РИДА

 

ЖИВОТНАЯ ФАНТАЗИЯ

 

Люди наивно грезят встречей с инопланетными братьями по разуму. Но практически никого из единокровных, живущих рядом с ними на Земле, не понимают и не пытаются понять. Мало того, остальных представителей природы ставят заведомо ниже себя, отрицают в них существование души, способность к развитию и разум. И презрительно называют «животными», игнорируя, что голод и по сей день является основной причиной человеческой смерти, и забывая, что сами решают проблему питания за счет тех же животных: как непосредственно употребляя в пищу, так и уничтожая и захватывая территории их популяций.

Даже понимание других людей весьма условно – критерием является собственное мнение, объективность которого – лишь в смешении и заимствовании.

Каких вам еще «братьев по разуму»?!

 

Юрий Юлов

 

ЛЬВИЦА

 

Это был неудачный день. Газель-импала на всем скаку приостановилась, а затем резко ушла вправо. Рида инстинктивно попыталась повернуть в сторону добычи, но передняя лапа соскользнула с кочки. Рида покатилась кувырком, оцарапав бровь. Газель ушла и присоединилась к своим.

Они, импалы, пасутся вместе с бизонами-гну и в присутствии львов предпочитают находиться в центре стада, защищенные могучими покровителями.

Остальные были еще менее удачливы, чем Рида, – в нерешительности отстали, вместо того, чтобы окружить отбитую от стада газель. Только тетя Самра, выведшая на охоту молодых и наблюдавшая за ними в отдалении, энергично бросилась вслед, как бы означая, что нужно было делать, хотя наверняка понимала, что поздно.

Рида прилегла у кустарника ежевики и сомкнула веки; молодое сердце успокаивалось после быстрого бега.

Подошла Нера, дочь Самры. Как бы игриво, но не спрятав до конца когти, задела ребра. Рида вскочила и рыкнула. Нера, как ни в чем не бывало, улеглась неподалеку, наблюдая за пташкой, которая подозрительно громко пищала и хлопала крыльями, не взлетая. «Может быть, сторожит гнездо, в которое недавно отложила яйца», – полусонно подумала Рида. Воробьиха-ткачик и ее возможное потомство не интересовали. Да и Нера, похоже, только делала вид, что собирается напасть. Пусть с воробьями разбираются коршуны…

Вернулась Самра. Охрипшим после бега голосом поворчала на племянницу, дочерей и, несколько осторожно, на Берка, любимца Отца. «Вы еще не знаете, что такое голод, дети! – говорила Самра. – И что значит – вовремя не утолить его!»

…Дома ждал всемогущий Отец, четыре тетки, две из которых недавно окотились маленькими, забавными, беспомощными братьями и сестрами Риды. И самое главное – недоеденная зебра, которая вчера из-за хромоты отстала, когда прайд гнал стадо. Все знали, что сытые тетки пока еще охраняют зебру от грифов и шакалов.

 

КОШКА

 

– Пушистенькая, брысь отсюда! – Голос Хозяина звучал незлобно, скорее всего, он, проснувшись, хотел напрямую пройти от кровати к стулу, на котором висела одежда.

Рида, лежавшая на ковре, не попадала в такт ходьбы, поэтому – мешала. Ну уж нет! После такого сна?! Обойдет!

Хозяин сдвинул Риду в сторону ногой и поводил пальцами по спине. Она вытянулась во всю длину и зевнула. «Вот сразу бы так!» Перевернулась, подставив брюшко. Хозяин пробормотал: «Ишь ты ее!» – переступил и начал одеваться.

Он бесшерстный, потому что человек. Ему нужна одежда, чтобы защитить тело от холода и врагов.

Хозяин долго метался по квартире, побрился, попил воды, зачем-то разогрев ее и вкинув в чашку пакетик.

Рида никогда не понимала, зачем они нагревают воду, а затем ждут, пока она остынет, чтобы можно было пить. Как-то она запрыгнула на стол и попробовала воду, которую пьют люди: ерунда какая-то! – горькая и сладкая одновременно. А зачем бриться, уничтожая ту поросль, которая призвана защитить лицо и обозначить мощь и бесстрашие?! Именно поросль на лице отличает у людей самца от самки. Ведь если ее нет, как отличить, кто главнее? А гривы у человеческих самок почему-то больше, чем у самцов.

Хозяин так долго, суетливо и без толку обходил комнаты, что Рида, разнежившись, не успела настоятельно напомнить о себе до того, как он ушел. В пластмассовой кормушечке было «китикета» на донышке в одном отделении и парочка неугрызаемых куриных мослов – в другом. Вода в стаканчике свежая. «Значит, вспоминал о том, что мне нужно пить, когда умывался! А почему поесть не положил?!

Но я его люблю, не пойму за что.

Как смешно они ходят на задних лапах! И самоуверенно считают, что это правильно. Хотя и передние лапы у них чрезвычайно сильные: сама не раз наблюдала, как Хозяйка выносит большое ведро с мусором. И даже их маленький сын легко поднимает меня. А Хозяин часто поглаживает задней лапой.… Приятно!

…Осталась открытой форточка на балкон: стул–хлебница–рама–отлив–бак–плитка! Иногда через щели залетает мошкара, а в углах появляются глупые паучки. Не наешься, конечно, но чем-то заниматься надо, пока придут и надумают покормить!»

 

ЛЬВИЦА

 

Вернулся изгнанный три года назад Берк, вздумавший некогда покушаться на жен Отца. Тогда он получил несколько пощечин и укусов и отступил, ушел в саванну. Где он был, чем питался, как сумел не только выжить, но и возмужать – совершенно непонятно, потому что прайд со всех сторон окружен враждебными семьями.

Он встретил нас на охоте и даже помог одолеть рогатого оленя-куду. Берк отогнал нас от оленя, чтобы самому насытиться первому. И грозно предупредил, чтобы не звали Отца. Затем, сыто урча, рассказывал, как жил это время. Можно ли было верить, когда он хвастал, что смог победить даже бегемота, пускай совсем молодого и глупого? А где же находились родители бегемота, а?!

Но самым неприятным было то, что мы нарушили закон прайда. Позволять пришельцу, пусть это и брат, питаться даже не вместе с нами, а раньше нас! А как же Отец, детеныши?! Впрочем, пусть самцы решают между собой, кто из них главный.

…Берк победил Отца и сам стал Отцом. Теперь он мой муж. Он любит меня неистово и подолгу, я даже устала. Вот-вот мое семя сольется с его семенем, и тогда можно будет прогнать Берка. А затем отдохнуть, пока он займется другими женами.

Изгнав Отца, Берк загрыз всех детенышей семьи, которым было меньше полугода. Но за своих будущих детей я спокойна: ведь они и его дети.

…Самре вспорол брюхо носорог: тупому толстяку показалось недопустимым, что она отдыхала на его территории. Самра переоценила эффект от своей угрожающей позы – неистовая тварь в гневе не обратила на ее оскал никакого внимания. А Самра, наверное, просто перепугалась, раз не отпрыгнула. Потом все же сумела отбежать, чтобы монстр не разорвал и не растоптал окончательно. Она умирала две недели: от ран и жажды. Последние дни смотрела на окруживших ее грифов, не имея сил их отогнать.

Если у меня родится дочка, я назову ее Самрой.

В этом году жарко, такого сухого марта я не припомню. Крокодилы и бегемоты лежат в грязном овраге, в который превратилась река. Русло грязи ждет дождя, чтобы снова стать рекой. Росой напиться трудно, лучше дремать под акациями и беречь силы.

 

КОШКА

 

Риду действительно мучала жажда. Хозяин вернулся вчера какой-то тяжеловесный и грубый – от него несло спиртным. Он шлялся по квартире в обуви и опрокинул стаканчик с водой. Из еды бросил недоеденный кусок отвратительно соленой колбасы. Рида все-таки съела колбасу и слизала с плитки ванной комнаты те капли, которые было непротивно слизывать.

Хозяин до сих пор спит. Ночью поднялся, попил остывшего чаю. Рида прыгнула в ванну, чтобы попробовать напиться каплями из протекающего крана. «О себе, конечно, позаботился, а обо мне забыл! Что мне его бормотание: «Котька, пушистенькая, я сегодня – никакой!»

Рида запрыгнула на стиральную машину. «Вообще они не умеют общаться. Со мной говорят примитивными, ничего не содержащими фразами. Между собой – многословны, но смысла в разговоре обычно нет: болтают о чем-то отвлеченном. Часто слышу слово «деньги». Это у них бумажки такие. Бумажки пропитаны разными запахами, в основном – потом их передних лап. Когда-то давно я раскидала эти бумажки, которые вывалились из брюк Хозяина, висевших, как всегда, на спинке стула. Игра напомнила детство, когда сын Хозяина играл со мной фантиком на нитке. Но какой в них толк, в деньгах? Их ведь нельзя есть…

Все-таки они глупые. Не понимают запахов и почти ничего не видят ночью. И не знают моего настоящего имени! Хозяйка и та называет как какую-то козу: «Ме-е-ри!»

Нет, это тебе так не пройдет, бесхвостая тварь! Пойду-ка поцарапаю его ботинки. Хозяйки бояться нечего, она уже ушла на охоту… Ой, на работу! Из пещеры, в общем. Ой, из дома! Совсем запуталась…

Ушла Хозяйка, а пока вернется! Вот для тебя, такого-сякого-нехорошего, это и будет первым впечатлением после сна. Думай, где влезть ухитрился. Знаю-знаю, что нельзя так делать! А сам какой вчера был? Мало того, что поесть лишь бы что положил, так еще и воду опрокинул! Как с тобой иначе разговаривать?»

Рида спрыгнула со стиральной машины, прислушалась и бесшумно направилась к входной двери, где стояла обувь Хозяина. Потом с превеликим удовольствием выпустила коготки и с усилием стала царапать ботинок.

Через некоторое время Хозяин зашевелился. «Наверное, скоро поднимется. Вообще-то он неглуп – может и догадаться».

Рида на всякий случай заползла под батарею в зале, затаилась и стала наблюдать.

 

ЛЬВИЦА

 

К Риде неутомимой поступью приближалась старость. Последний приплод, который она понесла от молодого льва из соседнего прайда, растоптала бешеная слониха Матама. Она с трубным ревом отбежала от своего стада, прогнала Риду с лёжки и просто наступила широченной лапой-стволом сначала на шустренькую Немру, а затем на ее дружных братиков – Миса и Гревса. Рида издали видела, как дергался хвостик буяна Гревса.

Потерянные дети до сих пор горели в душе, сглаживая осознанную горькую определенность судьбы – она изгнана из семьи. Прайду не нужна старая, хромая Рида. Да и ей последнее время доставались обглоданные крупные кости и кожа – еда, которую с трудом рвали стертые зубы.

Теперь она, грозно зарычав, отогнала гиен от павшего жирафа-камелы, которого они доедали. Но гиены неглупы: отбежав, понаблюдали за Ридой, оценили – и через короткое время их торчащая дыбом на загривке шерсть и мощные оскаленные челюсти заставили уйти ни с чем.

Рида уже не брезговала и червями-дождевиками. Но саму ее по-прежнему боялись шакалы, обезьяны и птицы. И умирать она должна достойно.

Где-то далеко за саванной есть лесистая гора, куда по преданию уходят умирать старики. Оттуда никто не возвращался, и никто из собравшихся уйти не знает туда дороги. Но все с малолетства знают: последний поход – на восходящее солнце.

«Может быть, удастся поймать глупого суслика-грызуна или разорить гнездо дрофы. Я дойду до лесистой горы. И умру, оставив свое тело орлам».

Рида шла, переваливаясь с лапы на лапу и понурившись. Звук мотора заставил поднять голову. «Люди… Они нами интересуются. Многие видели, как быстро они передвигаются по саванне в рычащих вонючих норах, но никто не видел, как они охотятся. Так что же они едят?»

 

КОШКА

 

«Приснится же такая дурь! И приснула ненадолго. Сегодня была хорошая охота. Последнее время жарко. Хозяин открывает балконы и окна, вот синичка-гаичка и залетела в западню, в которой я живу десять лет. Птицы глупы, они не видят, где стекло, а где открытая форточка. И по дуновению ветра не чувствуют… Пришлось полночи ожидать, пока она пролетит на расстоянии прыжка. Синичка передо мной, но уже не дышит и не шевелится».

Зато зашевелился Хозяин. Рида закричала: «Возьми мою добычу! Я добыла тебе птицу! Это же не моль какая-нибудь!»

Хозяин поначалу разгневался, думая, что его разбудили, но затем осознал, что Рида ждала, пока он проснется. Тем не менее он оделся, завернул гаичку в полиэтиленовый пакет и вышел из квартиры.

«Непостижимо, как он не боится выходить за порог! Именно поэтому я и благоговею перед людьми. Самой довелось быть на улице только раз: упала с балкона. Хозяин искал меня двое суток и, услышав пронзительный призыв, спустился среди ночи вниз и снял с подоконника первого этажа, куда я с испуга запрыгнула от рысеподобного самца, вернее, от его претензий. Ведь мне было всего полгода! Впоследствии не раз приходило сожаление, что не отдалась ему. Часто вспоминался вздыбленный хребет кота, его наструненные ноги, пронзительный требовательно-просящий голос и незнакомый резкий запретный, но такой манящий запах, когда я, не зная, куда деваться от страсти, терлась о потные ступни Хозяина, которые он ленился мыть с вечера. Ибо они напоминали запах любви.

Не той любви, которую предложила Хозяйка, когда мне исполнился год. Тогда она принесла в дом рыже-белого кота-обжору, который не соизволил даже познакомиться, так как у меня не было течки. Да я и не торопилась сойтись с ним – ведь впереди была вся жизнь! Впоследствии у меня не было котов: только немытые ступни Хозяина или его носки…»

Вернулся Хозяин. Он не разозлился и не похвалил Риду за удачную охоту, а помрачнел, задумался и сел к телефону.

«Они разговаривают с куском пластмассы, как с живым существом. Их телевизор, в который они так любят пялиться, разочаровал, когда я была еще котенком: там тоже всё ненастоящее.

Однако Хозяин сумел обмануть еще раз: музыкальная зажигалка, как некогда детская гармошка сына Хозяина, спрятанная ныне на антресолях, напомнила призывные звуки любви и заставила плясать вокруг нее. У них всё ненастоящее…»

Рида резким прыжком взлетела на кровать, с нее – на настенный ковер, почти до самого верха. Зацепившись когтями, повисела мгновенье и опять спрыгнула вниз. Подняв хвост, деловито потрусила к кормушке и уже возле нее крикнула, чтобы покормили. Если повезет, Хозяин сегодня угостит ее размороженной подваренной печёнкой.