Невыдуманная история...

 

В предрассветном лесу стояла тишина. Непривычная, настораживающая тишина войны. Казалось, что лес вымер или затаился. Затаился в болезненном ожидании...

В эти дни на передовой под Курском перестрелки велись вяло: прострекочет то здесь, то там автоматная очередь и снова затишье. Противник отдыхал, подтягивал силы – атаки красноармейцев сильно его потрепали. Но и наши бойцы, не смотря на воодушевление последних побед, нуждались в этой передышке. Постоянные бои последнего месяца измотали людей.

Старшему лейтенанту Василию Сомову, двадцати двух лет от роду, однако, было не до отдыха. Как раз в периоды подобного затишья, у разведки наступали «жаркие дни». Для определения стратегии дальнейшего ведения боевых действий, требовалось собрать как можно более полную информацию о планах противника. Сегодняшним утром Сомов вместе с несколькими бойцами своей разведроты шел «брать языка». Пятеро разведчиков старались ничем не нарушить молчание природы, не выдать неловким движением свое присутствие на передовой врага. Василий планировал подобраться как можно ближе к штабу, благо немцы побросали окопы, оставив лишь часовых. Но план был нарушен при переходе первой же оборонительной линии. Часовой, которого разведчики планировали без труда «снять», казалось, ждал их появления. Лопоча по-немецки, он вышел навстречу Сомову, держа автомат в поднятой вверх руке.

-Гитлер капут! – долетело до Василия.

Настороженно держа ППШ наготове, Сомов сделал несколько шагов вперед:

-Вас из дас?* – негромко спросил он на сносном немецком.

-О! Их бин офизер!** – немец обрадовался контакту.

-Эргебен?***

-Я воль! Их хабен информатион!****

Василий переглянулся с бойцами. Такая нежданная удача – «язык», который сам сдается – выпадает нечасто на долю разведчика. Глупо было не воспользоваться случаем, и старлей, жестом показал дезертиру, чтобы тот положил оружие. Немец, бросил автомат на землю. Один из бойцов, рядовой Поликарпов, подобрал его, закинув за спину, подошел к пленному. Ловкими движениями обыскал немца. Кроме пачки бумаг, кисета и губной гармошки в карманах ничего не обнаружилось.

«Неужели, правда, собирался к нам бежать?» - подумал Василий немного удивленно. До этого момента он все-таки подозревал какой-нибудь подвох со стороны немца. На всякий случай пленному все-таки связали руки за спиной и отряд отправился в обратный путь.

На ходу Василий бегло просмотрел бумаги. Оказалось, что это копии дислокаций немецкой дивизии.

«Чудной!» - думал Василий, шагая следом за пленным. – «Что ж он думает, что его у нас как родного встретят? Пусть даже и с ценными сведениями?»

Вася украдкой рассматривал немца. Это был интеллигентного вида мужчина, лет тридцати на вид. «Небось, бывший учитель», - сделал вывод Сомов.Обратный путь преодолели без происшествий.

В соответствии с предписанием, пленного «языка» требовалось доставить в штаб. И "во избежание вступления в сговор с врагом" пленного должен был сопровождать офицер НКГБ.

Разведотряд остановился возле командного блиндажа. Василий вместе с немцем вошел внутрь, бойцы остались снаружи.

За столом, в клубах едкого дыма и стойкого перегара, сидел старший лейтенант Особого отдела***** Заболотский. Перед ним стояла трофейная фляжка, были разложены свертки с нехитрой закуской.

Сомов доложил:

-Товарищ старший лейтенант! Пленного «языка» доставили!

И продолжил менее официально:

-Сам сдался. Говорит офицер. При нем оказались копии дислокаций.

-Старлей! – Заболотский пьяно прищурился. – Да ты никак побеседовать с ним успел? Вот я всегда говорил, что твое знание немецкого до добра не доведет!

-Никак нет! – отрапортовал Сомов. – Пленный сам назвался при сдаче. В контакт с ним никто из отряда не вступал.

Сомов терпеть не мог "особиста". Приставленный к разведроте с целью «не допустить идеологического подрыва» среди бойцов, слишком часто контактирующих с противником, Заболотский большую часть времени пьянствовал. А выпив, любил начать разборки, придираясь к любому неосторожно вырвавшемуся слову. Правда, серьезных прецедентов пока не случалось, все ограничивалось его угрозами «написать докладную куда следует». Разведчики старались держаться от него подальше, не вступая в открытую конфронтацию. Как известно «не тронь … и вонять не будет». Да и известны случаи, когда боевых офицеров благодаря наветам особистов расстреливали как «предателей Родины» без суда, так сказать по законам военного времени. Чтобы не накалять атмосферу, Сомов и сейчас постарался свести общение с Заболотским к минимальному. При допросе ему присутствовать не полагалось, поэтому положив бумаги на край стола и отдав честь, Василий вышел из блиндажа. После проспиртованного дыма воздух показался особенно освежающим.

«Не повезло фашистику!» - с неожиданной жалостью подумал Сомов, осторожно пытаясь понять, чем это чувство вызвано. Хорошим ли настроением от удачно проведенной операции? Или человеческим состраданием?

Все в роте знали жестокий нрав "особиста". Прежде чем отвезти в штаб пленного, он любил проявить собственную власть и самостоятельно провести, как он называл «предварительный допрос». В довоенном прошлом, Заболотский, по слухам, имел власть в Москве, на Лубянке. И по какой-то неведомой причине (по тем же слухам, из-за пьянки) переведен в действующую армию с понижением в звании. Пить после этого он стал еще больше, пользуясь бесконтрольностью своего положения в роте, а в пьяном виде проявлял к пленным звериную жестокость. Иногда после подобных допросов некого было и в штаб везти и Сомову приходилось добывать другого «языка». Впрочем, обычно старлей относился к выходкам "особиста" философски, хоть и с брезгливостью. Нет, не по нему была подобная неоправданная ненависть. Не в бою, не защищая свою жизнь, Родину, а жестокость над безоружным, зависимым человеком… Но война есть война. В конце концов, фашисты тоже не больно церемонились с нашими пленными. Но вот именно сегодня и именно по отношению к этому интеллигентному немцу, Вася почувствовал безотчетное сострадание. К чему зверствовать, если немец и сам был готов сотрудничать?

Василий остановился покурить недалеко от блиндажа. Неторопливо свернул самокрутку, раскурил. Вскоре к нему присоединился проходивший мимо Поликарпов.

-Шо, старлей, не пришлось бы второй раз нам за «языком» топать, – Поликарпов озвучил мысли Василия. – В другой раз так не свезет…

Василий сплюнул.

-Надо бы поскорей увезти в штаб немчину.

-Верно бачишь, вот токмо хрен он его отдаст, пока не натешится, изверг, - Поликарпов тяжело вздохнул. – Отчего таких людей земля носит, а, старлей? Нет, все понятно – врагам смерть, но по совести же надо… И, сказать по правде, мы с робятами ужо по нужде идем оглядываемся, шоб ЭТОГО где не оказалось… Услали бы его куда от нас, а…

-Ты, Поликарпов, не разглагольствуй, а ребят собери, кто понадежней… И здесь, неподалеку будьте. Попробуем по совести…

Василий затоптал самокрутку, одернул гимнастерку и двинулся к блиндажу. Дверь сама распахнулась ему на встречу. Покачиваясь, Заболотский вышел наружу. Сфокусировав взгляд на Сомове, он махнул рукой.

-Иди сюда, старлей. Я как раз тебя искать хотел…

-Зачем? – настороженно спросил Василий.

-Заходи, заходи… Дело есть, - Заболотский сделал приглашающий жест рукой.

Василий вошел в блиндаж. К прежнему запаху алкогольных паров и махорки добавился сладковатый запах крови. Сомов взглянул на пленного. Так и есть – лицо уже расквашено. Сидит, утирает сопли вперемешку с кровью. Выругавшись про себя, Василий перевел взгляд на "особиста". Тот уже стоял возле своего стола, приготовившись сделать пару глотков из заветной фляжки.

-Вот тебе приказ, старлей. Шлепни эту гниду, - Заболотский кивнул в сторону немца.

-За что? – Василий ожидал чего угодно, только не такого приказа.

-А на кой он нам? – вопросом на вопрос ответил "особист".

-Но его же в штаб надо доставить! Для допроса, - зачем-то уточнил Сомов.

-А на кой …? – повторил Заболотский.

-А на кой мы его «брать» ходили? – Василий начал злиться.

-А это не твоего ума дело! Твое дело приказы исполнять! – "особист" повысил голос и, наконец, выпил. Отерев рот рукой, костяшки которой явно были разбиты о лицо пленного, поставил флягу на место. На лице остались разводы крови. Сомова затошнило.

-Товарищ старший лейтенат Госбезопастности! Пленного надо доставить в штаб! И вы инструкцию знаете не хуже меня! Он сведения ценные может иметь! – краем глаза Василий видел, что немец напряженно прислушивается к разговору.

Тот глаз, который еще у него открывался, стал тусклым и в нем явственно светилась обреченность. Неожиданно немец наклонился и принялся снимать сапоги.

-…Скажем, что был убит при попытке к бегству, - вещал тем временем Заболотский. - А сведения-то вот они! – он потряс листами, изъятыми у немца. -Пойми, старлей, ну не охота мне с ним никуда тащиться... Не в форме я, - "особист" развел руками: мол, со всеми бывает.

Василий не поддержал его беззаботный тон:

-Я отказываюсь выполнять приказ.

-Что ты сказал, щенок?! – Заболотский вытаращил осоловевшие, красные от бесконечной пьянки глаза.

-Что слышали, товарищ Заболоцкий. Я отказываюсь убивать пленного, - в голосе Василия не было уже злости, только усталая твердость.- Он сдался добровольно, без боя. Поэтому заслуживает справедливого суда, а не так…

-Да я сейчас сам тебя… - "особист" полез в кобуру за пистолетом. – Я тебя по закону военного времени… как изменника Родины! Ты ж знаешь, что мне ничего не будет! – дрожащая рука никак не могла справится с кобурой. Заболотский яростно дернул портупею, сорвав ее с себя. Теперь он стоял перед Василием расхристанный, с портупеей в руках. Пистолет гэбэшник, наконец, достал и навел на Сомова.

Немец неожиданно произнес, обращаясь к Василию:

-Вегебен! Вегебен! Вир ерахмен! ******

Сомов скосил один глаз на пленного. Тот протягивал ему свои сапоги и кивал головой на ноги старлея. Вася понял, что пленный по интонациям догадался о своей судьбе и хочет, чтобы сапоги пригодились ему, Сомову. У старлея что-то сжалось в груди, и комок подкатил к горлу. Василий сжал кулаки.

-Слышь, ты, гнида политическая, смотри, как бы тебе самому ноги отсюда унести! Ты тут один… А моих бойцов много…

В это момент за спиной у Василия открылась дверь и показалось круглое лицо Поликарпова.

-Я шото дивитися давно нашего командира нетуть? Случилось чево, старлей, а?

-Входи, Поликарпов. У нас тут спор небольшой ... возник. Вдруг поможешь разрешить?

-Енто мы завсегда. Заходи, робяты!

Вслед за Поликарповым в блиндаж ввались те, кто ходил с Сомовым сегодня за «языком». Бойцы встали за спиной командира, молча переводя взгляд с Заболотского на немца, затем снова на Сомова. "Особист" судорожно сжимал пистолет. Палец на спусковом крючке побелел. Но Василий стоял спокойно. Минута противостояния длилась вечность. Даже немец затих и больше не тряс сапогами.

Неожиданно Заболотский шумно выдохнул и положил оружие на стол. Туда же бросил и портупею. Резким движением расстегнул верхнюю пуговицу гимнастерки, сел и привычным жестом приник к фляжке. Булькающий звук пробудил к жизни остальных. Бойцы задвигались, начали вполголоса переговариваться. Лишь Сомов еще чего-то ждал.

Заболоцкий крякнул, запихнул в рот кусок сала и посмотрел ему в глаза.

-А черт с вами! Хотите везти в штаб – везите сами! Нашли за кого заступаться – за фашиста!

Василий чуть заметно усмехнулся, а вслух сказал:

-Заводи машину, Поликарпов! Прокатимся с ветерком! Сам товарищ старший лейтенант госбезопасности разрешил!

-Щас сделаем! – Поликарпов хохотнул. Бойцы потянулись на выход.

Сомов посмотрел на пленного. У немца на глазах блестели слезы. Они стекали, смешивались с кровью на щеках. Сапоги он по-прежнему протягивал Василию. Тот отмахнулся:

-Одевай, походишь в них еще сам…

Старлей повернулся, чтобы выйти вслед за своими бойцами. Сзади раздался сухой щелчок. Сомов замер.

-Слышь, старлей, не думай, что ты победил…

-А я и не думаю. Куда нам, бойцам, с "особистами" тягаться… Наше дело – приказы исполнять. Есть доставить пленного в штаб! – Сомов отдал честь.

-Молодец. Тогда свободен… пока. И не болтай, что тут произошло…

Василий подождал, пока немец натянет сапоги. И только тогда сказал:

-Пленного я сейчас заберу. Так, на всякий случай…

Раздолбанный трофейный «Виллис» трясся по дороге в штаб армии. За рулем сидел Поликарпов. Сзади рядом с пленным трясся в такт ухабам Василий. Он вполуха слушал сбивчивый рассказ немца. Ему в принципе не интересно было, что подвигнуло солдата вермахта на сдачу в плен русским. Ганс, как оказывается звали немца, говорил что-то о том, что ему не нравится убивать, что война противна ему в любом своем проявлении, что он раньше, до войны, учил детей...

«Надо же, я не ошибся!» - несколько удивленно и отстраненно подумал Сомов. – «Он и вправду учитель!»

Василий не анализировал мотивы своего поступка, не гордился тем, что одержал маленькую победу над "особистом", не радовался спасению немца… Он просто был уверен, что сегодня защитил честь мундира советского офицера.

А немецкий учитель все благодарил и, кажется, плакал… Но старший лейтенант Сомов не обращал на это внимания.

«И может мне где-нибудь, потом, зачтется, что хоть одну душу я спас в этой мясорубке?»- Василий смотрел на медленно тающий над верхушками деревьев закат.

 

______________________________

 

* – Кто вы?

** – Я офицер!

*** – Сдаюсь!

**** – Так точно! У меня есть информация!

***** - звание соотвествует майору сухопутных войск

******–Возьми! Возьми! Мне не надо!