Натали, звонившая теперь по несколько раз в день, такое решение

в отношении Коли приветствовала, но повлиять на позицию старших Перфильевых она так и не смогла. Не смогли повлиять на них и родители Коли. Впрочем, все эти уговоры и переговоры вскоре стали абсолютно ненужными и бесполезными.

В один из дней так полыхнуло и загрохотало, что половина виллы Перфильевых превратилась в груду камней. По счастью, все сумели выбраться из завалов и очутились на улице. Улица, а вернее, груда камней – всё то, что осталось от домов и вилл, пылала. Коля с дедом раскопали дверь, ведущую

в подвал, и все трое без промедления спустились в него. Электричества не было. Павел Николаевич зажёг свечу и при её тусклом свете нашёл несколько табуреток. Все сели и молча посмотрели на своды подвала. Сооружение было хлипким и прямого попадания явно бы не выдержало. Штукатурка летела на головы от каждого ближнего и дальнего разрыва.

- Надо прорываться на викендицу. Там подвал-бомбоубежище и запасы неплохие. Там и пересидим, - твёрдо сказал Павел Николаевич.

- Как мы туда попадём? Не видишь, что творится?! – глухо ответила Мария Сергеевна. – Да и от машины - одни воспоминания…

- Надо в порт, на катер и уходить отсюда, пока хватит топлива, - убеждённо сказал Коля.

- Нет, внучек! Далеко отсюда не уйдёшь. Достанут и на Дунае. А вот

с катером, это ты правильно решил. Дождемся затишья и перебежками в порт, а там – на катер и домой, на викендицу.

- Ладно, - согласился Коля. – Давай попробуем…

Ждали долго. И всё-таки дождались. Обстрел закончился. Прислушались. Вроде, тихо. Осторожно вылезли из подвала и огляделись. Виллы больше не существовало, соседских домов тоже, да улицы просто не было. Одни полыхающие камни. Черный дым и черная копоть…

- Документы! – закричал Коля, - Я сейчас! – И он кинулся на то место, где только что стояла их вилла.

- Коля, назад! Немедленно назад! – Этот крик бабушки был последним из того, что услышал Коля, перед тем, как потерял сознание. И он уже не ощутил ни взрыва, ни того, что какая-то чудовищная сила подняла его в воздух и бросила на развалины собственного дома.

Время остановилось. А Коля все лежал. Сначала вернулся слух, и он явственно услышал треск автоматных очередей. Близко, совсем близко. Коля сел и, осторожно поворачивая шеей, где чувствовал нестерпимую боль, начал осматриваться.

На месте, где стояли дедушка с бабушкой, была громадная яма.

- Наверное, воронка, - тупо промелькнуло у него голове. – Так это называется…

Тут его глаза остановились на предмете, лежащем недалеко от его ног. Коля встал на четвереньки и пополз к нему. Полз, холодея от ужаса, поскольку уже отчётливо видел, что это две оторванные руки, намертво скреплённые рукопожатием. По обрывкам рубашки и кофточки Коля определил, что это руки бабушки и дедушки. Он упал лицом на камни перед ними и долго лежал, не шевелясь. Разрывы прекратились, но стрельба шла отовсюду. Изредка в неё вклинивались разрывы гранат. Коля поднялся и двинулся по руинам в поисках чего-то необходимого и нужного, но чего, он никак не мог вспомнить. Наконец, он увидел покорёженные доски платяного шкафа, а невдалеке белеющий конец скатерти. Коля потянул за этот конец и вытащил скатерть, выстиранную и отглаженную заботливыми бабушкиными руками, и внезапно закричал в полный голос, уткнувшись лицом в этот комочек уже прошлого мира… Потом Коля действовал более осмысленно. Он расстелил скатерть, осторожно положил на её середину всё, что осталось от бабушки с дедушкой, и начал обследование близлежащей территории. Ничего не найдя, Коля завернул руки в скатерть, расчистил от завала место, где стоял могучий дуб, и, докопавшись до его корней, положил под них свёрток. Смастерив из нескольких дощечек крест и замотав его проволокой, он засыпал свёрток, воткнув крест в середину холмика. Троекратно осенив себя крестным знамением, Коля двинулся в сторону порта. Он шёл по безлюдному и мёртвому пространству руин бывших домов, вилл и коттеджей этого некогда престижного района. Шёл интуитивно к улице Рибара, по которой ещё не так давно лихо гонял на мопеде. Шёл, перелезая горы завалов, не прячась и не таясь. Да и не от кого было таиться. Ни одной живой души не встретилось ему на пути. Где люди? Живы? Мертвы? Погребены под стенами рухнувших домов? Коля не знал этого. Он просто шёл, а дорогу ему подсказывал его инстинкт, поскольку узнать что-либо вокруг было никак нельзя. Автоматные очереди стали отчетливее. Сквозь дым горящих остовов домов Коля увидел мелькающие фигуры с автоматами и гранатомётами на плечах. Фигуры то появлялись из развалин, то исчезали в них. Коля залёг за сохранившимся обломком стены дома, прислушался и стал выжидать. Наконец, мимо него пробежали двое. Выглянув, он увидел у них на рукавах трёхцветные повязки с хорватской эмблемой посередине. Значит это хорватская часть города. Он осторожно двинулся вслед за ними. Когда в просвете руин показалась полуразрушенная часть девятиэтажного дома, то Коля понял, что до центральной улицы Рибара осталось два шага. Но эти два шага пройти было невозможно.

Центральная улица стала линией разделения сил сербов и хорватов. Коля увидел, что из развалин графского замка (всё-таки разрушили!), по ту сторону улицы, часто выскакивали фигурки в армейской форме и в касках. Значит, там сербская армия. Но наряду с солдатами мелькали фигуры в гражданской одежде, а это означало, что воюют и местные добровольцы.

Интенсивный огонь вёлся и с той, и с другой стороны, и, чтобы перейти улицу в этом месте, можно было только мечтать. Значит, надо было идти параллельно, за спинами хорватов, и спускаться к Дунаю. Иного пути к порту, где стоял катер, просто не было. Всё это Коля и начал осуществлять короткими перебежками от одних руин к другим, то падая и замирая на месте, то вскакивая и, что было сил, бросаясь вперёд. Так он добрался до развилки двух дорог. Одна из них как бы являлась продолжением центральной улицы и вела на загородное шоссе к поселку Борово, другая спускалась прямо к порту. Коля засел в кустарнике у последнего дома улицы, который, к его удивлению, был ещё цел. Когда-то в далекие времена здесь помещалась тюрьма. Её стены выстояли уже в нескольких войнах, выстаивали и сейчас. Всё-таки качественно строили в давние времена! Коля усмехнулся так некстати пришедшей в голову мысли и принялся думать, как же пересечь эту развилку. Кстати, стрельба здесь была явно не так сильна, хотя всё-таки и была. Надо было решаться…

В этот момент в спину Коли упёрся железный предмет, который мог означать только дуло автомата или винтовки. Знакомый голос Дарко Прерадовича сказал над головой:

- Тихо! Без шума…

Коля повернул голову. Точно. Над ним стоял Дарко, главный специалист по катеру в их компании, с хорватской повязкой на левом рукаве камуфляжной куртки. Ствол его винтовки упирался Коле в спину.

- Что ты здесь делаешь? – спросил Дарко.

- А ты?

- Воюю, как видишь…

- Со мной?

Дарко усмехнулся и убрал ствол со спины Коли.

- Пока со Слободаном и Милошем. Они на той стороне, - Дарко кивнул на противоположную сторону улицы, где засели сербы.

- Вот и дождались светлого дня!.. А где Иво?

- Тут Иво, тут! – и Дарко чуть слышно присвистнул.

Ответный свист не заставил себя ждать, и вскоре из-за кустов поднялась голова Иво Драшковича. Увидев Колю, он подошёл, держа в руке автомат Калашникова и присев рядом на корточки, вопросительно посмотрел на него.

- В порт пробираюсь, - ответил Коля на его вопросительный взгляд.

- А как твои?

- Нет моих! Убили и бабушку, и дедушку…

- Кто убил?!

- Может ваши, а может те, - кивнул Коля в сторону сербских позиций. - Кто сейчас разберёт…

- Сочувствую тебе, Коля! Светлая им память. Прекрасные были люди!

Помолчали. Потом Дарко сказал:

- Надо его провести в порт.

- Надо, и немедленно! Сказали, что скоро начнётся новый налёт. Свистни Слободану…

Дарко кивнул и, вытащив из кармана небольшой свисток, издал из него мелодичную трель. Этот свисток знала вся Колина компания, и Дарко нередко пользовался им на охоте и на рыбной ловле, подзывая товарищей. Со стороны сербов показалась голова Слободана Миятовича.

- Что надо?

- Коля у нас! Надо провести в порт, - крикнул Иво.

На той стороне помолчали, потом раздался голос Милоша Марковича:

- От угла тюрьмы – бегом в нашу сторону. Мы встретим. Только сразу! Сейчас начнётся «концерт».

- Понял, идем! – И Дарко подал руку Коле, помогая ему подняться с земли. – Давай, Коля!

- Вы что? Так и стреляете друг в друга? – Изумлённо спросил Коля.

- Друг в друга не стреляем, пока одни. Стараемся в воздух. Ну, а когда

с другими…

- Понятно…

- Пошли, Коля, пошли! – И Иво потянул его за руку в сторону бывшей тюрьмы.

Возле угла остановились. Повернулись лицом друг к другу и по очереди обнялись.

- Уезжай поскорее. Бери катер и дуй на Бездан. Там пограничный переход

в Венгрию. Катер заправлен, тяни, пока топлива хватит. – Сказал Дарко.

- Не хватит – иди берегом, и никому не попадайся. Обходи всех, - добавил Иво. – Ну, давай! С Богом!

Дарко вновь свистнул, и Коля стремглав понёсся через улицу. Мгновенье, и он стоял перед Милошем и Слободаном. Тут обошлись без разговоров. Слободан кивнув Коле, согнувшись и держа винтовку наперевес, побежал

к спуску в порт через проходы в развалинах. Коля последовал его примеру, успев на ходу пожать руку Милошу. Тот сразу поднял свою винтовку и направил её в сторону портового спуска. Прикрывал, значит, их рывок с Слободаном.

- Ну и ну! – только и подумалось Коле.

Минут пять потребовалось им, чтобы добежать до портового ресторана «Морнар», теперь, конечно, уже бывшего, поскольку кроме битых кирпичей на его месте ничего не было. На причале лежал, раскинув руки, знакомый полицейский из речной полиции, по имени Желько. Лежал неподвижно

с открытыми глазами. Катер стоял на своём месте целый и невредимый. Наверное, помог высокий причал, как щит прикрывавший его. Слободан стал спиной к Дунаю, держа винтовку на уровне глаз, в полной боевой готовности.

- Катер в порядке? – отрывисто спросил он.

- Кажется…

- Прыгай! И вперёд!

Коля хлопнул его по спине и прыгнул вниз на катер. Слободан всё так же стоял спиной к Дунаю и оглянулся лишь тогда, когда заревел двигатель, Он помог скинуть концы с причальных тумб и махнул Коле рукой. В тот же момент заработала артиллерия. С какой стороны, Коля так и не понял, но снаряды начали ложиться невдалеке от ещё уцелевших портальных кранов. Прибавив ходу, Коля направил катер в сторону противоположного берега. Лишь краем глаза он успел заметить, что Слободан, согнувшись, бежит вверх, к своим позициям, а там уже огненными шапками вздымаются в воздух снарядные разрывы. И тут он увидел прямо по носу катера судно.

Это был большой линейный буксир-толкач, который приткнулся к баржам, стоявшим на якоре возле берега. Судя по всему, толкач пытался сформировать караван и вывести его из-под огня. На его рубке большими русскими буквами было написано: «МОСКВА».

- Наши! Есть Бог на свете! - подумал Коля и, не колеблясь, направил катер

к толкачу.

До буксира оставались не более пятидесяти метров, когда снаряд разорвался прямо у его борта. Тут же возник громадный фонтан воды, достигший высоко поднятой рубки. Это уже потом Коля узнал, что на буксирах-толкачах рулевые рубки поднимаются вверх для увеличения обзора, которому мешают грузы на палубах барж. Сейчас рулевая рубка была в наивысшем положении, и всё равно водяной вал от разорвавшегося в воде снаряда обрушился на неё. С мостика по радио последовала команда, и люди, выбиравшие якорь на носу баржи, засуетились. К сожалению, это был не случайный выстрел. Тут же последовал ракетный удар, и Коля увидел, как ракета просто вонзилась в рулевую рубку и разорвалась там. В это время нос его катера ткнулся в борт баржи, возле которой стоял буксир, и Коля ещё успел накинуть и закрепить швартовый конец за кнехт баржи. От взрыва ракеты его кинуло на палубу катера, но он быстро вскочил и перемахнул вначале на борт баржи, а уже с неё на корму буксира. Там он чуть не наступил на лежащего около швартовой вьюшки человека, по всей видимости, матроса. На руках у него были брезентовые рукавицы. Наверное, работал с тросами, которые кольцами были разложены по палубе. Коля потряс его за плечо, потом перевернул лицом к себе. Повреждений вроде бы не было. И тут он открыл глаза.

- Что это было? – с трудом спросил он.

- Обстрел. Ракета. – Коротко ответил Коля.

- А ты откуда взялся? – спросил матрос, с кряхтеньем поднимаясь на ноги.

- Я с берега. Русский. Живу здесь.

- Из торгпредства, значит.

Коля не ответил. Он смотрел вверх на рубку, куда по отвесному трапу полз человек в форменной рубашке и с золотыми нашивками на погонах. Матрос, тоже посмотрев наверх, сказал:

- Помполит полез, – и, увидев, что Коля не понял, добавил, - Первый помощник капитана по политической части.

- Значит, комиссар, - вырвалось у Коли.

Матрос со странным интересом посмотрел на него.

- Так, говоришь, ты из Торгпредства или из агентства?

- Я говорю, что я с берега и что я русский, - ответил Коля.

Больше им поговорить не удалось. По громкой связи прозвучал голос:

- В рубке раненые. Подвахте с носилками в рубку. В машине! Рубку спустить! Рулевым перейти на ручное управление. На караване! Бросайте баржу! Всем на борт! Снимаемся! Старпом срочно в рубку!

Едва затих голос в динамике, как рубка поползла вниз, а с барж побежали на буксир люди. Матрос, стоящий возле Коли, тут же сорвался с места и через минуту с носилками, свёрнутыми в трубку, уже карабкался по трапу спускающейся рубки. За ним бежали еще трое.

После небольшой паузы голос в динамике вновь отдал команду:

- Отдать кормовой!

Отдавать было некому. Матрос убежал в рубку. На корме оставался один Коля. Он без размышлений надел брезентовые перчатки, брошенные матросом на палубу, и начал снимать трос с кормовых кнехтов. Это были не веревочки на катере, но Коля трос снял. Тут же загрохотали шаги на барже. Кто-то сбросил провисший трос с кнехта баржи, и тут же прыгнул на корму буксира, упав рядом с Колей.

- Вира канат! - Прохрипел он, поднимаясь, и они вдвоём начали быстро выбирать трос, который мог уйти под корпус и намотаться на винт.

- Всё это Коля понимал без слов. Катерная выучка, какая никакая, а всё же была.

Освободившись от швартовых концов, толкач отошёл от барж и, увеличивая ход, пошёл вверх по Дунаю, придерживаясь левого берега. Правый, где находился порт, полыхал и гремел разрывами. И тут же на месте, где только что стоял толкач, раздался взрыв, и блеснула яркая вспышка. Баржа, затрещав, накренилась, а от Колиного катера остались лишь обломки, поплывшие вниз по течению.

По громкой связи вновь раздался голос.

- Вниманию экипажа! Говорит старший помощник. Судно подверглось военному нападению. Капитан ранен. Командование принимаю на себя. Санитарной группе развернуть лазарет в кают-компании. Идём на ручном управлении. Экипажу укрыться в нижних помещениях. Будем прорываться

в Бездан.

Коля всё так же стоял на корме, забыв снять брезентовые рукавицы, и как-то безучастно провожал взглядом уплывающие по воде обломки, которые ещё несколько минут назад были его катером.

- Кто такой? – раздался за его спиной голос.

Коля обернулся и увидел человека с тремя золотыми нашивками на погонах, ещё недавно взбиравшегося по трапу в рулевую рубку. Первый помощник, комиссар, догадался он. За спиной у комиссара показались люди с носилками, на которых лежал человек с головой, закрытый простынёй. На белой простыне ярко проступали кровавые пятна. Носилки втиснули в проходе между судовыми механизмами и поставили на палубу.

- Всем в помещение! – скомандовал комиссар. – И, не ожидая ответа от Коли на свой вопрос, сказал. - Пошли, расскажешь! - и тот послушно пошёл за ним.

Каюта комиссара располагалась рядом с кают-компанией. Через её открытые двери было видно лежащего на обеденном столе человека, вокруг него суетились две женщины в поварском облачении. Одна бинтовала ему грудь, другая помогала ей. Ещё в одной каюте, с открытой дверью, на которой висела табличка «Капитан», лежал на койке человек с перебинтованной головой. Он поманил комиссара знаком руки:

- Возьми ключи от сейфа, - слабым голосом сказал он комиссару. – В случае чего, знаешь, что делать…

- Не беспокойся, Пётр Иванович. Как ты?

Капитан ничего не ответил, глаза его закрылись, и ключ от сейфа выпал из ослабевшей руки. Комиссар поднял ключ, пощупал пульс у капитана и вышел из каюты. Коля, ожидая его, стоял в коридоре, переминаясь с ноги на ногу. Мельком взглянув на него, комиссар спросил через дверь поваров-санитаров:

- Как Иващенко?

- То приходит в себя, то теряет сознание, - ответила одна из женщин.

- Ладно. – Комиссар повернулся к Коле. – Давай, быстро. Кто такой?

- Живу в Вуковаре. Из русской семьи. Близких сегодня убили. Отец и мать – врачи, в Германии. Подошёел к вам на катере. Катер разбит. Возьмите с собой до первой остановки!

- Как зовут?

- Николай Перфильев.

- Документы есть?

Коля только развёл руками. Комиссар посмотрел на него и понимающе усмехнулся, а Коля вдруг увидел свое отражение в зеркальном стекле двери кают-компании и тоже усмехнулся, но только уже горько. Из стекла на него глядел чумазый парнишка с всклокоченными волосами, с кровавыми потёками на лице и голых руках. От рубашки и брюк остались клочья, висевшие на теле.

- Ладно. Потом разберёмся. Сейчас сиди в кают-компании, - комиссар показал на дверь. – И никуда не высовывайся. Понял?

Коля кивнул головой, а комиссар, повернувшись, почти побежал по коридору. Наверное, в рубку, подумал Коля. Чуть помедлив, он зашёл в кают-компанию и в нерешительности остановился в дверях.

- Проходи. Садись. – Сказала пожилая женщина, заканчивая перевязку раненого. – Намучился бедняга. Слышала, что рассказывал первому помощнику. Сейчас закончим, покормим тебя.

- Что это вы там такое творите у себя?! – вдруг спросила вторая, молодая и привлекательная девушка.

Коля не успел ответить, как первая женщина укоризненно сказала:

- Катя! Чего ты к ребёнку пристала? Он сам натерпелся. Небось, слышала, что он рассказывал первому помощнику…

- Да я что? Я ничего. А Сашу вот убили! - И она заплакала.

- Третьего помощника капитана убили. Наповал. Молодой совсем, недавно женился, - пояснила пожилая. – Скоро ребёнок родится, и уже сиротой… А капитана и рулевого вот ранили. – Она тяжело вздохнула и продолжала перевязку.

Коля осторожно присел на стул у переборки и закрыл глаза. У него уже не было сил даже на воспоминания. Он просто впал в состояние какой-то невесомости и отрешённости от мира, в котором пребывало его тело. Потом он автоматически отвечал на разные вопросы разных людей, автоматически ел густой украинский борщ, абсолютно не ощущая его вкуса, потом провалился

в глубокий сон на чьей-то койке.

Очнулся от тишины. Сколько проспал и где они сейчас, Коля не представлял. Но судовые двигатели не работали, и было слышно, как за бортом плещется вода. Вдруг по трапу загремели шаги, и дверь в каюту, где лежал Коля, отворилась.

- Слышь, вставай! – послышался голос матроса, которого Коля мельком видел ещё на корме. – Комиссия на борту. Вызывают.

- Какая комиссия? – переспросил Коля.

- Обыкновенная. Пограничники, таможенники, карантинные врачи. В Бездане мы. На пограничном переходе, на входе в Венгрию. Прорвались всё-таки! Сейчас на борту ваши, югославы. Давай быстрее!

В кают-компании сидели люди в югославской полицейской и таможенной форменной одежде. Они без единого вопроса выслушали Колин рассказ, потом один из них написал на бумаге фамилию и имя Коли и то, что он является беженцем из города Вуковара. Поставил дату и хлопнул печать на свою подпись.

- Это всё, что я могу для тебя сделать, парень! – угрюмо сказал он и

с участием пожал Коле руку.

Югославская бригада хлопнула по рюмке «Столичной», поднялась и сошла

с борта. Тут же заработал двигатель, и толкач отошёл от причальной стенки.

- Садись, Коля! – пригласил его первый помощник капитана. – Будем решать твою судьбу на ближайший период. Что сам-то собираешься делать?

- Я хочу добраться до Вены. Туда приедут за мной родители. Только вот не знаю, как добраться.

- Тут мы тебе, брат, помочь не сможем. Сейчас идём на венгерский порт Мохач. Там будет оформление на прохождение венгерского участка Дуная. Не знаем, что будет с нами. Нужно сдать раненых, покойника и становиться на ремонт. Как посмотрят венгерские власти на тебя и на твой новый документ, не знаю.

- Мне бы связаться с родителями и с Веной…

- А кто у тебя в Вене? Родственники?

- Да, так… - замялся Коля.

Первый помощник посмотрел на него, усмехнулся и сказал:

- Сейчас связи у нас нет. Радиорубка разбита. Придём в Мохач, что-нибудь придумаем. Не вешай носа! Да. И ещё одно. Мы тебя, конечно, можем переодеть, что-нибудь да найдём, но мой совет, надо пока повременить. Вид у тебя сейчас, соответствующий для беженца. Знаешь, иногда надо учитывать психологию людей. Венгерским властям тоже не чужды человеческие чувства…

Коля согласно кивнул головой и с благодарностью посмотрел на комиссара.

- Огромное спасибо Вам…, - Коля замялся. – Владимир Фёдорович, - подсказал комиссар. – Не стоит благодарности. Ведь мы с тобой русские люди, а русские испокон века выручали друг друга.

Владимир Фёдорович встал и, ободряюще взглянув на Колю, вышел из кают-компании. Жана бы сюда! С его теориями, вот к такому комиссару, - подумал Коля.

Психологический эксперимент первого помощника удался полностью.

В Мохаче венгерских властей удовлетворил и Колин рассказ, и справка, которую дали югославские коллеги в Бездане, ну, а окончательно тронул всех сам вид, не говоря уже об экстремальных событиях на судне. Во всяком случае, в Венгрию его впустили, оформив статус беженца.

Слухи о событиях в югославском городе Вуковаре дошли и до Мохача, но Коля был первый беженец оттуда. Его слушали с большим вниманием и вскоре на судно набежали местные журналисты, вцепившиеся в него мёртвой хваткой. Пока Колю пытали журналисты, Владимир Фёдорович, или комиссар, как про себя звал его Коля, не терял времени даром. Вместе со старшим помощником, принявшим на себя обязанности капитана, они связались с местными властями, поместили раненых в госпиталь, а мёртвого третьего помощника – в морг. Потом они зашли на стоящий рядом туристический теплоход «Волга» и связались с руководством пароходства.

У туристического теплохода срывался рейс. Набитый под завязку западными туристами он должен был следовать из Вены в низовья Дуная,

в порт Измаил. Но граница Югославии оказалась закрыта. Выслушав прибывших коллег, капитан «Волги» доложил в пароходство и туристическую компанию о сложившейся ситуации и сейчас ожидал распоряжений.

Реально было возвращение в Вену и высадка туристов. Иного решения не могло и быть. И Владимир Федорович увидел в этом шанс для Коли. Услышав его рассказ, капитан «Волги» дал согласие взять Колю до Вены, конечно, если будет такое решение о возвращении туда. Вскоре оно поступило.

Пока вылавливали туристов, которые от скуки расползлись по небольшому городку, пока объясняли им сложившуюся ситуацию и выслушивали их гневные претензии, Владимир Фёдорович кинулся на толкач и привёл Колю на «Волгу». Выслушав его и оценив внешний вид, капитан немедленно распорядился придать Коле человеческое обличье, оказать медицинскую помощь, накормить, подобрать чистую одежду и выделить койку. Что и было выполнено.

Перед уходом к врачу Коля молча обнял комиссара, а тот успокаивающе похлопал его по спине.

- Своё обмундирование не выкидывай. В Вене пригодится! Я коллегу уже проинструктировал, - шепнул он Коле на прощание.

Коля немного отошёл, привёл себя в потребный вид, спрятав при этом свои лохмотья под выделенной ему койкой. После чего он попросил разрешения связаться с родителями в Германии и с «родственницей» в Вене. Капитан дал такое разрешение, и скоро Коля сидел в радиорубке и слушал в телефонной трубке причитания матери, ободряющий, сквозь те же слезы, голос отца и тревожно-любящий голосок Натали.

Договорились, что все будут ждать его возвращения на Венском причале.

В оставшееся время Коля старался уединиться. Забился в уголок на одной из палуб шикарного речного лайнера и смотрел на воду, на проплывающие мимо города и сёла, но красоты Дуная и дикой природы совсем не трогали его. Он был благодарен людям, не докучавшим ему со своими расспросами. Хотя

с самого начала такие попытки были.

Иногда Коля впадал в забытьё, и сразу же к нему приходили дедушка

с бабушкой. Они говорили с ним обо всём, и, очнувшись, Коля вновь крепко зажмуривал глаза, но бабушка с дедушкой уже не появлялись. Утомились, решал Коля. Пусть отдохнут. И ждал следующей встречи…

Так добрались до Вены. Она выросла внезапно, и весь дальнейший путь до причала Коля простоял на палубе, неотрывно вглядываясь в приближающийся берег. Теплоход, носивший имя великой русской реки, медленно приближался

к причалу столицы Австрии.

Несмотря на внеплановый приход, весь берег был запружен народом. Туристы вырывали друг у друга бинокли, разыскивая в толпе встречающих. Но их было крайне мало. Толпа глазела не столько на судно, сколько на необычную группу, стоящую прямо на причале. Не заметить их было просто невозможно. Уж слишком она была яркой. Когда расстояние между судном и причалом стало минимальным, с берега грянула музыка. Играл оркестр, одетый в яркие костюмы времён императора Франца-Иосифа. Оркестранты стояли стройными рядами, как на параде, в расшитых, с галунами, красных камзолах и в белых брюках с красными лампасами, а дирижёр мастерски отсчитывал такт роскошным посохом, перевитым разноцветными лентами.

Коля сразу узнал марш. И тут же увидел шеренгу, стоящую впереди оркестра. Девять потомков Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка из девяти стран Европы в полковых мундирах разных исторических времен стояли, отдавая честь, приложив руки к киверам, каскам и форменным шляпам.

На правом фланге стояла русоволосая красавица в платье полковницы времён Екатерины Великой, а на правой стороне груди её бархатного платья сверкала бриллиантовая брошь, по форме напоминающая Георгиевский крест.

Натали держала руку над головой и неотрывно смотрела на Колю. Он сразу, шестым чувством, понял, что она выделила его из разношерстной толпы туристов на палубе. За спинами ребят стояли их родственники, и, конечно, отец с плачущей матерью, а обнимала их за плечи княгиня Ольга, и у неё самой текли по щекам в три ручья слёзы.

Коля, как лунатик, выставив вперёд руки, пошёл сквозь толпу туристов, расступающуюся при его приближении, и шагнул на причал под мощные звуки старинного марша Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка…