Жанр: Постмодернизм

Аннотация: На абордаж печени и мозга. Рассказ посвящается жизни и творчеству одного из моих любимых андеграундных писателей Дауну Имбо (Александру Шааранину)

 

***

 

Пузатый микроавтобус, раскрашенный под колорадского жука, резко затормозил, издав утробный стон, и остановился в десяти метрах от меня - на другой стороне Ленинградской улицы. Двери зашипели, хлюпнули и медленно сложились гармошкой, пропуская на свет божий костлявый зад высокого человека, облаченного в белый медицинский халат. Он вылезал не торопясь, осторожно, как вылезает иной раз смертельно пьяный, но движения его отличались механической точностью. Ярко светило солнце, и полированный череп незнакомца окружил сияющий нимб. Казалось, Софийский собор, расположенный за спиной высокого человека, приобрел ещё один позолоченный купол.

 

Следом за ним из автобуса высыпала беспокойная стайка улыбчивых японцев вооруженных фотокамерами и сачками для ловли амазонских бабочек или иной крупногабаритной живности. Панамы, шорты, сандалии с дырочками - идиллическая картина детского сада, сошедшая с киноленты семидесятых. Не хватало только пионерских галстуков.

 

"Тойота,- подумал я,- микроавтобус Тойота - вот откуда взялись японцы в Вологде!"

 

Японцы, поскальзываясь на замерзших лужах, семенили за высоким человеком, словно космическое либидо приковало выводок желторотых к этому изможденному фаллическому символу, раскачиваемому при походке отчаянными порывами ноябрьского ветра. Полы белого халата взлетели до плеч высокого человека и испуганными крыльями трепетали в студеном воздухе.

 

В какой-то момент мне показалось, незнакомец пытается что-то сказать, складывая пальцы в знаки, быстрыми движениями трогая органы чувств - но языка глухонемых я не знал. Внезапно один из японцев резко вскинул фотокамеру, чуть не ослепив меня вспышкой. Это выглядело подозрительно. Едва успев заслонить лицо свежим номером журнала "Квир", где на обложке, позорно раскинув лапы, красовался Оскар Уайльд, я поспешно повернул за угол невысокого дома. Уже издалека раздались милицейские свистки, смех японцев, взвизгнули колеса, и через несколько секунд колорадский жук растворился в голубом небе, оставив лишь тоненькую ниточку бензинового выхлопа.

 

Посередине двора, в детской песочнице, стоял пожилой дворник - здоровенный дядька в мятом и грязном переднике поверх драного тулупа. Он лениво крутил головой, украшенной сизой картошкой носа и изредка тыкал метлой в танцующих вокруг песочницы милиционеров. Как и положено, его окружал магический круг, точнее квадрат: по верху деревянного периметра игриво блестел ручеёк водки, кое-где уже впитавшийся, а початая бутылка скромно пряталась в тени кирзовых сапог дворника.

 

- Следы затопчут, - почти трезво улыбнулся дворник, заметив меня, - охламоны!

- Где Имбо? - спросил я, перебравшись за магическую квадратуру.

- Да, тут. - Дворник пнул носком сапога кучу песка. - Засыпал я его от воронья, да этих. - И он презрительно плюнул в сторону милиционеров.

- Как это произошло?

- Потянулся за бутылкой и упал с крыши, - вздохнул собеседник. - Все как обычно.

- Насмерть разбился?

- Ну, когда это он разбивался насмерть! - Дворник посмотрел на меня как учитель на первоклассника. - Но труп пришлось засыпать... странно все это, странно чертменяраздери! Падал Имбо, а упал... - Он всхлипнул, поднял бутылку водки и сделал два больших глотка. Кадык ходил словно поршень.

 

Я отнял у дворника метлу, скинул слой песка и повернул труп за плечо - лицом вверх. Допив бутылку водки, я сел на песок и закурил: остекленевшими глазами на меня таращилась морда Оскара Уайльда - пуделя-педика, похожая на резиновую куклу.

 

***

 

Оставив дворника охранять Оскара Уайльда, миновав вальсирующие фигуры служителей порядка, я поднялся по стертым гранитным ступеням на второй этаж и постучал в квартиру двадцать один - звонок не работал.

 

- Цок-цок-цок... цок. - Раздались едва различимые звуки и чьи-то легкие шаги перестали у самой двери.

- Магда, открывай! - заорал я и заколотил с удвоенной силой, хотя совершенно точно чувствовал - девушка стоит за тонкой деревянной преградой. - Знаю, что ты дома!

 

Замки защелкали, тяжелая дверь заскрипела и нехотя распахнулась. Я машинально отодвинул девушку Магду - она не успела ничего сказать, и вошел в квартиру. Атмосфера вокруг вызывала из небытия призраки, которые наводнили мою душу во время знакомства с ранними рассказами Дауна Имбо.

 

На кухне в холодильнике стояло молоко - литровая банка и жестянки с "Роял Конин" "Ветеренари Эксклюзив. Диетический корм для кастрированных собак". Выдув из стакана пыль, я плеснул молока - как-никак на работе, развернул стул и уселся на него по-кавалерийски. Розовое молоко со странным привкусом. Наручные часы, только что тиснутые из ящика стола за которым работал Имбо, предательски освещали близлежащее пространство зеленым инфернальным сиянием, и я одернул рукав пальто. Напротив, у стены, между холодильником и раковиной разместилась девушка Магда. Она забилась в узкую щель, опустилась на колени, и только тихие всхлипы выдавали её присутствие.

 

- Ну? - строго спросил я - колени девушки соблазнительно розовели сквозь разверстые дыры колгот.

- Имбо пропал! - прошептала она.

- Это я и так знаю. Что случилось с пуделем?

- Начать с самого начала? - спросила девушка.

- Разумеется. - Я отхлебнул молока и чуть откинулся назад. - Только не с того момента как Господь создал свет или произошел Большой взрыв - эти шутки давно надоели читателям.

- Хорошо. Но сначала Имбо завел Оскара и только потом меня. - Магда глупо хихикнула.- Поэтому я знаю далеко не всё. Он очень милый.

- Кто? - не выдержал я

- Имбо. С пуделем я не спала. Он - педик. Хотя тоже очень милый. - Магда поднялась с пола, закурила. - Я бы хотела иметь такую подругу... сестру. Нежную, отзывчивую и понимающую. Она покраснела.

- Ладно. - Я махнул рукой, стараясь забыть про эрекцию. - Твоя личная жизнь меня не интересует. Давай начнем плясать вот от этого. - Засунув руку во внутренний карман пальто, извлек фото с Оскаром Уайльдом, которое обошло весь мир и попало на обложки самых известных журналов.

 

Девушка Магда вздохнула:

- Самое печальное произошло, когда Имбо номинировали на "Букера" - он был пьян, что, впрочем, совершенно нормально, и вместо своей биографии вложил в конверт фотографию и родословную Оскара. - Она стряхнула пепел и помолчала. - Может быть, все ограничилось шуткой, когда бы правозащитные организации не узнали, что Оскар Уайльд - педик. Тогда-то впервые и появились статьи о талантливом пуделе-писателе и секретных генетических экспериментах министерства обороны России.

Мы закурили по еще одной.

- Сначала Имбо пытался что-то делать, писал Президенту и в Европейский суд, ещё куда-то, но нас буквально затрахали поклонники Оскара, обвиняя, то в секшуал харрасмент, то в нетерпимости к метросексуалам, но последний удар нанесло общество защиты животных, узнав чем мы кормим Оскара. - Она передернула плечами. - Никто нам не верил - все считали Оскара автором рассказов, а Имбо жалким приживалой, пытающимся присвоить славу гения.

 

Размазав каблуком зазевавшегося таракана, я качнулся на стуле чуть вперед, коснувшись коленкой тыльной стороны горячего бедра Магды. Она даже не заметила, но я не торопился возвращаться в исходную диспозицию.

 

- Оскару дали "Букера", - сказала Магда, наконец-то прижавшись ко мне, - но никто никогда не дал бы премию Имбо. Каждый новый рассказ Оскара получает... получал похвалы критиков и расходился огромными тиражами. Рассказы Имбо... Впрочем, - она игриво повела глазами, - я единственная наследница обеих - Оскара нам пришлось удочерить, объявив себя парой нетрадиционной ориентации.

 

Секс с клиентами давно вошел в мою практику допросов, а Магда, надо сказать прямо, выглядела достаточно привлекательно, но сейчас я насторожился - Магда могла играть в этом деле куда более серьезную роль. Рисковать лицензией не стоило.

- Ладно, детка, - сказал я, отодвинулся на безопасное расстояние и, достав своего Макарова, принялся наводить на него блеск, - серьёзные дела нас подождут. Давай вернемся к нашему педику.

Магда обиженно фыркнула и вновь закурила, пытаясь унять возбуждение.

 

- Бабла появилось навалом, когда Спилбелрг снял первый фильм по сценарию Оскара... у них там даже премия такая есть "Золотой Оскар".

- Знаю. - Я покачал головой как китайский болванчик.

- Так вот, Имбо купил себе черные очки и велосипед, мне - новые туфли, а Оскару - резиновую куклу. Мы уже собрались ехать в Анапу, на море, когда в первый раз появились они, точнее один из них... - Последние слова Магда произнесла шепотом и машинально посмотрела по сторонам.

 

В туалете кто-то чихнул и спустил воду, стараясь замаскировать посторонние звуки. Магда испуганно вздрогнула и закрыла глаза.

Опрокинув Магду на пол - мало ли чего, я в два прыжка оказался около туалета и громко зарычал, пытаясь напугать невидимого противника. Приоткрытая дверь легонько трепетала на сквозняке. Осторожно заглянул в узкую щель: в лицо повеяло прохладой и тонкой смесью ароматов ухоженного отхожего места.

И никого.

 

"Ловкий трюк, - подумал я. - Если бы за дверью кто-то стоял, то она была бы заперта изнутри".

 

На стенах, умело исписанных обсценной графикой, местами осыпалась штукатурка, в углу на гвоздике болталась голубая детская накладка для толчка предназначенная, очевидно, Оскару. Бумага, ежик, аэрозоль с лесным воздухом - все на своем месте. За дверью - швабра, маска и ласты для дайвинга. Пол украшала стопка журналов с фотографиями пуделя - подборку составляли номера "Форчун", "Пентхаус" и даже "Сад и огород".

В бачок, предательски шурша, набегала вода.

 

- Накладку купили по требованию Оскара, когда он выиграл в Париже конкурс "Самая красивая задница в мире" и ему предложили заключить контракт с модельным агентством, - сказала Магда, проследив мой взгляд. Она подошла и, стоя чуть позади, внимательно наблюдала за моими действиями.

Я расправил плечи и заглянул в унитаз.

Магда молча протянула мне ласты и маску.

 

***

 

Я бежал по Ленинградской улице, шлепая ластами, высоко вскидывая волосатые ноги цвета молочного поросенка, бежал по направлению к пруду, лежащему около Софийского собора, но осознал это, только увидев вдалеке заманчивую водную гладь.

 

Вторым озарением явилась мысль, что Ихтиандр из меня, в общем-то, никакой, хотя за годы работы частным детективом приходилось попадать и не в такие передряги: следом, метрах в двадцати, перекатывая под пиджаками объемные мускулы, стреляя на ходу и ругаясь, топали бодигарды самого большого начальника "Вимм-Биль-Дана". Угораздило же меня вынырнуть из унитаза в самый кульминационный момент рабочего совещания с секретаршей! Хорошо, он копыта не отбросил...

 

Взвыла сирена.

На полной скорости, скрипя и раскачиваясь, из-за угла дома, вылетел желтый воронок с синей полоской на боку и проблесковым маячком. Взвизгнули тормоза, распахнулись задние двери, на улицу, матерясь, вылетели милиционеры.

 

Попал! Попал конкретно!

Сзади нагоняли пыхтящие бодигарды, а спереди в мои глаза презрительно пялились несколько автоматных стволов.

По спине пробежала струйка холодного пота, заныли зубы и отчаянно захотелось выпить.

- Ложись! Ложись! - заорал мне молоденький сержант и несколько раз махнул рукой. - Ложись, мать твою! Мы тебя прикроем!

Он вскинул автомат и, не целясь, открыл огонь по моим преследователям. Ничего не понимая, я обреченно рухнул на асфальт и пополз в сторону воронка, словно большая неуклюжая лягушка.

Между бодигардами и милиционерами завязалась дикая перестрелка.

- Отходим! - подал команду сержант и бросил в табачный ларек бутылку с зажигательной смесью. Под дымовой завесой милиционеры короткими перебежками, не переставая давать лихорадочные очереди, переместились под защиту распахнутых дверей воронка, а затем стали забираться внутрь.

 

Двое последних - тот самый молоденький сержант и пожилой усатый майор, подхватили меня под мышки и закинули в темную металлическую утробу, обильно пропахшую кошками и махоркой.

"Этот мир точно сошёл с ума!" - мелькнула в моей голове единственная здравая мысль, когда я приземлился на груду грязных тряпок.

Колеса воронка в очередной раз взвизгнули, и мы помчались в неизвестном направлении.

 

- Цел? - ласково спросил меня усатый майор, когда я повернулся и попытался привстать, опираясь на потные колени своих спасителей.

Я кивнул головой.

Милиционеры, улыбаясь, словно у них умерла теща, обнимали друг друга и обменивались рукопожатиями. Наконец, младший сержант - вероятно старший в этой компании, пустил по кругу бутылку водки.

Два больших глотка привели меня в чувство.

Милиционеры начали раздеваться - из-под серой формы показались одинаковые черные водолазки и брюки.

 

- Что все это значит? - Челюсть вывалилась как оторванная подошва.

- Вроде он совсем оклемался,- сказал усатый майор и потрепал мою щеку.

- Отлично! - ответил младший сержант, коротко замахнулся и прикладом автомата нежно хрястнул меня в затылок.

 

***

 

Дно глубокого колодца. Кирпичные стены стремительно уносились ввысь, истончались и таяли на фоне далёкого голубого неба, утыканного блеклыми звездами.

 

Слева громоздился сверкающий круг операционной лампы, и свет бил прямо в истерзанные глаза. Голова раскалывалась. Чуть приподнявшись, я понял, что моё тело обрело пристанище на медицинской кушетке, накрытой белой накрахмаленной простынью. Вокруг, на стенах висели яркие светильники, чуть поодаль за дюралевым столом сидел высокий человек в белом медицинском халате и что-то записывал в небольшой блокнот на пружинках.

Кто-то стонал. Я?

 

- Жалобы есть? - Высокий человек внимательно высверлил меня взглядом.

- Мозги... мозги раскалываются, - пробормотал я.

- Это фантомные боли.

- То есть?

- Имбо, мы удалили твой мозг. - Высокий человек извлёк из кармана халата и водрузил на стол цилиндрическую склянку; в ней плавал какой-то комочек плоти, похожий на скукоженную мошонку старика. Я непонимающе таращился на стакан с мутноватой жидкостью и машинально ощупывал бритый череп.

 

- Какого хрена лысого! - завопил я. - Как же мне без мозгов!

- А они тебе нужны? - спокойно поинтересовался собеседник, постукивая карандашом по склянке.

- Ну... - потянул я, - вообще-то привык...

- Имбо, ты пойми... - высокий человек поставил склянку на стол, бросил карандаш рядом и скрестил руки на груди - в левой он сжимал серебряную сферу. - Вот, например, маленький ребенок, который только учится ходить в туалет, воспринимает выделения организма как часть своего тела, продолжение самого себя. Для ребенка самая настоящая трагедия - расстаться с куском собственного дерьма.

- Хе-хе-хе! Это шутка? - спросил я, нащупав на голове шрам. - Я же думаю, а не сру!

- А разве хоть кто-то использует мозги чтобы думать?

- Ну... а что?

- Яйца, желудок, сфинктер... и только немногие - сердце. Имбо, поверь... ведь я - это ты, - высокий человек склонил голову, и я заметил неровную волну шрама, опоясывающую лысый череп.

 

Я ошеломленно молчал.

- Тебе пора, - сказал высокий человек и устремил взгляд вверх - туда, навстречу маленькой девочке, которая спускалась вниз на оранжевом воздушном шарике - одной рукой держа его за ниточку, а другой приветливо махая нам. На девочке было желтое пальто и белые чулки.

Она протянула мне руку. Ладошка оказалась теплой и доброй.

Оттолкнулся ногами, и мы стали медленно подниматься к звездам. Необыкновенная легкость играла в каждой клеточке тела.

 

Мы поднимались вверх, и с каждым метром воздух, сгущаясь, становился все более холодным и вязким - иногда я отталкивался свободной рукой, загребая воздух словно пловец, затем начал работать ногами. Стена расплывалась, очертания кирпичей колебались и плыли в медленном хороводе, красные пятна постепенно приближались ко мне, росли. Я отпустил ладошку девочки и заколотил по воде изо всех сил, пытаясь всплыть на поверхность.

Стена исчезла, только стая красных рыб кружила вокруг, а где-то впереди желтым маячком светилось... пальто маленькой девочки? - пузатый микроавтобус раскрашенный под колорадского жука с окнами-иллюминаторами!

Рыбы начали жрать меня. "На абордаж!" - зазвенело в голове. И я последним рывком втиснул изнеможденное тело в открытый люк между задних колес.

 

Унитаз стоял посреди кабинета самого большого начальника Вимм-Биль-Дана, я подтянулся на руках и ошарашено огляделся по сторонам: вокруг на точно таких же унитазах гнездились милиционеры - старые знакомые.

 

- Вроде он совсем оклемался,- сказал усатый майор и потрепал мою щеку.

- Отлично! - ответил младший сержант, коротко замахнулся и прикладом автомата нежно хрястнул меня в затылок.

 

***

 

Солнечный свет полосовал глаза раскаленным скальпелем, проникая сквозь веки, и я вскинул ладонь козырьком. Голова ныла, казалось, на затылке пульсирует большой гнойный нарыв.

Кто-то стонал.

 

- Вроде он оклемался, - прозвучал над самым ухом знакомый голос.

Издав звериный вой, я стал отчаянно боксировать с пустотой.

- Спокойно! Спокойно! - Сильные руки легли на плечи, и я наконец-то открыл глаза.

 

Глубокое кожаное кресло мирно заключало в объятьях моё бунтующее тело; напротив, за столом, в точно таком же черном кресле сидел младший сержант, облаченный в черную водолазку, и внимательно смотрел на меня.

 

- Извините, сэр, вынужденная мера, - сказал он и кивнул головой усатому майору - тоже в черном, который тут же протянул мне смоченное водой полотенце. - Мы не были уверенны, что Вы - это Вы, а Вы, точнее не Вы сейчас, а тот Вы когда мы еще не были уверены, что Вы - это Вы, то Вы не должны были знать, куда мы Вас везем.

 

- Да кто ВЫ такие!

- Мы - дети Оскара Уайльда.

...

 

- Чертменяраздери... - я тоскливо вздохнул. - ...пуделя-педика? И когда он вас наплодить-то столько успел? - Сил материться больше не было, а трезвый рассудок напрочь отказывался воспринимать происходящее. - Дайте что ли водки...

 

На дне широкого стакана плескалась розоватая жидкость - Финляндия Гренберри. Этот факт придавал достаточный вес словам моего собеседника.

 

- Так вот, - продолжал молодой человек, - когда в Вологде появилось ещё несколько детей Оскара Уйльда, то неизбежны стали случайные встречи и стычки между нами - каждый хотел доказать, что только он настоящий сын Оскара... и может стать его наследником.

 

- Дети появлялись как черти из огня и дыма, драки происходили все чаще, тогда-то Имбо и решил создать Клуб детей Оскара Уайльда, а я стал его правой рукой... по праву перворожденного. Дети Оскара теперь бились не по подворотням, а собирались в подвале спортивного зала, где проводили бойцовские поединки. Нас становилось все больше и больше, слава клуба росла, каждый настоящий мужчина хотел стать сыном пуделя-педика.

 

Поднялся с кресла и подошел к окну: мужчина в черном кожаном плаще менял номер на милицейском воронке, еще двое - тоже в плащах Нео и с автоматами, патрулировали двор, который хорошо просматривался с высоты второго этажа; периметр двора опоясывал кирпичный забор с колючей проволокой поверху, ворота закрыты, в железной будке - проходной сидел милиционер.

 

Обстановка кабинета, хоть и не лишенная некоторого чужеродного шика, до боли в почках напоминала обстановку райотдела милиции. Воронок, форма, автоматы - ребята хорошо подготовлены.

 

- Вы что, милицейский участок захватили? - я тупо повторил собственные мысли вслух.

- Ну... - молодой человек, казалось, немного засмущался, - ...ну, мы все тут милиционеры.

 

Ситуация становилась все более запутанной: таким образом, в смерти Оскара и исчезновении Имбо могли быть заинтересованы не только Магда или японцы, но и члены Клуба.

 

Выпил я не так много, но изображение комнаты вдруг поплыло - казалось, в зеркало плеснули воды, и взгляд разбегался по волнам. В голове расслаблено толкались мысли, то всплывая на поверхность сознания, то опять исчезая, словно мусор слизанный прибоем: ..японцы ...ладно, бабы они жадные... эти пасынки пуделя тоже.. прямая корысть... а японцы... японцы они, сука, хитрые... и все время улыбаются... японцы они, сука, и в вологде, японцы...

Слова мелькали разноцветными воздушными шариками, японцы в шортах водили хоровод, голова кружилась, к горлу шерстяным комком подступала тошнота.

 

***

 

Я блевал, стоя на четвереньках и обняв унитаз, словно спасательный круг. Веки механически смыкались каждый раз, как только мне удавалось разглядеть содержимое своего желудка. Наконец, оторвавшись от унитаза, сел на пол и привалился к стене. Пол зашатался и поехал куда-то вбок. Черт! Что за херня!

 

Открыл один глаз пальцами левой руки, а правой извлек из-под зада журнал "Форчун" с фотографией Оскара Уайльда на обложке. Рядом со съехавшей стопкой журналов лежали ласты и маска.

Женский голос, повернул голову - в дверном проеме стояла Магда...

 

Магда оказала мне первую медицинскую помощь.

- Это всё что есть? - спросил я, тоскливо глядя на пустую бутылку водки.

 

Двух глотков хватило, чтобы вернуть ароматы жизни и разбудить в чреве голодного каннибала, но для полноценного мироощущения этого явно недоставало. Жрать было нечего - не консервы же для кастрированного педика! - и я решил сводить Магду в какое-нибудь приличное место.

 

Миновали двор - в песочнице дремал дворник, стоя, опершись на метлу. Неподалеку пара сантехников устанавливала авангардный памятник Оскару Уайльду из водопроводных труб. Дул холодный ветер и трубы гудели дьявольской волынкой.

По дороге купили водку.

Пельменная находилась в старом доме на соседней улице рядом с магазином "Продукты".

Только мы расположились за стойкой перед большим окном-витриной, и я налил водку в пластиковый стаканчик, как из-за угла дома, появился желтый воронок с синей полоской на боку и проблесковым маячком. Маячок лениво крутился.

Воронок вразвалку подъехал к пельменной, фыркнул и остановился. Из открывшейся двери вылез усатый майор, под мышкой он держал чернявого пуделька.

- И где вы его нашли? - спросила счастливая Магда. Пудель радостно прыгал у моих ног, повизгивая и пытаясь лизнуть руки.

- Сидел на дереве и разглядывал женские ножки. - Усатый майор снял фуражку и вытер со лба пот красным платком.

Магда укоризненно посмотрела на меня.

 

Пельмени закончились, водка плескалась на дне стаканчика. Светило солнце, и настроение поднялось до нужного градуса.

Махнул официанту и полез за бумажником.

- За счет заведения! - сказал официант, подмигнув. - С вас я денег не возьму. Это такая честь, что сам основатель...

- Тссс! - Я поднес узловатый палец к губам и повернулся к Магде. - Замечательно. Оскар жив и теперь нам осталось найти его хозяина...

 

Магда накрыла своею ладонью мою.

- Имбо, ну когда же ты перестанешь валять дурака!