.

 

Иришка важничала, когда кто-нибудь ее спрашивал, сколько ей лет.

- Четыле,- отвечала она и для убедительности выставляла ладошку с четырьмя рожками пальцев, придерживая непослушный мизинец свободной рукой. Ладошка у нее была маленькой, но увесистой. Когда Иришка гневалась, лучше было никому не попадаться ей под руку, дралась она больно, со всей силы маленькими кулачками, отбивая свои интересы.

А драться ей было за что. Вот, к примеру, вчера. Сева опять не взял ее в игру, да еще пинка поддал, когда Иришка попыталась пробраться к сложной Севкиной конструкции из Лего сквозь заслон из стульев и коробок, которыми он отгородился от всех, в целях спасения новостройки.

На самом-то деле Иришка просто хотела рассмотреть поближе звездолет и космическую станцию, но тут Севка нагнал:

- Ах, ты, уйди! Сломать хочешь, маленький гаденыш? Не сестра ты мне!- и толкнул ее. Иришка больше всего рыдала по разбитому звездолету и развалившемуся человечку, которых она так и не разглядела: слишком быстро упала и все раздавила, слишком сильно толкнул ее Сева.

Его, конечно, наказали. Иришку все долго успокаивали, а она рыдала навзрыд, утверждая:

- Теперь Сева со мной не играет, он меня не любит…

Вспомнила Иришка вчерашний день и забыла. Ведь сегодня у нее день рождения!

- Сентябрь – твой месяц,- говорила Иришкина мама. И вот он наступил, ее «сентябрьтвоймесяц».

Крепко сжимая кулек с конфетами для детсадовских друзей, Иришка вошла в группу и громко, с металлом в голосе, объявила:

- А мне пять!

Победно подняла руку с растопыренными пальцами над головой. И не удержавшись, подразнила всех:

- Ля-ля-ля, у меня день лажденя!

- Петрова, убери конфеты в свой ящик, раздашь их деткам в конце дня, когда родители придут,- сказала воспитательница.

И день покатился своим чередом, как колобок, верней, как каравай, который Иришке тоже не спели, потому что конфет не было, раздавать «караваю» было нечего. Лежа в своей кроватке в тихий час, Иришка зажмурила глаза и размечталась: вот сейчас Севка зайдет в группу и скажет:

- А ну вставайте, хватит спать, пора Иришке подарки дарить!

Потом Иришка стала думать о том, какой все-таки он смелый – Сева. Ну, ничего не боится! А Иришка все время боялась чего-нибудь. Теней в углу комнаты: тени шевелились и глаза высовывали. Боялась, что Севка опять не станет с ней играть, или вдруг заболеет, и опять не будет играть. Боялась, когда мама ее причесывала, заранее громко приговаривала: «Ай-у, ай-у!». Боялась, когда папа строго смотрел на Иришку и говорил: «Хватит ябедничать!». Даже бабушку боялась, когда та ей твердила: «Не плачь, это удел горничных! Не смей плакать!» Только дедушку не боялась Иришка…. Садилась верхом ему на плечи, хватала за волосы и дергала: влево, вправо…

- Вперед! – кричала Иришка. И дедушка бежал влево, вправо, вперед и смеялся. В любой момент.

Уже вечером, дома, наигравшись с Севкой в новые игрушки, услышала радостное:

- Торт, праздничный торт! Всем приготовиться! Иришка, выключай свет!

Но и тут она выдержала характер, поставила свое условие:

- Я как будто сплю, и вы меня разбудите, и торт подарите,- и легла на диван, зажмурившись, и свет не стала выключать.

Ждала, ждала, подглядывала, когда же свечи зажгут…

- С днем рожденья тебя…,- запели, наконец, все громко…

Иришка потянулась, протерла глаза кулачками, будто бы и впрямь спала, медленно и красиво, как учили в кружке по пению, подошла к сияющему огоньками торту. Пересчитала свечи…. Пять!

- Желание, Иришка, загадывай желание быстрей и задувай свечи,- воскликнул папа,- только не говори его вслух, а то не сбудется!

А Севка сидел рядом с тортом и на телефон фотографировал Иришку. Он знал, что она скажет свое желание вслух, ведь если не сказать, то, как же оно сбудется? Он приготовился записать в память телефона ее смешные желания: куколки, бантики, игрушки и ну, там… не известно, что…

 

- Хочу, чтобы Севочка никогда не болел! - громко сказала Иришка и быстро задула все свечи, с одного вздоха.

 

( Соответствует заданному Положением объёму. Прим. координатора)