- Привет! Извини, я не могу сегодня. Ты не обижайся только! Ладно? – с этих слов, услышанных мною в шестой раз за последний час, начался тот, запомнившийся мне надолго, вечер.

 

Ну, что же? Испытывать судьбу и дальше, вгонять себя в депрессию из-за осознания собственной ненужности, смысла нет. Поэтому, дабы не терять возможность вдохнуть в свои легкие остаток дня, пропахший дождем и последождевой свежестью, я решила, во что бы то ни стало, совершить прогулку, пусть даже и в одиночестве.

 

Мокрый асфальт, пропитанный светом фонарей, и шум только моих шершавых шагов вселяли спокойствие, не отвлекая от размышлений. Я шла, наслаждаясь неторопливостью мгновенья, и думала о том, что все, что сейчас меня окружает, - темнота убегающего вечера, разливающий вокруг влажную прохладу воздух, даже мнимая пустота набережной – всё это недолговечно: уже завтра темноту разгонит солнце, прохладу сменит послеполуденный зной, а пустота заполнится людьми, голосами, звуками…

 

Таким образом, в раздумьях о быстротечности жизни и редкости таких чудных моментов я прошла довольно большое расстояние и решила немного отдохнуть. Присев на единственную освещенную поблизости скамейку, я вдруг заметила сидящего рядом старичка, которого, могу поклясться, секунду назад там не было.

 

- Я никому этого раньше не рассказывал… - начал было старик.

 

- Что, простите?.. – я оглянулась посмотреть, не сидит ли рядом с нами кто-нибудь еще, но нет – на скамейке были только мы, а взгляд его обращался именно ко мне. От этого взгляда мне стало как-то тоскливо, будто в глазах старика сама Печаль поселилась.

 

- Извините, вы не торопитесь? Я хотел бы вам одну историю поведать. Понимаете, вечер сегодня такой, навевающий воспоминания, желание поговорить.

 

С первых его слов я почувствовала, что рассказ действительно обещает быть интересным, и, кивнув головой, приготовилась слушать.

 

- Давно я родился, когда, уже и не вспомню, и сколько лет мне, тем более не знаю. Боюсь даже представить, сколько бесцельно эту землю топчу… А зовут меня, если вам интересно, Иваном, Иваном Николаичем.

 

С чего бы начать? Я, пожалуй, сначала о себе немного расскажу, чтобы вы поняли, что я за человек такой. Понимаете, семья у меня богатая была, ну, вот ни в чем недостатка не было. Батюшка для меня ничего не жалел, поэтому и вышло так, что, переступив порог детства, я сразу же на себе опробовал все пороки юности. Ну, как я мог отказаться от удовольствия поразвлечься с какой-нибудь девицей, если они сами ко мне в руки так и шли! А что им надо было? Пару украшений, сласти какие-нибудь, да и все, жили-то в деревне.

 

Так вот вся молодость моя и протекала – нигде я не работал, только гулял, пил, да барышень местных охаживал. И так хорошо мне в то время было, что мечтал я тогда, чтоб это все никогда не заканчивалось! Ну, что поделать? Молодой был, не разумел еще в жизни-то.

 

И как-то раз, улепетывая из объятий очередной деревенской глупышки, чей муж, задевая рогами небо, ворвался нежданно-негаданно в избу, где мы благополучно развлекались вот уже пару часиков, я натолкнулся на девушку, словно из-под земли появившуюся на моем пути. И, ты можешь мне поверить, она была прекрасна! И красота ее была какой-то дьявольской, завораживающей. Но помню только ее глаза, в которых словно огонь гулял. Я хотел смотреть на него вечно...

 

Ну, что уж тут гадать? Полюбил я ее. Казалось, на всю жизнь полюбил, только о ней и думал. Все забросил: как щенок за ней ходил, подарочками ее баловал, свою душу, если б мог, отдал. Да только она мне прямо в лицо презрительно фыркала и нос воротила, будто я и пальца ее недостоин!

 

Бегал я за ней месяц, второй… Да как-то раз и не выдержал. Подстерег возле дома, схватил, она ничего и сделать не успела, даже не сопротивлялась. В общем, взял я ее силой. Понимал тогда, что не по-человечески поступаю, да не смог себя перебороть. И таким взглядом она меня после этого окатила, словно пламя ледяное по всей коже прошлось.

 

Я убежал. Чего испугался? Черт его знает…

 

На следующий день проснулся, вспомнил все. Решил, что должен и за свое деяние ответственность понести, и за нее – кому ж она порченная-то нужна будет? Пошел к ней, решил руки ее попросить. На что только надеялся?

 

Дверь мне какая-то старуха отворила. Страшная, как сам черт с перепою. Только что-то в ее лице знакомым показалось – то ли глаза ее черные, то ли усмешка эта недобрая. Да не стал тогда внимания особо обращать. Не до того было. А она меня в дом проводила, за стол усадила, сама рядом присела:

 

- Так что же ты, попросить о чем хотел, или просто спросить чего? – говорит.

 

- Да, тут такое дело, - отвечаю, - я одну девушку ищу. Знаю, что здесь она живет, видел ее… Понимаете, хотел я руки ее просить.

 

- Так ты про Настеньку? Так уехала она, сегодня утром пожитки собрала, да уехала. Внучка она мне, – вот тут-то я и понял, откуда мне старухино лицо знакомо. – К отцу, к матери вернулась. Да.

 

- А почему, не сказала? – я боялся, что старуха уже обо всем догадалась. А так она на ведьму походила – ну, прямо, Яга из сказки, - испугался, что проклянет еще.

 

- Да нет, не сказала. Да по родителям своим соскучилась, вот и уехала. Опоздал ты, милый, опоздал. А жаль! Такого жениха, как ты, днем с огнем не сыщешь.

 

Я почувствовал облегчение: теперь можно и к прежней жизни вернуться, да забыть обо всем. Скажу тебе честно, поостыл я к Настеньке после той ночки, свое получил и поостыл.

 

На бабку смотрю, а она мне так хитро улыбается:

 

- Милый, - говорит, - не поможешь мне? Нужно водички с колодца принести. Настенька-то уехала, а я одна осталась, да силы уже не те, что раньше, я и пустое-то ведерко не подыму. Помоги мне, милый, я в долгу не останусь!

 

Помог я старухе, воды натаскал. В хату захожу, а она мне кувшин

протягивает:

 

- Выпей кваску, милый! Выпей. Не обижай бабку, сама готовила, хороший квасок! А в благодарность за помощь твою я тебе самое заветное желание исполню, но только одно.

 

- Да не нужно мне ничего, бабушка, - начал отпираться я: что могла дать мне эта нищая старуха, доживающая свои последние дни? – Да и откуда вам знать, чего я хочу?

 

- Знаю, я все знаю! Пройдет много лет прежде, чем ты поймешь, что желание твое исполнено, а когда поймешь, можешь вернуться и мне его возвратить, да смотри, не опоздай! Мне-то недолго осталось… 

 

Я глотнул холодного квасу и тут… всё исчезло. Всё! Понимаешь, всё! Только смех старухи остался. Я его чувствовал так, словно она внутри меня смеялась.

 

А опомнился уже дома. И ни старухи, ни Настеньки больше не было. Забыл я о них, будто ничего и не происходило.

 

Стал жить по-старому, как и хотел, – опять в свое удовольствие.

 

Тут пришел час отцу помирать. Матушка-то нас уже давно оставила. Тяжело отец помирал, мучился страшно. Черт его знает, что за болезнь его тогда одолела. Раньше-то так врачевать не умели, как в нынешнее время. В общем, через неделю криков, стонов и рыданий, отошел он.

 

И, ты знаешь, смотрел я на его мучения и думал, неужто он нагрешил столько, что ему такая смерть досталась? И взял меня страх с тех пор – ведь, я сам тогда столько всего натворил, что смерть надо мной не один год бы потешалась. И сильно я тогда возжелал с нею никогда не встретиться. Откуда мне знать было, к чему меня трусость приведет?

 

После смерти отца я остепенился как-то, решил семью завести. Женился на чудесной девушке – красавица, хозяйственная, Марьюшкой ее звали. Двое детишек у нас народилось. Хорошо жили. Но жизнь-то не вечна. Умерла Марьюшка. Молил я у ее могилы, чтоб меня вместо нее забрали, потом у могил детей, внуков… Рыдал, пока все слезы не закончились.

 

Да вот, ведь, что странно было – сам-то я помереть не мог! Всех, кого знал, похоронил! А самое страшное было то, что в привычку вошло все это дело. Уже и страдать не мог, только мертвецам завидовал.

 

Но вдруг вспомнил я старуху, ту самую ведьму! И понял, что за желание она исполнила. Пошел к ней, думал обратно свою смерть вытребовать. Пришел к дому, а там – ставни заколочены, двери заколочены, уже давным-давно никто не живет. Оглянулся – а времени-то прошло немало! Перехитрила меня, стерва старая, померла раньше, чем понял я свою ошибку.

 

И захотелось мне страшно хоть в аду эту старуху схватить за душу ее мерзкую. Пошел в лес, выбрал дерево покрепче, да ветку потолще, веревку перекинул и – в петлю. Хоть тело мое умереть было не способно, а вот боль оно по-прежнему чувствовало прекрасно. Висел я, висел под деревом, слушал, как птахи различные поют. И, если бы не боль в

переломанной шее, это висение могло принести мне несказанное удовольствие. Я люблю природу,  у нее, ведь, такая же судьба – сколько ни калечь, сколько ни бей, а жива, все равно жива остается. От отчаяния я так обессилел, что даже не мог себя с дерева снять, висел, пока ветка не сломалась, - Иван Николаевич тяжело вздохнул и после минутного молчания все же продолжил свое повествование. – В общем, понял тогда, что не судьба мне на тот свет попасть. Вот так и хожу теперь, скитаюсь по миру, как неприкаянный. И никому я не нужен – ни Богу, ни дьяволу, ни человеку…

 

Я очнулась посреди ночи на диване, у себя в комнате. Какой странный сон… Но сон ли? Ведь, был же дождь, и был асфальт, была скамейка… А был ли старик-то, может, старика-то и не было…