- Ну что, - сказал я, выйдя в коридор и закрыв за собой дверь аудитории, - это дело надо отметить! Как-никак, еще одна сессия позади. Набираю четырех добровольцев для разведки нашей новой дачи. Толян едет без очереди, поэтому троих беру, не глядя.

Так как сдавал экзамен я одним из последних, такая уж у меня привычка, да и преподаватели к этому времени обычно устают, то все остальные уже были свободны, они слонялись по коридору и искали, с кем бы можно было хорошенько отметить окончание сессии. Собственно, у нас компания для мероприятий была сложившаяся, но на этот раз ограничивалось все наличием места в моей машине, а потому собрались: Ленусик, она меня уже часа три ждала, она всегда одной из первых сдает (и очень любит мое общество, я, в общем, не возражаю, она человечек безобидный), Жорик – Боб (потому что лысый) и Галка, подружка Жорика. В общем, компашка дружная, хотелось, конечно, отметить как-то на более широкую ногу, но и на дачу съездить тоже очень хотелось, люблю все новое. Короче, сборы были недолгими, мы просто сгоняли в магазин за тем, что выпить и чем закусить, при этом все предусмотрительно брали на свой вкус, так что мало не оказалось, побросали в машину покупки и через час уже мчались за город.

- Девчонки, ребята, - обратился я к пассажирам, - честно признаюсь, на

даче еще сам не был, отец ее только недели три как купил. У какого-то чудика – профессора, с ним вместе работал. Отец говорит, тот с работы чуть ли ночами не вылазил, все корпел над трудами, степеней заработал море, а денег – нет, вот дом свой фамильный нам продал, а через неделю, прикиньте, под машину попал. В общем – судьба у человека никакая: ни семьи, ни детей, ни дома, ни, извините, жизни. А дом, отец говорит, шикарный, в смысле, раритетный: мебель старая, печь изразцовая, лестницы старые скрипучие, ну, и т.п. Эх, чувствую, отдохнем, братцы!

Приехали мы быстро, дом был и впрямь классный: в лесу, деревянный, трехэтажный, с резьбой и мансардой, красота, да и только.

- Молодец твой батя, - сказал Толян, заходя внутрь, - и когда он все

успевает: и работа у него на высоте, и семья, и с деньгами все в порядке. Ты, Леха (Леха – это я, друзья так зовут, а мне нравится), никогда в этом не нуждался, ни то, что я.

Да, отец у меня, действительно, что надо. Вот джип на двадцатилетие подарил, деньги всегда дает, не отказывает, только учись нормально (ну, это, чтоб из института не выгнали), и в институт это он мне помог поступить, Я, в общем, не тупой, но физика – это не мое, душа к ней не лежит, только диплом – есть диплом, а образование – это капитал, вложение в мое будущее. Вот, батя на физике имя себе сделал, его теперь полмира знает, кучу стран объехал, кучу званий собрал, я в этом плане явно не в него.

- Ой, какая вазочка, - это Ленусик голос подала, - я похожую в передаче

какой-то видела, жутких денег стоит, китайская, дай-ка эту посмотрю. – Лена ее перевернула, там, на дне, точно клеймо какое-то было, явно китайскими иероглифами написанное. - Вот, видите, я же говорила, видно фамильная вещь, наверное, он, профессор этот, тоже из потомственных ученых – интеллигентов, у них все веками хранится, ничего не выбрасывается, все будущим поколениям на память. А он вот помер, детям не передал, тебе, Лешечка, все досталось, ты хоть не расфукай, сбереги, чтоб внуки могли любоваться.

- У меня и детей-то пока нет, - это я отозвался, - ладно, не будем

отвлекаться, приступим к тому, зачем приехали. Девчонки, освободить какой-нибудь стол – и за дело.

Ну, расположились мы, печь протопили, жарко стало с непривычки, никто ведь не знал, как собственно ее топить, а потому дрова подбрасывали все, кому не лень. В общем, как-то быстро напились, я, кстати, за рулем, пил мало, потому был еще на ногах, когда всех основательно развезло, и они спать полегли. Но ехать обратно только завтра, поэтому времени – вагон, спать совершенно не хотелось, а дом мне понравился, потому я решил побродить по нему, поглазеть на то, как жили «потомственные интеллигенты». Два этажа были обычными: мебель старая потертая, полы скрипучие, лестница винтовая. А вот третий, под крышей, был весь завален разным хламом, люблю покопаться в ерунде всякой, особенно старой, есть такой грех. Тут была какая-то допотопная одежда, комод на витых ножках, кстати, одна отсутствовала, банкетка, видно, еще царских времен, такая потрепанная, куча старых книг, они лежали везде, как будто их тут кто-то читал, некоторые еще раскрыты, в некоторых полно закладок подписанных. Я попытался заглянуть в те, что раскрыты: формулы, формулы, некоторые даже в книгах исправлены, видно, профессор-то гений был, непризнанный. В углу, между прочим, стоял вполне приличный стол, тоже заваленный книгами, а возле него сундук какой-то. Я захотел его открыть, представляете, закрыт был, от кого этот гений тут что прятал, неизвестно. Ну, раз закрыто, мне вдвойне интересно стало, стал искать, чем бы открыть. Полез в комод, когда-то его полки закрывались на ключ, и точно один ключик так внутри одной полочки и лежал (вот что значит аккуратность, у меня бы столько лет ни за что не сохранился, у меня вообще вещи имеют привычку пропадать из-под носа). Поковырялся я в сундучном замке этим ключиком, оп, и открылся он. Эх, профессор, не умеешь ты прятать свои секреты. Что ж там интересно ценного? Разочарование меня ждало по полной программе: в сундуке лежала какая-то фиговина, завернутая в тряпку. Я стал разворачивать эту самую тряпку, и оказалось, что это мешок на молнии, довольно вместительный, а внутри находился непонятный агрегат, состоящий из трехсекционной колбы с краниками по краям и соединенной с ней железной коробки с кнопками и маленьким экраном. Я, естественно, тут же решил нажать на красную кнопку, экранчик загорелся, я испугался и снова нажал на кнопку, экран погас. Еще в сундуке лежала толстая старая исписанная общая тетрадь, вернее дневник. Я, от нечего делать, принялся читать…

 

«28 июня 1985 года.

Сегодня я понял, что должен сделать.» (Мне сразу стало гораздо интереснее, и я не заметил, как втянулся.)

«Однако, все по порядку.

Это случилось год назад , 1 июля 1984 года. Я как раз закончил институт и 1 июля должен был уезжать на стажировку во Францию. Во Францию, от одного этого слова у меня мурашки по спине бегали, я даже надеяться на такое не смел, пять лет учился, как очумелый, только чтобы приблизиться к этой мечте, мечте не только моей, весь наш выпуск спал и видел Париж в цветах. Только два человека имели возможность получить такой шанс, и ими стали я и Витька Попов, Ну, он-то понятно, у него отец – известный физик, друг нашего декана, ему папаша вообще не стажировку, а работу там выбил по контракту на три года, а там, я думаю, и навсегда мог остаться. А вот я все силы на это дело отдал, еле времени хватало с Ритой встречаться, по ночам корпел над трудами великих ученых, в Ленинке обо мне легенды ходили, мол, трудоголик. И вот, добился я своего, только какой ценой…

Риту я очень любил, и она меня тоже любила, я уверен в этом, она искренняя, нежная и очень ранимая. Мы с ней три года встречались, собирались пожениться, как только я вернусь из Франции.

30 июня вечером она пришла ко мне, как я думал, попрощаться. Но, оказалось, нет. Она мне сказала, что недавно от врача, и что у нас будет ребенок. Я обрадовался, сказал, все хорошо, мы всегда будем вместе, только через полгода, когда я вернусь. Она заплакала и стала просить не уезжать, а сначала расписаться, сыграть свадьбу, чтобы все знали, кто отец ребенка и косо на нее не смотрели. Она не хотела, чтобы над ней смеялись, подшучивали, все уверяла меня, что не переживет этого, время-то какое жестокое. Я, в свою очередь, уговаривал Риту подождать всего полгода, я приеду из Франции, она станет женой уже не студента, а начинающего ученого, никто не посмеет над ней смеяться. Она долго плакала и упрашивала меня сначала пожениться. Но кто же будет ждать меня во Франции, откажись я, и пошлют кого-то другого, а ведь ехать уже завтра, я не мог потерять эту возможность, второй у меня не будет никогда. Я чудом успокоил Риту, и она ушла, перестав плакать, но напоследок даже не поцеловала меня.

Я уехал утром 1 июля 1984 года и этим зачеркнул свою счастливую судьбу. Просто тогда я еще этого не знал, я наслаждался работой во Франции, этой страной, все жалел, что ее не видит Рита, покупал ей подарки и слал письма, вот только ответ получил лишь на первое из них. Остальные остались без ответа, но я думал, что просто ей трудно без меня, и она немного мстит за это. Где-то я оказался прав…

Вернулся я вечером 30 декабря 1984 года, и тут же помчался к Рите. Дверь открыла ее мама и убила меня наповал. Оказывается, Рита вышла замуж пять месяцев назад за Витьку Попова, и уехала в Париж сразу после свадьбы. Вот почему мои письма оставались без ответа, а ее мама не хотела меня расстраивать и потому ничего не писала (она-то не знала о ребенке, она думала, что Рита просто разлюбила меня). Мы еще говорили с ней, пили чай на кухне, но это был уже не я. У Риты все в порядке, она живет в Париже, Витька там работает и уже зарекомендовал себя хорошо, его ценят. У них будет ребенок. У них, господи, да ведь это не у них, а у нас с ней, у нас, только об этом никто не знает, да и не узнает уже.

Я пришел домой и напился первый раз в жизни, думал насмерть, оказалось, выжил. В Новый год хотел утопиться, везде было тьма народа, всем было весело, а я жить не хотел. Как я мог, как мог променять мою Риту на Францию, пусть и мечту жизни. Она теперь там, и это была настоящая ирония судьбы, ее изощренная месть. Что мне нужно было сделать, чтобы вернуть Риту? Она не поверит мне никогда.

Жизнь моя после этого изменилась, я стал работать в престижном институте, и кроме работы не видел, да и не хотел видеть больше ничего. Я все думал, как вернуть мою любовь, о другой девушке не могло быть и речи. Я не мог смотреть ни на одну из них, у меня в глазах все выглядели одинаково, все были похожи на ту, единственную, которую я потерял. Я должен был ее вернуть! Но как?

Этот вопрос мучил меня каждый день, я с ним вставал, и с ним я ложился. Я пытался забыться работой, но у меня не получалось.

И вот сегодня я придумал. Мысль эта может показаться нелепой и даже абсурдной, но я читал труды многих ученых, и я знаю – это реально. Реально создать аппарат, с помощью которого я вернусь в этот злополучный день, 30 июня 1984 года, и останусь с моей Ритой навсегда.

Я начинаю сегодня, у меня появилась цель, которой я добьюсь, чего бы мне это ни стоило!»

Держа дневник в руках, я не верил своим собственным глазам: ни фига себе профессор дает, у него что, крыша поехала? Однако, это становится все интересней.

 

«5 сентября 1985 года

Сегодня понял, трудов известных физиков современности мало, они верили в мою цель недостаточно, мне нужны работы античных ученых, которые, не зная многих законов, были гораздо проницательнее: Платона, Архимеда, Евклида и т.п. по мере прочтения трудов. Мне нужны абонементы в самые закрытые библиотеки, а для этого мое имя должны знать в широких кругах. Я стану кандидатом, доктором, кем там еще надо стать, чтобы прочитать по этому вопросу все, что есть в мире.»

Вот это тяга к науке, мой отец и не знал, кто работает рядом с ним, и главное – для чего работает.

Дальше пошли какие-то сложные объяснения и формулы, кое-где сопровождаемые надписями: ура!, нашел!, наконец-то!, которые затем были перечеркнуты. Вероятно, профессор переносил, на его взгляд, окончательный вариант из других записей, но затем оказывалось, что он никуда не годится. Формулы были длинные, я честно пытался их понять. Эх, папа, вот где пожалеешь, что перед каждым серьезным экзаменом по физике ты водил нашего Андрея Эдуардовича (преподавателя) в ресторан. В итоге, я даже не пытался вникнуть, насколько глубок был гений профессора. Я листал страницы тетради и думал, как же человек зря тратил свою жизнь, вот же его годы летят : десять лет, двадцать, а он все ищет, все сочиняет свои формулы, мне бы такое упорство (или лучше не надо, а то и я с катушек съеду). И вдруг я увидел запись, уже не зачеркнутую, а выделенную жирным:

 

«2 декабря 2005 года

Я открыл то, на чем будет работать мой аппарат – жидкость для перемещений, вернее три ее составляющие: уничтожатель времени, возвращатель времени и временная жидкость – катализатор. При помощи уничтожателя или антихрона, как я его назвал, в соединении с катализатором (аквахроном) можно попасть в прошлое, а при помощи возвращателя (нейтрализатора) и аквахрона – в будущее. Эти составляющие перемешиваются в центральной секции, в которой и расположен катализатор, и поступают непосредственно в аппарат. Вчера я уже пытался опробовать его, но эксперимент не удался, однако я знаю свою ошибку, сегодня все исправил и должно получиться. Вечером я проверю…

Я уверен, это оно, все мои опыты в лаборатории подтверждают, это то, что надо. Итак, сегодня я завершил работу над основной частью моего аппарата, над перемещательной жидкостью, на котором он будет работать. Когда я закончил работу над ней, наверное, целый час любовался этим голубым цветом, для меня в мире не существовало ничего прекрасней, я даже придумал для нее имя: аквахроника. Я получил в целом одну каплю, которая отправила-таки кнопку в бесконечное путешествие, бесконечное, потому что я не знаю, куда ее отправил, я еще не могу управлять этим процессом, но результат будет уже очень скоро. Мне осталось сконструировать сам аппарат, я догадываюсь, какой металл сможет воспринимать импульсы топлива, мне нужно еще совсем немного времени, еще пару опытов. И не беда, что все это стоит таких денег, да, на свои опыты я тратил все свои гонорары, но я мог это делать, ведь у меня никого нет, мне не для кого собирать и откладывать. И вот теперь для заключительного рывка я должен буду достать очень много денег: одна капля топлива стоила мне всей зарплаты, а мне нужно гораздо больше.

 

18 декабря 2005 года

Сегодня нашел металл, из которого будет мой аппарат. У меня уже не остается терпения, а денег нет. Что ж, придется все-таки продавать дом, тем более и покупатель уже есть – Антон Сергеевич, замдиректора нашего института. Я бы никогда не продал «родовой замок», как называл его отец, но я знаю, что это ненадолго, скоро все вернется на свои места, я получу назад и семью, и дом.

 

26 декабря 2005 года

Все, дом больше не мой, Антон Сергеевич разрешил мне жить здесь еще неделю, чтобы вывезти вещи, как я просил. Знал бы он! Зато есть деньги для осуществления плана, два дня на покупку, и мечта всей моей жизни, наконец, осуществится!

 

28 декабря 2005 года

У меня есть все! Я могу начать! Скоро, очень скоро!

 

30 декабря 2005 года

Готово! Он существует, мой аппарат! Я, я один во всем мире владею хроноходом! Осталось выставить координаты и запустить. Четыре координаты, четыре: широта, долгота, высота и время, и все это с учетом перепада высоты местности! Никому до меня не удалось соединить их вместе, чтобы заставить работать на себя. Я смог, двадцать лет, но я смог! Не могу даже сам поверить в это. Причем высота нужна только для создания пространственно-временного коридора, поэтому я ее закрепил на два метра. После ввода каждой координаты не забывать нажимать ввод (то есть зеленую кнопку), после ввода всех – еще и синюю. Главное – не ошибиться в миллисекундах, расчет должен быть очень точным. Ошибка может стоить мне дорого. Столько лет – и попасть не туда, куда я хочу, нет. Завтра я проверю аппарат, сегодня не могу – дрожат руки, боюсь.

 

31 декабря 2005 года

Я – гений! У меня все, все получилось! Я проверил его, он работает! Жаль, аквахроники маловато. Жутко дорогое удовольствие оказалось. Денег хватило только на две минуты работы. Я использовал больше половины. Ничего, к Рите я добраться смогу, а там аппарат мне и не нужен. Я буду счастлив, это главное, об этом я мечтал больше тридцати лет. Сейчас, я передохну, выкурю сигарету, успокоюсь. Черт, сигарет не осталось, Я нервничаю, мне надо успокоиться, нужны сигареты. Все, иду за сигаретами, и к Рите!»

 

Это была последняя запись в дневнике. Я сидел, совершенно офигевший. Передо мной лежала реальная машина времени? Вот этот мешок и железный ящичек с колбой – переворот во всей известной научной жизни? Я не мог поверить и искал подвох. Так-так, что-то отец говорил про этого профессора? Он же помер, под машину попал, а не исчез. Ну да, отец же не мог это придумать, чтобы завладеть домом, он не такой. Что же получается: профессор машину создал, а воспользоваться ей не смог. Круто. И я – единственный ее обладатель. Если только у нашего ученого все дома. Как проверить? Как я смогу это узнать? Формулы я сам не пойму, даже если очень захочу. Показать отцу? Что я буду иметь от этого: я уже не единственный владелец, а отец, как человек науки, захочет все проверить. Захочет, сто процентов захочет, да еще весь ученый мир подключит. Да, к отцу нельзя.

А куда? На себе проверить? Отправиться куда-нибудь в прошлое? Ага, отправиться и не вернуться. Профессор же написал, там жидкости, этой, как ее, аквахроники (надо же, изобретатель, еще и слова выдумывает) меньше, чем на минуту… Бред, я с ума схожу, я ему что, поверил? А как же суровая реальность, данная нам в ощущениях? Этого не может быть! Кто сказал? Самолет тоже когда-то был заоблачной мечтой многих ученых, а вот летают же. Каждый может купить билет и того, в небо улететь. А в космос, и туда летают! И на марс собираются. Кто сказал, что нельзя улететь во времени? А вдруг профессор, действительно, гений? Как же все-таки проверить?

А как бы этот аппарат мне пригодился. Я – известный на весь мир ученый! Я – изобретатель машины времени! Ух, круто! Ага, а где доказательства, что я ее изобрел, где расчеты, опыты, где все это? Да я ни на один вопрос ответить не смогу. Нет, не так я бы использовал аппарат, хроноход по-профессорски. А вот попутешествовать по времени, ну, где клад найти, где тайну узнать, где опыт приобрести. Сколько всего-то можно сделать! И ни одна живая душа не узнает – откуда все это. Ведь все говорят, что такое невозможно. А мне и на руку.

Размечтался я что-то. Как я буду все осуществлять, там жидкости этой, топлива по-простому, чего мозги напрягать, почти ноль. Ну, махну я в Древний Египет узнать тайну ихних пирамид, и что? Застряну где-нибудь во временном переходе и буду шляться до скончания веков, как привидение, пугать всех. Нет, мне надо знать состав этого топлива. Во что бы ни стало. Что делать, что делать? Что я могу? У кого узнать?

У кого, у кого? Да у самого же профессора! Он же сам написал – топлива хватит в прошлое добраться один раз. Вот я и попаду к нему. А он сам мне рецепт топлива и даст. Ага, даст, размечтался, с чего бы это он делиться будет своим изобретением, он что, дурак? Он придумал, а другой будет дивиденды собирать? Так, думай, Леха, думай! Надо его заставить. Шантаж! Но какой? Он к своей Рите добраться хочет? Еще как! Всю жизнь на это положил! Вот, а что он открыл сначала – секрет топлива. Аппарат уже потом сделал. Так, это идея.

Я беру хроноход, еду к нему в какое там? 2 декабря прошлого года (кстати, не очень и далеко), показываю аппарат и обещаю дать ей воспользоваться для поездки к Рите в обмен на рецепт топлива. Так, еще надо что-нибудь для убедительности прибавить. Например, что я ему раскрою тайну: он никогда не доберется к своей Рите (помрет попросту), а вот почему, скажу только после обмена. По-моему, неплохой договор, если считать, что его мечта с моей помощью все-таки осуществится (без меня ведь он никуда не попадет). А если он мне не поверит? Думай еще, Леха! А как бы иначе его аппарат попал ко мне в руки? О нем ведь никто, кроме профессора, не знал. Тем более, что в день моего прибытия это чудо еще и готово-то не будет.

Итак, решено, беру машину с собой и завтра отправляюсь к нашему ученому. У меня заслуженный отдых после сессии, я его использую со смыслом (первый раз в жизни).

Я нашел на чердаке коробку поменьше, чем сундук, сложил туда надежду на мое безбедное будущее и отнес ее в джип. Все благополучно спали, я взглянул на часы: пять утра, вот я даю, да я к экзамену никогда так поздно не готовился. Ладно, надо хоть чуть-чуть поспать, а то скоро все вставать начнут.

В одиннадцать утра меня разбудил Толян: «Вставай, Лешка, ну, ты и дрыхнешь, а еще пил меньше всех. Пошли завтракать, девчонки уже приготовили все».

Я спустился вниз, Жорик, Ленка и Галка сидели за столом и дружно что-то обсуждали.

- Леша, - сказала Лена, - мы тут подумали, а не остаться ли нам здесь

еще на денек? Тут так здорово! Места много, погода хорошая, сейчас за продуктами съездим и еще погуляем.

«Этого мне еще не хватало, весь мой план сорвать хотите?», подумал я.

- Да, знаете, я тут отцу обещал помочь ему в одном деле.

- Ну, позвони ему, Лешечка, скажи, что задерживаешься, завтра

поможешь, - не унималась Ленка.

- И правда. Леха, - это Толян подключился, - давай останемся, всем тут

понравилось. Мы ведь на природе редко бываем, воздух здесь какой чистый, морозный, о себе подумай, о нас тоже.

- Нет, ребята, не могу. Отец не так часто меня о чем-то просит, а я ему

пообещал. И потом, если он обидится, не видать мне больше ключей от этого дома, а так еще как-нибудь сюда приедем.

- Обещай, что скоро приедем, - опять Ленка, вот доставучка какая.

- Конечно, обещаю, - просто сказал я, и с души камень свалился.

Мы весело поели, допили, что осталось (кроме меня, естественно, мне

права не даром достались и еще могут пригодиться), прошлись по окрестностям (очень быстро, подгоняемые мной) и засобирались обратно.

Дорога домой показалась мне какой-то длинной, но, наконец, доехали. Развез я всех по домам, зашел в квартиру. Отец на работе, мать в больнице, я думал – дома никого и нет, но там был мой младший брат – бездельник и лоботряс (если у него дел нет, из дома не выгонишь). Что делать, мне свидетели ни к чему, надо выпроваживать.

- Ромка, ты чего дома? – спросил я его. – Друзья что ли все заняты?

- Что, братец, - не потерялся он, - хата нужна? Родной брат уже

лишний? Не уйду. Чего тогда с дачи приезжал, оставался бы там.

- Не твое дело, надо было, вот и приехал, дела у меня.

- А раз дела, так иди их и делай. Или у тебя дома дела? Может, хочешь

уборку сделать, пока никто не видит? Ничего, делай, я тебя не выдам, буду глух и нем.

Хороший у меня брат, ничего не скажешь, то его дома неделями не увидишь, а когда не надо, будет назло сидеть. Придется раскошеливаться.

- Ладно, сколько хочешь, чтобы я тебя часа два не видел?

- Видать очень надо, раз так, будет дороже.

- Ромка, не наглей, когда тебе что-то будет нужно, я ведь тоже не

даром сделаю, - парировал я.

- Ну, хорошо, уговорил, выгоняешь брата на мороз за десять баксов.

- Спекулянт ты, Ромка, на родном брате наживаешься, хорошо, пусть

будет по-твоему, получи, расписку брать не буду.

Так, брат ушел, два часа у меня есть, надеюсь, успею разобраться, что к чему, не олух чай, учусь почти сам на пятом курсе.

Открываем дневник профессора, вот координаты его дома, их оставляем без изменения, время выставим свое: 02.12.2005. Теперь это все нужно попытаться перенести на экран коробочки (проще говоря, на пульт управления) при помощи кнопок, причем очень точно, как писал профессор, а то занесет меня к черту на рога, кукуй там потом, ведь назад ехать не на чем. Так, вроде все поставил, все завел, осталось залезть в мешок, застегнуться и нажать на синюю кнопку. Елки-палки, а ведь я боюсь. Что я буду делать, если этот аппарат барахлит, а если он вообще не работает? Ну, не работает – это еще полбеды, а вот подпорчен – это беда, я себе еще нужен в этой жизни, в этом времени. А если меня отфутболит в эпоху расцвета инквизиции и оставит там? Ведь меня в этой одежде тут же за еретика какого-нибудь сочтут – и в костер. А если вообще в первобытный строй? Что я там делать буду? Детям высшее образование на основе своих знаний давать?

Но ведь профессор проверил хроноход и написал – работает! А если профессор – шизик? Если он в психбольнице лежал? Ну, это я загнул, отец бы знал. А если скрытый? Клепал по ночам свою машину времени и верил в нее, небылицы всякие писал. Тогда чего я боюсь? Не попаду никуда, и дело с концом. Вот, руки дрожат, прям как у того гения из тетрадки. Спокойствие, только спокойствие, как говаривал герой известной сказки. Профессор бы сейчас побежал за сигаретами, но я не курю, потому буду решительнее. Нажимаю!

Я нажал и закрыл глаза. Было ощущение легкого ветерка, потом стало тихо и прохладно. Я стоял с закрытыми глазами, зажав в руках пульт, по мне градом катился пот. Я открыл глаза в мешке – темно, расстегнул мешок и высунул из него голову – темно. Я пригляделся: вроде бы я тут был. Господи, так ведь это дом профессора! Почему темно? Я посмотрел на часы: пять часов, только чего, утра или вечера? Я стоял и не знал, что делать, куда идти. Я позвонил по мобильнику (работал, перемещение во времени на него не повлияло) в службу времени: пять утра. Да, время то еще, гений, видать, спит, надо разведать. Я стоял на первом этаже, темнота кругом была непрогладная, свет включить я не мог, вдруг профессор где-то здесь спит, проснется, испугается, все на свете забудет. Придется идти почти наощупь. Медленно я начал передвигаться, стараясь не задеть мебель. Глаза потихоньку привыкали к темноте, я стал различать предметы, пошел увереннее. Я обошел первый этаж, профессора не было. Тихо поднялся на второй, обошел и его – профессора не было. Как так? Неужели я ошибся? А вдруг он и не здесь вовсе все изобретал, а в другом месте? Не похоже, дневник здесь, аппарат здесь, книги опять же на чердаке были раскрыты. Чердак, а если он там? Может, он любит по чердакам скитаться? Я тихонько стал подниматься на третий этаж. Что это? Дверь приоткрыта, оттуда виден свет. Я подошел к проему и заглянул внутрь: профессор сидел за столом и теребил в руках ручку. Я присмотрелся к нему, он как раз сидел ко мне в профиль: длинные волосы, бородка, лицо уставшее, так вот как, оказывается выглядит гений-фанатик. И надо же, работает! Он что, всегда по ночам работает? Или вообще без сна? Вот, встал, стал ходить туда-сюда. Он усиленно думает. Ах да, сегодня же 2 декабря, самое утро, сегодня он, наконец, изобретет энергетическое топливо. Ладно, пусть изобретает, не буду мешать, посижу внизу.

А ведь ученый-то наш и впрямь – гений! Тихо-мирно, а изобрел машину времени, которую все считают несбыточной мечтой. Сила воли у человека, двадцать лет с хвостиком посвятил этому делу. Мне бы хоть этот хвостик чему-нибудь посвятить, наверное, тоже умнее бы стал. Нет, никогда мне не стать таким ученым. Таким, размечтался, даже четверть-таким не стать. Я вот, на халяву хочу чужое заграбастать. Стоп, что-то я расчувствовался, о другом надо думать, а то совесть проснется, не смогу использовать чужой труд. Мне этого нельзя, я теперь вообще вернуться не смогу, если чужой труд не использую. Поэтому мне он жизненно необходим, а совесть заставим молчать. Вообще, посплю-ка я, пока другие работают. Я спустился на первый этаж, было прохладно. Я нашел на диване старое покрывало, накрылся им и уснул.

Проснулся я, когда уже было светло. Ого, два часа дня, вот я разоспался от пережитых волнений. Что-то там делает наш профессор? Я поднялся на чердак и заглянул через приоткрытую дверь: все-таки спят и большие ученые, дрых гений прямо за столом, положив голову на дневник. Я тихонько зашел и посмотрел, что там (в дневнике) написано. Точно, изобрел уже топливо. Ай-да профессор, спать не лег, пока не доконал его, похвально, Теперь надо дождаться, когда он проснется, будить не будем, чтобы не шокировать. Я не знал, сколько будет спать ученый, а в животе уже начинало завывать от голода. Пойду посмотрю, чем я могу разжиться в этом доме. Спустившись на первый этаж, я нашел холодильник, похожий на однорукого бандита: дерни, деточка, за ручечку и ни шиша не получишь. Там лежал засохший кусок сыра, он что его грызет или в кипятке размачивает. Больше в холодильнике ничего не было. Что же ест наш гений? Работает до изнеможения, валится спать, просыпается и снова работает? Не может быть, должен же его мозг получать свое «энергетическое топливо», если говорить словами профессора. Кстати, когда мы тут блуждали по окрестностям нашей компанией, недалеко видели какое-то кафе, все-таки дачи известных людей, может, и сервис неплохой. Пойду посмотрю, кстати, ключ был в дверях, предусмотрительные люди эти ученые.

Я вышел на улицу, дошел до кафе, ничего странного – жизнь, как жизнь, хоть и в прошлом. А чего я ждал, что тут роботы будут ходить? И всего-то месяц какой-то назад. Все равно интересно, я в прошлом, кто бы знал. Нет, никто узнать не должен. Так, в размышлениях, я дошел до кафе. Действительно, здесь было неплохо, чисто, можно посидеть поесть с комфортом, правда, цены не как в студенческой столовой, а в остальном – очень даже. Я перекусил и собрался уходить, но потом почему-то подумал про гения, что он есть-то будет? А может у него припрятано где-нибудь? Ага, в другом сундуке под замком. Ерунда, видно, профессор и сам сюда поесть ходит. Не будем тратить драгоценное время, а позаботимся об этом заранее. Я купил ученому обед на свой вкус и попросил завернуть, чтобы не слишком остыл, еще купил того-сего на будущее, будет хоть чем позавтракать. Деньги у меня были на исходе, и почему я об этом дома не подумал, олух, что тут без денег делать? Давать лекции в местном доме культуры? Ладно, подумаю об этом потом, хотя надо было раньше.

Вернувшись в дом профессора, я поднялся на чердак – спит гений. Завернув его обед в покрывало, я уже подумывал, чем заняться, как вдруг услышал шаги на лестнице, это спускался мой ученый. У меня вдруг побежали мурашки, что я ему сейчас скажу? Елки-палки, и зачем я все это затеял? Спокойно, все должно быть хорошо, думай, Леха!

Вот профессор спустился вниз и, не глядя по сторонам, направился к дверям. Надо было что-то делать, а я еще не придумал приветственную речь. Эх, пойдем экспромтом.

- Профессор! - позвал я его. Видно тихо. – Профессор! – он обернулся,

увидел меня. – Профессор, можно с вами поговорить?

- Молодой человек, - наконец, обратил он на меня внимание и зачем-то

стал оглядываться по сторонам, как будто ожидая увидеть еще кого-то, - как вы сюда попали? – удивленно спросил он.

- Профессор, это долгая история, давайте присядем, я вот вам и обед

тут купил, у вас холодильник все равно пустой, поешьте, пожалуйста, а я вам пока все расскажу, - попытался я начать разговор.

Он внимательно посмотрел на меня, видно изучая и рассуждая: выставить меня вон, наглеца такого, или сначала послушать, что я тут буду плести. Видно, мой фокус с приходом в дом через закрытую дверь его все-таки заинтересовал, он замялся, но не хотел так просто сдаваться.

- Не понимаю, - продолжил он, - вы проникли в мой дом и теперь тут еще распоряжаетесь?

- Совершенно и не думал, - говорил я как можно спокойнее, - но если вы боитесь, можете даже милицию вызвать, только тогда вы так никогда и не узнаете, кто я такой и зачем тут появился. А, уверяю вас, это очень интересная история, а главное – полезная нам обоим. – все это я говорил, медленно доставая хлеб и колбасу из пакета, припасенные на завтра, но используемые мной сегодня в других целях. Сделав что-то наподобие бутерброда, я откусил от него кусок и стал жевать, глядя прямо в глаза профессору. Я так и думал, что чувство голода возьмет-таки над ним верх под действием этих запахов, в общем, он сел за стол.

- Ладно, давайте ваш обед, очень есть хочется, не помню, когда

последний раз ел. Ну, присаживайтесь, рассказывайте, что у вас.

Я развернул покрывало, достал сложенные одна на одну тарелки,

разложил все на столе. Он начал есть, по-моему, ему было совершенно все равно, что он ел. Я начал рассказ:

- Я – сын Антона Сергеевича, замдиректора вашего института, - начал я издалека. Профессор молчал, может, он меня не слышал, поглощенный своими мыслями? Я остановился.

- Ну, что же вы, продолжайте, - сказал он, - я вас слушаю.

- Так вот, - продолжил я. И начал медленно рассказывать свою

историю. – Только, пожалуйста, вы сначала выслушайте, не перебивайте, хоть это и покажется странным. Началось все с того, что мой отец купил у вас дом, но купил он его 26 декабря этого года, то есть через три недели. – Профессор молчал, видно, слушать он умел. Я рассказал ему все от начала до конца, до момента нашей встречи. На протяжении моего рассказа его глаза ничего не выражали, он просто слушал и все. - Вы меня слышите? – спросил я.

- Значит, он все-таки работает. – сказал профессор задумчиво, - я

закончил это, сделал то, что не удавалось другим. Я знал, что смогу, знал. Вы не против, если я закурю? Волнуюсь, знаете ли. Надо же, мой аппарат работает и им уже воспользовались! Где он, я могу посмотреть?

- Конечно, профессор, - я достал хроноход из шкафа, куда запрятал его

на всякий случай, - вот, смотрите.

Он осторожно взял в руки свое изобретение, покрутил во все стороны.

Топлива осталось пару капель, вернее, по пару капель в каждом отделе емкости, его почти не было видно, но профессор разглядел его.

- Я только сегодня собирался проверить это в лаборатории. Значит,

еще месяц, и я бы его закончил. Закончил и осуществил свою мечту. Но вы говорите, что нашли его в этом доме, этого не может быть, он не мог здесь остаться, ведь иначе я не попал бы к ней.

- А вы к ней и не попали, - сказал я, - об этом я и хочу поговорить.

Выслушайте меня еще раз, пожалуйста, я сейчас все расскажу. Вы видите, ваш хроноход у меня, я его не украл, а честно нашел в купленном нашей семьей доме, а дом этот продали нам вы, вы сами, так как вам очень были нужны деньги, чтобы достроить этот самый аппарат. Вы знаете секрет вашей аквахроники, сегодня вы бы это доказали опытным путем, а я имею уже готовый прибор, но пользоваться им, увы, нельзя, он пустой. Я предлагаю вам сделку: я предоставляю вам средство для поездки к вашей возлюбленной и рассказываю, почему вы не попадете к ней в будущем, даже если и достроите свою машину сами. А вы раскрываете мне рецепт топлива, чтобы я смог пользоваться аппаратом. Вот видите, я с вами честен.

- Что ж, молодой человек, я понял вас. Но почему я должен вам

верить? Сам я не знаю, что произошло в моем будущем, а вдруг вы элементарно меня обокрали, хоть и говорите, что не делали этого. А вдруг вы силой заставили меня отдать вам аппарат, чтобы совершить со мной сделку в моем же прошлом?

- Ладно, вы можете мне не верить, - согласился я. – Я останусь с вами в

прошлом, доживу до того времени, когда вы начнете убеждаться в моей правоте, вы сами все поймете, но тайну я вам уже не раскрою, пусть все будет как есть, каждый останется при своем: я стану жить дальше, а вы к своей невесте так и не попадете. Согласны?

- Но почему, почему вы уверены, что я не попаду к Рите?

- Пусть это будет для вас загадкой, профессор, я ничего вам не расскажу, пока мы не договоримся.

- Вы блефуете, молодой человек, - все-таки не очень уверенно произнес он.

- Что ж, - сделал я вид, что смирился, - три недели – срок небольшой, у вас тут уютненько, мне нравится, сдадите мне комнатку, я с удовольствием посмотрю, чем дело закончится. Только, поверьте мне, через три недели поменять что-либо уже будет нельзя. – меня так и порывало сказать все, как должно случиться, но я дал себе слово молчать и беречь тайну.

Профессор замолчал и задумался, не знаю, что происходило у него в голове, возможно, его ученые мозги судорожно перебирали все возможные варианты событий, но мой самоуверенный вид сбивал его с толку.

- Я должен подумать, - наконец, ответил он.

- Думайте, только не долго, а то денег у меня почти нет, а жить как-то

надо.

- Молодой человек, вы хоть знаете, к чему стремитесь, играть со

временем очень небезопасно, тем более дилетанту, может произойти все, что угодно, - наивно попытался он меня вразумить.

- Да вы же сами с ним вздумали играть, между прочим, это вы,

профессор, двадцать лет изобретали аппарат, который по-вашему так небезопасен. О чем вы думали? Уж точно не о других, о себе, вот и я о себе думаю, мне ваш хроноход очень пригодится в жизни, а пользоваться им грамотно вы меня научите, правда? Обязуюсь четко следовать вашим инструкциям.

- Вы не понимаете, с чем связываетесь, а если об аппарате узнает еще

кто-нибудь, потом еще, вы не сможете остановить этот процесс. Люди захотят менять время на свое усмотрение, что будет тогда?

- Профессор, мне самому это не выгодно, я позабочусь, чтобы о вашем

аппарате не узнала ни одна живая душа, уж будьте уверены.

- Хорошо, молодой человек, я согласен, - наконец сказал профессор.

- Тогда давайте знакомиться, - предложил я, - а то у нас с вами тут

сделка века намечается, а мы даже не знакомы толком, - меня зовут Алексей, можно Леша или Леха, - и я протянул профессору руку.

- Геннадий Петрович, - пожал он мою руку, - не буду говорить, что мне

очень приятно, потому как знакомство вынужденное.

- А вот мне очень приятно, Геннадий Петрович, очень, мы с вами так

сработаемся, я чувствую, - я так обрадовался, что профессор согласился, что не знал, как реагировать, меня просто распирало от счастья.

- Не надо, Алексей, излишних эмоций, мы просто будем вместе

некоторое время, вот и все. Нам надо найти деньги и заправить аппарат, дальше наши пути разойдутся в разные стороны, даже в разные времена.

- Да, самым простым решением по добыче денег было бы попросту

загнать ваш дом моему отцу, как вы уже это раз проделали, но завтра он уезжает в Канаду читать лекции в тамошних институтах, приедет только 15 декабря, а сидеть и ждать его две недели – не выход. Можно, конечно, попытаться продать ваш дом кому-то еще, у вас есть предложения на этот счет?

- Нет, Алексей, никогда не задавался целью искать покупателей на мой

дом, я и отцу-то вашему его продал по чистой случайности, так заикнулся, что мог бы продать, когда он сам спросил о доме. Вы знаете, по-моему, он был заинтересован в этой сделке.

- А вы, аферист, Геннадий Петрович, знали же, на что шли, дом-то

свой и не собирались в общем-то продавать, так, дали попользоваться человеку до поры, до времени, пока в прошлое не вернетесь.

- Но ведь, извините, если бы я дом в прошлом вернул, то Антон

Сергеевич в настоящем остался бы при своих деньгах, так что теряется суть аферы. Я, молодой человек, сроду чужого не брал и брать не буду.

- Эх, профессор, с вашей честностью мы далеко не уйдем. Так что вы

можете предложить по части денежного вопроса? Или думать придется исключительно мне? У меня идеи, конечно, будут, но не факт, что они вам понравятся. Можно, например, одолжить денег у знакомых, ваших, конечно, сигануть вам в прошлое, меня никто из них не знает, поэтому деньги отдавать не придется. Боюсь только, что этот вариант вам не очень-то понравится.

- Алексей, очень вас прошу, версии с криминальным уклоном даже не

выдвигать.

- Вас понял, хотя при этом теряется большая часть моих предложений.

Можно поговорить с отцом, но у меня совершенно вылетело из головы, что я делал вечером 2 декабря, а если я там преспокойно сижу на диване, думаю, мне придется долго им объяснять, что же это значит, и без упоминания вашего изобретения тут не обойдется, а это в мои планы не входит.

У меня в кармане запиликал телефон, это означало, что зарядки осталось меньше, чем на час. Зато напоминание о телефоне навело меня на мысль.

- Профессор, не могли бы вы позвонить по этому номеру и кое-что

спросить?

- Номер Антона Сергеевича?

- Да, и как вы понимаете и мой домашний тоже. Вы звоните,

спрашиваете Алексея, вам говорят дома я или нет. А уж если вы наберетесь наглости и спросите, когда я буду, это нам поможет еще больше. Звоните со своего, а то у нас дома стоит определитель, лишние вопросы тут ни к чему.

Профессор пошел к телефону, стоящему на тумбочке в углу.

- А что, Геннадий Петрович, мобильника жалко?

- Молодой человек, если на дворе 21-й век, у всех должны быть

мобильные телефоны? Нет его у меня, не видел необходимости. Это у вас – молодых – друзья, дела, а у меня – только моя работа , я либо в институте, либо здесь.

Профессор набрал наш домашний номер, спросил Алексея, так, меня дома не было. Когда я буду? Наверное, поздно, я на вечеринке. Вот болван, как я мог забыть, точно на вечеринке, правда, идти я туда не хотел, потому, видно, и забыл. Точно, на вечеринке мы были долго, потом пошли к Жорику, ой, страшно вспомнить, в общем дома я буду только завтра к вечеру. Это хорошо, завтра утром уезжает отец, сегодня я успею с ним поговорить, он-то не знает, когда я приду.

- Профессор, сидите тут, я на автобус в город, поговорю с отцом,

потом сразу обратно. А вы, если не трудно, печку затопите, зябковато у вас дома, и не забывайте, что у нас с вами уговор, надеюсь, вы нигде заначку не припрятали на заправку аппарата, - сказал я, удивляясь собственной наглости.

- Алексей, вы хоть знаете, сколько нужно денег? Чтобы мне попасть в

прошлое, а вам оттуда вернуться обратно, надо примерно 10 тысяч долларов.

- Сколько? 10 штук? Елки-моталки, я как-то об этом не подумал, ну

тысячу, ну две, а десять у отца будет вряд ли. Нет, у него, конечно, есть, вот только вряд ли дома. А завтра утром он уезжает. Ну, попытаться все-таки стоит, я помчался.

Я побежал на остановку автобуса, так сейчас шесть часов, туда час -

семь, еще обратно нормально доберусь. Сев в автобус, я начал усиленно думать, если у отца не будет денег, где еще я могу их взять? Какое же дорогое это удовольствие – путешествие в прошлое, это чтобы туда съездить, сто раз подумать надо, все рассчитать тютелька в тютельку, эх, жаль я не на историческом или географическом, придется книги читать, как профессор, в библиотеке время просиживать, меня не поймут. Что я людям скажу? Может, мне просто так туда смотаться, насобирать все, что буду видеть, потом разберусь, вдруг что ценное попадется. Вот так, жил-жил и влип в историю. Все, не ныть, время покажет, как поступить, я уверен. Мне вообще по жизни всегда везло, я как-то и мимо криминала прошел, когда наши во дворе компанию собирали (теперь половина из них сидит), я и на экзаменах всегда билет вытяну, который более-менее знаю, мне и с отцом вот повезло. Так что будем надеяться на хорошее.

Вот я и приехал, теперь на метро, двадцать минут – и дома. Выходя из подземного перехода, я нос к носу столкнулся с Ленкой.

- Ой, Леша, ты чего здесь, наши все в «Глобусе», я вот сама туда еду,

только от бабушки пришла, она болеет очень. Ты же сам туда собирался, передумал?

Я попытался до неузнаваемости изменить голос.

- Девушка, вы меня с кем-то путаете, я вас первый раз вижу, - и не

давая ей опомниться, рванул дальше, не оборачиваясь. Мне еще не хватало трепаться с ней, сейчас она в «Глобус» придет и обомлеет, а так, может ей и не поверит никто.

Я помчался дальше, надвинув пониже на лоб свою кожаную бейсболку,

не хватало мне лишних свидетелей, как я раньше об этом не подумал. Я влетел в подъезд, не глядя по сторонам, поднялся на третий этаж, ключ в кармане, я открыл тихонько дверь (на всякий случай) и прислушался. Было тихо. Я прошелся по квартире – пусто. Как я так лоханулся? Да ведь он был дома, кто-то же ответил Геннадию Петровичу по телефону. Или это был брат? Почему я не спросил, я был уверен, что отец дома. Ему ведь утром уезжать, собраться же надо, видно с минуты на минуту придет. Где-то лежит мое зарядное? Я всегда швыряю его в разные места. Я стал искать зарядное от своего телефона, обыскал всю свою комнату, всю комнату брата, хорошо, что его не было. Неужели я его с собой взял? Никогда этого не делал. Где же оно? Я пошел на кухню – лежит зарядное на диванчике. Я поставил телефон на зарядку (и чего я его с собой в прошлое не прихватил?), а сам отцу звоню.

- Привет, пап, дома скоро будешь?

- Тебя, сын, в кои-то веки интересует, когда отец придет? Ты же ушел

развлекаться, неужели уже вернулся, с тобой такого раньше не случалось.

- Ну пап, ты мне очень нужен.

- Что, опять деньги нужны? Знаю я, когда тебе кто-то из родителей

нужен.

- Пап, очень-очень надо.

- Сколько?

Как бы ему помягче сказать, чтобы не шокировать?

- Пап, а домой ты все-таки скоро?

- Что, так много надо, даже по телефону сказать не можешь. Нет,

сынок, денег ты не получишь, тем более столько. Разбаловал я вас с Ромкой, он-то еще маловат, а вот ты. Проблемы у тебя или купить что-то хочешь, разберись-ка ты, сынок, сам хоть раз. Поработай где-нибудь, продай что-нибудь, я устал все за тебя решать, проблемы твои, запросы твои. И вообще, мне завтра утром ехать, времени мало, пожалуйста, не отвлекай меня, - и повесил трубку.

Вот тебе и попался. Не хватало еще с отцом отношения испортить. Эх, была бы мама дома, она бы меня поняла (нет, я бы, конечно, все ей не рассказывал, но она меня всегда понимает). Жалко ее, в последнее время плохо себя чувствует, то в больнице, то в санатории, то отец ее отдыхать отправляет с женами своих друзей (это, когда ей получше). Не знаю, что с мамой, хандра какая-то, ничего ей не интересно стало.

Ладно, не буду и я раскисать, надо думать. Так, где-то я заначку припрятал в 300 баксов, хорошо не потратил, на Новый год оставил (значит, до этого времени мне она не нужна), а пересчитывать свои сбережения я привычки не имею, потому могу со спокойной совестью сам у себя ее временно одолжить.

Вот они, родимые, в справочнике по атомной физике, думаю, здесь бы их никто не нашел, я сам этот учебник сто лет не открывал. Ну вот, теперь хоть с голоду не помру. Кстати, а что у нас на этот счет в холодильнике? Так и знал – почти ничего, когда мамы дома нет, у нас каждый сам о себе заботится. Что будем делать? Оставлять себя и брата завтра голодать? Забрать последний кусок колбасы и сыра? Добрый я сегодня, пойду в магазин, сам куплю. Я забрал телефон, прихватил себе смену белья (не помню за собой привычки трусы пересчитывать) и вышел из квартиры.

Я собирался перекусить на ходу, но почему-то вспомнил про профессора. он ведь там, небось, голодный сидит. Я купил палку колбасы, кусок сыра, буханку хлеба, банку кофе, но потом подумал и купил еще бутылку водки и банку огурцов: надо же с ученым пообщаться по-человечески. Потом опять метро, автобус, вот я и вернулся.

- Эй, профессор, где вы? – заорал я, войдя в дом. – Я ужин принес, вы ели? - опять что ли на чердаке?

Я сложил свои пакеты на стол, а сам поднялся на чердак, он сидел там, за своим столом, сильно задумавшись. Нет, нет, нет, профессор, вы никак не должны передумать, надо его отвлекать от глубоких мыслей.

- Геннадий Петрович, идемте вниз, у нас с вами сегодня намечаются

дружеские посиделки. И вот, что я вам скажу, профессор, как физик физику, к черту все мысли о сущности бытия, в мире все просто и гениально, и мы с вами еще увидим небо в алмазах, точнее каждый свое. Скоро вы обнимите свою невесту, понянчите своего ребенка, о чем еще думать? Все за мной, к столу, мы сегодня гуляем, я тут у одного хорошего человека денег одолжил (буду я говорить, что украл, наш гений – ярый противник криминала), так что у нас праздник, идемте замочим наше знакомство.

Я спустился вниз, быстро все нарезал, разложил и налил, наконец,

спустился профессор, он явно не разделял мое настроение, был каким-то хмурым и к тому же ни с того, ни с сего добавил:

- Алексей, мне бы очень не хотелось быть вам должным, я уже второй

раз собираюсь обедать за ваш счет.

- О чем речь, Геннадий Петрович, разве не может человек человеку

помочь в трудную минуту? А ведь у вас трудные времена, сами писали: все деньги на опыты изводили, на черный день ничего не откладывали. Считайте, что нашелся, наконец, ценитель ваших трудов, теперь мы вместе, значит, как говаривал старина Маркс, должны делиться.

- Да, мне вообще мало надо, - сказал профессор, садясь за стол, -

главное было бы, где жить и работать, а о еде я вспоминал, когда уже голова кружилась. Знаете, у меня же ничего нет, квартира, дом - моего отца, они с матерью умерли, так и считая меня бобылем, мать никак не хотела понимать, почему я один, я ведь не мог ей рассказать о своей мечте. Я и костюм себе покупаю раз в десять лет, когда сослуживцы укорять начнут. Меня ведь все сумасшедшим считают и ваш отец тоже, а мне все равно, пусть считают. Я бы, наверное, и сошел с ума, если бы не моя Рита, она меня держит. Представляете, а ведь у меня дочь, я как-то Ритину мать встретил, она мне рассказала. У них дочь и сын, Витька в люди выбился, дом в Париже купил. Ничего, когда она будет со мной, я все сделаю, чтобы мы жили счастливей всех, я ведь физик от бога, я ее обеспечу еще лучше, на руках носить буду. Только не знаю насчет Парижа, но, думаю, мы и здесь будем неплохо жить, у меня все-таки и квартира, и дом есть, а места тут замечательные.

- Кстати, профессор, а где же ваша квартира? Почему вы все время тут?

- Не могу, Алексей, туда вернуться после смерти родителей, так и стоит пустая, наверное, там все уже пылью покрылось. Я пробовал, но чувствую себя там виноватым что ли, ведь в последнее время родители жили там, а я работал здесь, мне тут было спокойнее и тише. Я приезжал к ним, но очень редко, все время занят был, а теперь мне там кажется, что будь я с ними, все было бы по-другому, не могу я в этой квартире находиться. И что самое интересное, ничего с ней сделать не могу, она для меня неприкосновенна, мне, как оказалось, легче было этот дом продать, чем ее, я, как будто, верю, что родители еще там, что я к ним еще вернусь.

- А вы, Геннадий Петрович, еще и вернетесь к ним.

- Да, я на это очень надеюсь.

- Вот, профессор, давайте за это выпьем, чтобы все наши мечты

осуществились! – вставил я.

- Да, я не пью, молодой человек, вот курю только, особенно когда

нервничаю.

- Ничего, Геннадий Петрович, от одной рюмки еще никому плохо не

было, а у нас с вами такой повод – встреча и возобновление надежд! Поднимайте ! – и я первый протянул ему рюмку, чтобы чокнуться.

Так мы просидели с профессором пол ночи. Мы выпили, разговорились, и я понял, что ему и рассказать-то нечего. Всю свою жизнь он провел на работе, никакой личной жизни, никаких друзей (кроме дневника). Жил он только своей мечтой. Я даже расчувствовался, мне так стало его жаль, что пришлось срочно идти спать, чтобы не раскиснуть окончательно.

Утро следующего дня выдалось солнечным. Я лежал на диване и думал, у кого я могу занять денег? Из моих друзей – ни у кого - сумма не маленькая. Что ж, придется пойти посоветоваться с моим новым знакомым. Я встал, поднялся на чердак, как я и думал, профессор сидел за своим столом, что-то читал.

- Геннадий Петрович, как спалось? Что же вы на чердаке живете? Это

что, лучшее место вашего дома? Тахта такая старая, кажется, сейчас развалится.

- А, вы уже встали, Алексей, доброе утро. Да нет, просто привык здесь

работать, тут стол удобный, прямо под окном, вид очень хороший – думать помогает, да и книги кругом, их еще отец здесь оставил. А когда спать захочется, я прямо тут и ложусь.

- Геннадий Петрович, вы это бросьте. Вы – известный физик,

профессор, дом шикарный имеете, а ведете себя, как бомж. Ну-ка, давайте ваши вещички вниз перенесем. На втором этаже шикарная кровать.

- Что вы, Алексей, не хочу я что-то менять, тем более незачем, скоро

всего этого все равно не будет, а я к такой жизни привык.

- Пусть не будет, а жить всегда надо по-человечески, соответствовать

надо своему статусу. Правы ваши сослуживцы – на кого вы похожи? Бедные ваши родители, как, наверное, им больно было на вас смотреть. О себе не думали, так хоть им бы приятное сделали, а то живете одними мечтами. Так, надо делать из вас человека, а то мы с вашим внешним видом много денег не соберем, а нам надо много. Поэтому давайте завтракать и поедем менять ваш облик, пока на это деньги есть.

- Не могу я у вас больше деньги брать, давайте оставим все, как есть.

Тем более, в этом виде я себя прекрасно чувствую.

- Не спорьте, профессор. Нас с вами еще ждут великие дела!

- Значит, отец вам денег не дал.

- Ага, говорит, сам разбирайся, заработай или продай чего-нибудь,

интересно, что я могу продать, если у меня ничего нет? Понимаете, ничего, кроме машины, конечно. Елки-палки, у меня же есть джип! Почти новый, да я его за 15 штук продам! Ага, только вот боюсь, что мой второй этого не поймет. Вот если бы он мне ее на время одолжил, потом все равно она к нему (то есть ко мне) вернется. Как считаете, профессор, ведь если я свою машину продам, это не относится к разряду криминала?

- Остается только, чтобы вам эту машину отдали без лишних вопросов,

ведь вы не собираетесь посвящать в свои планы третье лицо, хоть и самого себя?

- Нет, конечно, просто придется участвовать в этом деле не мне, а вам.

Тем более, профессор, придется менять вам внешний вид, в этом я вам не то, что машину, телефон свой не доверю, я себя знаю!

- Ладно, будь по-вашему, едем в город, - согласился он.

Мы вышли из дома, направившись к остановке. День стоял

исключительный, настроение у меня было прекрасное, и вообще я насколько мог радовался жизни. Это же надо – скоро я стану богатым и известным, стыдно признаться, но эта мысль начисто вытеснила из моей головы все остальные, и если бы не некоторые проблемы впереди, которые мне казались совершенно незначительными, а также присутствие рядом профессора, я бы уже настроил таких прожектов насчет своего будущего, что все бы ахнули! Но все-таки надо было спуститься с небес на землю и заняться предстоящими делами. Мы как раз приехали в город.

- Значит так, Геннадий Петрович, на костюм и ботинки денег у меня

хватит, - сказал я, - а вот пальто. Придется с этим что-то делать, сейчас такой фасон в моду вернулся, если его хорошенько почистить, еще может сойти. Да, и в парикмахерскую обязательно, вы сто лет не стриглись?

- Мне так удобнее, не надо следить за прической, помнить об этом, у

меня, знаете ли, голова занята совершенно другим.

- Вот как раз и она, - я увидел салон-парикмахерскую, взял профессора

под руку, чтобы он не передумал, и завел туда. – Девушка, пожалуйста, ко мне дадя из провинции приехал, сделайте его лет на десять моложе. – Я постарался улыбнуться ей такой милой улыбкой, на какую только был способен. – Я вижу, у вас золотые руки.

- А вы сами стричься не будете? – в свою очередь мило улыбнулась

мне девушка.

- Нет, - ответил я, - у меня секретная профессия, требующая

определенного имиджа, - серьезно соврал я, - но в следующий раз приду именно к вам, обещаю.

- Между прочим, меня Ладой зовут, а вас? – а она-то не промах,

подумал я и тут же стал еще серьезнее.

- Представляете, мои родители большие шутники, назвали меня

Афиногеном, как жить с таким именем, никто всерьез не воспринимает. Вот и вы, вижу, смеетесь, не верите?

- Да вы сами – большой шутник, - сказала девушка, - присаживайтесь,

мужчина, - это она уже к профессору обратилась, - будем из вас Алена Делона делать.

Я пристроился в фойе, взял журнал почитать, потом еще один.

- Эй, как вас там, Афиноген! - послышался веселый голос, -

Принимайте работу, - это вышла Лада и вывела под руку Геннадия Петровича, - Ну, что скажете?

Если честно, до этой поры я как-то не задумывался, сколько лет профессору, а тут смотрю, а гений-то наш еще ничего, если бы не синяки под глазами и худоба, можно сказать симпатичный мужчина в полном расцвете сил.

- Супер, Ладочка, вы чудо, всех знакомых буду теперь к вам посылать.

- Обманщик вы, Афиноген, но очень обаятельный, - попыталась она

напоследок сделать мне комплимент.

- До свидания, - попрощался я, - мы еще обязательно увидимся.

Выйдя из парикмахерской, я первым делом сказал профессору:

- А вы, Геннадий Петрович, зря себя в старики записали, вы еще ого-

го, сейчас мы вам еще прикид подберем и будете вообще неотразимы. Так, знаю я один магазинчик, там недорого и со вкусом, поехали, - я опять взял профессора под руку и повел в метро.

Мы зашли в магазин. В костюмах я, конечно, разбираюсь не очень, есть у меня один на все случаи жизни. Придется опять строить глазки какой-нибудь продавщице. Эх, я еще и ловеласом заделаюсь.

- Девушка, можно вас, - обратился я к двум мирно болтающим

продавщицам, не зная именно к кому, кто первый отреагирует.

- Вы ко мне? – они что смеются, повернулись сразу обе.

- Да, именно к вам, - буду разговаривать с двумя, решил я, - девушки,

не могли бы вы подобрать подходящий костюм вот этому молодому человеку, он очень стеснительный, сам попросить не может. Завтра у него дипломатический прием, а одеть, представьте нечего.

- А этот костюм у него, видно, с прошлого дипломатического приема

остался, который состоялся при царе Горохе? - одна оказалась шутницей.

- Именно, скажу вам больше, царь и пожаловал ему этот костюм в знак

особой благодарности за службу.

- Идемте, мужчина, - сказали девушки, взяв Геннадия Петровича под

обе руки, - будем вам подбирать костюм, в котором вы встретите следующее тысячелетие, а вы, молодой человек, - это они уже ко мне, - присаживайтесь, будете выступать в роли жюри, - и они повели профессора к примерочной кабине, по дороге снимая подходящую одежду.

Никогда не думал, что подобрать костюм к лицу и фигуре другого

человека, когда сам человек в этом совершенно ничего не смыслит, такое утомительное занятие. Наконец, совместными усилиями мы его нашли. Это было то, что надо: темно-серый, с блестящим отливом костюм сидел, как на него сшитый.

- Девушки, мы вам так обязаны, вы просто не допустили

дипломатического скандала, родина вас не забудет, - сказал я им. – Профессор, - обратился я к Геннадию Петровичу, - теперь обувь, - и вас можно посылать прямо на прием в царский дворец.

Ботинки я подобрал профессору без посторонней помощи, в этом я и сам

неплохо разбирался.

- Ну вот, - сказал я в итоге, - надо бы парфюм, да денег маловато,

будем экономить, нам еще питаться надо. Кстати, не перекусить ли нам, профессор, вы не голодны?

- Голоден, Алексей, это мероприятие отняло у меня все силы. Неужели

оно было так необходимо?

- Еще как! Вы так изменились, выглядите таким представительным,

что вам просто хочется верить. Вы обязаны уговорить меня отдать вам джип.

- Но я не умею уговаривать, не знаю, что придумать, я этого никогда

не делал, у меня не получится.

- Теперь просто обязано получится, я сам подумаю, чем меня пронять.

Мне было интересно наблюдать, как преобразился профессор, он как

будто старался соответствовать своему новому облику – подтянулся, поднял голову и даже походку изменил (или мне это просто показалось).

Однако, наши похождения меня основательно вымотали, я жутко

проголодался, я вообще любил поесть и не выносил, когда приходилось долго ходить с урчанием в животе. По моему настоянию мы зашли в столовую и перекусили. На сытый желудок можно было и подумать о том, что же профессор должен сказать мне, чтобы я одолжил ему свой любимый джип? Врать он не умеет, значит, должно быть максимально похоже на правду. Итак, кому бы я доверил свою машину? Толяну, конечно, Жорику, пожалуй, нет, он – порядочный разгильдяй, Вовке бы доверил, мы с ним хоть и не большие друзья, но парень он что надо, отцу само собой. Отец в отъезде, остаются двое: Толян и Вовка. Вопрос: с чего бы они стали посылать за машиной незнакомых людей, если могут придти сами? Ответ, значит, не могут. А кого бы они послали за машиной? Опять же ответ: самых близких людей. Близких Толика я знаю прекрасно, а вот из Вовкиных в глаза видел только его сестру. Можно попытаться выдать профессора за его отца. Тем более, что я знаю, у Вовкиного папаши свой автосервис, а это можно как-то обыграть. Например, привезли им чинить джип, один в один – мой . Его отремонтировали - супер, стал лучше нового, и сестра Вовки не выдержала – взяла покататься. Однако припарковалась, разява, не там, где надо, и машину увезли на штрафстоянку, а забрать быстро нельзя – нет документов. И сегодня, как назло, придет хозяин машины. Так вот, не мог бы я одолжить джип на два дня, чтобы он постоял в сервисе? Придет хозяин, посмотрит, ему наврут, что в машине еще тормоза барахлят, чтобы приходил послезавтра, а за это время через знакомых вернут со штрафстоянки джип владельца. По-моему, ничего историйка. А почему Вовка сам не пришел? Решил, что не будет выгораживать сестру, она слишком много в последнее время позволяет себе. Отец сам слишком долго думал, прежде, чем идти ко мне, но время поджимает, а если хозяин джип не увидит, пострадает не только его дочь, но и он сам.

Все это я попытался рассказать профессору в лицах. Он долго отнекивался, но сдался. Я припомнил ему для правдоподобия пару эпизодов из нашего совместного с Вовкой времяпровождения и отправил его к себе домой.

Конечно, видя состояние Геннадия Петровича (он только начал выходить в люди), рискованно было отпускать его одного, но подстраховать его я не мог. Оставалось только коротать время возле своего дома, да еще стараться, чтобы меня никто не узнал.

Профессор вышел довольно быстро.

- Ну что? – не выдержал я, - удалось?

- Нет, - ответил профессор, - вы сказали, что отдадите ключ от машины

только Владимиру лично в руки, пусть не выпендривается и приходит сам.

- Ах вот как! – опешил я, - Это я, оказывается, такой жмот. У людей

неприятности, а я за машину переживаю. Не ожидал от себя.

- Алексей, со стороны всегда не так все выглядит, - попытался

защитить меня Геннадий Петрович, - вы, в общем, неплохой человек, очень ему посочувствовали. Но посудите сами, приходит незнакомец и просит вашу самую большую ценность на сегодняшний день, вы бы отдали просто так? Нужны серьезные гарантии, в данном случае гарантией выступает ваш товарищ, но вопрос – почему не появился он сам? Вот видите, вы и сами задумались. Главное теперь, чтобы из этой истории не возникло никакого скандала. Нам надо быть осторожнее.

- Ладно, профессор, через некоторое время надо позвонить мне и успокоить, что все утряслось без моей машины, чтобы я не раздувал этой истории. Не забудете? Что же нам делать? Где искать деньги? Такая сумма на дороге не валяется и просто так не достается. Может, все-таки попытаться продать ваш дом? Есть идеи на этот счет?

- Я не задумывался пока, ваш-то отец в отъезде, а других кандидатур не было.

- Так, ясно, надо думать. По объявлению продавать слишком долго, надо через знакомых. У вас много знакомых, профессор?

- Только сослуживцы, но с ними я как-то отношения не поддерживал.

- Вот видите, а иногда полезно обзавестись знакомствами. У меня вот знакомых много и моих, и моего отца. Теперь остается только вычислить, с кем из них я в данный момент не общался.

Мы с профессором шли по улице и разговаривали, когда меня кто-то окликнул:

- Эй, Лешка! Идешь, никого не замечаешь, - это был мой двоюродный брат, он жил на другом конце города и не виделись мы, наверное, сто лет, - ну как ты, институт свой закончил уже?

- Да нет, последний курс, скоро уже. Кстати, вот встретился со своим руководителем практики, знакомься, Геннадий Петрович.

Брат кивнул и протянул руку, - Петр, мы с вами почти тезки. Лешка, что же мы толком и поговорить не можем, может, заскочишь как-нибудь?

- Не знаю, Петруха, у меня тут куча дел, Новый год на носу, сессия скоро. Я вот тут еще Геннадию Петровичу помочь вызвался, он дом продает, недалеко от города, направление хорошее, три этажа. Может, вам нужен?

- Да что ты, нам нашей дачи по уши хватает, мы же не миллионеры какие-нибудь – недвижимость скупать. А что твой отец не берет? Он, пожалуй, побогаче будет.

- Отец уехал на две недели, а тут срочно надо, у Геннадия Петровича неприятности, ему деньги нужны, если бы не это, он бы ни за что дом не продавал, это их семейный очаг, история.

- Понимаю Леха, но помочь не могу, хотя поспрашиваю среди знакомых, если что – брякну. Ладно, побежал я, у меня тоже дела, - пожал мне руку Петька и пошел дальше.

Только я попрощался с братом, как у меня в кармане зазвонил телефон, я машинально поднял трубку: «Алло!»

- Леха, ты уже отошел от вчерашнего? – это был голос Толяна, - Слушай, ну мы не ожидали, что тебе так хреново будет. Ты чего там Вовке наплел про машину, он совершенно охренел, мы с ним решили, что это бред начинающего алкоголика, и вроде пил не сильно много. Как ты, проспался уже?

- Толя, передай Вовке мои извинения, я, действительно, что-то не в своей тарелке, голова трещит, даже не помню, что ему сказал спросонья.

- Да ладно, он все понимает, с кем не случается, ну ты того, выздоравливай.

- Спасибо, Толя, сейчас опять спать лягу, - я выключил телефон.

- Профессор, это что, он мне звонил? Что-то я не понимаю.

- Что ж, Алексей, с чисто технической точки зрения – все возможно. У вас тот же телефон, тот же номер и даже та же сим-карта. Может, у вашего Леши батарейка села, вот техника и отреагировала таким образом.

- Лучше я его отключу, чтобы вопросов не было. Это что же за жизнь такая: мой телефон – не мой, мои друзья – не мои, с моими родственниками и то толком пообщаться не могу. Один вы у меня и есть, Геннадий Петрович, и быть нам с вами вместе, пока деньги не достанем, вот судьба.

- Вы сами такую выбрали, Алексей. Я бы скоро достроил свой аппарат и отправился в прошлое, а вы бы жили своей жизнью.

- Никуда бы вы не отправились, профессор, и не отправитесь без меня.

- Что же произошло со мной?

- Не могу сказать, не просите, забыли? Это часть нашего договора. Лучше подумайте, как нам быстрее его осуществить. Может, все-таки продать вашу квартиру?

- Нет, Леша, не могу, не просите, можно сказать, я отношусь к ней, как к живому существу, а такое не продается.

- Хорошо, у вас еще есть что-нибудь ценное на продажу, какие-нибудь семейные драгоценности? Вы можете не бояться, они же к вам вернутся.

- Есть золотые часы прадеда с цепочкой и бабушкино кольцо с рубином, но вы поймите, Алексей, это очень дорогие для меня вещи, это память, продавать которую рука не поднимается.

- Интересно, а дом – это не память? Его продать у вас рука поднялась.

- Молодой человек, не хамите, пожалуйста, я в любой момент могу расторгнуть наш договор.

- Извините, профессор. У меня просто больше нет идей. Я не хотел обидеть ваши чувства.

- В чем-то вы, конечно, правы. Я, действительно, многим готов пожертвовать ради своей цели. Моя семья так любила этот дом, а я его продал. Надеялся, что не надолго, но ведь всякое могло случиться. Вот и случилось, как вы говорите – к Рите я не попал, а только для того все и делал. Выходит, остался и без дома, и без невесты. Ладно, Леша, я согласен, завтра я посмотрю, что еще есть в доме ценного.

- Спасибо, Геннадий Петрович. А я как раз знаю одного папиного знакомого – коллекционера антикварных вещей, завтра мы с ним договоримся о встрече и покажем ваши вещицы. Тогда едем домой?

- Да, поехали, не привык я столько ходить, отдохнуть хочется.

Уже затемно добрались мы с профессором до его дома. Я стал на стол собирать, что осталось, а сам думал. Вот ведь, как изменилась моя жизнь из-за одного дневника, не найди я его, не прочитай, и все пошло бы по-другому. Жил бы я себе, учился дальше, тратил папины денежки, а где-то на могилке профессора некому было бы даже цветы положить. Или я был специально послан, чтобы не допустить этого? Ему надо жить и добраться, наконец, к своей невесте, чтобы быть счастливым? Судьба исправляет свою ошибку? И вообще – есть ли она, эта судьба? И если есть, и я должен исправить то, что случилось с профессором, значит, наши с ним судьбы связаны? Все это мне было интересно, но узнать все можно было, лишь прожив некоторое время. В общем, как в пословице, поживем – увидим.

- Профессор, давайте ужинать, - закричал я, - вы слышите, вы что, опять на чердак полезли?

- Нет, Алексей, - сказал Геннадий Петрович, спускаясь по лестнице, потом подошел ко мне и положил на стол бархатную коробочку, - вот смотрите.

Я открыл коробочку, да, было чем дорожить профессору. Это были круглые золотые часы на цепочке, на крышке красовался российский герб – двуглавый орел, инкрустированный, вероятно бриллиантами. Я открыл крышку, на ее внутренней стороне была гравировка «Ивану Николаевичу Тропинину за отличную службу».

- Геннадий Петрович, это то, о чем я подумал?

- Да, Леша, это подарок царя, мой дед, сын Ивана Николаевича, ими очень гордился, всем показывал, как только его никто не выдал в тяжелые советские времена? Тогда эти вещи отбирали без разговоров, еще и посадить могли за связь с царской фамилией.

- Я не могу, профессор, это, действительно, очень ценная вещь. Ее в вашей семье так берегли.

- Берите, Алексей, берите. Я ради своей цели гораздо более худшие поступки совершал, например, родителей совсем не ценил. Они так обо мне заботились, растили, учили, а я вырос и погрузился в заоблачную жизнь, реальная меня совсем не интересовала. А родители жили именно в реальной, они хотели для своего сына простого человеческого счастья, но простого ему было не надо. Я ведь мог доставить радость старикам – завести семью, детей, чтобы они умерли спокойными за меня, но нет, я этого не сделал. Так что берите, не думайте, это всего лишь вещь.

Я смотрел на часы и думал, как все-таки загадочна человеческая душа, чего она хочет, чем она может пожертвовать, и главное – для чего? И как меняется значимость этих ценностей по мере того, как изменяются наши взгляды на жизнь: еще вчера мы никогда бы не сделали того, что сделаем завтра. А чем бы мог пожертвовать я ради достижения цели? Я считал, что у меня ничего нет, но так ли это? Ведь у меня есть куча привычек и привязанностей, пока что я не отказался ни от одной из них.

- Профессор, да ведь эти часы дороже моего джипа будут.

- Это хорошо, Леша, значит, все наши проблемы разрешатся.

Интересно, квартиру пожалел, а часы старинные отдает, подумал я. Там коробка стандартная, а здесь – вещь антикварная. Как сравнить то, что дорого для души? А что дорого мне? Пока я вообще жил на всем готовом: деньги отец давал, с поступлением он же помог, мама меня заботой окружала. Что я сделал сам? Вот, захотел попользоваться машиной времени. Так профессор для ее изобретения больше двадцати лет старался, думал, опыты ставил, чтобы кто-то потом все это присвоил. Опять у меня слезливые мысли в голову полезли. Все, спать, спать.

- Геннадий Петрович, лягу-ка я спать, вы не возражаете?

- Что вы, Леша, я сам собирался это сделать.

Он ушел, а я стал прогонять мысли, давящие на совесть, и начал упорно вспоминать телефон антиквара. Надо же, а ведь был уверен, что помню. Неужели завтра придется идти к себе домой за этим номером? Утро вечера мудренее, и я уснул.

Утром я номер так и не вспомнил, видно, все же придется ехать домой.

- Профессор, вы посидите дома, я сейчас быстро домой сгоняю, у меня срочное дело, часы я не беру, без вас не продам, не бойтесь.

- Я вам верю, Алексей, можете брать.

- Нет, Геннадий Петрович, продавать ваши часы будете сами, я только сведу вас с коллекционером.

Я помчался на автобусную остановку, только бы дома никого не было. Вроде я должен быть на занятиях, вот только брат, он школу может и сачкануть. Что будет, если я с ними столкнусь? Ничего, профессор ради дела не на такие жертвы идет, и я разберусь, мне и дома-то надо быть всего пару минут.

Я подбежал к остановке и влетел в автобус, уже закрывавший двери. Фу, надо перевести дух, а то сейчас сердце выскочит, давно я так не бегал. Я сел на свободное место и попытался успокоиться. В голову сразу опять полезли мечты о будущем, и мысль, что за это будущее придется пострадать еще и не так. Пока я размышлял об этом, я приехал на свою остановку. А, подходя к дому, нос к носу столкнулся с соседкой нашей, Антониной Павловной, выходящей из подъезда, не повезло, короче, эта как привяжется – не оторвать.

- Леша, ты что вернулся, забыл что? Ты же только ушел на занятия, - интересно, она что в глазок подглядывала? Все она всегда знает, при необходимости из нее получился бы очень ценный свидетель.

- Забыл, Антонина Павловна, представляете, учебники забыл, как без них учиться – не знаю.

- Нехорошо, Леша, смеяться над пожилой женщиной, я тебе в жизни ничего плохого не сделала. А еще в детстве я тебя из садика забирала вместе с нашим Гришенькой.

- Помню, Антонина Павловна, все помню, очень вам признателен, - я знал, что от нее трудно отвязаться, но мне еще жить в этом доме, надо терпеть, - забыл я свою курсовую работу, сдавать ее сегодня надо.

- Правильно, учись, будешь академиком, как отец, не то, что наш Гришка – лоботряс.

- До свидания, я побежал, а то не успею сдать работу.

Фу, оторвался, наконец. Я быстро поднялся на третий этаж, открыл дверь, тут же раздался телефонный звонок, трубку брать не буду, пусть звонят, меня вообще здесь нет, кстати, очень похоже на правду. Я зашел в комнату отца, где-то здесь должен быть наш домашний телефонный справочник, его мама ведет, она туда всех знакомых записывает, чтобы никто не потерялся. Ага, вот он. Как же зовут антиквара? Степан Львович? Лев Степанович? Нашел: Лев Семенович Розенберг – 786-15-92. Я записал на листок, сунул в карман и поспешил уйти, чтобы не произошло еще чего-нибудь непредвиденного.

Я шел по улице и почему-то вспомнил о маме, наверное, разговоры Геннадия Петровича о своих родителях и на меня повлияли. В последнее время мы с Ромкой ее мало видели. А раньше как она всегда о нас заботилась, чтобы мы были сыты, одеты, обогреты, она даже с работы ушла, когда отец стал в командировки по всему миру ездить. Сидела дома, старалась поддержать уют и тепло в нем. А мы не ценили, прямо, как профессор не ценил заботу своих родителей. И вот теперь мама постоянно плохо себя чувствует, дома ее почти не бывает. Сейчас она в санатории, это недалеко от города, хороший академический санаторий, отец ее устроил. Я вспомнил о маме и мне очень захотелось ее увидеть , и хоть в своей прошлой жизни я ее не навестил там ни разу, все дела какие-то были, в этой – решил навестить. Вот к антиквару с Геннадием Петровичем съездим и сразу к маме. У меня даже на сердце стало веселее, не помню, как к профессору доехал.

- Геннадий Петрович, вы где, сейчас будем звонить коллекционеру, - сказал я, зайдя в дом. Я подошел к телефону и набрал номер, - Здравствуйте, можно к телефону Льва Семеновича.

- Это я, - раздалось в ответ, - с кем имею честь разговаривать?

- Лев Семенович, это сын одного вашего знакомого, Антона Сергеевича, у меня к вам одно дело.

- Выкладывайте ваше дело, сын знакомого.

- Меня Алексеем зовут. Так вот, есть у меня преподаватель физики, Геннадий Петрович, у него вещь есть одна – мечта любого коллекционера, увидите, глаз не оторвете. Очень у него сейчас стесненные обстоятельства, а мы с ним, можно сказать, в дружеских отношениях. Вот я и вспомнил про вас, Лев Семенович, а вдруг заинтересуетесь.

- Не хотите по телефону говорить? Хорошо, сегодня в три, вас устроит? Приезжайте, буду ждать, - сказал антиквар.

- Профессор, - опять позвал я. Он не отвечал.

Я прошелся по дому – никого. Интересно, куда это он мог уйти, вроде собирался быть дома. Ладно подожду, часок еще есть, потом буду звонить антиквару и отменять встречу. Я решил зря время не терять и растопить печь, а то опять в доме похолодало. Я сбегал во двор за дровами, положил их в печь, угли были еще теплыми, и огонек занялся довольно быстро. Не успел я закончить, как появился профессор.

- Вы где были? - спросил я, - Я уже начал волноваться.

- Вот, решил на могилу к старикам сходить, это тут недалеко, на поселковом кладбище, они сами захотели здесь лежать. Здесь тихо и спокойно, не то что в городе.

- Это вы правильно, - похвалил я, - не надо стариков забывать. Я вот сам собираюсь к маме съездить, давно, знаете, не разговаривал с ней, поэтому давайте, собирайтесь побыстрее, мы едем к антиквару.

Мы собрались, взяли с собой сокровище профессора и поехали в город.

Первый раз занимаюсь таким делом, главное, не лопухнуться и не продешевить. Оно-то все равно к профессору вернется, но деньги никогда лишними не бывают, дороже продадим – больше топлива зальем. Одно утешает – вроде как имя отца не позволит ему кинуть нас так просто. Итак, я достал адрес, записанный со слов антиквара, вот эта улица, вот этот дом, как в песне поется. Мы поднялись на пятый этаж старого кирпичного дома, вероятно, здесь жил еще дед коллекционера, и я нажал на кнопку звонка.

- Кто там? - раздалось из-за двери.

- Лев Семенович, это Алексей, мы с вами договаривались на три часа.

Дверь приоткрылась ровно на длину цепочки, в щель выглянул

лысоватый мужчина невысокого роста, он как-то мне сразу не понравился, может быть, это было просто предубеждение (почему-то подумалось, что его прадед мог быть злостным ростовщиком, в памяти даже всплыл образ старухи – процентщицы из «Преступления и наказания» Достоевского).

- Напомните-ка мне, кто ваш папа? - перестраховывался хозяин.

- Антон Сергеевич Терентьев – член-корреспондент Академии наук,

замдиректора НИИФТТ, - выпалил я, сам возгордившись своим отцом.

- Проходите, - отошел от двери коллекционер, - вы уж простите, мало

ли кто в дверь позвонить может, - оправдывался он, - вы нас познакомите с джентльменом?

- Лев Семенович, это Геннадий Петрович, Геннадий Петрович, это Лев

Семенович, - театрально произнес я и прошел в комнату. Квартирка была какая-то бедноватая, видно, он был подпольный коллекционер или хранил свои ценности где-то в другом месте, единственная вещь, которая бросалась в глаза, это был старинный огромный сервант в стиле то ли Рококо, то ли Барокко, я все время их путаю, вероятно, наш Лев Семенович каждый день на него любовался, а, может быть, и все его сокровища лежали там, внутри. Остальная мебель была сравнительно новой, но подобрана в том же ключе.

- Может, чайку, кофейку? – предложил хозяин, заставив меня

отвлечься от разглядывания его достопримечательностей.

- Геннадий Петрович, вы что будете? – спросил я, твердо намереваясь

обпить и объесть сразу чем-то не понравившегося мне товарища.

- Чай, - ответил профессор, наверное, увидев и оценив мою

решительность.

- Пожалуйста, чай и кофе, - попросил я. «Все равно ты нас нагреешь»,

подумал про себя.

- Риммочка, сделай нам, пожалуйста, два чая и кофе. - попросил он

кого-то, видно, в другой комнате, - Итак, можно увидеть, что вы мне принесли?

- Конечно, Лев Семенович, - ответил я и незаметно толкнул

профессора локтем в бок – доставайте мол.

Он все понял и полез во внутренний карман. Я видел, как загорелись глаза у антиквара, когда он увидел коробочку, видно уже по футляру чувствует вещь, нюх на это дело, подумал я, он даже очки на нос нацепил. Чуть дрожащими руками взял коробку в руки, не спеша ее раскрывать, вероятно, любил момент неизвестности. Потом медленно раскрыл и посмотрел внутрь. Я нагло изучал лицо антиквара, потому что он, по-моему, не видел уже ничего вокруг, только предмет нашего визита. На лице было написано, что мы пришли не зря, эта вещь стоила немало. Мне даже стало жаль профессора, каково сейчас ему? Лев Семенович вынул часы из футляра и поднес к самому носу, может быть, хотел разглядеть каждую царапину на крышке, я не знаю, а может быть, желал удостовериться, что часы, действительно, настолько старые. Он с такой нежностью обращался с ними, как будто они могли развалиться у него в руках. Тут Римма принесла поднос с чаем, кофе и печеньем, антиквар тут же зажал часы в ладони. Даже жены испугался, в каком же страхе он живет?

- Ничего больше не хотите? – спросила женщина.

- Нет, спасибо, Риммочка, ты можешь идти, - ответил за всех Лев

Семенович, видно, желая, чтобы она скорее ушла, - так сколько вы за это хотите? – спросил он, когда жена вышла, а он, наконец, расстался с часами, возвратив их в коробочку.

Вот здесь не стоило прогадать, я понимал, что отдаю вещь не навсегда, но во мне проснулся азарт владельца раритета. Однако, я понятия не имел, сколько он может стоить. Профессор предусмотрительно молчал, я попытался вспомнить все, что когда-нибудь слышал о подобных вещах.

- Двадцать тысяч, - наконец, бодро выдал я.

По-моему, хозяин увидел мое замешательство и решил воспользоваться

этим и снизить цену.

- Молодой человек, вы совершенно не знаете рынка, никак не могу

дать больше семнадцати с половиной.

Можешь и больше, подумал я, - Лев Семенович, это совершенный

раритет, вещь хороша не только сама по себе, на ней еще есть дарственная надпись, что увеличивает цену.

- Вижу, Алексей, но только восемнадцать.

И тут Геннадий Петрович сделал удивительный жест: он взял коробочку,

закрыл ее, положил в карман и встал, как будто передумал, а, может быть, он, действительно, передумал?

- Я согласен, пусть будет двадцать, - быстро уступил антиквар, -

только, вы сами понимаете, дома у меня таких денег нет. Вы приходите завтра в два часа дня, договорились?

- Договорились, Лев Семенович, до завтра, - сказал я, вставая и выходя

в коридор, сделал я это быстро, чтобы профессор не смог вставить ни слова, вдруг он уже жалел о сделке.

- До свидания, - попрощался с нами хозяин у двери.

Мы вышли на улицу.

- А вы умеете торговаться, профессор, - похвалил я его, - или, может,

все-таки передумали?

- Нет, Алексей, просто не понравился мне этот человек.

- Если честно, мне тоже. Наверное, это издержки его профессии.

- Может быть, - согласился Геннадий Петрович.

- Профессор, давайте, вы сейчас поедете домой, а я съезжу к маме в

санаторий, я скоро вернусь.

- Отличная мысль, Леша, езжайте, я вас дома подожду.

И он пошел к метро. Я глядел ему вслед, а ведь я стал к нему привыкать.

Вот так люди и становятся друзьями, а если б не дневник, так ничего бы и не знали друг о друге. Ладно, у меня есть дело. Я поспешил на вокзал, сел на первую электричку и через полтора часа уже был в санатории. Пока шел, все время думал, обрадуется мама моему визиту или нет? Надо же, вот болван, ничего ей и не купил. Я огляделся – в холле продавали цветы, я купил маме букет, сто лет не дарил ей их. Я подошел к регистратуре и спросил номер маминой комнаты – 23. Потом еще стоял возле комнаты и размышлял, как внезапно появилась у меня мысль навестить маму, неужели я испугался, что со мной может произойти что-то подобное на жизнь профессора. Вот получу его хроноход, начну им пользоваться, и что дальше со мной станет? Кто знает. Я все-таки вошел. Мама лежала на кровати и читала журнал.

- Мама, - позвал я. Она подняла голову.

- Леша, - просто сказала она, - надо же, я как-то не ожидала, – да я сам

не ожидал, если честно.

- Мама, ты не рада?

- Лешенька, я очень рада. Просто я в последнее время так редко тебя

вижу, - ответила она и села на кровати, - ну, как вы там?

- Да, ничего, но, конечно, с тобой было лучше.

- Правда? Неужели, действительно, так? А я-то думала, что вы меня совсем не замечаете.

- Зато теперь мы очень чувствуем твое отсутствие.

- Ты за всех говоришь или только за себя?

- Надеюсь, что за всех, - ответил я, по-настоящему на это надеясь.

- А я вот не думаю так, - почему-то сказала мама и вдруг ни с того, как я думал, ни с сего расплакалась.

- Мам, ты чего, да, я свинья последняя. Ты не плачь, я буду чаще

приходить, вот увидишь, - утешал я ее, садясь рядом , - я вот и цветы тебе принес, - протянул я букет. – Я очень тебя люблю, мама, - вдруг сказал я, сам не ожидая.

- Я тоже тебя очень люблю, сынок, очень, очень. – И мама меня

обняла. Я чуть сам не зарыдал. Так мы сидели с ней минут десять. Потом мама успокоилась, - Я так рада, что ты приехал, я так соскучилась по дому.

- А ты возвращайся, мама, ты ведь совершенно и не болеешь, ты

здорова, а нам тебя так не хватает.

- Правда не хватает? А я думала, вы выросли, у вас свои дела, вы так

редко бываете дома, и я вам как-то уже и не нужна.

- Мама, как ты могла такое подумать, мы с Ромкой, конечно, мало

бываем дома, мало общаемся с тобой, но ведь папа, он-то всегда поддерживал тебя.

- Папа, - сказала мама и опустила голову, - папа меня, конечно,

понимает, - и опять я заметил, как у нее тихо покатилась из глаза слеза.

- Мама, признавайся, что случилось? Что у вас с папой?

- Все хорошо, сынок, у тебя прекрасный отец.

- Я знаю, что отец он неплохой, а муж?

Мама опять расплакалась. Я все понял и вспомнил их ночные разговоры,

папины отлучки, мамины таблетки. Так вот, значит, почему мама все время отсутствует дома.

- Он не мог так поступить с тобой, ты все для семьи делала, ты многим

жертвовала ради него. Это он тебя сюда сослал?

- Нет, я сама. Я думала, вам уже и без меня неплохо, а так – я больна,

вы там, у нас обычная семья. Отец рядом с вами, он вам нужен больше, он старается вывести вас в люди.

- Он старается, это его имя и деньги стараются, он давно уже нас в

люди только при помощи их выводит.

- Не надо так, Леша, он это имя не на дороге нашел, он всю жизнь

работал, он ночами не спал.

- А ты? Сколько ночей ты не спала? Он об этом подумал? Имя он себе сделал! Что бы он без тебя сделал, ты ему всегда помогала, поддерживала, успокаивала, половиной всего он тебе обязан!

- Леша, я никогда бы не подумала, что это тебя так задевает. Ты с отцом всегда был дружен, всегда с ним делился, не то, что со мной.

- Ну и что, что делился, он – мужчина, мне легче ему было рассказать, чем тебе, а ты сделала из этого вывод, что не нужна нам?

- Дети всегда вырастают и уходят из дома, мальчики особенно

- Мама, ты всегда будешь нам нужна, ты там ничего не придумывай. А отец, я с ним сам поговорю, вот вернется он – и поговорю. Как он мог? Ты посмотри на себя: ты прекрасно выглядишь, ты красавица, да тебе на вид не больше тридцати.

- Правда? - удивилась мама, - Никогда не ожидала услышать от тебя такие слова.

- Все, собирайся, поедем домой, хватит отдыхать, работать пора, мы там без тебя загибаемся, - и тут я вспомнил, что если мама домой приедет сейчас, то столкнется с некоторым непониманием меня и брата, там настроение пока неподходящее.

- Лешенька, я так не могу, надо сначала с папой все обсудить, - сама того не зная, помогла мне мама.

- Обязательно, я первый с ним поговорю, когда он приедет, ишь разъездился, хоть бы раз тебя с собой взял.

- Я сама не хотела, - еще и защищала отца мама.

- Все, договорились, - сказал я, - я к тебе еще приеду, а сейчас пойду, хорошо?

- Конечно, Леша. Как твоя учеба?

- Нормально, мам, пока не выгнали, я побежал.

Я вылетел из санатория и помчался на электричку. Вот как, оказывается, дела обстоят в нашей семье, а я-то думал – все в порядке. Отец давно жил своей жизнью, а мама скиталась, где придется, чтобы не мешать ему. Что теперь делать? Устроить отцу разборку? Конечно, на что он ответит: не суй свой нос. Да, но я о матери беспокоюсь, а не нос сую, во что придется. Пусть делает, что хочет, а ее не мучает, не заставляет уезжать из дому. А если он и не заставляет? Если маме просто так легче пережить свои несчастья, вдали от нас, чтобы не наблюдать это все. Тогда что я могу сделать? А может, попытаться исправить все с помощью аппарата профессора, отправиться в прошлое и разобраться вовремя, когда все были счастливы. Если ему можно, почему мне нельзя? Вот ведь, какую нужную вещь придумал ученый! Я все исправлю! Я еще не знал, как, но надеялся разобраться на месте, то есть в прошлом. Об этом я думал и в электричке, и в автобусе, пока не приехал домой (надо же, у меня теперь второй дом появился). Там меня встретил профессор:

- Ну как, Алексей? С мамой поговорили?

- Поговорил, думаю, все будет хорошо.

- Вот и прекрасно, а теперь давайте ужинать, сегодня я сам приготовил, отыскал кое-какие деньги, на продукты хватило, так что мойте руки и за стол.

Я смотрел на профессора, он был весел, не похож на себя, то ли в предчувствии скорой встречи с невестой, то ли просто ему стала нравиться жизнь.

Утро следующего дня было обнадеживающим для нас обоих. Сегодня мы должны получить деньги для осуществления нашей мечты. Профессор спускался по лестнице, что-то напевая под нос, увидев меня, заулыбался:

- Леша, смотрите, какая хорошая погода: мороз и солнце, как у Пушкина.

- Геннадий Петрович, - сказал я, - отличная погода, давайте прогуляемся, пока время есть.

Мы вышли из дома и медленно прошлись вдоль построек по лесу, разговаривая о смысле жизни, есть он, нет его или у каждого он свой. Места здесь и впрямь были чудесные, наверное, какой-нибудь профессорский уголок, почти нетронутый цивилизацией, небось, все пожилые ученые за этим следили. Весь сервис был сосредоточен на автобусной остановке: там стояло пару киосков, торгующих всякой мелочью, здание, в котором располагались кассы, кафе и еще какие-то услуги. Вот на эту остановку мы неторопливо и пришли.

- Подумайте, профессор, жизнь прекрасна и удивительна, а природа к некоторым беспощадна, а других любит. Вам вот кто-то там, - и я показал рукой вверх, - не позволил исчезнуть.

- Наверное, я не успел выполнить на земле свою миссию, возможно, она была проста: сын, отец, муж, я толком ничего из этого и не сделал.

- Возможно, а может, вы просто человек хороший, а сейчас каждый такой на счету.

Пришел наш автобус, мы ехали и продолжали разговор. Я вообще раньше не любил такие темы, но с профессором было интересно поговорить.

Мы добрались до места.

- Геннадий Петрович, рановато мы пришли, у нас еще два часа, смотрите, вон через дорогу кинотеатр, вы давно в кино были?

- Больше двадцати лет назад.

- Отлично, идемте, мне совершенно все равно, что смотреть.

Мы сходили на какой-то жутко кровавый боевик, но нам от него стало только весело, когда, выйдя, мы попытались его обсудить и у нас ничего не вышло, мы хохотали, как дети. Однако было без пяти два, надо было спешить.

За дверью послышалось знакомое: «Кто там?», мы представились и вошли. Я, конечно, переживал, что нас могут надуть, но, думаю, антиквар тоже заботился о своей репутации, темные слухи на его счет ему были ни к чему.

- Вы принесли вещь? – конспиративно поинтересовался он.

- Естественно, - ответил я.

- Вот вся сумма, о которой мы договорились, пересчитывать будете?

- Безусловно, дела есть дела, - посерьезнел я.

Я очень тщательно посчитал деньги и кивнул профессору. Он достал из внутреннего кармана футляр и положил на стол. Антиквар быстро взял коробочку, открыл ее, убедился, что все в порядке, и уже больше не выпускал ее из рук, даже когда провожал нас до дверей.

- Если появится еще что-нибудь, вы обязательно обращайтесь ко мне, - попросил он. «Разогнались», подумал я про себя, а сам съязвил:

- Мы еще и клиентов к вам посылать будем.

- Ну, это, пожалуй, не стоит, - заосторожничал Лев Семенович, - у меня, знаете ли, свой узкий круг, я и для вас исключение сделал только из-за вашего папы.

- Понимаем, - таинственно произнес я и даже подмигнул антиквару одним глазом, там что, когда мы ушли, думаю, он вздохнул свободней.

Мы вышли из дома и постарались отъехать сразу на автобусе подальше, все-таки опасаясь нечистой игры. У нас на руках была сумма, вдвое больше минимально-необходимой. Профессор был задумчив, как никогда.

- Геннадий Петрович, мы это сделали, - воскликнул я, - а не отметить ли нам это? Не сходить ли нам в ресторан? Завтра вечером, вероятно, мы увидимся с вами последний раз в этой жизни, давайте сегодня повеселимся. Денег у нас хватит.

- Леша, я вообще не люблю шумных мест, а в ресторане не был больше, чем в кино.

- Сегодня осуществляются все желания, ну, за исключением тех, которые осуществятся завтра, потому пользуйтесь. Мы найдем не очень шумный и очень уютный ресторан, кстати, я такой знаю (и в это время я как раз там не появлялся). Соглашайтесь.

- Хорошо, давайте только деньги оставим в надежном месте.

- Это вы правильно.

Мы съездили домой и вернулись в город. Ресторан был милый: в стиле девятнадцатого века, приглушенная музыка, спокойная публика.

- Профессор, а я ведь к вам привязался, мне будет вас не хватать, - сказал я ему, когда мы немного выпили.

- Я тоже, Леша, знаете, я ведь мало общался с молодежью, можно сказать, совсем не общался, но представление о ней имел несколько другое.

- Уж поверьте мне, профессор, мое мнение о гениальных ученых благодаря вам тоже сильно изменилось. А представляете, если мы встретимся в другой жизни, которую вы проживете счастливым человеком. Хотя вы меня совершенно не узнаете. Зато я узнаю вас, увижу, что у вас все чудесно и порадуюсь, что в этом есть и моя заслуга.

- Спасибо вам, Леша. Эти несколько дней стали для меня настоящим подарком после многих лет непрерывной работы. Я по-настоящему почувствовал себя моложе.

- И я, профессор, благодаря вам задумался о некоторых вещах в жизни.

Нам надо было успеть на последний автобус, поэтому мы не стали сидеть до закрытия ресторана, хотя могли бы. Мы говорили, не переставая, строили планы на будущую жизнь, я делился мечтами о добыче кладов и секретов.

- Только ради бога, не вмешивайтесь в исторические события, Алексей, наблюдайте, замечайте, подбирайте, но не вмешивайтесь.

- Хорошо, профессор, запомню, даю слово.

Домой мы вернулись ночью, уставшие от событий сегодняшнего дня, потому сразу легли спать. Когда я встал, Геннадий Петрович был уже на ногах, даже одет и побрит.

- Алексей, я поеду за ингредиентами для топлива, буду часа в четыре-пять, - предупредил он, и я удивился, как профессор изменился за эти дни: выпрямился, стал ходить увереннее, блеск в газах появился.

Он ушел, у меня была куча времени, я решил походить по дому, посмотреть на живую историю. Я просмотрел множество фотографий, наверное, с конца девятнадцатого века, они все хранились, многие были подписаны. Я даже нашел и прочитал переписку, вероятно, отца с матерью профессора. Все это были добрые, интеллигентные люди. Я смотрел, читал и думал, как изменилось время, как изменились ценности и мечты. Да нет, ценности остались те же, изменилось отношение к ним, изменились средства достижения их. Я все думал и думал, даже не заметил, как прошло время и вернулся профессор. Он не позвал меня, а стал подниматься на чердак, все-таки это было его любимое место в доме. Я понял, что передо мной снова ученый, и не стал отвлекать его. Еще пару часов и все закончится.

Наконец, он спустился.

- Алексей, принесите, пожалуйста, аппарат, - я принес, - сейчас я его заправлю, и все готово, - он опять ушел.

Через несколько минут я тихонько поднялся за ним. Он сидел за столом, на котором лежало его изобретение, топливные емкости были наполовину заполнены. Я подошел к профессору. Его лицо было сосредоточенным, руки дрожали все сильней. Он заметил меня.

- Не могу, Алексей, я очень нервничаю, очень, - он похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет, но она оказалась пустая, - очень нервничаю, - повторил он, - курить хочется, а сигарет нет, я быстро, Леша, туда и обратно – куплю, покурю, и мы все закончим.

Он быстро встал и стал спускаться вниз. Сигареты, сигареты вертелось у меня в голове, надо же опять сигареты и в дневнике они были. Что-то здесь не так, подумал я и поспешил за профессором.

- Стойте, - закричал я, но он уже вышел из дома.

Я выскочил на улицу, в двадцати метрах от меня проходила лесная дорога. На ней стоял грузовик, профессор лежал недалеко от него лицом вниз. Я подошел ближе.

- Я только на секунду отвлекся, - объяснял водитель собиравшимся вокруг людям, - откуда он взялся? Чистая была дорога, да и фонарь тут висит. Он так бежал, я просто не успел затормозить. Я тут мебель везу, три часа плутал, заехал не в тот кооператив, - он говорил быстро, но я перестал его слушать.

Нелепая смерть, а что профессор погиб, я уже не сомневался, все было так, как написано в дневнике: пошел за сигаретами, попал под машину. Это уже не могло быть случайностью. Я все смотрел и смотрел на ученого. Приехала милиция, потом скорая, профессора накрыли простыней. Стали опрашивать свидетелей. Потом увезли и Геннадия Петровича, и водителя грузовика, а я все стоял. Когда я очнулся, никого вокруг не было, я почувствовал, что страшно замерз и пошел домой. Я пришел, достал недопитую нами в первый вечер бутылку водки и допил ее. Профессора больше нет, я не мог поверить. У меня жутко разболелась голова, потом подействовал алкоголь, и я уснул. Проснулся я поздно, но отдохнувшим себя не чувствовал, наоборот, каким-то разбитым. Что же делать? Все шло прекрасно и вдруг оборвалось в один миг. Он опять погиб, как когда-то. Опять? Так что же я? Ведь я могу опять вернуться к нему! Вот болван, что же я сижу? На чердак!

Я поднялся на чердак, хроноход лежал так же, как оставил его профессор. Он был заправлен топливом. У меня промелькнула мысль: топлива хватит раза на два сгонять в прошлое и обратно, если с умом – можно разбогатеть, но я сам устыдился ее. Неужели я способен бросить друга ради денег, пусть и больших? Нет, сказал я себе и значительно вырос в собственных глазах. Оставалось точно рассчитать время, чтобы не столкнуться с собой же, прибывшим первый раз к профессору. Это должно быть самое начало дня, 2 декабря. Я залез в мешок, выставил время и нажал, не раздумывая.

Я опять прибыл в дом профессора, опять было очень темно, но я уже не прислушивался, расстегнул мешок, смело шагнул из него в темноту и … рухнул на пол. По-моему, я упал с высоты, хоть и с небольшой. Вроде особенно ничего не болело, только вот подо мной было что-то мокрое. Я пощупал руками пол – какая-то жидкость густая и не липкая. Я стал шарить руками вокруг и под собой и нащупал какую-то металлическую конструкцию и осколки стекла. У меня пронеслась ужасная догадка: я разбил машину времени. Я встал и попытался найти выключатель. Так и есть, две секции емкости разбились, и почти все топливо, на которое мы с профессором с таким трудом зарабатывали деньги, вытекло на пол. Целой осталась только центральная часть с катализатором, но, на нем одном, как я понимал ни в прошлое, ни в будущее мне не попасть. Металлические конструкции вроде не пострадали, да и трубочки болтались целые. Что же произошло? Я посмотрел вокруг этого места: рядом стоял стул. Все ясно, вероятно, при прошлом моем перемещении этот стул стоял в другом месте, а в этот раз я приземлился именно на него. Неужели я все испортил? На этот вопрос мог ответить только профессор. Возможно, машина осталась в рабочем состоянии, конечно, жалко было топлива, его было так много. Я посмотрел на часы: час ночи, гений еще трудился, и как он не услышал страшный грохот внизу, наверное, весь погрузился в научные изыскания. Ничего не оставалось делать – надо ждать. Я запрятал хроноход в шкаф, лег на знакомый уже диван и уснул.

Я проснулся утром, лежал и думал, что до обеда, пока проснется профессор, у меня много времени, чтобы решить, как на этот раз все пойдет. Ведь теперь не надо мучиться и искать способы поиска денег, я все знал заранее: часы прадеда профессора – и нет проблем. Стоп! Но ведь о часах не было сказано в дневнике, о них рассказал мне сам профессор после того, как мы с ним вместе пытались раздобыть деньги, и он, вероятно, стал доверять мне. Что же я ему сейчас скажу: доставайте ваши часы, профессор? Не буду же я ему рассказывать о наших приключениях, тогда придется рассказать и о его гибели. Выходит, я должен был опять завоевывать его доверие. А для этого мы должны были вместе пройти все то, что прошли в первый раз. Мне стало не по себе. Хорошо, когда история повторяется без тебя, но когда историю повторить должен ты сам – это объяснить даже трудно. Я лежал и прикидывал разные варианты подхода к данному вопросу, и сам не заметил, как опять уснул (видно, сказались переживания последних дней и перемещения во времени). Проснулся я уже в сумерках. Как же это так? Я прозевал профессора! Вероятно, он уже ставит опыты в лаборатории. Остается только ждать, когда он вернется.

Он вернулся почти в девять часов, ничего не замечая вокруг, он направился к лестнице, ведущей наверх.

- Профессор, - позвал я его, но он меня не слышал, он стал подниматься.

- Геннадий Петрович! - позвал я его громче.

Он обернулся, заметил меня и удивился.

- Вы меня знаете? Я вас что-то не припомню.

- Знаю, профессор, очень хорошо знаю, но это долгая история, присаживайтесь, я вам сейчас все расскажу.

- Молодой человек, у меня сегодня такой день, я закончил очень важную для меня часть работы, мне бы хотелось отдохнуть. У вас ко мне срочное дело?

- Да не очень. Кстати, вы, наверное, голодны? Я так просто быка бы съел, тут недалеко есть кафе, давайте я сбегаю, куплю что-нибудь на ужин.

- Пока вы не сказали, я не думал об этом, но сейчас чувствую, что умираю с голоду. Только я сам схожу, не утруждайте себя.

- Уж поверьте мне, профессор, мне это не составит совершенно никакого труда.

Я шел в кафе и прикидывал в уме, что буду делать, если все-таки сломал аппарат, это же был один из аргументов в мою пользу при договоре с профессором. Вроде бы я падал не на него, согнуть ничего не должен был, а то, что он ударился, так металл по-моему очень твердый и тяжелый. Разбилась емкость, а вдруг она была специально изготовлена? Ведь она была не обычной, а состоящей из трех секций, да еще с двумя краниками для смешивания, и все это соединялось с аппаратом. Ладно, увидим.

Да, выбор в кафе был никудышный, вернее его совсем не было: одни котлеты, хочешь - бери, не хочешь - не бери. Я взял, что оставалось делать, и еще бутылку водки и банку какого-то салата (для более детального знакомства, вернее, я-то с профессором знаком, а он со мной нет). В этот раз как-то все пошло не так гладко: аппарат разбил, время проспал (в прошлый раз я уже успел съездить в город за информацией и своей заначкой), да еще и ужин какой-то малосъедобный будет. Сплоховал я, в общем. Только делать нечего, пойду завоевывать расположение профессора.

Я вернулся в дом и направился сразу на чердак. Он был там, что-то записывая в свой дневник, вот не знает, что у меня в кармане лежит совершенно такой же, только уже заполненный.

- Геннадий Петрович, - позвал я.

- А, это вы! Уже вернулись, подождите, пожалуйста, я сейчас спущусь.

Хорошо, я пока пойду подогрею котлеты, а то они уже в кафе были остывшими. Где кухня я знал и направился прямо туда. Я вовсю хозяйничал и не заметил, как появился собственно сам хозяин.

- Молодой человек, вы раньше были у меня дома? Я тут понаблюдал за вами, вы неплохо ориентируетесь.

- Меня, кстати, Алексеем зовут, - сказал я и протянул ему руку, - будем знакомы, Геннадий Петрович. Сейчас я накрою на стол и все вам расскажу, - по-хозяйски выложил я.

- Я, Алексей, в гости вас не приглашал, я человек необщительный, поэтому могли бы мы побыстрее с этим покончить, у меня много своих дел. Я вообще не понимаю, как вы попали в мой дом.

Да, не заладилось у меня в этот раз.

- Простите, если что не так, присаживайтесь, ешьте, я начинаю рассказ, - я даже не знал, как поступить с бутылкой водки, вытащи я ее сейчас, и профессор может меня вообще выгнать вон.

- Вы не бойтесь, я не злодей какой-нибудь, я просто немного не из вашего времени, я, можно так сказать, первый испытатель вашей машины, потому что сами ее испытать вы еще не успели. А я в вашем доме был, он теперь в будущем принадлежит нашей семье, в общем, я и у себя дома тоже.

- О чем вы говорите, как могли вы воспользоваться машиной, я никому не собирался ее отдавать.

- Вы и не отдавали, - я не успел закончить.

- Вы украли ее! – воскликнул профессор. Я же говорил, что все пошло наперекосяк. Придется идти на крайние меры.

- Профессор, я ничего не крал, говорю же вам, я взял в своем доме.

- О чем вы, молодой человек? В каком это своем? В этом доме с самого момента его постройки живет только наша семья!

- Жила, Геннадий Петрович, пока вы его не продали.

- Ничего не понимаю, вы – самозванец какой-то!

Этого я стерпеть не мог, - вот читайте! – заорал я и выложил перед ним его же дневник, - И, если можете, сразу загляните в конец, чтобы понять, что я ничего ни у кого не крал!

Он узнал свою вещь, сразу замолчал, взял дневник, перелистал его до нужной даты, дочитал.

- Я ничего не понимаю, - сказал он, - что случилось?

- Случилась одна неприятность, но, поверьте мне, я попытался ее исправить и дать вам второй шанс. Вы хотите получить свой аппарат?

- Да я его и без вас уже почти получил. Что вы, наконец, хотите?

- Геннадий Петрович, пожалуйста, успокойтесь, мне нужен рецепт вашего топлива.

- Моего топлива? Вы с ума сошли, молодой человек! С какой стати я буду вам доверять дело всей моей жизни? Никто и никогда не должен был узнать даже о моих расчетах, не говоря уже о самом аппарате. Я вам ничего не скажу.

- Придется, профессор, иначе не видать вам свою невесту, как своих ушей, - не выдержал я.

- Откуда вам знать? Вам, нахальному охотнику за чужими секретами!

- Не забывайте, - постарался я говорить спокойно, - что без меня вы бы ничего не закончили.

- Почему? Уж не вы ли помешали бы мне?

Все, он меня достал!

- Да потому что, гений, вы умрете ровно через пять минут после того, как закончите вот этот дневник! – опять закричал я и показал пальцем на его тетрадь.

Он замолчал и застыл на месте.

- Как умру? – наконец, тихо спросил он. – Я же ничем не болел.

- Под машину попадете, - уже спокойно ответил я, - и, если бы не я, остались бы лежать на кладбище, позабытый всеми.

Он сник окончательно. По-моему, моя бутылка все-таки сегодня пригодится. Я поставил на стол два стакана, достал из кармана куртки водку, налил грамм по сто и сказал :

- Ничего, все хорошо, что хорошо кончается – прибыл я и все исправил, а вы тут набросились на человека. Давайте лучше выпьем, профессор, за ваше счастливое воскрешение. А потом я расскажу вам вторую душещипательную историю, - чего уж мелочиться, все равно аргумент больше не действует, буду рассказывать все.

Я выпил, поставил свой стакан и неторопливо начал повествование. Мне, конечно, было очень обидно, что профессор, тот самый профессор, с которым еще вчера я так по-дружески беседовал, сегодня чуть не выставил меня вон, обозвав лгуном. Тяжело налаживать отношения, когда тебя принимают в штыки, но придется. Поэтому я решил рассказать все в подробностях, ничего не пропуская. Я говорил долго, особенно подчеркивал моменты, как мы задушевно беседовали, давая понять, что мы подружились с профессором, и я имел право находиться в его доме.

- И вот вы, как всегда, когда очень нервничали, - заканчивал я свой рассказ, - захотели курить, а сигареты закончились, прямо, как в вашем дневнике. Вы пулей выскочили на улицу, я, представьте, сопоставил в уме факты и понял, к чему дело идет, побежал за вами, но опоздал. Все произошло мгновенно, я выскочил из дома в тот момент, когда вас сбил грузовик. До сих пор помню лицо того водителя, он перепугался страшно. Ну, а я вернулся назад, взял аппарат и отправился за вами. Заметьте, что мог бы и не возвращаться, топливо-то у меня было, а вы тут вместо «спасибо» - орете. - Я замолчал на пару секунд, как бы подчеркивая свое великодушие, потом продолжил, - Итак, мораль: бросайте курить, профессор, все зло от сигарет.

Он молчал, но водку выпил. Значит, еще не все потеряно, подумал я.

- Да что вы скисли, профессор, вы же живы, а это главное. Мы вот сидим, разговариваем. Или вы считаете, что уже на небесах? Могу решительно опровергнуть, пока нет. Мало того, теперь вы знаете, что если не закурите в определенный момент, то все обойдется. Эх, Геннадий Петрович, мы еще с вами таких дел натворим!

- Моя Рита, неужели я ее все-таки увижу? – тихо произнес он, так что я еле расслышал.

Я быстро сходил за аппаратом и показал его профессору.

- Вот смотрите, правда, он немного пострадал, но, я думаю, не очень сильно. Что скажете?

Наконец, он стал выходить из своего оцепенения, заинтересовался, взял хроноход в руки, повертел:

- Это он? Как все-таки долго я к нему шел. Он просто обязан мне послужить. Я надеюсь, что все в порядке. Похоже, колба была из моей лаборатории, значит, я смогу ее заменить. Кривизну поверхности я еще проверю, если что, подровняю. Я хочу поблагодарить вас, Алексей. И простите за то, что наговорил вам тут.

- Нет проблем, профессор, мы же с вами друзья. Я так думаю.

- Судя по тому, что вы мне рассказали, ближе, чем вы, у меня больше нет ни одной души.

Я протянул ему руку, он ее пожал. Мы снова были вместе, снова у нас на двоих было одно дело. И опять все упиралось в отсутствие денег.

- Надеюсь, профессор, - сказал я ему, - после того, что я вам рассказал,

вы не станете отказываться от нашего первоначального договора, это было бы нечестно, я все-таки вернулся за вами

- Что вы, Алексей, я согласен, вы получите аппарат.

За разговорами мы и не заметили, что уже давно наступило утро, я вдруг почувствовал жуткую усталость (вообще, столько проблем за такое короткое время я не собирал еще ни разу в жизни), я просто валился с ног. Мы разошлись по разным комнатам, вернее, профессор опять пошел спать на чердак, еще не отученный мною. Я уснул мгновенно, как только прикоснулся головой к подушке и проснулся в семь часов вечера, потеряв для дела еще один день. Правда, теперь я знал, что нам было необходимо для осуществления этого дела: часы профессора и звонок антиквару. Его телефон был у меня записан, это я помнил. Однако, я порылся в карманах и не нашел его. Его не было нигде, вероятно, этот листок просто выпал у меня из кармана. Надо же, я хорошо помнил адрес коллекционера и начисто забыл его телефон. Не могли же мы пойти к нему без предварительной договоренности, да он нас на порог не пустит. Как нарочно, одна проблема сменяла другую. Придется опять ехать домой, искать в мамином блокноте. Но это будет только утром, сейчас поздно, обязательно нарвусь на себя или брата. Короче, до утра делать нечего, кстати, и есть тоже нечего, пойду-ка я прогуляюсь.

- Профессор, - позвал я, - вы тут? – Я встал с дивана, пошел искать Геннадия Петровича. Он сидел за столом на чердаке, обхватив голову руками. Я тихонько подошел к нему и сел рядом. Он явно меня не слышал. Перед ним лежали фотографии, те самые, которые смотрел я в предыдущем посещении. Я молча сидел рядом с профессором, пока он не поднял голову и не увидел меня.

- А, это вы, Алексей, я вас не слышал. Вот, вспоминаю свою жизнь. Понимаете, после того, как вы мне все рассказали, у меня не пропадает мысль, что я что-то делаю не так. Я много сделал в своей жизни ошибок, но смогу ли я их исправить?

- Конечно, сможете, - сказал я, - сама судьба предоставляет вам второй шанс. Представьте, ни один человек в мире не имеет такой возможности – изменить свою жизнь, да еще в тот момент, когда ему захочется. Вы все-все исправите, вот увидите.

- Надеюсь, Алексей, очень надеюсь.

- Но ведь у вас же получилось создать аппарат. Сколько людей билось над этой задачей, а вы ее решили! Это ли не доказательство?

- Пока это доказательство только моей целеустремленности, а вот верная ли это цель? Посмотрим.

- Профессор, что за упадническое настроение? Вы – гений, в этом не стоит сомневаться. У вас, то есть у нас, все получится, но для этого нам нужны силы. Как насчет ужина? Я - за, а вы?

- Я тоже.

- В здешнем кафе явно остались только холодные котлеты, что будем делать? Предлагаю съездить в город, пока еще не совсем поздно.

- В город? Знаете, Леша, я согласен на холодные котлеты.

- Так, ясно, значит, в город поеду я. Без меня никуда не ходите, я скоро вернусь.

Я помчался на остановку, чудом успел на отъезжавший автобус и скоро был в городе. Как я соскучился по своей привычной жизни, кругом все кипит, но это кипение проходит в стороне от меня. Тут уже есть один Леха Наумов, его все ждут и знают, а я только создаю неразбериху и боюсь столкнуться со своими знакомыми. Ну, началось, меня что ли профессор заразил? Вперед, за провизией и откинуть все ненужные сомнения. Вот и магазин. Потрачу последние деньги на шикарный ужин, а завтра опять отправлюсь домой за заначкой, как хорошо, что она у меня там еще есть. Я потратил все, оставив только на дорогу сегодня и завтра, и помчался домой.

Мы опять долго сидели с профессором за столом, чувствую, это уже входит у меня в привычку. Это налаживание отношений может скоро перерасти в алкоголизм (преувеличиваю, конечно), но я решил проконтролировать и себя, и время, на завтра были еще запланированы дела.

- Геннадий Петрович, пора ложиться, сделайте мне одолжение, не

идите спать на чердак. Мы уже как-то с вами договаривались, чтобы вы привыкали к лучшим условиям, скоро ведь у вас будет совсем другая жизнь, давайте повторим еще разок. А то я буду думать, что я ваш гость, занял ваше место и вынудил вас ютится на чердаке.

- Алексей, вы же знаете, что это не так, но если вам будет так

спокойнее, я лягу на втором этаже.

- Мне будет спокойнее, профессор. Вообще-то мне было бы еще

спокойнее, если бы вы стали решительнее и смелее. Вы – хозяин аппарата, способного перевернуть мир, а ведете себя, как провинившийся ребенок. Вы совершили такой самоотверженный поступок ради своей невесты, не многие, скажу я вам, решатся на такое. Так ведите себя соответствующим образом, я вас очень прошу.

- Леша, пожалуйста, не говорите мне больше об этом, Я просто

исправляю свою ошибку, я не способен был понять в свое время, что есть самое главное в моей жизни. Создание аппарата – это не поступок, это искупление вины, если хотите. Все, я иду спать, я устал, простите.

Нехорошо, подумал я, когда человека всю жизнь не покидает чувство вины. Ведь, если бы не ошеломляющая сила воли профессора, он бы, наверное, давно свихнулся или опустился в жизни до уровня таракана, а он выстоял и стал гениальным ученым. Хотя, конечно, еще не известно кем бы он стал, будь рядом с ним всю жизнь любящий человек, но это я уже не узнаю, а, может быть, и узнаю, если встречу его в своей жизни. С такой мыслью я и уснул. Утром мне предстояла поездка к себе домой, а в суматохе последних путешествий я совершенно забыл где, когда и с кем могу столкнуться. Надеюсь, ничего непоправимого для истории я не натворю, если столкнусь со своим двойником нос к носу.

Я, как уже много раз до этого, выходил из метро недалеко от своего дома, когда очень явственно почувствовал дрожь во всем теле. Странно, мне совершенно не было холодно, я оглянулся по сторонам. На другой стороне улицы я увидел себя, явно опаздывающего на занятия и потому, видно, пробежавшему в непосредственной близости от меня, что и вызвало в моем организме ответную реакцию. Хорошо, что второй Леша так спешил, он ничего не заметил. Я еще долго смотрел ему вслед, поражаясь этой жизненной загадке, вот как просто оказалось можно взглянуть на себя со стороны, никому до меня такого сделать не удавалось. Если бы еще перекинуться с собой парой слов, но это я размечтался. Надо уходить, пока никто, кроме меня, не заметил нас вместе. Я направился в свой подъезд.

Мне везло, брата в квартире не было. Я нашел записную книжку, выписал телефон антиквара, пошел искать свою заначку, как вдруг входная дверь стала открываться. Я еле успел сигануть в шкаф, стоявший в прихожей. Кто же это? Отец в отъезде, может, брат? Я тихонько отодвинул дверцу шкафа и выглянул одним глазом: не может быть! Я совершенно не помнил, что когда-нибудь возвращался домой перед занятиями, но это был я. Меня стало колотить, как будто в лихорадке, я уже боялся, что сейчас упаду. На мое счастье мой двойник просто забрал оставленный дома телефон и быстро ушел. Я выпал из шкафа, мне было очень плохо, меня трясло не переставая, а голова раскалывалась. Я зашел в свою комнату и лег на диван. Еще полчаса я лежал и отходил от всего этого, ничего себе удар по организму. Интересно, что было бы, захоти я подойти к себе поближе. Надо рассказать профессору, что он об этом думает, это аномалия или так должно быть. Я медленно встал, голова еще кружилась, вытащил справочник по физике, достал из него деньги. Слабость ощущалась во всем теле, как будто я только что пробежал марафон, руки и ноги слушались плохо. Я посидел дома еще полчасика, потом ушел.

На улице мне стало намного лучше, я собрался с силами и , чтобы отвлечься и вернуть все на круги своя, решил пойти в магазин и купить профессору тот самый костюм и ботинки, ведь нам еще предстояло общаться с антикваром, да и просто хотелось мне, чтобы Геннадий Петрович выглядел современным человеком. Я еще мог в этой жизни сделать для него что-то приятное, в другой это вряд ли удастся.

Я уже шел в магазин и тут вдруг вспомнил про маму. Вот так, думаю про все, что угодно, а про нее забыл. Стремление к своей цели отбивает напрочь все остальные мысли, прав был профессор. Как она там? Я же ей обещал навещать, правда, она об этом еще не знает, но я-то знаю. Мне стало просто необходимо с ней увидеться и поговорить. Поеду к ней сейчас же.

Уже в электричке я подумал, что опять ничего не купил маме, придется надеяться на цветы. Я стоял возле маминой двери с букетом и долго не мог войти, настраивался не обидеть маму и деликатно ее утешить. Я вообще-то не умею этим заниматься, не выношу женских слез, готов сквозь землю провалиться, когда вижу глаза на мокром месте, все время кажется, что я в этом виноват. Наконец, я набрался сил и зашел, мама разговаривала с какой-то женщиной, увидела меня, сначала в ее глазах промелькнуло удивление, но очень быстро оно пропало, и на ее лице появилась улыбка.

- Валюша, знакомьтесь, это мой сын Леша, – представила она меня своей соседке. - Здравствуй, сынок, - это уже предназначалось мне и сказано было, как будто я приезжал к ней каждый день.

- Здравствуй, мама, - я стоял и размышлял, как теперь быть, я же собирался поговорить наедине, - это тебе, - я протянул маме букет.

- Ладно, пойду погуляю, - сказала Валя, - уже обед скоро, Люда, я вас в столовой жду.

- Мама, как ты тут, хорошо себя чувствуешь? – спросил я, когда женщина вышла.

- Прекрасно, сынок, у меня тут много знакомых, я не скучаю. Ты-то что приехал, случилось что? – наконец, смогла она выразить свое отношение к происходящему, ведь, собственно, было чему удивиться.

- Я уже к маме не могу просто так приехать? Вот навестить тебя захотел, соскучился.

- Ой, сынок, на тебя непохоже, ты чего-то недоговариваешь.

- Все я договариваю, к тебе приехал без всякой причины, проведать.

Мама посмотрела на меня очень пристально, - ясно, деньги нужны.

- Нет, мама, у меня все есть. Я к тебе, как у тебя дела?

- Леша, у меня все хорошо, чего не скажешь о тебе, ты как-то озадачен, с папой, с Ромой все в порядке? Может, с учебой?

- У нас все отлично, у меня лично – тоже. Как ты? - ответил я, понимая, что выгляжу странно, начинаю выпытывать у мамы то, о чем в принципе знать не могу. И вряд ли она мне сегодня что-то расскажет, не то состояние, ее вот соседка ждет.

- Спасибо, сынок, что навестил, честно говоря, не ждала, поэтому вдвойне приятно. Значит, у вас все хорошо?

- Папа уехал свои лекции читать, Ромка, как всегда, по уши занят своими делами, дома его почти не видно.

- Я рада, что у вас все в порядке.

- Не очень, мама, нам тебя не хватает.

- Леша, это ты ли? Ты сейчас говоришь, как в детстве, когда у меня вовремя не получалось забрать тебя из садика и ты боялся, что останешься там навсегда. У тебя точно такое же выражение лица.

- Раньше ты столько не отсутствовала дома, - ответил я.

- Все меняется в жизни, особенно заметно с годами меняется наше здоровье. Сынок, я схожу на обед, ты будешь меня ждать ? – я понял, что мама больше не хочет говорить на эту тему.

- Поеду, у меня есть еще одно важное дело.

- Вот, сейчас ты снова похож на себя, - сказала мама, - не вешай нос, в жизни случаются не только приятные вещи.

- Я знаю. Пока, я к тебе еще приеду.

- До свидания, сынок.

Я ушел. Она мне так ничего и не сказала. А чего я ждал? В прошлый раз я явно попал в какой-то неприятный момент маминой жизни, может, она вспоминала что-то? Разве она хочет разрушать видимость хорошей семьи? Ведь таковой ее, вероятно, все и считают, а иногда очень тяжело потерять то, что хотя бы кажется удачным. Хоть мама сейчас мне ничего не сказала, я все равно все знал, я надеялся все исправить. Мне еще все скажут спасибо, хотя никто не узнает, что это я вмешался в их судьбу. Я шел, очень гордясь собой, своей бескорыстной заботой о ближних.

Я вернулся в город и решил все-таки сделать подарок профессору в виде новой одежды. Мне очень хотелось увидеть его вновь подтянутым и уверенным в себе. Я зашел в тот самый магазин и даже встретил тех самых продавщиц, но они, конечно, меня не узнали, а потому не вспомнили, как мучились ради нас где-то в другом времени. Зато я помнил и фасон, и размер, и цвет костюма, его я и купил. Купил и обувь точь-в-точь как в прошлый раз, память у меня пока хорошая. Надо было спешить домой, время близилось глубоко к вечеру, а нам еще следовало позвонить антиквару.

Я вернулся к профессору, пытаясь представить, как он офигеет от таких подарков, но такой реакции не ожидал.

- Не возьму ни за что, - воспротивился он, - зачем вы потратили уйму денег на то, что мне даром не надо? Да в такой одежде я буду на клоуна похож, а их и так кругом не мало.

- Что вы, профессор, - ответил я, - вам этот костюм очень шел, могу ответственно заявить, сам видел, тем более он нам нужен для дела, как вы собираетесь явиться на глаза нашему коллекционеру, в своем позапрошловековом наряде? Да он вам три копейки даст после этого за ваши часы, еще будет доказывать, что это супервыгодная сделка. Нет, вы всем своим видом должны показать, что отлично знаете цену вашей вещи, и деньги у вас водятся, просто сейчас временные трудности. Так что не спорьте, берите, - сказал я приказным тоном, - а я пока позвоню нашему благодетелю.

Я набрал номер антиквара.

- Алло, - прозвучал низкий женский голос, очевидно, это была Римма.

- Здравствуйте, будьте добры пригласить Льва Семеновича, - изобразил я из себя противно-вежливого типа.

- А его нет дома, - ответила жена.

- Когда он будет, не подскажете, он мне очень нужен.

- Примерно через неделю, он сегодня на конференцию улетел.

- Спасибо, - сказал я и повесил трубку. Я этого не ожидал. Конференция, какая к черту конференция, когда тут люди зашиваются? Надо же, ведь именно сегодня в прошлый раз он отдал нам деньги, откуда я мог знать, что сразу после этого он смотается из дому на неделю? Опять все шло совсем не так. Что же делать?

- Профессор, - грустно произнес я, - наш шанс разбогатеть обломался. Мой знакомый антиквар уехал на неделю, может, таковые знакомые имеются у вас? Давайте, думайте, хоть кто-нибудь.

- Алексей, у меня и обычных знакомых мало, не то, что таких.

Как это случилось, что все нужные люди в одно время поразъезжались, сначала отец, теперь вот антиквар этот. Думай, Леха, к кому еще можно обратиться. Не идти же банально в ломбард? Там и десятой доли настоящей цены не дадут, а нам нужно не меньше десяти тысяч.

- Есть у нас тут один сосед, - вдруг произнес профессор, - слышал, что он коллекционирует старинное оружие и ордена, может быть, ему предложить?

- Вы его хорошо знаете? – поинтересовался я.

- Ну, видимся иногда, здороваемся. Мой отец с его отцом в хороших отношениях был.

- Так, он вас, значит, знает таким ученым-фанатиком, напрашивается вопрос, зачем вам такие деньги? Ответ – на очень дорогостоящие опыты. Может заподозрить гениальное открытие, и где-то будет, конечно, прав, - рассуждал я вслух, - а если растрезвонит об этом всем знакомым? К вам паломничество начнется, все захотят узнать, над чем вы работаете. Придется прикинуться вашим племянником, приехавшим за помощью (денежной, естественно) к родному дяде и идти вместе с вами. Как вам это?

- Пусть будет так. Племянников у меня нет, но он этого, наверное, не знает, хотя отец его знал, только кто будет помнить о таких вещах.

- Итак, решено, завтра идем к вашему соседу, сегодня уже поздно такие дела решать. Будем ждать утра. А сейчас просто отдохнем.

Я в очередной раз сходил за дровами, подбросил их в уже потухающие угли, открыл заслонку, получилась такая видимость камина. Я прикатил два небольших кресла поближе и предложил:

- Профессор, не желаете посидеть у камина за чашечкой кофе? По-моему, для зимнего вечера очень неплохая идея, просто посидеть у огня и поговорить. Знаете, всю жизнь мечтал, как в старой доброй Англии.

- А вы там были? – поинтересовался Геннадий Петрович.

- Нет, просто часто в кино видел. Вы присаживайтесь, я пойду кофе сварю. Вы случайно трубку не курите? А то я бы полюбовался таким видом: вы с пледом на коленях курите трубку у камина.

- Какой вы еще ребенок, Леша, - почему-то сказал профессор.

- Возможно, вы и правы, - ответил я и пошел делать кофе.

Это был теплый (во всех смыслах) вечер, мы сидели, пили кофе и говорили, что называется, за жизнь. Я бы очень хотел, чтобы мы могли так сидеть еще и еще, но это было невозможно, у каждого были свои планы на будущее. Что ж, все хорошее, как говорится, быстро кончается.

Утром профессор опять вышел вниз в своем поношенном костюме.

- Геннадий Петрович, что же вы? – оскорбился я. – Я так старался, чтобы вы выглядели прилично, почему вы костюм не одели?

- По-моему, Леша, мне лучше к соседу идти в своей обычной одежде, чтобы он не подумал, что я подпольный миллионер, так спокойнее.

- Может, вы и правы. Ваш сосед обычно днем работает или дома сидит, коллекцией любуется?

- Я никогда этим не интересовался, давайте сходим - узнаем.

- Давайте, - ответил я, - сейчас только перекусим, а то на голодный желудок дела решать – не по мне.

Мы позавтракали и вышли из дома. Прошли метров пятьсот и увидели высокий, исключительно неприступный, на первый взгляд, забор, подошли к огромным воротам и позвонили в звонок.

- Неплохой дом у вашего знакомого, если и внутри все так же, то мы по адресу пришли.

- Вам кого? – прозвучал вопрос где-то над нами. Мы подняли головы и увидели камеру и переговорное устройство.

- Нам бы Павла, м-м-м-м , - запнулся профессор, но его перебили.

- Павла Викторовича? Вы кто?

- Сосед его, скажите, Геннадий Петрович, сын Петра Вениаминовича.

- Минутку, - секунд через тридцать он ответил, - проходите, - и дверь щелкнула и запищала.

Я открыл ее и мы вошли во двор. Двор был большой, но все было ухожено, чисто и аккуратно, снег вдоль дорожек из плитки, а возле дома весь, был расчищен, а сами дорожки выметены почти до блеска, мы подошли к крыльцу. Дом тоже был большой, каменный с претензией на старину: мансарды, колонны, к двухстворчатым дверям вела широкая лестница. Нам отворил пожилой человек и пропустил нас внутрь.

- Павел Викторович в своем кабинете, проходите сюда, - и он указал нам на дверь в левой части дома.

Мы вошли в кабинет, его стены были увешаны старыми ружьями и пистолетами, я в этом деле разбираюсь мало, поэтому цену таким вещам не знаю, но они были красивы, украшены камнями и золотом, видно, сделаны не на потоке, штучный товар. У окна стоял стол, за ним сидел мужчина средних лет в спортивном костюме и держал в руках старый большой пистолет.

- Здравствуйте, Геннадий Петрович, - сказал он, - какими судьбами? Вот бы никогда не подумал, что буду принимать вас у себя.

- Здравствуйте, Павел Викторович, да знаете, я сам бы никогда не подумал, что приду к вам с таким делом, но в жизни всякое случается.

- У вас что-то случилось?

- Да, представьте, случилось одно несчастье, не со мной, а вот с племянником моим.

- Вы думаете, я могу вам помочь? – спросил сосед и очень внимательно посмотрел на меня, как будто пытаясь по моему виду догадаться, что у нас за беда. А глаза у него, действительно, были наметаны на такие дела, почему-то подумалось мне.

- Не знаю, Павел Викторович, вот пришел просить помощи.

- Я вас слушаю.

- Знакомьтесь, это Алексей, приехал ко мне, понимаете, деньги ему нужны, а у меня таких нет.

- Это вы не по адресу, Геннадий Петрович, у меня денег тоже нет, да и не ссужаю я никому, не в моих это правилах, даже если принять во внимание хорошие отношения наших родителей.

- Я и не прошу вас деньги ссудить. У меня к вам предложение одно, знаю я, коллекционер вы большой.

- Ну, не такой уж и большой, но люблю, знаете, старые вещи, в них душа есть, у каждой своя, не то, что нынешние – бездушные, одинаковые.

- Так вот, - перебил его профессор, - денег у меня нет, но есть одна вещица, думаю, может, заинтересует вас.

- Что за вещь, можно узнать? - оживился сосед.

- Часы прадеда моего.

- Часы, - как-то сник Павел Викторович, - я часами никогда не занимался, - что за они? – все же спросил он.

- Посмотрите, - предложил профессор и протянул ему футляр.

Тот взял футляр, открыл его и взглянул внутрь. Он явно заинтересовался, взял часы, повертел их, открыл, прочитал надпись, после этого очень внимательно посмотрел на Геннадия Петровича.

- Прадеда вашего, говорите, кем же он был, разрешите узнать?

- Это долгая история, - ответил профессор, - понимаете, никогда бы не расстался с этой вещью, но уж больно плохи дела у мальчика, надо помочь, - убедительно соврал он, даже я не ожидал такого.

- Не говорите, сейчас такая молодежь, влезет в историю, а выпутаться из нее сама не может, к старшим бежит. Что ж, вещь хорошая, правда, мне не совсем интересна, зато есть дружок у меня, ему наверняка понравится. Вам, как я понимаю, деньги срочно нужны?

- Да, Павел Викторович, вы правильно понимаете, очень срочно.

- Хорошо, - как будто прикидывал что-то в уме Павел Викторович, - сегодня я с ним поговорю, думаю, уже завтра он сможет с вами встретиться, а я предупрежу, чтобы деньги готовил сразу. Вещь я ему опишу, он разбирается в этом, но, вы ведь понимаете, срочно на многое вы рассчитывать не сможете, что-то вы все равно потеряете.

- Знаю, конечно, но деньги нужны очень, потому смирюсь.

- Договорились, завтра утром я вам позвоню. Кстати, чаю не хотите? Сейчас мой Федор Иванович сделает, он мастер большой по чайным делам. Знаете, он еще у отца моего, генерал-лейтенанта, в адьютантах был, вот по старой памяти у меня работает, по дому помогает, да что помогает, все хозяйство на нем, очень я им доволен, не знаю, что бы и делал без него.

- Нет, Павел Викторович, спасибо, не будем мы чаи распивать, дела у нас еще, пойдем мы.

- Как хотите, извините, провожать не пойду, мне тут одну очень интересную вещицу дали посмотреть, как специалисту, разбираюсь вот. Сами дорогу найдете?

- Конечно, до свидания.

- До свидания, - ответил он.

Мы вышли из кабинета, Федор Иванович как будто ждал нашего появления:

- Уходите? - спросил он.

- Да, пойдем, - ответил профессор.

- Идемте, провожу, - не предложил, а скорее утвердил старик, видно, военная выправка у него на всю жизнь осталась, а может, он просто боялся оставить нас без присмотра. Он открыл дверь во двор, пропустил нас вперед и вышел вслед за нами, потом обогнал нас, открыл дверь на улицу и опять пропустил нас. Да, хозяйство тут в надежных руках, ничего мимо такого наблюдателя не пройдет.

- Видали, - сказал я профессору, - как дело поставлено! Непонятно, чем живет человек, на чем такой домино отгрохал. Может, он консультант какой-нибудь по оружию? Чего только сейчас не увидишь. А вы молчали, рядом с вами такой индивидуум живет.

- Алексей, я, честно сказать, и не знал о нем ничего, так, здороваемся, парой слов перекидываемся, когда случайно увидимся.

- Как думаете, стоящий человек?

- Не знаю, Леша, отец его был таким, насчет сына не знаю почти ничего.

- Будем надеяться, что сын пошел в отца.

Да, подумал я, мой отец, наверное, хотел бы, чтобы я был на него похож. Я в общем-то и сам был не против до недавних малоприятных событий.

- Что будем делать, профессор, - спросил я, - может, прогуляем ваш новый костюм в городе, не пропадать же добру?

- Что вы, Алексей, я в городе не гулял сто лет, не стоит и начинать, во всяком случае, в этой жизни.

Гуляли, гуляли, подумал я, только, естественно, не можете помнить об этом, но я сам свидетель, и неплохо получалось, между прочим, а вслух сказал:

- Стоит, Геннадий Петрович, в этой жизни стоит начинать все, что только хочется, в пределах разумного, конечно, иначе для чего она, наша жизнь, если не для этого. Пределы, пожалуй, у всех разные, но у вас уж слишком приземленные. Профессор, не мне вас учить, но жизнь – штука удивительная и бесконечно преподносящая сюрпризы. Вот разве не было вам сюрпризом то, что в вашу жизнь вошел совершенно посторонний человек в моем лице?

- Да уж, - согласился он, - еще каким. Я, признаться, никогда не думал, что на старости лет меня будет учить жизни такой молодой человек, как вы. Извините, конечно, ничего плохого я в ваш адрес сказать не хотел.

- Да понял я, профессор, конечно, не хотели, это я нахальным образом напросился к вам в напарники, да еще и советы даю. Только, мне кажется, нельзя в жизни ничего пропускать мимо, потом пожалеть можно, да поздно будет. Все, что позволяют средства и совесть, надо пробовать. Хотите, например, в пятьдесят лет профессию сменить - дерзайте.

- Легко вам говорить, Алексей, вот будет вам пятьдесят, вы посмотрите, каково это, менять жизнь, когда все устоялось. Знаете ведь, как велика сила привычки: хочется что-то поменять, но страшно, вдруг хуже станет, а к этому уже все-таки привык, не то, что привык – душой прикипел, и чем больше тебе лет, тем сильнее это ощущаешь.

- Наверное, вы, как всегда, правы, профессор. На то вы и ученый человек! – похвалил я его, - Я только хотел сказать, что не надо ничего бояться, жизнь недолгая, а удивительного много.

- Много, согласен, но нужно его уметь замечать, а главное – хотеть этого. Многие люди совершенно не нуждаются ни в чем удивительном, потому как им и обыденного хватает по уши.

- Неужели вы про себя сейчас говорите?

- Да в общем, и про себя тоже, я ведь ничем не отличаюсь от большинства людей, даже скучней и занудливей многих из них.

- Это вы-то? – удивился я. – А не вы ли, профессор, тут на днях аппаратец один сконструировали, который бы мог в нашей обыденной жизни такой переполох вызвать, только держитесь!

- Алексей, вы ведь знаете, я не для этого его придумал, а вовсе для другой цели, совершенно земной и, можно сказать, корыстной для себя.

- Теперь я понимаю, как правы бывают люди, когда говорят, что каждая медаль имеет две стороны, а каждая палка два конца. Ведь ваше изобретение, такое безобидное на вид, имеет для вас одну цель, а для меня совершенно другую.

- Леша, я вам верю почему-то, вы не используете его во вред кому-либо, а тем более во вред всем. Я хочу вам сказать, вы десять раз все обдумайте и взвесьте, прежде чем решиться включить его.

- Обещаю вам, профессор, ничего не испортить вашим изобретением, только чуть-чуть попользуюсь, никто ничего не почувствует. А теперь давайте все-таки проедемся в город.

- Едемте, я как раз зайду в институт, узнаю там что-нибудь насчет емкостей к аппарату.

- Кстати, я давно собираюсь спросить, профессор, почему вы на работу не ходите, у вас что, свободный график?

- Все прозаичнее, Алексей, я взял отпуск, уже лет пять не пользовался этим, а тут чувствую, надо дома поработать, уже скоро все закончу. Прав оказался, как видите.

- Все, одевайтесь, Геннадий Петрович, в город я поеду с другим человеком, жалко прическу мы вам сделать не успели, да уж ладно, лохматым будете ходить, - пошутил я.

Когда профессор переоделся и аккуратно причесался, я в очередной раз убедился, как идет ему такой вид, он выглядит очень представительно и держится уверенно. Вот ведь человек – вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, он сам, своими руками себе эту жизнь испортил, свет что ли клином сошелся на его этой девчонке, или это и называется «любовь»? Ну, если именно это и называется любовью, то мне такое не светит, подумалось почему-то, никаких сил не хватит, ни нравственных, ни физических.

Мы выехали в город, прогулялись, посидели в кафе, потом профессор сходил в институт, нашел именно то, что было нужно. Потом я опять вытянул Геннадия Петровича в кино, а вечером мы пошли на последние деньги в ресторан. Профессор производил на меня все более благоприятное впечатление, он был приятным и даже остроумным собеседником. Как же он все эти годы загонял себя в узкие рамки вынужденного заточения, я не понимал и не мог понять, мое существо протестовало против этого всеми силами.

- Кстати, Геннадий Петрович, - вдруг вспомнил я, - я тут недавно с собой встретился, ну, с двойником своим, знаете, так плохо стало, чуть не умер.

- Как это произошло? – заинтересовался он.

- Ну, сначала он мимо пробежал, я почувствовал, а потом я в шкафу дома сидел, когда он за телефоном вернулся.

- Значит, вы были рядом с ним, но он об этом не догадывался?

- Выходит, так.

- А он как себя чувствовал при этом?

- Да вроде нормально, не проявил никаких признаков беспокойства.

- Выходит, плохо было только вам. Вероятно, это реакция вашего организма, вы-то знали, что он рядом, вот вам и было плохо, а он ничего не знал и никак не отреагировал.

- Вы считаете, что ничего страшного?

- Да, думаю, ваш мозг подсознательно просто очень боится этой встречи.

- А вы не боитесь встретиться с собой много лет назад?

- Я столько лет, Алексей, шел к этой цели, что мой мозг готов ко всему, даже если организм отреагирует неадекватно.

- Считаете, ничего более худшего произойти не может?

- Считаю, что так. Во всяком случае, чисто с физической точки зрения, все должно пройти нормально.

- Значит, вы верите в то, что измените свою жизнь?

- Если бы я в это не верил, зачем бы я все начинал?

- Давайте выпьем, профессор, за осуществление всех наших надежд.

Мы еще долго сидели и разговаривали, потом ушли, чтобы успеть на последний автобус. Мы приехали домой поздно, выпившими, потому, когда профессор долго не мог открыть дверь ключом, что-то постоянно щелкало в замке, мы только посмеялись. Наконец, дверь открылась, мы вошли и сразу улеглись спать, надеясь на завтрашний день.

Проснулся я поздно, побаливала голова, и я пошел поискать аспирин, если, конечно, он был в этом доме. Я обыскал всю кухню и уже собирался спросить у профессора, как вдруг зазвонил телефон. Это был Павел Викторович, он говорил, что его друг согласен встретиться с нами в два часа дня.

- Геннадий Петрович, - позвал я, - все в порядке, сегодня, наверное, продадим ваши часы. Давайте последний раз на них взглянем.

Профессор поднялся наверх и вскоре спустился, лицо у него было совершенно бледное.

- Леша, мои часы пропали, - сказал он.

- Как пропали? Вы хорошо посмотрели?

- Идемте со мной, будем вместе смотреть, - мы поднялись на второй этаж, там, за картиной с видом природы, был спрятан в стене сейф, как в старых добрых фильмах, - вот, смотрите, тут пусто, кольцо тоже пропало, но про него я уже не говорю.

- Вы точно помните, что положили часы именно сюда? – спросил я, - Может, вчера, в спешке, вы перепутали место?

- Нет, Леша, я бы никогда не перепутал.

Я заново осмотрел сейф, потом пошарил в серванте, шкафу, книжной полке, нигде не было ни часов, ни кольца.

- Да, - сказал я, - если бы я не видел их собственными глазами, я бы подумал, что их никогда здесь и не было. Что же получается? Вы вчера положили их на место, сегодня их нет, выходит, их украли.

- Кто, кто их мог украсть, - воскликнул профессор, - они столько лет были в нашей семье, и все было в порядке, и вот я со своей идеей, и их больше нет. Как такое могло случиться?

- Как-как, вот так, - ответил я, - вещи иногда пропадают, особенно такие ценные. Кто о них знал?

- Только члены нашей семьи, получается, один я.

- Нет, я тоже знал, но я никому не говорил и не крал. Антиквару мы ничего сказать не успели, он уехал, а вот соседу сказали. Знаете, ведь он сказал, что его эта вещь не интересует, а у самого глаза загорелись, он-то знает цену старинным предметам. Если о вещи больше никто не знал, то что получается? Он, больше некому. И звонит, как ни в чем не бывало, отводит от себя подозрение. Точно он, скорее всего не сам, у него будет железное алиби, сидел дома, небось, еще при гостях. Нанял кого-нибудь, они залезли, пока нас не было дома, и все тихо забрали, ваш сейф – одно название, наверное, гвоздем можно открыть. Точно он, ведь больше ничего не исчезло, значит, действовали по заказу. Вы вспомните, вчера вы долго не могли дверь открыть, это явно в вашем замке кто-то поковырялся. Надо же, как чисто все провернули, все на месте, пропало только самое ценное. Да, и ведь мы теперь ничего не докажем: о том, что часы у вас были, знаю только я, если я начну выступать свидетелем, начнется такая неразбериха, откроется, что у меня есть двойник, и все полетит к чертовой матери.

- Что же нам делать? – упадническим тоном спросил профессор.

- Спокойствие, надо что-то думать. Надо же, гад какой! – не выдержал я, - Как он мог? А вы еще ему доверяли! Вот вам и яблоко от яблони далеко упало. Что же мы можем теперь сделать? Как нам вернуть вашу вещь? Пожалуй, Геннадий Петрович, в этой жизни у нас это не получится. Конечно, очень хочется наказать мерзавца, просто руки чешутся, эх, было бы у меня время, но его нет. Не идти же банально бить ему морду, он человек, судя по всему, просвещенный, может и милицию вызвать, и в суд подать, а нам это совсем ни к чему. Нет, нет у нас ни сил, ни времени. И денег тоже нет. Где же их теперь взять? Что еще можно продать?

- У меня больше ничего нет, - ответил Геннадий Петрович, - только дом.

- Так, дом продавать не будем, не хватало еще на одного жулика нарваться, тогда и жить негде будет. И ведь у меня ничего ценного нет, кроме, конечно, машины. Машина, ее я уже пытался у себя выпросить, не получилось, не пытаться же второй раз? В прошлый раз вы не смогли меня уговорить. Как же ее получить?

- А если вы сами попытаетесь с собой поговорить? – спросил профессор.

- Я сам? – удивился я, - Как вы себе это представляете? Эй, друг, дай мне мою машину, чтобы потом мы вместе зажили счастливо и богато?

- Но ведь согласитесь, в этом что-то есть. Самому с собой всегда легче договориться, чем с другими.

- Вы так считаете? А если мне опять станет плохо рядом с ним?

- Не думайте об этом, я вам с уверенностью могу сказать, ничего страшного произойти не должно, если даже вам станет плоховато, начните разговор, и все пройдет.

- А может, действительно, стоит попробовать?

- Стоит, вы же сами не так давно говорили, что в жизни стоит попробовать все, а тут такая возможность не только посмотреть на себя со стороны, но и пообщаться с собой напрямую. Вы же себя лучше знаете, знаете, где у вас слабые стороны, на что надавить надо.

- Вроде знаю, хотя в последнее время я уже не так в этом уверен, столько всего произошло, столько всего поменялось.

- Неужели вы боитесь?

- Возможно, я уже разочаровался в отце, мама живет не такой безоблачной жизнью, как я думал, не хватало еще о себе узнать что-то новое.

- А ведь вы стремились к новому, помните, и меня призывали к нему.

- Ладно, профессор, уговорили, встречусь я сам с собой, поговорю. Давайте только выпьем чуть-чуть для храбрости и в свете переживаний по последним событиям, а то у меня и так голова с утра болит. Да, забыл, что у нас ничего не осталось.

Геннадий Петрович вышел и вернулся с пыльной бутылкой:

- Вот, Леша, вишневая наливка, еще мама моя делала, пусть у вас все получится, - и он налил две рюмки и протянул одну мне.

- Пусть все получится, - согласился я, выпил и пошел к телефону звонить сам себе. Вот как все оборачивается, кроме самого себя уже и помочь некому. Я набрал номер.

- Алло, - раздалось в трубке, неужели у меня такой противный голос?

- Это Алексей, - спросил я, не зная, как продолжить разговор.

- Алексей, вам чего?

- Мне надо с тобой встретиться и поговорить по одному важному делу, - выпалил я на одном дыхании, чтобы не сбиться.

- По какому делу, вы кто? – поинтересовался он, надо же, какой культурный, на вы меня называет, знал бы он.

- По важному и срочному, остальное при встрече, когда мы можем увидеться? – надо его заинтриговать, чтобы не отказался.

- Ну, вообще-то я на занятиях, - я совсем забыл, что он еще и на занятия ходит иногда, - если так срочно, то в пол-третьего, возле моего института. Вы хоть представьтесь.

- Все потом, - сказал я, думая, что возле института нельзя – много свидетелей, надо на нейтральной территории, - давай в три в «Театральном» кафе, - это достаточно далеко от всех знакомых глаз и малолюдно.

- Все-таки вы какой-то таинственный, неужели все так серьезно?

- Сам узнаешь, - ответил я и положил трубку, пока он не передумал.

Так, главное, он согласился на встречу, а вдруг не придет? Вроде бы я не трус, ну, а если он испугается? Придется подождать и проверить.

- Значит так, профессор, - обратился я к Геннадию Петровичу, - я , честно говоря, переживаю по поводу нашей встречи, дайте-ка мне еще рюмочку для храбрости, и я полетел в город. Надеюсь, смогу себя раскрутить на джип, пожелайте мне удачи.

- Удачи вам, Леша!

- Я пошел, - сказал я и вышел на улицу.

Я зашел в кафе, съел что-то не очень вкусное, потом сел на автобус и приехал в город. У меня еще было свободное время, потому я прошел пешком пару остановок метро, потом подъехал до «Театрального» кафе, зашел внутрь, занял свободный столик в углу, заказал себе чашку кофе и стал ждать трех часов. Вскоре дверь открылась, и на пороге я увидел своего двойника, у меня внутри опять все похолодело. Я очень старался держать себя в руках, но медленно покрывался потом. Тот, второй, стоял на месте и оглядывал посетителей кафе, видно стараясь увидеть кого-то знакомого. Он скользнул взглядом по мне один раз, потом другой, потом медленно сконцентрировал его на мне, и его глаза округлились. Я встал со своего места и подошел к нему:

- Сейчас я все объясню, - сказал я, - только не надо привлекать к нам внимание, пойдем сядем.

Мы сели за столик, он молчал, а я, действительно, почувствовал себя намного лучше, когда заговорил с ним. Наверное, я просто перестал бояться. Я очень медленно начал рассказывать свою историю моему двойнику от начала до конца, все время наблюдая за ним. Он слушал как-то спокойно, даже не удивляясь, только с любопытством разглядывая меня. Может, он вообще меня не слышал?

- Так вот, - заканчивал я, - нам с профессором очень нужны деньги, а потому очень нужна твоя машина. Согласись, я тоже имею на нее некоторые права.

- Что-то у меня в голове все никак не укладывается. Может, это какой-то розыгрыш? Может, ты просто на меня очень похож и решил этим воспользоваться? Машина времени, вот придумал, да ведь это же сказка! – ага, так он все-таки слушал, но, наверное, я плохо рассказывал, и он ничего не понял?

- Похож? – удивился я, - Ничего себе похож, мы – одно целое, я не похож, я – это ты! Не веришь, хорошо, спроси меня о чем-нибудь, о чем можешь знать только ты.

- О чем я сейчас думаю?

- Знаешь, я понимаю, что эта история похожа на сказку, но от этого я еще не стал волшебником, я простой человек, спрашивай то, что с тобой было в жизни, а не то, что у тебя в голове.

- Хорошо, - было видно, как он пытается вспомнить что-нибудь подходящее, - Как я всегда в уме называю нашу Полинку Зеленкову?

- Прилипучей мымрой.

- А где я взял последнюю курсовую по физике?

- Друг отца принес, Сергей Ратников.

- Ну, предположим, а что я сделал училке во втором классе?

- Ты запустил ей в портфель пару червяков, после чего она больше никогда не оставляла его в классе, всегда носила с собой.

- Все равно, ты мог это где-нибудь узнать, - не соглашался он, - я не знаю, как тебя проверить.

- Неужели у тебя нет ничего настолько личного? – спросил я и подумал, что бы я мог привести в пример. Ничего не приходило на ум, обо всем мог хоть кто-нибудь да знать.

- Хорошо, спрашивай, что хочешь, что ты любишь на обед, что тебе обычно снится, в чем ты ходишь дома, что хочешь.

- Ладно, какой кошмар меня мучает много лет по ночам, а я не знаю, как с этим бороться?

- Тебе снится, что ты падаешь с небоскреба, хочешь закричать и позвать на помощь, но не можешь выдавить ни звука, голос пропал, ты долетаешь до земли, но в последний миг просыпаешься, еще ни разу не разбился, но панически этого боишься.

- Правильно, неужели ты и есть я? – ну, наконец-то.

- Да, - ответил я.

- Что же получается, когда все кончится я исчезну, а ты останешься?

- Леша, - мы с тобой – одно целое, кто бы из нас ни остался, наша сущность от этого не изменится.

- Хорошо тебе говорить, - ответил он, - ты, видите ли, из нас главный, ему еще и машину отдай. А почему я сам не могу это дело провернуть, а? Я тоже хочу участвовать.

- Но это невозможно, - ответил я, - мы с тобой вместе не можем перемещаться во времени.

- Почему? – спросил он.

- Я в общем не знаю, но твоя жизнь здесь, это я нашел машину времени, я вернулся в прошлое, я должен все закончить.

- Я, я, я, а я, что – пустое место, останусь не у дел?

- Ты – это я, когда-нибудь мы опять соединимся.

- Все, мне надоело, - ответил он, - это бред какой-то, я, если постараюсь, еще лучше сочиню. Все, не дам я тебе машину и не проси, нашел лоха. Я тоже газеты читаю и телевизор смотрю, сейчас разводят на раз, два, три. А сон свой я мог и рассказать кому-нибудь, - сказал он напоследок и ушел.

Я сидел, совершенно обалдевший, вот это да, мой двойник помахал мне ручкой и оставил без собственной машины. Он, видишь ли, живет своей жизнью, ха-ха-ха. Да он живет только до тех пор, пока я здесь и пока не доживет до того дня, когда появлюсь в будущем я. Или нет? Или я чего-то не понимаю, а если я не появлюсь, куда денется он? Господи, что же это? Раздвоение личности? Что же получится – нас останется двое, и я всю жизнь буду прятаться от всех? Да, так недолго и в психушку загреметь. Надо будет проконсультироваться у профессора. Однако, факт остается фактом: машины он мне не дал, денег у меня не будет. Вот же, оказывается, какая я свинья, сам себе машину не доверил. Где теперь денег раздобыть – ума не приложу. Часы пропали, машины нет, дом что ли продавать? А кому? Тут уж никому верить нельзя, если тебе собственное «второе я» не верит. Это грандиозный облом. Ну что ж, надо возвращаться и рассказать обо всем профессору.

Я медленно шел от автобуса к дому, вспоминая все события последнего времени, а также прикидывая в уме, где можно раздобыть денег, и как же все усложняется с каждым днем.

- Геннадий Петрович, - обратился я к нему, как только вошел, - представьте себе, этот тупица не дал мне машину, потому что, видите ли, не поверил в мою честность. У меня что, лицо обманщика?

- Нет, Алексей, просто время такое, человек человеку – волк.

- Он, знаете, хочет сам во всем участвовать, как он себе это представляет?

- Что ж, человек иногда в своей голове не может порядок навести, а тут голова обрела ноги и руки, естественно, она воспринимает себя, как личность самостоятельную. Заметьте, это вы пришли к ней помощи просить, а не она к вам.

- Не хотите же вы сказать, что я теперь буду существовать в двух лицах до конца дней своих?

- Нет, но вы должны устранить этот парадокс, вернувшись в тот день и час, когда вы его устроили, тогда все встанет на свои места.

- А если у меня не получится?

- Не думайте об этом, обычно, чего боишься, то и произойдет.

- Что же мы будем делать, профессор? – спросил я его, - Как нам достать требуемую сумму? У нас же ничего не осталось.

- Может быть, заработать? – в свою очередь, обратился он ко мне. Надо же, эта мысль даже в голову мне не приходила, чем я мог заработать такие деньги, я ведь толком ничего делать не умел.

- Каким образом? Нам что целый год работать? У нас времени мало. Тем более, сами говорите, мне возвращаться надо.

Я поник, пытаясь посчитать, сколько зарплат нужно, чтобы насобирать десять штук, а, прикинув, расстроился еще больше. Профессор же в это время как будто что-то припоминал.

- Есть у меня один труд, - наконец, сказал он, - Тумасян давно на него зуб точит, купить хочет, да я отказывался. Видно, придется согласиться.

- И что, хорошие деньги предлагает? – заинтересовался я этой идеей, она явно была стоящей, я чувствовал это.

- Неплохие, да я, знаете ли, не люблю людей, которые строят из себя ученых, а сами ничего в науке не понимают. Такие могут загубить на корню даже гениальное изобретение, заставив его работать не в той области. Он ведь работал у нас в институте, давно уже, каким-то младшим научным сотрудником, короче, седьмым помощником у заместителя, но ушел, организовал что-то псевдонаучное, и главное, деньги откуда-то берет на опыты. Ладно, думаю, недолго он будет торжествовать, а? – сказал он и подмигнул мне.

Я понял, конечно, всего пару дней, пока мы в прошлое не отправимся, а там все пойдет по-другому, и труд этот он больше никогда не увидит.

- В общем, позвоню-ка я ему, - он порылся в столе и достал визитку, - нашел, не выкинул, а вполне мог бы.

Профессор пошел звонить, а я в который раз восхитился этим человеком. Оказывается, о нем знают, его ценят, он имеет имя и совершенно не пользуется этим. Он может зарабатывать кучу денег, а ходит в обносках. Это было выше моего понимания. Человек гениального ума, но начисто лишенный амбиций, хорошо это или плохо? Он просто живет, работает и тихо-мирно добивается своей цели, пусть и такой поначалу несбыточной. И, что интересно, добился, ну, или почти уже добился, осталось чуть-чуть. Я в этом плане его не то, что с собой (я ему тут и в подметки не гожусь), я его даже с отцом своим сравнить не могу, хотя он и далеко не последний человек в области науки.

- Все в порядке, - сказал профессор, - я договорился с ним на завтра, мы заключим договор, я ему отдам свою работу, а он передаст мне требуемую сумму – десять тысяч.

- Вот так просто? – удивился я.

- Да, знаете, есть люди, которые занимаются наукой, а есть люди, которые умеют находить для этого деньги, жаль, что часто это совершенно разные люди.

- Профессор, вы – гений! – в очередной раз признал я.

- Леша, я просто работаю и люблю свое дело.

- Я бы очень хотел быть в этом на вас похожим.

- Кто же вам мешает? Занимайтесь тем, что вам интересно, и удача сама придет к вам в руки. Рано или поздно.

- А если поздно? – спросил я, хотя прекрасно понимал, что это вопрос риторический.

- Тогда будет хотя бы чувство удовлетворения от любимой работы, - нашелся, что ответить профессор.

- Но, согласитесь, одним чувством сыт не будешь, - не мог же я прямо сказать, что мне нужно что-то более материальное, чем чувство удовлетворения, хотя бы и полное.

- Молоды вы, Леша, хотите все и сразу, так не бывает.

- Вот видите, профессор, а я хочу, чтобы было.

- Смотрите, не обожгитесь на этом. Работать надо, а не мечтать.

- Однако, если не мечтать, ничего нового никто не изобретет, - не соглашался я, - вы вот тоже создали свой хроноход благодаря мечте.

- Возможно, - согласился профессор, - возможно, именно мечтатели и двигают прогресс вперед. Вы хотите быть одним из них?

- Я сам не знаю, чего хочу. Просто сейчас мне в руки плывет удача, и я не хочу ее упустить.

- Что ж, вовремя поймать удачу за хвост тоже надо уметь. Главное – не обознаться, а хватать то, что нужно именно тебе.

- Это философское замечание, - отозвался я, - ведь кто поначалу может распознать именно свою удачу? Она же не бегает за тобой с криком: бери – не прогадаешь! Нет, Геннадий Петрович, ее надо выбрать из многих других, и некоторые так до конца жизни и не могут разобрать, когда и где они ее пропустили.

- Я удивляюсь, Леша, вы говорите так, как будто завтра выходите на пенсию. Вы ведь толком еще и жить не начинали, а уже боитесь, не упустили ли в этой жизни что-то очень важное.

- А вдруг, профессор, я уже выбрал не тот путь? Зачем я подался в эту физику, когда я в ней разбираюсь чуть лучше, чем корова в апельсинах?

- Что же вам мешает? Идите туда, к чему душа лежит.

- В том-то и дело, если бы я знал, к чему она у меня лежит, я бы, конечно, пошел.

- Неужели вас ничего толком не интересует.

- Нет, почему же, интересует: люблю покопаться в своей машине, в компьютерах, могу чего-нибудь такое починить, так, конечно, на любительском уровне, но увлекает.

- Так, может, именно в этом и есть ваше призвание?

- Что же вы мне предлагаете, в автослесари, что ли, податься?

- Почему бы и нет, и там люди работают.

- Люди, профессор, везде работают, и всегда хорошо там, где нас нет.

- Это еще не значит, что плохо там, где мы есть.

- В этом вы, конечно, опять правы, - согласился я.

В общем, мы опять проговорили весь вечер. Никогда я столько не общался с умными людьми, да мне больше ничего и не оставалось делать, мои друзья теперь были не моими, а этого скупердяя, в моей квартире жил тоже он, моей машиной пользовался опять же он, короче, оккупировал он мою жизнь со всех сторон. Надеюсь, что все мои переживания по этому поводу когда-нибудь все же окупятся. Хотя, если честно, не очень-то я уже и страдаю, а общество профессора, дай бог каждому такое же.

Снова наступило утро, можно сказать, очередное утро нашей надежды. Профессор спустился к завтраку, сегодня мы доели последний кусок хлеба, так что если не получим деньги – умрем с голоду.

- Геннадий Петрович, - спросил я его, - вы хоть доверяете этому человеку? Не кинет он нас? В последнее время я сам что-то перестал доверять людям, кругом сплошные разочарования.

- Веру в людей терять нельзя, - ответил профессор, - просто я передам работу только после получения денег.

- Так, я еду с вами, представите меня своим лучшим учеником, я вас не оставлю. Так мне будет спокойнее.

- Хорошо, едем вместе, - согласился Геннадий Петрович, уже, видно, привыкший везде ходить вместе со мной.

Скоро мы станем вообще неразлучны, подумал я.

Мы снова отправились на остановку, сели в автобус, опять приехали в город. Это было почти уже «дежа-вю». Встреча была назначена на час дня. Мы отправились прямиком по указанному адресу. Офис Тумасяна располагался в центре города, в красивом здании, вероятно, только после ремонта, на втором этаже. В холле сидел вахтер, который ни за что не хотел нас пропускать, пока мы не позвонили Тумасяну, и он не распорядился пропустить. Мне даже захотелось показать этому надутому вахтеру язык, но я, естественно, этого не сделал. Мы поднялись на второй этаж по широкой лестнице, стены вокруг были увешаны чьими-то фотографиями и какими-то грамотами, но я не стал все это разглядывать, какая мне разница, что там кто наполучал и чем отличился, все равно заслуженных людей из них единицы, а остальные, как Тумасян, просто рядом стояли. Вот и офис, профессор позвонил в звонок у двери, назвал себя, и дверь открылась. Мы вошли, нам навстречу, широко улыбаясь, шел невысокий коренастый человек в шикарном костюме и белоснежной рубашке с галстуком (вот не разглядел, была ли там бриллиантовая булавка, судя по остальному виду, вполне могла). Офис был большой, но хозяин не повел нас в свой кабинет, а решил принять в холле, тут стоял стеклянный стол, а вокруг – кожаные кресла.

- Здравствуйте, Геннадий Петрович, рад вас видеть, - сказал он, - присаживайтесь, кстати, кто это с вами? – поинтересовался он, видно, из чистого любопытства, я уверен, что ему вообще ничего не было интересно, кроме старой папки, лежащей в портфеле профессора.

- Ученик мой, Алексей, у нас еще с ним намечена одна встреча, потому взял с собой, - ответил Геннадий Петрович.

- Ну что, созрели все-таки, коллега, - профессор аж поперхнулся от такого обращения, ручаюсь, он никогда не воспринимал Тумасяна в этом качестве, - я же вам говорил, всегда лучше, когда труд начинает работать, а не в столе лежит.

- Да, я подумал и решил согласиться с вами, - ответил мой попутчик, просто, чтобы побыстрей закончить это дело.

- Правильно решили, одобряю. Я вот и договорчик подготовил, и нотариуса пригласил, чтобы вас не задерживать, все будет оформлено по правилам, это мой принцип – только по закону. - Я отвернулся, чтобы он не увидел мое лицо, потому что не смог сдержать улыбку, а профессор держался молодцом, - Если вы согласны, мы начнем. Работу вы принесли? – спросил он.

- А о деньгах вы не забыли? – поинтересовался профессор в ответ.

- Вы мне не верите, Геннадий Петрович? Хотя в наше время верить нельзя даже самому себе, - улыбнулся Тумасян, он засунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил конверт, - вот смотрите, считайте, все, о чем мы с вами договорились, держу при себе.

Профессор протянул руку, взял конверт, заглянул внутрь, убедился, что все в порядке, опустил конверт на стол. После этого открыл свой старенький портфель и достал папку, похожую на обычный скоросшиватель.

- Посмотрите, - сказал он, - то ли это?

Тумасян взял папку, раскрыл ее в нескольких местах, кинул взгляд, закрыл, положил на стол, заулыбался еще больше:

- Галочка, - позвал он, вошла приятная молодая девушка, - пригласи мне сюда Анатолия Валентиновича, пожалуйста, и сделай нам кофе.

Вошел Анатолий Валентинович, оказавшийся тем самым нотариусом, поздоровался, присел на пустое кресло возле стола, протянул Геннадию Петровичу бланк договора:

- Прочтите, все ли в порядке, - попросил он.

Профессор пробежал листок глазами, чисто машинально, я думаю, он ведь знал, что Тумасян даже толком не успеет вникнуть в его труд, не то, что воспользоваться.

- Где мне надо подписать?

- Вот здесь и здесь, - объяснил нотариус, отметив ручкой нужные места.

Я наблюдал, чтобы нас нигде не обжулили, у них на лицах было написано, что они последний раз говорили чистую правду где-то в младшей группе детского сада. Галя принесла кофе, обошла всех и каждому поставила чашечку. Давно я не пил хороший кофе, а этот был, действительно хорош, хоть тут не надули. Профессор и Тумасян подписали два экземпляра договора, потом нотариус их оформил, раздал каждому по листку, допил свой кофе и удалился, сославшись на то, что больше не нужен.

- Вот и прекрасно, Геннадий Петрович, вот и прекрасно, все в порядке, я могу взять папку? – спросил он.

- Да, конечно, - сказал профессор, взяв, в свою очередь, конверт. Он опять открыл его, достал деньги и просмотрел их: доверяй, но проверяй, еще древние римляне говорили, – Мы уже пойдем, у нас с Алексеем еще много дел, - произнес он, поднимаясь, и делая знак подняться и мне.

- До свидания, - попрощался я.

- Рад был познакомиться, - поднялся Тумасян со своего кресла.

Мы еще раз попрощались и вышли из офиса.

- Не нравится мне этот Тумасян и Ко, - высказал я свое мнение, - где-то они нас обязательно надули.

- Естественно, надули, - согласился профессор.

- И вы знали и молчали? – не выдержал я.

- Алексей, моя работа в умелых руках может принести миллионные

прибыли, и они это прекрасно знают, потому и глаза у них сияли в предчувствии, и переглядывались они загадочно.

- Если в этом смысле, тогда ладно, надеюсь, этих прибылей им не

видать днем с огнем, что называется, тот случай, когда предчувствие их обманет. И почему таким людям всегда везет? – не выдержал я.

- Ну, это вы зря, - ответил профессор, - возможно и везет, но далеко не всегда, просто мы, почему-то в последнее время с такими сталкиваемся.

- Ладно, все равно ни одному из них ничем не придется воспользоваться.

- Я тоже очень на это надеюсь. Ну, не будем терять драгоценное время,

финансирование нашего проекта состоялось, теперь необходимо закупить составляющие. Езжайте домой, Леша, вот вам ключ, я куплю все необходимое и вернусь, не будем терять время.

- Хорошо, Геннадий Петрович, только вы, пожалуйста, сигарет не

забудьте купить, - напомнил я многозначительно, - уж если бросать курить не хотите, - добавил уже тише.

- Это вы правильно сказали, теперь не забуду, все, езжайте, до вечера, -

и профессор повернулся и пошел первый, видно, ему очень не терпелось быстрее все закончить.

- До вечера, профессор, - сказал уже сам себе я и пошел к метро.

Неужели сегодня, наконец, все осуществится, думал я. Мне даже стало немного грустно, это было настоящее приключение, и вот оно должно закончиться, а уж Геннадия Петровича мне будет очень не хватать. Я вернулся домой, страшно хотелось есть, но у меня не было ни копейки, а дома – ни крошки. Я обшарил холодильник, все кухонные шкафчики, нашел засохший сухарь столетней давности и начатую настойку профессорской мамы. Нет, не могу я так пошло напиться в последний день перед осуществлением мечты, и даже в честь этого памятного события. Очень хочется выглядеть достойно, когда Геннадий Петрович вернется. Чтобы как-то заглушить чувство голода, я опять походил по дому, затопил печь, порылся в профессорских вещах, пересмотрел его фотографии. Думаю, он бы не обиделся, если бы узнал, чем я занимаюсь, ведь он мне стал почти родным человеком. Я даже поднялся на чердак, надо же, когда-то все именно здесь и началось, на этом самом чердаке, как это было давно, столько всего произошло с тех пор. Я узнал столько нового, и даже, в частности, о своей собственной семье. Я спустился на первый этаж, сел в кресло и задумался над всем этим. Я сидел долго, стало темно, но я не включал свет. Хорошо было сидеть вот так в тишине, возле теплой печки, даже чувство голода не могло нарушить это спокойствие. Я не знал, сколько было времени, наверное, поздно, но профессор все не возвращался. Я не расстраивался, все же побуду здесь чуть больше, но вдруг я услышал с улицы какой-то шум, чьи-то крики, потом вой сирен. Я встал, выглянул в окно, бегали какие-то люди, но было плохо видно, и я решил выйти.

Еще с порога мне показалось, что я уже видел эту картину: на дороге стоял грузовик, кругом был народ, машина скорой помощи и милиции. У меня внутри все похолодело, я подошел поближе. Так и есть: профессор лежал на дороге лицом вниз, рядом валялся, наверное, его пакет, недалеко стоял водитель и опять оправдывался, а я все это уже видел и слышал.

- Вот же, смотрите, он в последнее время с этим парнем ходил, видно, родственник какой-то, - сказал кто-то в толпе, указывая на меня.

Ко мне подошел милиционер, наверное, здешний участковый:

- Лейтенант Корниленко, - представился он, - вы кем покойному будете?

- Дальним родственником, - соврал я, - приехал в институт поступать, жил у него, - говорил я как-то машинально, все время глядя в одну точку.

- Сочувствую, - сказал он, - мы тут протокол осмотра оформили, распишитесь вот тут, - попросил он без лишних сантиментов, - потом мы вас вызовем, вы нам свои данные дайте, - я продиктовал ему все, что было надо, - тут вот вещи его остались, - он поднял пакет, - заберете?

- Конечно, спасибо, - ответил я и прижал пакет к себе, - как это могло случиться?

- Разберемся. Тело «скорая» заберет, им тоже распишитесь, - попросил он и показал, к кому мне подойти.

Я все сделал, как он сказал, а сам не мог прийти в себя, этого не могло быть, как же так. Я стоял с пакетом, все так же прижимая его к груди, и из моих глаз совершенно бесконтрольно потекли слезы, сам от себя такого не ожидал. Профессора увезли, а я не мог уйти.

- Надо же, так мало дядьку своего знал, а вот горюет же, - услышал я, посмотрел по сторонам и увидел, что на меня глазеют все, кто не успел разойтись. Я повернулся и зашагал к дому. Это был провал всем моим мечтам, и профессора было очень жаль, но почему все так произошло? Все должно было произойти по-другому, еще вернее, не должно было произойти вовсе.

Я зашел в дом, включил свет, положил мешок на стол, там было что-то тяжелое, что ударилось о доски стола. Я заглянул в пакет и обомлел: там лежал блок сигарет и две старые железные банки из-под кофе. Так вот как, он купил сигареты, купил и все равно погиб. Не понимаю, что же получается, значит, дело было не в сигаретах, а в чем? И зачем ему нужны были эти банки? Я вытащил одну и открыл, там внутри оказалась голубоватая густая жидкость. Открыл другую – то же самое, да еще на крышках были нацарапаны буквы: У и В. Неужели он все успел? Он сделал составляющие жидкости, купил сигареты и шел домой уже со всем готовым, оставалось только заправить аппарат и воспользоваться им. И тут он снова погиб. Как-то не складывается, что-то тут не так. Он в третий раз не смог осуществить свою мечту. И представьте, каждый раз с ним происходило одно и то же – он попадал под машину. Это не могло быть простым совпадением, слишком все как-то одинаково получалось. Мне надо было все хорошенько обдумать.

Значит так, во-первых, профессор уже много лет пытается сотворить невозможное для осуществления своей невыполнимой, на первый взгляд, идеи, и вот это ему почти удается. Во-вторых, он погибает в аккурат перед тем, как только остается сделать последний шаг к цели. В-третьих, ему на помощь приходит некий ангел-хранитель в моем лице, который воскрешает его к жизни, но только для того, чтобы он погиб вновь. Спрашивается: если он все-таки сконструировал свой хроноход, почему не может им воспользоваться? А если ему суждено было умереть, зачем я уже который раз пытаюсь вернуть его на этот свет, и мне это удается? Если совместить несовместимое, то выходит, он должен жить, но не пользоваться своим изобретением, вернее, не пользоваться им для достижения своей цели. Что мы имеем: он был отличным ученым, хорошим человеком, который сделал в своей жизни одну глобальную ошибку – в молодости оставил в беде девушку. Да, такие ошибки совершает масса народу – и ничего, живет спокойно дальше, а вот его переклинило. Решил человек исправить свою ошибку, причем исправить очень необычным способом – изменить историю под себя. Вот это ему история сделать и не дала, причем целых три раза. Все сходилось, я, кажется, нашел мораль сей басни: не лезь в ход событий, которые уже произошли, оставь все, как есть. Да и кто знает, что лучше для этой самой истории? Может, эта девушка живет себе, припеваючи, в своем доме в Париже, растит двоих детей и думать забыла про какого-то там Гену из своей молодости, который оставил ее в нелегкую минуту. Собственно, вопрос, что это еще за девушка, которая побежала к другому, можно сказать, через час после того, как первый с ней попрощался. Стоило ли из-за нее вообще горы воротить? Нет, я, конечно, не одобряю поступок профессора, он мог как-то все уладить по-другому, но я его где-то понимаю: такой шанс в жизни выпал. Вот ведь гениальная голова – какую идею родила для исправления ситуации, только фанатичный ученый мог придумать и воплотить в жизнь этот замысел. Значит так, аппарат есть, он существует и работает, но пользоваться им можно только для обозрения, а не для участия в истории. К слову сказать, сам профессор об этом говорил много раз: осторожно, Алексей, не нарушьте реальный ход судьбы, но он, вероятно, не относил сие на свой счет.

Какую же серьезную игрушку сделал ученый, что его за это лишили жизни! Вернее, не совсем за это, а за крамольные мысли о желании изменить прошлое. Я все понял, но каково профессору? Он двадцать лет своей жизни потратил на то, что ему, собственно, совершенно не теперь не пригодится. Он жил одной сплошной мечтой, терял время, друзей, родителей, а взамен – пустота. Как он это переживет? Вернее, как я ему все это объясню? Да, да, я собирался опять возвратить его к жизни. У меня был аппарат, было топливо, и было желание снова увидеть профессора. Я сделаю это и попытаюсь передать ему все то, до чего тут додумался, пусть он сам решает, как поступить. Я знал, что прав, ведь мне-то удалось воспользоваться изобретением, а, значит, этот поворот в истории был допустим.

Я ни минуты не стал больше раздумывать, собрал хроноход, заправил его, поправил координаты и нажал кнопку. Я снова очутился в доме профессора, но было немного светлее, чем в прошлые разы, потому что я поставил время еще чуть пораньше прежнего. Я рассмотрел все предметы, опять устроился на диване и постарался уснуть, измотали меня уже эти перемещения, и надо было набраться сил для завтрашнего разговора с профессором, с человеком, который первый раз меня видит, но должен поверить мне и отказаться от мечты всей своей жизни.

Утро, как всегда до этого, выдалось ясным и солнечным. Я поднялся на чердак, Геннадий Петрович уже спал, счастливый, что закончил главную часть своего аппарата. Я спустился вниз. Какие аргументы я должен найти для разговора с профессором? А если он мне не поверит? Думай, Леха, думай, ищи факты. Я похлопал себя по карманам, вдруг осталось что-нибудь из прошлых поездок? Что-то было во внутреннем кармане куртки, я достал, надо же, это экземпляр договора продажи работы профессора Тумасяну. Геннадий Петрович отдал его мне перед выходом из офиса, а я машинально сложил и сунул в карман. Это было веское доказательство, ученый никогда бы не продал свой труд в этой жизни, а раз такое случилось, значит, произошло что-то из ряда вон выходящее. Вот про это из ряда вон выходящее я и собирался ему рассказать. Прибережем для крайнего случая, я засунул договор обратно, не будем разбрасываться такими аргументами.

Я сел на диван и стал ждать, когда проснется профессор, чтобы на этот раз не прозевать его выход. Однако, голод давал о себе знать с новой силой, и я все-таки решил сбегать в кафе, как в первый раз. Я так и сделал: купил продуктов на двоих и вернулся в аккурат тогда, когда ученый спускался вниз. Я решил остаться стоять на виду, чтобы он заметил меня сам. Однако профессор был так поглощен своими мыслями, что совершенно не замечал ничего вокруг, мне снова пришлось его окликнуть:

- Геннадий Петрович!

Он взглянул на меня, причем посмотрел очень внимательно, как будто пытался вспомнить, откуда он может меня знать.

- Мы знакомы? – наконец, спросил он.

- Еще как, - ответил я, - только профессор, пожалуйста, давайте присядем, мне надо рассказать вам очень многое, а я ужасно устал.

- Странное дело, - ответил он, - я спешу, у меня важное дело, но мне почему-то кажется, что я должен вас послушать.

- Вам неспроста так кажется, сейчас вы все узнаете и убедитесь.

Мы присели возле стола, мне ужасно хотелось есть, но было неудобно перед человеком, я его сам заинтриговал, а теперь спокойно открою пакет и начну набивать рот? Придется еще немного поголодать.

Я медленно начал рассказ с того самого момента, как первый раз зашел на чердак дома, который уже принадлежал нашей семье, и почему он ей стал принадлежать я тоже упомянул. Я рассказал, как прочел дневник, как вернулся в прошлое и познакомился с профессором, как мы искали деньги и продали его часы, и как он в последний момент попал под машину. Потом я начал вторую историю, как вернулся за ученым, как мы снова искали деньги, на этот раз более мучительно, и как в итоге все повторилось с точностью до мелочей. Я говорил долго и красочно, стараясь произвести как можно более убедительное впечатление, а профессор слушал меня и молчал. Я не понимал: верит он мне или нет, а потому достал договор, развернул и положил перед ним:

- Смотрите, это осталось у меня, тут стоит ваша подпись.

Он посмотрел очень внимательно, но продолжал молчать, поэтому я заговорил опять. Я выложил все свои соображения на его счет, пытаясь обосновать каждое. Я сказал и про то, что думаю о его девушке, и про то, как, я считаю, можно использовать хроноход. Я никогда не отличался особенным красноречием, но тут во мне проснулось неординарное ораторское мастерство. Я даже иногда вставал с кресла и описывал все еще красочней. Наконец, мой словарный запас иссяк, я выдохся, но профессор по-прежнему молчал.

- Что же вы молчите? – не выдержал я, желая услышать от него хоть какой-то ответ.

- Вы думаете, я вам не верю? – в свою очередь спросил он. – Я всегда этого боялся. Боялся, что придет кто-нибудь и скажет – твоя идея просто бред, а потому никому не рассказывал о ней, никому, даже родителям. Что же получается – все тайное все равно рано или поздно становится явным? Чего я всегда втайне боялся, то и получил: о крахе моей надежды мне сказала сама жизнь. Не удивляйтесь, но я верю вам, Алексей, верю. Я пытался уйти от самого себя все эти двадцать лет, вместо того, чтобы заглянуть себе в душу, я смотрел в научные книги. И чего я добился? Я чувствовал, я знал, что это неправильно, но почему-то считал, что у меня получится. Как, как мне это вам объяснить? Когда я только вынашивал эту идею, наверное, где-то в глубине души меня все-таки одолевал простой азарт ученого: смогу или нет. Я так был поглощен этой идеей, так занять опытами, что не думал ни о чем другом. Но со временем червячок сомнения стал посещать меня, а я гнал его прочь. Знаете, это как огромные весы: на одной чаше вся моя жизнь с близкими мне людьми, на другой мечта, и как следствие – мой аппарат. Я старался, я творил и вот – победа! Я сделал машину времени, сделал! А зачем? За эти годы я растерял все ценное, что было в моей жизни, что мне теперь делать? – он замолчал.

- Если вы спрашиваете меня, - решил я вставить слово, - то я вам отвечу – жить! Я неплохо вас знаю, вы прекрасный человек, отличный ученый, у вас впереди еще много времени, а то, что вы делали в жизни ошибки, так кто же их не делал? Вы, конечно, можете сказать: яйца курицу не учат, но, общаясь с вами раньше, я понял, у вас все получится, вот увидите, - я чувствовал, что говорил неубедительно, но это шло от души.

- Спасибо, Леша, но у меня что-то руки опускаются, не знаю, с чего теперь эту новую жизнь и начинать, и стоит ли?

- Еще как стоит! Для начала – просто отдохните от всего, у вас отпуск, вы много работали, заслужили. А потом, я вот тут подумал, у меня было время, и я нашел нам с вами небольшое, если можно так выразиться, занятие. Понимаете, если нельзя использовать аппарат по его задуманному назначению, то почему не воспользоваться тем, что он уже дал? Знаете, у меня есть некоторая информация о ближайшем будущем. Например, рядом с вами живет человек, который обокрал вас. Помните, я рассказывал: ваши часы мог увести только он. У меня еще в прошлом посещении было ужасное желание его наказать, но тогда я не мог. Но и забыть – не забыл. Неплохо было бы его проучить, как вы думаете?

- Каким же образом, - поинтересовался профессор, - ведь часы на месте, он их не крал, он просто не знает об их существовании.

- А мы его словим на живца, - предложил я, - я тут все обдумал, понимаете, если он сделал это в прошлый раз, то явно захочет сделать это теперь, если мы покажем ему часы. Это раньше мы ничего не могли поделать, а теперь: кто предупрежден, тот вооружен. Он ведь должен поплатиться за свои грязные делишки, вдруг он этим живет, дом у него – не чета вашему, раз в несколько больше, плюс участок вокруг. А если это все на нечестные деньги? Вы согласны?

- Нравитесь вы мне, Алексей, - улыбнулся профессор, - не успели прибыть, сразу быка за рога. Что ж, попытаться можно, тем более если он порядочный человек, это сразу выяснится, он просто не клюнет на наживку, говоря вашим языком.

- Вот и ладно. Я все устрою, есть у меня товарищ один, его отец – полковник милиции, мы его людей предупредим, думаю, пару человечков нам выделят, устроим засаду в вашем доме и возьмем голубчиков с поличным, - я вспомнил про оружие, висящее на стенах дома соседа, и подумал – какое совпадение – во мне тоже просыпается охотничий инстинкт, - вы не против?

- Даже не знаю, что и сказать, - произнес Геннадий Петрович, - у вас все как-то гладко получается, а я в этом совсем не разбираюсь.

- Ну, профессор, - настаивал я, - ну, давайте попробуем, в конце концов, мы же в своем доме, ни к кому в гости не напрашиваемся, наоборот, придут к нам. И вас, я думаю, это немного отвлечет.

- Ну, хорошо, делайте, что считаете нужным, - согласился он.

- Прекрасно, - обрадовался я, мне все-таки удалось чем-то заинтересовать профессора, я думаю, он это сделал скорее от безысходности, но ничего, там, глядишь, втянется и вернется к нормальной жизни, - а теперь давайте поедим,- добавил я, - я хочу есть уже целую неделю, если принять во внимание мои хождения во времени.

- Надо же, а я вообще забыл, когда ел последний раз, но у меня, наверное, и дома-то ничего нет, - спохватился он. Так, значит, у профессора все-таки есть какой-никакой аппетит, это хороший знак, еще не все потеряно.

- Не волнуйтесь, Геннадий Петрович, у меня все с собой, - успокоил я его и положил на стол свой пакет.

Мы сели пообедать, как в старые добрые времена, ну, это мне так показалось, он-то трапезничал со мной впервые. Я ел и думал, что не только его планам не суждено сбыться, мои надежды на восстановлении мира и спокойствия в нашей семье, а также мечты разбогатеть тоже не смогут оправдаться. Нет, проблемы в своей жизни надо решать только при помощи собственной головы и рук, в очередной раз понял я, перемещения взад-вперед по истории тут не помогут. Мои родители должны сами разобраться в своих отношениях, а я просто могу поддержать их в этом. И мои собственные планы поживиться чем-нибудь в прошлом с помощью хронохода профессора выглядят не совсем красиво. С этой игрушкой, как оказалось, надо быть очень осторожным, если твое вмешательство заденет ход исторических событий, пиши «пропало». Изобретению профессора цены не будет чисто с наблюдательской точки зрения, типа «прокатись в прошлое с ветерком» или «взгляни на вчерашний день с позиции сегодняшнего». Это, конечно, идея, но кому-нибудь обязательно придет в голову переставить что-нибудь с места на место или того хуже - забыть где-нибудь в пятнадцатом веке свой мобильник.

Профессор, видно, тоже не мог прийти в себя, он был задумчив. Я понимал, ему нужно время, менять жизненные ценности не так-то просто. Вот он еще ничего, сидит, даже что-то ест, сильный человек, нечего сказать, не знаю, что бы я делал в его ситуации. А вот на своем месте, глядишь, за эти переезды вообще философом стану, сам себе удивляюсь, откуда во мне что взялось?

Однако, глядя на профессора, и я понемногу начал впадать в хандру, вдруг вспомнил своих друзей – Толян, как он теперь там? А собственно, что ему? Он-то ничего, считает своим лучшим другом совершенно другого, хоть и моего собственного двойника, но все равно обидно. Опять же Жорик, тоже мой приятель, но сидит сейчас, небось, в компании этого жмота, сидит и ничего не знает обо мне. Вспомнилась мне и Ленка, которая вечно прибывала где-то поблизости от нашей компании, она была такой маленькой, передвигалась всегда чуть ниже уровня моего взгляда, и ее поэтому, кроме как Ленусик, никто и не называл. Всплыла в памяти даже Полинка, наша вечная староста, которая всегда липла с разными вопросами и делами (за что, кстати, и получила от меня то самое прозвище). В общем, повспоминал я потихоньку всех, повспоминал и решил, что хватит раскисать, надо собраться и вытягивать из этого состояния и моего собеседника.

- Профессор, - сказал я, - у вас тут где-то, я знаю, наливочка неплохая есть, доставайте-ка ее, отметим наше знакомство в третий раз, больно цифра хорошая, вы не считаете, думаю, теперь все пойдет так, как надо, - сказал я и подумал: эх, алкоголизм, так алкоголизм, но сейчас именно такая ситуация.

- С вами опасно иметь дело, Алексей, - пошутил он, - вы все знаете.

- Ну, предположим, не все и лишь на пару дней вперед, но, думаю, это нам должно пригодиться.

Надо же, а я, можно сказать, совсем не огорчился, что нашим мечтам не суждено сбыться, все не так уж и плохо: мы опять вместе и теперь, я надеюсь, жизнь профессора не оборвется так внезапно, а, значит, мы надолго сможем остаться друзьями. Эта мысль мне очень понравилась, каждый раз, когда я раньше прощался с Геннадием Петровичем и думал, что мы больше никогда не увидимся, я сильно переживал по этому поводу, сейчас все по-другому. Я был рад, хотя понимал, что это радость эгоиста, но ведь профессор тоже привязался ко мне, я знаю, и родных у него никого нет.

В общем, сидели мы с ним еще долго, вели задушевные разговоры, причем я старался делать вид, что обо всем узнаю впервые, чтобы разговор клеился как надо. Геннадий Петрович рассказывал, а в его словах звучала горечь, он, действительно, сожалел о том, что сделал, о чем мечтал все эти годы.

- Мама как в воду глядела, - продолжал он, «сынок», говорила она, «смотри не пропусти свое счастье, закрывшись в четырех стенах». Как она оказалась права, я никого не слушал, я шел к своей цели, а жизнь шла своей дорогой, но проходящей мимо.

- Согласитесь, профессор, во всем этом есть рациональное звено – вы бы никому не поверили, если бы вас начали переубеждать, но пришло время – и вам пришлось поверить самому себе.

- Если бы не вы, Алексей, мне бы и это не удалось, слишком я был поглощен своей идеей.

- Значит, все-таки есть судьба на свете, профессор. Интересно, что было написано на вашей руке в юности, любой хиромант бы свихнулся, если бы прочитал: он трижды умрет, но воскреснет, вот прикол, да? Хорошо, что я в этом совершенно не разбираюсь.

- Я тоже никогда этим не интересовался, наверное, слава Богу, а то после таких прогнозов у самого, как вы говорите, «крыша поедет», особенно у меня, привыкшего все воспринимать с научной точки зрения, - и он засмеялся, правда, первый раз я видел, как профессор смеется от души, во всяком случае, мне так показалось. Глядя на него, я и сам захохотал, может быть, это наливка подействовала, может, спало нервное напряжение последних дней, но мы смеялись, как дети, и долго не могли успокоиться.

- А представляете, - не унимался я, хохоча, - в прошлых жизнях вы лишились всего: дома, часов, своего труда, и ничего - все на месте, знали бы они, когда покупали все это, вот бы у них челюсть отвалилась. – И мы продолжали смеяться, - Кстати, среди них был и мой отец, я так и вижу его глаза, полные недоумения – дом растворяется в туманной дали, как будто его и не было, - и хохот взрывался с новой силой.

- А Тумасян, он спал и видел у себя в кармане прибыль от моей работы, я бы многое отдал, лишь бы посмотреть на него в тот час, как из его рук уплывала моя, честно купленная, папка, - смеялся профессор, и было здорово видеть его таким веселым.

Когда наливка была выпита, все съедено, а мы очень устали от бури эмоций, мы решили разойтись спать. Первый раз в доме профессора я заснул так спокойно и не думал о трудностях завтрашнего дня, это будет хороший день, я знал. Я, конечно, побаивался оставлять еще профессора одного, но не сидеть же мне около него всю ночь, во всяком случае я буду находиться поблизости.

Утром я чувствовал себя совершенно отдохнувшим и полным сил, профессор спустился со своего чердака (как я выпустил из внимания, что он еще живет там, ничего – исправим, не впервой), выглядел он просто другим человеком, в глазах появился жизненный азарт. Однако, перед нами тут же встала новая проблема: у нас не было денег, а жить как-то было надо. В прошлом мы не заглядывали надолго вперед, вернее, этого вперед у нас просто не должно было быть, было назад, но теперь ничего нельзя было продавать, так как проданное потерялось бы навсегда.

- Профессор, - спросил я, - раньше у вас всегда появлялись идеи насчет денег, что скажете теперь?

- Теперь, Алексей, надо подумать. Мне бы очень не хотелось расставаться с нашими семейными ценностями.

- Нет, нет, Геннадий Петрович, этого я вам сам сделать не дам. А вот как вы думаете, профессор, за поимку преступников премия полагается?

- Каких преступников?

- Как каких? – удивился я, - Мы же с вами скоро собираемся банду ловить под руководством вашего соседа, вы забыли?

- Думаю, Алексей, на это надежды мало.

- Да, я тоже думаю, что премия нам не светит, ну грамота там еще или часы какие-нибудь, а вот деньги – это вряд ли. Надо самим думать. Знаете, есть тут у меня заначка одна, вернее, не у меня, а у моего двойника, несколько раз она нам уже оказывала помощь, только тогда я был уверен, что ее не хватятся, а теперь… В общем, я решил, пусть этот жмот сам на себя пеняет, заначку я у него стащу. Он меня тоже в свое время не выручил с машиной. А я на эти деньги такое же право имею, как и он, может, даже большее. Он, конечно, шум поднимет, Ромку, естественно, подозревать начнет, да брат мой – крепкий орешек, его голыми руками не возьмешь, выкрутится. Все, я поеду в город, Геннадий Петрович, за деньгами и с товарищем по поводу грабителей поговорю. Мы еще с вами таких дел натворим, профессор, все ахнут!

- Вы там осторожнее, Леша, - попытался успокоить меня ученый, - все-таки вы тоже в некоторой степени пользуетесь услугами моего аппарата.

- Я буду максимально осторожен, - согласился я.

Я вышел из дома и помчался к автобусной остановке, я уже мог прийти туда с закрытыми глазами, столько раз за последнее время ездил в город и обратно. Что ж, думал я, надо пытаться примириться с мыслью, что чудеса техники не безграничны и как-то выпутываться из ситуации самим. Ничего, сейчас вот достану денег, нам их на первое время хватит, а там что-нибудь придумаем.

Я вышел из автобуса. Эх, как я все-таки отстал от светской жизни, никого из друзей и родных не вижу, не слышу, профессор заменил мне общество всех остальных знакомых. Не могу сказать, что его общество так уж плохо, нет, даже наоборот, но все же я соскучился по близким людям. И ведь что интересно, они-то об этом даже не догадываются, в их жизни совершенно спокойно присутствует Леха Терентьев, у них все идет своим чередом, но без меня. Одно утешает, я все-таки смогу вернуться, но чуть попозже, мне надо прожить этот отрезок времени рядом с Геннадием Петровичем, чтобы с ним было все в порядке, ну, не могу я его бросить одного в тот момент, когда рушится его прежняя жизнь, а к новой он еще не приспособлен.

За своими размышлениями я не заметил, как уже оказался на своей улице. Я осмотрелся по сторонам, попытался припомнить, что происходило со мной в этот день, но в связи с тем, что в последнее время на данные дни приходилось несколько вариантов событий, в моей голове все так перепуталось, что припомнить что-то конкретное оказалось просто невозможным. Ладно, пойду в квартиру, несколько раз мне это удавалось проделать безболезненно, буду надеяться на лучшее и сейчас.

Я зашел в подъезд, поднялся на свой этаж, зашел к себе домой – все как обычно. В моей комнате был ужасный беспорядок, и что самое ужасное – посреди этого беспорядка на диване преспокойно спал я сам, вернее, он - мой двойник. Как я мог забыть, что сегодня я почти весь день провалялся в постели после вчерашней вечеринки. У меня опять внутри все начало холодеть. Так, не надо нервничать, все будет хорошо, сплю я обычно крепко, тем более с похмелья. Я осторожно зашел в комнату, в очередной раз нашел свою заначку и, забрав, вышел на кухню. Вот незадача, я ведь еще собирался из дома позвонить знакомому насчет проведения операции по выведению соседа ни «чистую воду», что же делать? Звонить или нет? А если этот проснется, как я буду ему все объяснять? Мобильник мой разрядился, зарядное здесь, но надо подождать хотя бы часок, чтобы хватило на разговоры, не уносить же зарядное с собой. Хотя я был так зол на ситуацию, что уже хотел прихватить и его, но подумал, что это будет слишком, мой двойник уже из-за одних денег поднимет шум, а уж если еще и зарядное… в общем, мне это ни к чему. Придется подождать немного тут. Я тихонько расположился на кухне, сделал себе кофейку, чтобы не шуметь телевизор включать не стал, а очень хотелось, сто лет его не смотрел, даже реклама сейчас бы за милую душу пошла. Так я просидел около часа и уже думал собираться уходить, как вдруг входная дверь открылась, в квартиру влетел Ромка, я еле успел спрятаться за угловой диван. Он заглянул на кухню и пошел в мою комнату, там он стал меня будить, видно, что-то от меня было нужно. Мой двойник упорно не хотел просыпаться, но я не стал ждать, чем закончится эта история, я вылез из-за диванчика, забрал телефон и осторожно пробрался к выходу. Пока братья были заняты друг другом, я открыл дверь и прошмыгнул на лестницу. Там я понесся вниз, сломя голову, чтобы меня никто не заметил, только за углом я перевел дух. Надо же, чуть не попался.

Потом я отошел на безопасное расстояние от моего дома, нашел в записной книжке телефона номер моего знакомого и позвонил ему:

- Алло, Серега, у меня к тебе дельце одно, мы можем встретиться и поговорить? – спросил я его.

- Лешка, - ответил он, - сто лет тебя не видел, у тебя что-то срочное?

- Да, в общем, желательно решить вопрос побыстрее.

- Ну, хорошо, давай сегодня вечером, часов в семь у метро «Площадь», тебя устроит?

- Вполне, - ответил я, - до вечера.

Я позвонил профессору и предупредил, что буду поздно. «Неужели я уже перед ним отчитываюсь?», спросил я сам себя. «Да, в общем, чтоб не волновался человек зря, у него и так переживаний много». Я удивился, за мной такой заботы о посторонних людях раньше не наблюдалось. «Но профессор не такой уж и посторонний человек», возразил я сам себе. Ну вот, уже начинаю сам с собой разговаривать, раздвоение личности дает о себе знать.

Времени до вечера у меня еще было достаточно, я думал, чем заняться, и тут вдруг опять вспомнил о маме. Надо бы съездить к ней, навестить, потому что, получается, я еще ни разу у нее не был. Я знал ее тайну, а она об этом не знала и, может быть, никогда не узнает. Ну и пусть, подумал я, все равно она останется моей мамой, а со своей жизнью она как-нибудь сама разберется. Но я все-таки поехал к ней, я купил ей красивый букет, ни о чем не расспрашивал, наоборот, рассказал, как мы живем без нее, как скучаем, пожелал ей скорейшего возвращения. Я старался улыбаться и на этот раз ничем не спровоцировать мамино подозрение в корыстной цели моего приезда. Мы просто говорили, как уже давно этого не делали, я искренне интересовался ее делами, а она в ответ много о себе рассказывала. Я даже прогулялся с мамой по парку возле санатория, мы ходили по зимним аллеям, и мне вспоминалось мое детство, как тогда все было безоблачно, и мама была всегда рядом. В общем, это была очень сентиментальная поездка, по-моему, мама осталась очень довольна, что я ни с того, ни с сего приехал к ней, просто для того, чтобы увидеть и поговорить.

Я вернулся в город и приехал на встречу, опоздав всего на десять минут.

- Ну ты даешь, Леха, - сказал Сергей, - сам просил о встрече, и сам опаздываешь.

- Привет, Серега, - протянул я ему руку, - извини, маму навещал, она в санатории за городом.

- Ладно, - ответил он, пожав мою руку, - так что там у тебя?

- Понимаешь, есть у меня одна неплохая информация, у тебя отец еще в милиции работает?

- Да нет, в отставке он уже, в фирме одной работает.

- Но ведь связи остались?

- Остались само собой, ты не темни, что тебе надо-то?

- В общем, знаю я, что одного профессора скоро ограбят, нужно пару человек в засаду.

- Елки-палки, Лешка, вот так, то о тебе ни слуху, ни духу, то как снег на голову с такой просьбой. Ты что считаешь, это так легко?

- Серега, очень надо, с ерундой я бы к тебе не пришел.

- Понимаю, что очень, откуда хоть информация?

- Не могу сказать, но верная на сто процентов.

- Прости, но что же я отцу скажу? Пришел товарищ, просит людей, но не говорит, откуда, что и почем?

- Неужели ничего нельзя сделать?

- Точно верняк?

- Ручаюсь!

- Значит так, к отцу идти бесполезно, но есть у меня пару знакомых из ментов, если ты гарантируешь, что информация стоящая, могу попросить их неофициально, но под свое честное слово. Так что если ты меня подведешь, в общем, сам понимаешь.

- Понимаю, конечно, если что, потом делай со мной что хочешь.

- Учти – запомню, не расплатишься.

- Серега, выручай, будь другом.

- Кто тебе этот профессор-то, родственник?

- Друг.

- Надо же, Леха, у тебя и такие друзья есть.

- Долгая история, может быть, когда-нибудь расскажу.

- Когда это должно случиться?

- Что, кража?

- Ну а что еще, она самая.

- Завтра-послезавтра, - что еще я мог ему ответить, ведь все зависело от нас самих, когда мы к соседу явимся и про часы скажем.

- А точнее твой источник не сообщил?

- Послезавтра вечером, - я подумал, что лучше все-таки прибавить денек на подготовку к операции.

- Хорошо, завтра с ними поговорю, потом тебе перезвоню. У тебя телефон не изменился?

- Знаешь, лучше позвони мне на этот номер, - сказал я ему и дал номер профессора, а то мой мобильник может поднять другой и офигеть от такой новости.

- Ты что, не дома живешь? – спросил он.

- Да, решил пожить один без родителей, хоть за городом, но никто на мозги не давит.

- Это правильно.

- До завтра, - попрощался я.

- Пока, Леха, - он опять пожал мою руку и ушел.

Ну вот, можно возвращаться домой, будем надеяться, что все срастется.

Когда я вернулся, было уже около двенадцати, но профессор не спал, он ждал меня.

- Ну как, Алексей, все получилось? – спросил он.

- Да, Геннадий Петрович, и деньги достал, и маму навестил, и насчет людей договорился, все успел.

- Наверное голодны, есть будете?

- Нет, - сам себе удивился я, - спать хочу очень, спокойной ночи, профессор, - и я разделся, упал на диван и уснул.

Утром я долго лежал на диване и совсем не хотел подниматься, вот так бы всегда было: тихо, пахнет настоящим деревом и природой и спешить никуда не надо. Да, спешить, действительно, было некуда: погоня за деньгами закончилась, операция предстояла только завтра, да и телефон я дал Сереге профессора, а, значит, из дома сегодня выходить вообще не рекомендуется, потому что мой телефон уже предательски запиликал – зарядка на нуле. В общем, предстоят нам сегодня очередные дружеские посиделки с Геннадием Петровичем.

Я встал, оделся, чувствовал себя прекрасно. Я сгонял в кафе, вернулся, приготовил завтрак, профессор все не спускался, я решил подняться к нему и посмотреть, что он делает.

- Геннадий Петрович! – обратился я к нему, поднявшись на второй этаж. Он лежал на кровати, уставившись в потолок, - Профессор, что с вами?

- Ничего, Алексей, все в порядке, - ответил он, даже не повернув ко мне головы. Этого нам еще не хватало.

- Так, значит, это хандра. Ну-ка давайте вставайте, у меня завтрак на столе стынет.

- Вы идите ешьте, Леша, я сейчас спущусь.

- Знаю я это «сейчас», не уйду, пока вы не подниметесь. Учтите, я очень голодный, потому злой – скоро начну ругаться.

- Ладно – встаю, - сказал профессор, и стал медленно подниматься с кровати: сначала спустил одну ногу, посидел, потом другую, выглядел он совершенно разбитым.

- Геннадий Петрович, вы издеваетесь надо мной, я без вас все равно никуда не уйду, так и знайте, - я взял с кресла его домашний халат, подал ему, - одевайтесь – и за стол.

Наконец, он поднялся, оделся и стал спускаться вниз. Я понимал, что профессора надо немного расшевелить. Мы сели за стол.

- У нас с вами, Геннадий Петрович, сегодня домашний пикник, заказывайте любимые блюда, я буду их готовить и, если захотите, исполнять танцы народов мира. Не обещаю, что получится то, что вы хотели, но будем пробовать.

- Я полагаюсь на ваш вкус, - ответил профессор, даже не улыбнувшись на мою шутку, - делайте, что нравится вам, я что-то сегодня потерял аппетит.

- Вы это бросьте, - возразил я, - ешьте, а «аппетит приходит во время еды» – старинная русская мудрость. И вообще, мне кажется, вы по-дружески должны мне рассказать, что с вами происходит.

- Все в порядке, - ответил он.

- Ни в каком не в порядке, у меня что, глаз нет? У вас жизнь только начинается, а вы выглядите, как на похоронах.

- Какая жизнь, Алексей: ни семьи, ни родителей, ни детей, ничего.

- Обижаете, Геннадий Петрович, значит, меня вы в расчет не берете?

- Простите, Леша, но вы такой молодой, энергичный, до сих пор не могу понять, что вы возитесь со стариком.

- Это вы-то старик?! - возмутился я, - Да вы гляньте на себя в зеркало: вы в самом расцвете сил, вас расчесать, приодеть, вы еще ого-го, говорю со знанием дела, сам видел.

- Это все снаружи, а что внутри – пустота .

- Вот и я о том же – пустоту надо заполнять.

- Чем?

- Новыми впечатлениями. Что вы там говорили: ни семьи, ни детей. А ведь у вас, между прочим, есть дочь, пусть во Франции, но есть.

- Что вы говорите, я ее ни разу в жизни не видел, а она вообще, наверное, обо мне не знает.

- Пусть, зато вы о ней знаете. Так, вам обязательно надо с ней встретиться. Все, решено, мы едем в Париж.

- Ни за что.

- Поедете, как миленький, а то я сам поеду и все ей расскажу.

- Вы не посмеете.

- Еще как посмею, вы меня не знаете, вы сами как-то говорили, что я нахальный тип.

- Да что я ей скажу? Я твой папа, который бросил тебя больше двадцати лет назад?

- Стоп, во-первых, вы ее не бросали, но не в этом дело – не хотите об этом говорить – не говорите, просто увидите ее, пообщаетесь, неужели вы от этого откажетесь?

Профессор замолчал и задумался. Надо был продолжить наступление:

- Вот видите – задумались, значит, все-таки хотите. Да и кто бы не захотел на вашем месте? Чем вы рискуете? Просто познакомитесь с ней, она узнает о вас, может быть, когда-нибудь приедет к вам в гости. Разве плохо?

- У вас все так просто, Леша.

- А жизнь и должна быть проста, зачем ее усложнять.

- И как вы себе это представляете?

- Мы поедем в Париж: вы – как профессор, я – как ваш стажор, вы сами понимаете, без меня вы на это дело не решитесь, да, я вас одного и не отпущу. Мы придем к ним в гости, как бы между прочим, просто узнали, что они здесь живут, а мы по делам в этом городе – решили навестить по старой памяти. Ну, как вам?

- Вот так и придем, ни с того, ни с сего?

- Как это – ни с того, ни с сего? Я же говорю – по старой памяти, неужели вы не можете навестить друзей молодости, если представился случай быть в Париже?

- И это вы считаете нормальным?

- А вы нет? Во всем мире люди навещают друг друга – и ничего – все довольны, а для вас это из ряда вон выходящее событие?

- Вообще-то я не знаю, - замялся профессор.

- Вот то-то и оно, не знаете, а я знаю – положитесь на меня.

- Но как мы попадем в Париж?

- Это другой вопрос, главное – вы согласны?

- Предположим.

- Тогда я все устрою.

Мы еще долго обсуждали эту тему со всех сторон: что можно, что нельзя, но я убедил профессора, что это нужно. Я, естественно, еще не представлял, как мы попадем в Париж, это вам не Грязнопупинск какой-нибудь, но полностью полагался на свою фантазию. Чуть позже позвонил телефон, это был Серега, сказал, что все в порядке, он договорился со своими знакомыми, они согласились встретиться с нами сегодня вечером, часов в восемь, надо обсудить все детали. Он взял наш адрес и предупредил, что они к нам подъедут, чтобы мы никуда не уходили. Мы стали ждать.

Ровно в восемь, надо же – какая пунктуальность, в дверь позвонили. Я открыл, на пороге стояли два здоровых парня:

- Вы Алексей? – спросил один.

- Да, - ответил я.

- Пройти можно?

- Конечно, - сказал я и отошел в сторону, пропуская их в дом.

- Знакомьтесь, это Геннадий Петрович, - представил я профессора, - это его хотят обокрасть.

- Я - Максим, а это - Николай - представился один и указал рукой на товарища, тот, видно, был не такой разговорчивый, - так что у вас здесь намечается, можно поподробнее?

- Вы присаживайтесь, - предложил я, - понимаете, мы располагаем информацией, что завтра в этот дом проникнут воры и унесут некоторые ценные вещи.

- Интересно, откуда же вы это знаете?

- Можно мы не будем открывать источник, это очень деликатное дело.

- Допустим, и что же они вынесут?

- А вы правда сотрудники милиции, можно посмотреть ваши документы? – перестраховался я.

- Молоток, - похвалил Максим, - осторожность никогда не помешает.

Он достал удостоверение, я прочитал: старший лейтенант милиции, его товарищ вытащил аналогичное.

- Все в порядке? – поинтересовался он.

- Да, спасибо. Тогда пойдемте, я вам что-то покажу.

Я провел их на второй этаж и показал сейф за картиной. Потом Геннадий Петрович открыл его и достал свои ценности. Оба лейтенанта заинтересованно посмотрели на часы, даже прочитали надпись, передавая друг другу.

- Неплохо, - сказал Максим, - фамильные?

- Да, - ответил профессор, - моего прадеда и прабабки.

- Интересно, как вашим предкам удалось сохранить такие вещи в то неспокойное время, за такие связи мало бы не дали, – заговорил, наконец, и Николай.

- Знаете, я сам этому удивлялся не раз, наверное, благодаря сплоченности нашей семьи, и еще тому, что об этих вещах никто кто знал, кроме самых близких, - ответил профессор.

- Значит, думаете, прямо отсюда и унесут? – спросил старший лейтенант.

- Именно, - подтвердил я, - вот из этого сейфа.

- Интересно, - удивился он, - первый раз сталкиваюсь с такой осведомленностью.

- Так уж получилось, - ничуть не растерялся я, - можете нам верить.

- Что, преступники располагают сведениями, что завтра вас не будет дома?- спросил он.

- Именно, - соврал я, хотя, собственно, не знал, чем там располагают преступники, вероятно, они просто будут за нами следить.

- И что же вам мешает забрать с собой ваши ценности и не бояться за них? – спросил Николай.

- Забрать-то мы можем, - быстро нашелся я, - но ведь риск все равно останется, а вдруг они их выследят?

- Вероятность есть, - согласился тот.

- Значит так, - начал Максим, - полезут они, скорее всего, вечером, когда будет темно, у вас тут место не людное, но перестраховаться им не помешает. Мы приедем часа в два, вы дадите нам ключ от черного хода, кстати, у вас есть черный ход? - спросил Максим.

- Значит, вы согласны? – спросил я.

- Попробуем проверить ваши данные, - ответил лейтенант, - но учтите, если пустышка, мы будем очень злы.

- Так у вас есть черный ход, - напомнил о себе Николай.

- Ну, если это можно так назвать, - ответил профессор, - это дверь в подвал с обратной стороны дома, но в дом можно попасть через откидную дверь в полу.

- Отлично, - сказал тот, - вы даете нам ключ от подвала, а откидную дверь оставляете открытой. Вот, в принципе и все, а сами можете гулять часов до двенадцати, думаю, этого хватит. Все понятно?

- Все, - согласился я, - может, выпьем по кофе на удачу?

Лейтенанты согласились, я пошел на кухню готовить кофе, а профессора оставил общаться с нашей доблестной милицией. Конечно, я не был уверен, что они смогут его развлечь, но все-таки. Я принес кофе, и мы еще посидели немного и послушали милицейские байки.

- А вот еще был случай, - описывал Николай, как оказалось, очень даже разговорчивый, - сидим мы с Максом на одной квартире в засаде, сидим, ждем. Вдруг дверь открывается, кто-то очень осторожно заходит в темноте, сет не включает. Ну, мы, естественно, уже готовы встречать, пистолеты наготове, кто-то входит в комнату, мы : «Ни с места, руки вверх» и все такое. Оказалось, старенькая бабка, она еле ходит, свет не включает, итак полуслепая, почти все наощупь, так она чуть коньки не откинула, еле откачали. Не та квартира оказалась, осведомитель подкачал. Так что одна надежда, ваш окажется получше.

Через некоторое время лейтенанты засобирались уходить:

- Ну, ладно, - сказал Максим, - хорошо с вами, однако нам пора, давайте ключ и до завтра.

Профессор принес запасной ключ, отдал им, и они ушли.

- Вы думаете, все получится? – спросил он у меня, когда за ними закрылась дверь.

- Уверен, - соврал я, потому что стопроцентной уверенности у меня не было, - завтра пойдем к вашему соседу, будем его соблазнять часами.

- А вдруг это не он?

- А кто тогда, больше о часах никто не знал.

- Ну, вам виднее, - согласился профессор.

Мы больше не спорили, еще немного посидели и разошлись по комнатам, завтра будет особенный день, надо подготовиться.

На следующий день мы направились к соседу, Павлу Викторовичу. Все повторилось, как в прошлый раз: сначала нас изучили в камеру, потом расспросили - кто и зачем, и уже после пропустили. Разница была только в том, что хозяин курил на крыльце дома.

- Мое почтение, Геннадий Петрович! - поздоровался он с профессором, как будто тот был его самым долгожданным гостем, - у вас дело какое-то или так, зашли поговорить?

- Угадали, дело.

- Ну, тогда милости прошу в мою обитель. Вы ведь у меня, если не ошибаюсь, ни разу не были?

- Не ошибаетесь.

- А это, извините, кто с вами? – продолжал допытываться сосед.

- Родственник мой, племянник Алексей, за помощью приехал.

- Так, за помощью, это значит, за деньгами, я правильно понимаю? Сейчас у молодежи это самая насущная проблема.

- Да, именно, - подтвердил профессор, - я к вам как раз по этому вопросу.

- Денег что ли хотите одолжить? – опешил Павел Викторович и вопросительно уставился на собеседника.

- Нет, не одолжить, а предложить вам одну вещь.

- Интересно, - отозвался сосед, - я ведь не в ломбарде работаю.

- Понимаю, но слышал, что коллекционируете вы разные старинные предметы.

- Не разные, заметьте, я сугубо оружием интересуюсь. У вас что-то в этом роде?

- Нет, у меня вот это, - сказал профессор и положил на стол футляр.

Павел Викторович открыл его и заглянул внутрь, он явно заинтересовался, достал часы, осмотрел со всех сторон, даже взвесил на ладони.

- Вещь, действительно стоящая, но не в моем вкусе. Вам, правда, так нужны деньги? – спросил он.

- Правда.

- Могу предложить ваши часы своему приятелю, ему должны понравиться, вы согласны?

- А это долго? Нам, видите ли, как можно скорее, - сыграл профессор.

- Ну, вы же понимаете, чем быстрее – тем дешевле.

- Понимаем, но ситуация не терпит.

- Хорошо, поговорю с ним прямо сегодня, думаю, завтра все решится.

- Я согласен, - кивнул головой Геннадий Петрович.

- В таком случае, не могу вас задерживать, у меня и свои дела были, а тут еще ваше прибавилось.

- Понимаем, до свидания, - попрощался профессор.

- До свидания, - сказал я и мы ушли.

Как только мы отошли на достаточное расстояние от калитки, я спросил:

- Как думаете, Геннадий Петрович, он клюнул?

- Не знаю, Леша, вел он себя совершенно спокойно.

- Еще бы, боялся чем-нибудь себя выдать. Я думаю – он наш.

- Как-то нехорошо это, вы не считаете

- Не считаю. Если он порядочный человек, ему бояться нечего, а вы в любой момент можете сказать, что случайно нашли более выгодного покупателя, он ведь не будет проверять. Так, дело сделано – почва подготовлена, теперь нам надо примерно часика через два уехать, думаю, времени хватит, чтобы за домом уже начали следить.

Мы отдохнули немного, проверили, чтобы дверь в полу осталась незапертой и ушли. Естественно, мы направились на мою любимую автобусную остановку, а там - в город.

- Ну что, профессор, - сказал я, когда мы приехали, - я знаю, что вы очень любите ходить по кино и ресторанам? – и я улыбнулся и вопросительно посмотрел на него.

Он все понял, надо же, как мы быстро стали понимать друг друга с полуслова, пожал плечами и просто ответил:

- Наверное.

- Значит, план на день у нас есть, вперед. Правда, вид у вас – не фонтан, раньше был гораздо лучше, ну, да делать нечего – в этот раз с деньгами у нас большая напряженка, неизвестно, когда мы их еще получим. Но все-таки в парикмахерскую мы сходим, хорошая прическа дорогого стоит.

- Но мне нравятся мои волосы, - возразил профессор.

- Не спорьте, пожалуйста, - ответил я, - ваши волосы скоро придется заплетать в косы, вы этого хотите?

- Нет, конечно, но вы преувеличиваете.

- Я вас очень прошу, я сам видел, вы будете выглядеть на десять лет моложе.

- Я что, так плохо выгляжу? – искренне удивился Геннадий Петрович.

- Нет, просто будете выглядеть еще лучше.

- Веревки вы из меня вьете, Леша.

- Вот и прекрасно, - обрадовался я, поняв, что профессор не против.

В общем, мы повторили знакомый маршрут: парикмахерская, кино, ресторан с прогулками по городу. Как я полюбил эти занятия! И главное – теперь не надо было думать, что в будущем мы с профессором уже не увидимся, будущее у нас будет общее.

Часов в девять вечера я попытался припомнить, в котором часу мы вернулись домой в прошлый раз. Вроде сидели в ресторане, значит, поздно, но вот когда точно - не помнил. Наверное, уже можно возвращаться, подумал я, мне не терпелось узнать, чем все закончилось. Мы поехали домой.

Когда мы уже шли по нашей улице, я вдруг заметил, что возле нашего забора кто-то прогуливается. Я остановился и прижался к чужому забору.

- Профессор, - прошептал я, - стойте тут, я схожу посмотрю, что там.

Я медленно и тихо шел вдоль забора, стараясь не отделяться от него. Человек все прохаживался и поглядывал по сторонам. Все ясно, подумал я, стоит на шухере, значит, грабители еще в доме. Надо же, а ведь лейтенанты об этом не знают, когда начнется кутерьма – он уйдет. Что же делать? Я не знал, сколько у меня еще есть времени, но понимал, что немного. Надо решать быстро. Дом наш на этой улице был последним, забор углом огибал дом, я придумал. Я отошел немного назад, прошел по чужому участку, вышел на дорогу с обратной стороны дома и подошел к углу забора, пригибаясь. По дороге я нашел какую-то палку, довольно весомую. Я подождал, пока наблюдатель повернется ко мне спиной и пойдет в другую сторону, быстро выскочил, подбежал к нему и огрел палкой по макушке. Он упал, я не знал, что делать дальше, а вдруг он сейчас оклемается и встанет. Я, недолго думая, снял с себя ремень и закрутил ему руки. Потом позвал профессора. Мы вместе подняли его с земли, подтянули к нашему дому и положили на скамейку. Надо же, видать, сильно я его звезданул, он все еще был без сознания. Мы присели на скамейку и стали ждать. Минут через десять в доме включили свет. Я решил сходить на разведку.

На первом этаже, прямо на моем диване сидели два мужика в черных шапочках, рядом стояли Максим и Николай.

- А, это ты, - сказал Максим, - проходи, вот они, полюбуйся.

- Я сейчас, - ответил я, - только за профессором схожу, а вы бы не могли нам помочь?

- В чем помочь, в дом зайти? – рассмеялся лейтенант.

- Да нет, там у нас еще один во дворе, видно, третий.

- Что, правда? – оживился Николай и выскочил во двор.

Те двое, что сидели на диване, переглянулись между собой, и один скорчил ужасную гримасу и выругался. Зашли Николай и Геннадий Петрович, они затащили часового в дом и положили в кресло.

- Что, ваш? – спросил Максим, - И так вижу, что ваш, можете не отвечать. А ты молодец, Леха, - обратился он ко мне, - не ожидал от тебя, ты что, занимаешься чем-нибудь?

- Нет, это случайно, - замялся я, - сам не думал, что получится.

- Мы уже вызвали своих, скоро будут, а пока можно кофейку?

- Конечно, - ответил профессор, - я сейчас сделаю. Наверное, ему неудобно было стоять тут с нами.

- Вы нам здорово помогли, - сказал Максим, - взяли тепленькими, прямо у сейфа, с часами в руках.

Один бандит даже застонал от злобы и бессилия.

- Что, не нравится? – спросил Николай, - А по чужим домам лазить нравится? Мы еще узнаем, что вы за супчики, небось, таких дел на вас еще немало?

- Ничего не докажете, - выдавил из себя один из мужиков.

- Не твоя забота, надо будет – докажем, у тебя не спросим.

- Я этого Мирохина урою! - тихо пообещал другой.

- Кто этот Мирохин? – спросил Максим, расслышавший его слова.

- Сосед тутошний, - ответил я, - скорее всего, он их и навел.

- А ты откуда знаешь?

- Из того же источника, - уклончиво сказал я.

- Больно скрытный он, ваш источник.

- Что есть, то есть, - согласился я.

Профессор принес поднос с кофе, мы все взяли по чашке и стали пить. Лейтенанты пили осторожно, все время поглядывая на мужиков, то ли не верили своему счастью, то ли боялись, что те могут сбежать. А я мысленно хвалил себя за проницательность и в мыслях уже наградил себя орденом.

Примерно через полчаса приехала машина за нашими героями, они погрузили бандитов и сели сами. Я стоял рядом, чтобы их проводить.

- Вы завтра часа в три подъедьте в отделение, показания дадите, - попросил Максим.

- Приедем, - сказал я и пожал протянутую руку, - до завтра.

- Пока, стажор, - пошутил он.

Машина уехала, я вернулся в дом. Да, ничего себе выдался сегодня денек, я был горд собой и, конечно, профессором.

- Ну как, Геннадий Петрович, - спросил я его, - ваша совесть не страдает?

- Кто бы подумал, Алексей, что у такого хорошего отца будет такой сын.

- Деньги, профессор, делают с людьми еще не такие превращения.

- Но ведь вы сами не так давно стремились получить аппарат для добычи денег. Не боялись последствий?

- Каюсь, хотел. Кто знает, почему судьба не позволила осуществить мечту, быть может, она меня именно сберегла. Нет, Геннадий Петрович, не могу я сегодня об этом рассуждать, голова не работает. Если честно, то она переваривает последние события и больше ни на что не годится.

- Вы молодец, Леша, ловко раскусили негодяя.

- Сам себе не верю, вероятно, начитался детективов, ужасно их люблю.

- Я тоже в юности увлекался Конан Дойлем.

- Вот видите, мы с вами и в этом похожи.

- Особенно мне нравился момент воскрешения Шерлока Холмса.

- Надо же, профессор, почти как с вами, - и я рассмеялся, а вслед за мной и ученый.

Мы еще немного пообсуждали эту тему и разошлись отдыхать. Во сне за мной долго гонялись какие-то люди в черном и угрожали расправой, наверное, сказывались впечатления прошедшего дня.

На следующий день мы поехали в город, прикупили кое-каких продуктов и направились в милицию. На проходной я позвонил Максиму, и он спустился за нами, чтобы провести в кабинет.

- Ну, Алексей, ты нам и помог, - сразу заговорил он, - оказалось, это известные люди, грабители со стажем, мы их долго искали, если бы не ты, неизвестно, нашли бы. В общем, я надеюсь на поощрение, ну, и тебя, конечно не забудем. Кстати, ты учишься, работаешь? Может, рванешь к нам, нам такие кадры нужны.

- Да нет, спасибо, я совсем не из той области.

- А из какой?

- Очень прозаично – физик.

- Ты знаешь, наша работа тоже с лирикой мало связана, - пошутил он.

- Я подумаю, - тоже пошутил я, ведь не собирался же я, в самом деле, становиться ментом.

- Подумай, подумай, - на полном серьезе сказал Максим. – Ладно, - продолжил он, - давайте вернемся к нашей теме и уточним кое-какие детали.

Мы с профессором честно ответили на все заданные нам вопросы, естественно, кроме вопроса об источнике информации, его я никак не мог выдать, да и кто бы мне поверил, реши я все-таки это сделать? Максим и Николай, они и сидели в одном кабинете, одновременно написали два протокола: на меня и Геннадия Петровича, затем дали нам расписаться, и мы были свободны. Максим опять проводил нас, на этот раз до выхода:

- Ну, пока, - сказал он мне на прощание, - если что нужно – обращайся – мы у тебя в долгу.

- До свидания, - это уже было адресовано профессору.

Мы обменялись рукопожатиями, попрощались и ушли.

- Вот видите, мы, оказывается большую услугу нашей родной милиции оказали, - похвастался я Геннадию Петровичу, - что бы они без нас делали? Эх, не закатить ли нам по этому поводу банкет?

- Какая-то жизнь у меня пошла, - сказал профессор, - одни развлечения и банкеты.

- Ничего себе, - не выдержал я, - да мы вчера такое дело совершили и до сих пор не отметили! Непорядок.

- Алексей, я с вами совершенно отвыкну от работы.

- Ну, во-первых, у вас заслуженный отпуск, во-вторых, когда вы вообще последний раз отдыхали?.. Вот видите, и вспомнить не можете, а поработать вы всегда успеете.

- Честно говоря, последние двадцать лет я и не представлял себя без работы, думал, как только остановлюсь – у меня больше ничего не получится.

- А у вас все получилось! Тем более заслужили отдых.

- Да, получилось, - как-то растерянно произнес профессор, - только зачем?

- Вопрос риторический, считайте, что это было сделано во имя науки. Вы ведь любите свою науку?

- Люблю ли? Это единственное дело, которое я умею делать хорошо и с удовольствием. Да, наверное, люблю.

- Что и требовалось доказать! Некоторые ученые во имя науки еще не на такие жертвы шли. Менделеев, например, спился, Кропоткин заразил себя и умер, а вы за двадцать лет изобрели машину времени, кому рассказать – не поверят.

- Что вы, Леша, никому рассказывать нельзя.

- Я что сам не понимаю? Узнают – такое начнется, весь мир на уши встанет, еще не известно, чем все закончится после этого. Нет, ваш аппарат хорош в чисто научных целях.

- Да-да, - согласился профессор, - я еще подумаю, где его можно применить.

- Я уверен, что придумаете. У вас голова – ого-го!

- Да, ладно вам, Алексей, эта голова в свое время элементарных вещей понять не могла.

- Это, например, что жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо…? Так не расстраивайтесь, вы и живете, не хуже других, а то и лучше многих из них, вы вот открытия делаете, а некоторые квартиры грабят. И вообще, не мучьте себя этим вопросом, профессор, едемте домой банкет устраивать.

Мы вернулись домой и выполнили задуманное, короче, хорошо посидели, впрочем, как и всегда. И все-таки прав был профессор, с банкетами, определенно стоило завязывать, я уже не на шутку втянулся.

Утром у меня возникла одна идея. Так как я, можно сказать, был ответственен за судьбу товарища, то есть профессора, мне надо было помочь ее устроить. Короче, надумал я вытащить Геннадия Петровича в Париж. Правда, я еще не совсем представлял, как это можно было сделать. Во-первых, деньги, их совсем не было, во-вторых, мы ничего не знали о жизни Риты и ее детей, если не считать, конечно, короткого рассказа Ритиной мамы, который случайно выслушал профессор, когда встретил ее. Этого явно было мало. Нужно было разузнать о них как можно больше. Как это сделать? Кто мог знать о них все? Наверное, их родители. Но как я мог пойти к ним с таким вопросом? Да и Геннадий Петрович ни за что не пойдет, я его знаю. У кого еще можно узнать? У кого? Я перебрал в уме кучу вариантов, но почему-то в голове крутилась одна фраза: «соответствующие органы». Я сосредоточился на ней: что это могло мне дать? Органы, органы, черт побери, а ведь Максим тоже в органах работает, а ведь он говорил, если что – обращайся. Может, стоит попытаться, а вдруг он что-нибудь узнает? Так, решено, сегодня же поеду и поговорю с ним.

Я приготовил завтрак, позвал профессора, объяснил ему, что мне надо отлучиться, но, естественно, не говорил – зачем. В общем, через полчаса я уже вышел из дома и направился в город. Мне повезло, Максим был на месте, еще приводил в порядок бумажные дела по нашей операции. Он спустился ко мне на проходную, и я ему выложил суть вопроса, причем приукрасил значимость его до невероятных размеров.

- Ну, ты даешь, - сказал он, - я, конечно, в долгу перед тобой, но это ведь не наш профиль. Что, очень надо?

- Да, знаешь, это единственная родня профессора, а он стесняется ее искать, думает, что уже никому не нужен.

- Да, хороший он человек, твой профессор. В общем, есть у меня один знакомый в ФСБ, попробую подкатить к нему. Но ничего не обещаю, хотя постараюсь, ведь ты нам тоже помог.

- Постарайся, Максим, пожалуйста, - попросил я.

- Ладно, думаю, завтра вечером уже будет известно – поможет или нет.

- Спасибо, Макс!

- Рано говорить «спасибо», вдруг не получится.

- Все равно, ты ведь попробуешь, за то и спасибо.

- Ну будь, - хлопнул он меня по плечу, - пойду работать, дел много, ты вот не хочешь нам помогать.

- Мне надо сначала свой институт закончить, - оправдывался я.

- Это ты только говоришь так, сам-то к нам не пойдешь.

- Извини, Макс, морально не готов.

- Я так и знал! Ладно, пока, - и он ушел.

Я почувствовал себя как-то не в своей тарелке: человек делом занимается, а я шляюсь кругом. Ничего, скоро и я вернусь к своей привычной жизни, вот только с проблемами разберусь.

Я вернулся к дому. Однако, еще существовал вопрос с деньгами, где их взять? Елки-палки, уже замучила эта вечная проблема нехватки денег: в прошлые разы один повод, теперь другой. Ладно, пусть сначала Максим узнает что-нибудь о Рите, потом и о деньгах думать буду.

- Профессор! – позвал я, войдя в дом, - Вы ничего нового тут без меня не изобрели?

- Я тут без вас, Алексей решил в доме прибраться, хлам старый повыбрасывать, порядок навести.

- Вы что, Геннадий Петрович, не делайте этого, ваш так называемый хлам – это все раритетные вещи. Значит так, каждую вещь, претендующую на роль хлама, показывайте мне, я решу – выкидывать или нет.

Короче, взялись мы с профессором наводить порядок в доме. Расставили и разложили все по местам, собрали тюк какой-то старой одежды, которую даже я забраковал, ее пришлось вынести на свалку. Остались без дела: малюсенький резной столик, такой маленький, что непонятно для чего, старая потертая этажерка, ей не нашлось применения, и комод без одной витой ножки, но если постараться, такую ножку вполне можно было сделать, не самим, так на заказ.

- Вот видите, - сказал я, - а вы хотели полдома вынести. Вот теперь можно вынести, только не на помойку, а в антикварный магазин, вам еще за эти вещи что-нибудь заплатят, это же, небось, позапрошлый век. Так что завтра отвезем их в какой-нибудь магазин, вы не против? – спросил я, сам удивившись, как можно делать деньги почти из ничего.

- Ну, если вы считаете, что их кто-то купит, почему бы нет.

На том и сошлись. День подошел к концу, мы славно поработали и пошли славно отдыхать.

Поднявшись утром, я хотел было позвонить знакомому антиквару, но потом подумал, что из-за таких мелочей он и напрягаться не будет, а еще хуже будет, если я испорчу его отношения с отцом. Делать нечего, придется самим по магазинам ездить, все-таки какие-никакие деньги, а нам они нужны. Я долго паковал вещи в газеты, чтобы не светиться по улицам, главное – приехать в город, а там возьмем такси и доедем до какого-нибудь антикварного. Так мы и сделали. Таксист оказался знающим человеком (то ли приходилось что-то сдавать, то ли наслышан был), мы ему объяснили цель поездки, а он привез нас прямо к магазину. Там продавцу столик понравился, он даже там руку какого-то мастера рассмотрел, да еще вставки из натурального камня (то-то я думал, что он такой тяжелый, когда его нес), но этажерку он брать не хотел. Тогда мы сказали, что и столик оставлять не будем, на что ему пришлось согласиться взять и то, и другое, эх, видно, столик был, действительно, хорош. В общем, выручили мы за все пятьсот долларов, это потому что не ждали, а деньги взяли сразу, но профессор, как я понял, и этого не ожидал.

- А я всю жизнь считал, - сказал он, выйдя из магазина, - что эта фиговина только лишнее место занимает, а она, видно, больших денег стоила.

- Не стоила, - уточнил я, - а стоит. Вы же знаете – хорошие вещи с годами только дорожают. Теперь какому-нибудь богатею втюхают ваш столик за пару тысяч, еще наврут с три короба о его происхождении. Эх жалко, да что поделаешь, «се ля ви».

Я пока ничего не говорил профессору о моем плане, хотел сначала дождаться ответа Максима. Да и насчет самой поездки меня уже одна мысль посетила, но для того, чтобы ее высказать, нужно дождаться подходящего момента, я то, я думаю, не пройдет.

- А что, профессор, - обратился я к нему, - не приодеться ли нам, то есть вам, по случаю начала нашей бизнес-карьеры?

- Вы хотите сказать, чтобы мы потратили все, что только что таким трудом нажили?

- Нет, я хочу сказать, негоже человеку, желающему произвести впечатление на людей, с которыми он общается, ходить в таком, не хочу вас обидеть, виде. Ну, пожалуйста, профессор, ну для меня, купим вам недорогой, но хороший костюм, в общем, как обычно. – Я вообще-то, уже смотрел в будущее: как я поеду с ним в Париж в старом наряде, я не представлял.

- Алексей, вы действуете на меня каким-то непонятным убедительным образом, не могу вам отказать, - ответил Геннадий Петрович.

- Наконец-то, - обрадовался я, - вперед, я знаю место и вещи, - а чего изощряться, когда уже давно известно, что ему идет.

Мы снова направились в тот самый магазин, я снова строил глазки тем самым девчонкам, потому как настроение у меня было прекрасное. Короче, сообща одели мы профессора с ног до головы, кстати, хотел ему и шляпу купить с полями, под шумок, но он ни в какую не согласился. Зато я увидел, что он и сам себе понравился в новом виде: сразу подтянулся, перестал сутулиться, приятно было смотреть. Пожалуй, так я скоро полюблю делать людям приятное.

В общем, настроение было хорошим у нас обоих, вот с таким настроением мы и вернулись домой. Не успели мы раздеться, как зазвонил телефон.

- Это, наверное, меня, - опередил я профессора, мне не терпелось узнать, какие были новости.

- Привет, Леха! – это был Максим, - Ну пляши, уговорил я его, найдет он твоих знакомых, денька через два перезвонит.

- Макс, ты не представляешь, как ты нас выручил.

- Да ладно, ты тоже нам немалую услугу оказал, вот и считай, что мы – квиты.

- Прекрасно, значит, в расчете.

- В таком случае, жди звонка через пару дней. Кстати, у тебя мобильного нет?

- Да, представляешь, посеял, а новый все не соберусь купить, то одно, то другое, не до того.

- Ну, покупай быстрее, а то неудобно, наверное?

- Да не то слово!

- Ну, всего тебе, пока.

- Пока, - сказал я и повесил трубку.

Как все чудесно складывалось, теперь предстояло поговорить с профессором. Как бы поделикатнее это сделать? Сказать: «вот, для вас тут новость»? И что дальше? Лучше подожду-ка я все-таки еще два дня и выложу ему все данные о его любимой. Не буду раньше времени ворошить его прошлое. А за эти два дня я подготовлю наши документы, надо же визы получить, чтобы никто не подкопался. Есть у меня один знакомый, вернее, знакомый отца, он быстро сделает, если договориться.

- Геннадий Петрович, - обратился я, - не дадите мне свой паспорт на пару дней?

- Зачем вам, Алексей?

- Очень надо, потом расскажу. Не бойтесь, обещаю, ничего криминального, верну в целости и сохранности.

- Ну и шутник же вы, Леша. Да верю я вам, сейчас принесу.

Профессор принес свой паспорт, теперь мне предстояло раздобыть свой. Ну что ж, придется опять заняться кражей у самого себя, паспортом я пользовался крайне редко, а в это время, помнится, и не доставал вовсе, так что заметить пропажу не должны. Короче, завтра еду домой и занимаюсь паспортом. Так я и сделал, с утра, пока профессор не слышал, я по телефону договорился о том, что принесу документы для визы, и поехал в город.

Я, как обычно, подходил к своему дому и вдруг около подъезда увидел свой джип. Я так соскучился по нему, что не выдержал и подошел полюбоваться.

- Лешка, - раздалось из машины и переднее стекло опустилось, это была Галка, она, видимо, ждала меня, мы с ней не то, чтобы встречались, так, иногда вместе куда-нибудь выбирались, - ну куда ты пропал? Я сижу, жду, как дура, а его все нет! Поехали быстрее!

- Сейчас, Галь, - сделал я вид, будто что-то забыл дома, - подожди еще минутку, я мигом, телефон забыл, - этого мне еще не хватало, сейчас как прицепится, не оторвешь.

- Ну вот, сейчас передумаю и никуда с тобой не поеду! – крикнула она мне вслед, а я уже открывал дверь подъезда.

Я еле успел влететь в открывшиеся двери лифта и отвернуться, как мимо меня пробежал вниз мой двойник, мы жили на третьем этаже, и я почти никогда лифтом не пользовался. Надо же, чуть не засыпался, что ему сейчас от Галки будет, думаю, он сочтет, что она малость свихнулась. Я даже был где-то в глубине души рад за них обоих, они это заслужили: один скандал, а другая, чтобы ее хорошенько привели в чувство, она была редкостная любительница повыяснять отношения.

Ну да ладно, займемся своими делами. Я вошел в квартиру, было пусто. Я прогулялся по ней, посидел на своем диване, включил телевизор, хоть не надолго прикоснусь к цивилизации. Холодильник оказался пустой, я сделал себе кофе, слушал новости и наслаждался, поставив телефон на зарядку (на всякий случай). Хорошо все-таки дома, все родное, к чему ни прикоснись. Ничего, вот закончу все дела с профессором и вернусь, и пусть только кто-то попробует этому помешать, не потерплю! В этот раз мне удалось посидеть без приключений, в тишине и без гостей. Потом я нашел свой паспорт, оделся и ушел, как будто меня здесь и не было. Что поделаешь – я жил, почти как шпион, в условиях жестокой конспирации.

Потом я отвез паспорта, мне пообещали, что готовы они будут послезавтра. Итак, дела были сделаны, я мог возвращаться в мой второй дом, который тоже в последнее время стал мне очень дорог, к тому же там меня ждали. Как все-таки может поменяться жизнь всего лишь из-за случайной находки. Ладно, будем считать, все, что ни делается – к лучшему, и благодаря этим путешествиям я кое-что понял в жизни.

Я вернулся в дом профессора. До вечера следующего дня больше ничего интересного не происходило. А вот вечером позвонил Максим, я постарался говорить с ним так, чтобы Геннадий Петрович не догадался, в чем дело. Он продиктовал мне все данные о семье Риты: где живут, где работают и учатся. Оказалось, что сама Рита – домохозяйка, почти всегда бывает дома, ее дочь учится на последнем курсе в каком-то парижском университете, а сын заканчивает колледж. А вот муж Риты – Виктор – тот самый, что учился в одной группе с Геннадием Петровичем, очень известный ученый, наоборот, постоянно в разъездах, командировках, в общем, дома бывает не так часто. Прекрасно, я все узнал, теперь можно было приступать к разговору с профессором.

Я решил сделать это после ужина, на сытый желудок все разговоры приятнее. Так я и сделал, дождался, когда мы с профессором хорошенько перекусили и за чаем начал потихоньку приступать:

- Геннадий Петрович, - я замялся, не зная, как лучше продолжить.

- Что, Алексей, неужели потеряли мой паспорт? – с улыбкой спросил он, и я понял, что профессор в хорошем расположении духа, мне это кстати.

- Нет, завтра верну, причем верну с сюрпризом.

- Ой, неужели у меня появится штамп о браке? – еще больше улыбнулся мой собеседник.

- Если бы знал, что вы о нем мечтаете, обязательно бы позаботился, - пошутил и я, в свою очередь, - но нет, не в этом дело. А дело в том, Геннадий Петрович, что мы с вами отправляемся в путешествие.

- Можно узнать – куда? А то, я вижу, вы уже все без меня решили.

- Вы уж извините, но я, действительно, обо всем позаботился сам. Сейчас все расскажу. В общем, мы едем в Париж, - и чтобы он не успел опомниться, я продолжил, - никогда там не был, но всегда мечтал, а тут – такой случай.

- Это некрасиво, - сказал, помолчав, профессор, - не из-за себя вы едете, а мне хотите помочь. Но я не хочу, понимаете, не хочу принимать эту помощь. Я не поеду.

- Ладно, - согласился я, - я поеду один и все им расскажу, как я вам и говорил, и не думайте, что я этого не сделаю. Вы сами поймите, вы всю жизнь мечтали быть рядом с Ритой, не получилось, ну так неужели надо отказываться от любой возможности познакомиться с ее семьей. Если вы этого не сделаете, так и будете всю жизнь думать, что когда-то упустили единственный шанс стать счастливым. А возможно, что это совсем не так, как по-другому в этом всем разобраться? Не знаете? Так вот, я вам отвечу – надо ехать!

- Что же вы делаете, Алексей? Последние несколько дней вы полностью распоряжаетесь течением моей жизни. Я, конечно, благодарен вам за все, но разрешите мне хоть что-нибудь решить самому.

- Уж не сочтите за грубость, профессор, но позвольте вам последний раз этого не разрешить. Обещаю, больше не вынуждать вас делать какие-либо поступки, но я в последнее время часто оказывался прав, пожалуйста, послушайте меня и сейчас.

- Хорошо, можно я подумаю? – попросил Геннадий Петрович.

- Вы так спрашиваете, как будто я уж совсем тиран какой-то. Конечно, думайте, только не очень долго.

- Тогда простите, я поднимусь к себе и побуду один.

- Ваше право, - согласился я, надеясь, конечно, на положительный ответ.

Эх, не знал профессор, какой сюрприз впереди я еще приберег для него.

На следующий день я специально не заходил наверх к Геннадию Петровичу, чтобы он убедился, что я не давил на него, и у него еще было время подумать, а сам позавтракал и поехал в город за документами. По дороге купил бутылку коньяка, чтобы не быть совсем уж нахалом и не идти к знакомому с пустыми руками, все же связи надо поддерживать в хорошем состоянии. Паспорта были готовы, я расшаркался в благодарностях, аж самому противно стало, отдал коньяк и ушел, вздохнув спокойно (ох, не люблю давать взятки, когда-нибудь попадусь на этом деле). Я прошелся немного пешком, чтобы освежить в памяти виды родного города, где в последнее время стал гораздо реже бывать, и вернулся домой к профессору.

Вот теперь я решил поговорить с ним. Внизу его не было, думаю, он еще и не спускался, и не завтракал, так как все осталось там же, где я оставил. Что ж, надо самому о нем позаботиться. Я приготовил кофе и бутерброды, поставил все на поднос и поднялся к нему. Он, как и предполагалось, сидел на кровати и перебирал старые письма и фотографии. Я не знал, как лучше объявить о себе, чтобы это выглядело не слишком нахально и потому замешкался в дверях.

- Что же вы стоите, Алексей? – спросил профессор, он, оказывается, вопреки обыкновению, услышал мои шаги, - Проходите, присаживайтесь, я вот тут с прошлым общаюсь.

- Кофейку не выпьете? – предложил я ему.

- С удовольствием. А я все не могу вниз спуститься, так, знаете, увлекло меня это занятие. Опять же – воспоминания нахлынули. И вы понимаете, в свете последних событий я взглянул на них немного другими глазами.

Я молчал и слушал, боясь перебить профессора хоть словом.

- Возможно, вы и правы. Наверное, мне стоит поехать в Париж и поговорить с Ритой, чтобы начать какой-то новый этап в жизни, что ли. Или все забыть, или, наоборот, все вспомнить и уже не забывать никогда. Ведь этого не поймешь, сидя здесь, на диване.

Вот тут и я решил вставить свой комментарий:

- Правильное решение! Вам надо раз и навсегда разобраться с этим вопросом, иначе он вас никогда не оставит в покое.

- Да, иначе, я всю жизнь буду в плену у прошлого. - и Геннадий Петрович решительно поднял голову, - Решено, едем!

- Вот, - и я выложил наши паспорта, - уже все бюрократические вопросы улажены. Осталось дело за немногим.

- Купить билеты? – спросил профессор, - Но ведь денег-то нет.

- Ну, поэтому нам надо именно решить вопрос с передвижением.

- Так, Алексей, что вы еще задумали?

- Геннадий Петрович, - поспешил успокоить его я, - только не волнуйтесь и послушайте. Билеты стоят дорого, для того, чтобы найти деньги, нужно время и идеи, которых у меня за последнее время резко поубавилось. Вот что я предлагаю: давайте последний раз в жизни, обещаю, воспользуемся вашим аппаратом. Не спешите давать отрицательный ответ, топливо у нас еще есть, и он все равно стоит без дела. Ведь мы же не собираемся его никому показывать, так, потихоньку воспользуемся, никому это не помешает. Документы, если что, у нас в порядке, все легально.

- Леша, ваши идеи нас до добра не доведут, - ответил на все это профессор.

- А что плохого мы сделаем? Ну, обманем государство на несколько билетов в Париж и обратно, оно от этого не обеднеет.

- А, представьте, если мы переместимся прямо в центр города, и объявимся из воздуха прямо посреди площади.

- Обещаю, я найду самые точные координаты Парижа в интернете, мы приземлимся где-нибудь за городом. Ну, сами подумайте, вы же хотите купить Рите в подарок хотя бы букет цветов, а еще лучше – сводить ее в ресторан, нам деньги и так нужны.

- Уговорили, - как-то быстро ответил ученый, я даже не ожидал, видно, действительно, он твердо решился на этот поступок..

- Прекрасно, - обрадовался я, - когда отправляемся?

- Ух, какой вы скорый.

- А чего зря время терять. Я узнавал, Рита почти всегда дома, да и дети тоже в городе, так что увидите всех.

- Хорошо, давайте завтра, я хоть немного привыкну к этой мысли.

- Договорились, - на этот раз согласился я.

Я, как и обещал, съездил в город, зашел в Интернет-кафе и распечатал самую подробную карту Парижа и окрестностей с координатной сеткой. Потом вернулся и мы разработали маршрут появления и передвижения в нашем путешествии. Вещей мы решили с собой не брать, ну, максимум смену белья, чтобы не задерживаться там, все разузнать и сразу домой. Хотя, конечно, побродить по Парижу все же очень хотелось. Вот ирония судьбы – ведь именно с этого города у профессора все и началось.

Я не мог дождаться утра, поэтому плохо спал. Получалось наоборот, вместо того, чтобы отдохнуть перед дорогой, я нагнетал страсти в голове, интересно, как себя чувствует Геннадий Петрович, я за него переживал. Эх, надо было ехать сразу. Наконец, все-таки настало утро. Мы хорошенько подкрепились, оделись, забрались с профессором в мешок (хорошо что мы оба были довольно стройными, с отцом бы я туда не влез), выставили координаты на экране, сверившись с нашими расчетами, и нажали кнопку. Я от страха закрыл глаза, было не по себе от мысли, что сейчас вокруг все понесется. Через мгновение я открыл глаза от того, что профессор отпустил мою руку и уже раскрывал мешок. Мы оказались на какой-то дороге, впереди, километрах в двух, виднелся большой город, весь в огнях. Я не помнил разницу во времени с Францией, но, вероятно, было рано, потому что еще не рассвело и на дороге никого не было видно.

- Это что, и есть Париж? – спросил я, показывая на город.

- Да, он самый, глядите, уже отсюда можно разобрать Эйфелеву башню, теперь она еще и светится, в мое время этого не было.

- Точно, ну надо же, который раз пользуюсь вашим изобретением и все еще не могу поверить, как четко оно работает.

- А я так вообще пользуюсь им в первый раз, самому было интересно узнать, - сказал профессор, изучая свой аппарат. Потом он аккуратно сложил его в сумку, которую мы специально для этого прихватили с собой.

- Все хорошо, что хорошо начинается, - переиначил я поговорку, - ну что, Геннадий Петрович, вперед?

- Естественно, вперед, в Париж! – сказал он и картинно указал путь рукой.

- Вот видите, а вы не хотели, сплошная экономия, раз – и мы уже тут.

Мы шли по дороге, осматривая окрестности, со стороны можно было подумать, что мы простые путешественники, идем, оглядываемся по сторонам и громко что-то обсуждаем. Так мы вошли в город.

- Вы хоть немного здесь разбираетесь? – спросил я.

- Да, Алексей, я все-таки здесь был некоторое время назад.

- Тогда вот адрес, нам туда, - и я достал из кармана листок с адресом Риты и показал профессору.

- Вам не кажется, что невежливо появляться в гостях в такую рань? Давайте сперва прогуляемся по городу, оставим сумку с вещами в какой-нибудь камере хранения, а ближе к обеду пойдем туда.

- Давайте. Эх, жаль мы фотоаппарат не взяли. Да, ладно, не для этого мы приехали. Тогда сходим на башню? – загорелся я, как маленький.

- Сходим, только сначала на вокзал, вещи оставим.

Мы положили вещи в камеру хранения и налегке отправились смотреть достопримечательности Парижа. Город оказался компактным, все известные мне адреса находились близко друг от друга, мы посмотрели и Триумфальную арку, и Эйфелеву башню, и стеклянную пирамиду Лувра (внутрь, правда, не ходили из экономии времени). Время приблизилось к обеду, и мы стали искать нужный нам дом. Ища адрес, мы зашли на самую окраину Парижа.

- Вот, смотрите то, что нужно! – заметил я миленький домик, расположенный между двумя другими, но отличавшийся от них тем, что был небольшой и очень красивый и аккуратный, - Нам туда.

Профессор остановился:

- Что-то не могу я, ноги не идут, может не пойдем?

- Нет уж, негоже отступать в последний момент, пойдем, - и я потянул его за руку на другую сторону улицы к нужному дому.

- Что вы меня тянете, как маленького, - зашептал Геннадий Петрович, - на нас уже люди смотрят.

- А вы идите сами, они и не будут смотреть.

- Хорошо-хорошо, отпустите, иду.

Мы подошли к дому, и я позвонил в дверь. Дверь открыла миловидная женщина лет сорока и начала на французском:

- Bonjour…

- Рита! – сразу узнал ее профессор.

- Господи, - всплеснула руками женщина, внимательно посмотрев на него, - Гена, неужели это ты?

- Я.

- Какими судьбами?

Видя, что Геннадий Петрович находится в некотором замешательстве, в дело вступил я:

- Понимаете, мы тут с профессором по делам института, кстати, разрешите представиться, его стажор – Алексей Терентьев. Так вот, он как-то обмолвился, что у него тут знакомые сокурсники, ну, я и предложил зайти в гости и напросился с ним, и вот мы здесь!

- Гена, какой ты молодец, что зашел, а то когда бы еще могли увидеться? Что ж я стою? Проходите в дом, сейчас я вас чаем напою, а потом, когда дети вернутся, будем все вместе обедать.

Мы прошли в гостиную. Это была не очень большая комната с камином, посередине стоял маленький круглый стол, вокруг него кожаные кресла, в них и усадила нас хозяйка.

- Подождите минутку, я принесу чай, А, может, вы хотите чего-нибудь покрепче? Спросила она и вопросительно посмотрела на нас.

- Нет, нет, - поспешил отказаться я, - мы с удовольствием выпьем чаю, - а сам пообещал себе, что больше ни-ни.

- Тогда я сейчас вернусь, - она ушла и вскоре появилась с подносом, - знаете, не люблю прислугу, иногда лучше самой все сделать, хотя муж настаивает, чтобы она у нас была. – Она села рядом с Геннадием Петровичем на соседнее кресло, взяла со стола чашку, - ну, рассказывайте, что у вас нового?

Я понимал, что ее вопрос адресован профессору, но тот пока говорить был не в силах, я решил его немного подтолкнуть:

- Геннадий Петрович у нас очень занятой человек, все время в разъездах, всюду его ждут, его лекции проходят на ура, его работы ценятся во всем мире, - вовсю врал я, - ну, что же вы молчите? Он у нас очень скромный, никогда не расскажет о своих заслугах.

- Это правда, Гена? Ты стал известным ученым? Поздравляю! Знаешь, а Виктор тоже довольно известен, он и сейчас в Берлине на симпозиуме. Ну, а как личная жизнь, семья, дети? Рассказывай же, мне все интересно.

Я испугался, что сейчас с профессором случится нечто нехорошее и поспешил на выручку:

- Геннадий Петрович – отличный семьянин, у него прекрасная жена и двое детей, девочки-близняшки.

Профессор посмотрел на меня, будто хотел, чтобы я немедленно забрал свои слова обратно, но отступать было поздно, да и не мог же я выложить все, как есть на самом деле, зачем жаловаться женщине, из-за которой все пошло кувырком. Наоборот, Геннадий Петрович должен выглядеть сильным человеком, которого не сломила судьба, и у него в жизни все отлично.

- Это чудесно, Гена, я бы так хотела их увидеть, передавай им привет от меня, - она вела себя так непосредственно, как будто никогда не было между ними общего прошлого.

Тут мы услышали, как стукнула входная дверь, и через пару секунд в комнату вошла молодая девушка.

- Знакомьтесь, это моя дочь, Карина, кстати, она неплохо говорит по-русски. Доченька, - обратилась Рита к девушке, - у нас гости, это Геннадий Петрович, представляешь, я когда-то вместе с этим человеком училась в институте, а это его стажор – Алексей. Ты никуда не уходи, сейчас мы все вместе будем обедать.

- Хорошо, - ответила Карина, смешно коверкая букву «р», - я потом спущусь, - и она поднялась по лестнице на второй этаж.

А она ничего, подумал я, очень даже симпатичная.

- Она милая девушка, вы не обращайте внимания, что она неприветливая, - оправдывалась Рита, - вероятно, она немного стесняется, у нас не много знакомых - русских.

Опять хлопнула входная дверь, но на этот раз в гостиную никто не зашел.

- Это Поль, - сказала Рита, - я оставлю вас ненадолго, все собрались, я скажу, чтобы накрыли стол в столовой.

- Что вы тут наплели? – шепотом спросил у меня профессор, когда она вышла из комнаты.

- А что, надо было правду сказать, что вы всю жизнь ее забыть не могли?

- Как же я буду из всего этого выпутываться?

- Ничего, вам главное поговорить с ней наедине, думаю, она будет не против. Не теряйтесь, пригласите ее куда-нибудь, в ресторан, например. И не сидите столбом, а то я еще не то наговорю.

- И как же я ее приглашу? – наверное, испугался профессор, сто лет этого не делавший.

- Ну, хотите, это сделаю я? – предложил я свои услуги.

- Нет уж.

- Тогда действуйте смелее.

Вернулась Рита:

- Прошу всех в столовую, сейчас и дети подойдут.

Мы встали и прошли в другую комнату, посреди которой стоял огромный стол, накрытый на пять человек. Это было кстати: домашний обед, я в последнее время питался исключительно какими-то полуфабрикатами и ужасно соскучился по супчику. Не знаю, как профессор, а я был намерен наесться до отвала. Нас усадили по обе руки от хозяйки. Пришли Карина и Поль и сели напротив нас.

- Поль, познакомься, это Геннадий Петрович и Алексей, они из России. Поль тоже говорит по-русски, но хуже, зато все понимает, - объяснила она нам. – Ну что же вы? Ешьте, не стесняйтесь! – и она первая положила в свою тарелку пару листьев салата.

Я и не стеснялся, и попробовал все, что было на столе, а вот профессор явно еще пребывал не в себе, он что-то ковырял у себя в тарелке, видно, боясь съесть лишнего. Поль пообедал первым, встал из-за стола и сказал матери, что уходит к друзьям, причем сказал на французском, вероятно, хотел как-то отделиться от нас, он не очень-то был любезен, но слово «тужюр» я и сам как-нибудь переведу. Увидев, что я закончил есть, Рита попросила Карину, может быть, желая смягчить впечатление от Поля:

- Каро, покажи, пожалуйста, Алексею, какой у нас прекрасный сад, - а, возможно, она просто была не против поболтать с Геннадием Петровичем наедине.

- Идемте, - сказала девушка, оделась и показала мне дорогу на застекленную веранду и из нее в сад.

- Карина, - обратился я к ней, когда мы вышли, чтобы с чего-то начать разговор, - а ваша семья давно живет в этом доме?

- Нет, отец купил его не так давно, лет пять назад, до этого мы жили в квартире в центре.

- Что, там было хуже? – удивился я.

- Нет, но это была совсем маленькая квартирка, а теперь у нас целый дом и еще садик, места всем хватает. Сейчас, конечно, не видно, а летом здесь очень красиво, мама приглашает одного садовника, он выращивает прекрасные цветы.

- А вы чем занимаетесь? – решил я перейти к интересующей меня теме.

- Я учусь на терапевта, с детства мечтала стать врачом, не становиться же физиком, как папа и мама, это так прозаично.

- И не говорите, я и сам физик, - я промолчал, что будущий, не разрушать же легенду, - и Геннадий Петрович тоже, мы, представьте, все такие – неромантичные, кроме формул и не знаем ничего. Целыми днями сидим возле своих приборов и с умным видом хмурим лоб.

- Почему же, вы вот шутите, а ваш профессор какой-то странный, молчал все время, даже не ел ничего.

- Это он просто такой застенчивый, - защитил я его, - а так он шутник, еще хуже, чем я.

- Да, не похоже, - и она посмотрела на меня внимательнее, - а вот вы, наверное, действительно, несерьезный.

- Что вы, я могу быть очень серьезным, - и я перестал улыбаться, - что вам серьезное рассказать?

- Вот видите, опять шутите, - и она сама мило улыбнулась, а за ней снова я. Итак, мостик был налажен.

- Конечно, шучу, а вы разве ко всему относитесь серьезно, ходите на свои занятия и совсем не развлекаетесь?

- Нет, я люблю весело проводить свободное время.

- Как, например?

- Ну, мы с друзьями часто ходим на дискотеки и концерты.

Так, разговор повернулся в нужное русло, и я не растерялся:

- Здорово, а не сходить ли нам куда-нибудь?

- Куда? – значит, она сама не против, это хорошо.

- Сами же сказали – на дискотеку.

- Хорошо, вечером сходим, я вам покажу одно местечко, там всегда весело и музыка хорошая.

- Отлично, а пока не сходить ли нам в Лувр, я, представьте, там никогда не был, но всегда хотел побывать.

- Правда, а я была много раз, причем еще в школе.

- Конечно, зато я был в Эрмитаже и Третьяковке, - по-детски сказал я.

- Вот видите, один – один, я там никогда не была, хотя мы приезжали пару раз на родину к родителям, все не до того было.

- А вы приезжайте просто так, к нам с профессором в гости, мы вам все покажем и расскажем.

- Вы меня приглашаете?

- Еще как приглашаю! – совершенно искренне согласился я.

- Я подумаю.

Вот так, разговаривая, мы гуляли по маленькому садику, когда к нам подошла Рита:

- Карина, мы с Геннадием Петровичем пойдем прогуляемся, ты займи, пожалуйста, нашего гостя. – Ага, все-таки он осмелился пригласить ее в ресторан, подумал я.

- Хорошо, но мы тоже пойдем прогуляемся, ты не против? – ответила дочь.

- Конечно, сходите, покажи Алексею город.

Вот так мы и разошлись по разным сторонам. Профессор повел свою Риту (правда, еще неизвестно, кто кого повел) в ресторан, эх, хотел бы я послушать, о чем они там говорили. Я, конечно, спросил потом у профессора, и он мне честно все рассказал. Если восстановить ход разговора, то это было примерно так.

Они зашли в маленький ресторанчик, в котором любила бывать Рита, сели за двухместный столик и выпили вина. Тогда Рита начала говорить:

- Гена, это хорошо, что ты приехал и зашел к нам. Я всегда чувствовала, что виновата перед тобой, но никогда не смогла бы приехать к тебе и сказать об этом. А теперь, когда я знаю, что у тебя все в порядке, мне стало легче, и я хочу все объяснить.

- Это не ты, это я перед тобой виноват, - попытался возразить Геннадий Петрович.

- Не перебивай, пожалуйста, а то я так и не смогу ничего рассказать. Ты помнишь тот день, когда я пришла к тебе перед отъездом?

Профессор кивнул.

- Так вот, наверное, к счастью для всех ты тогда отказался остаться. Ты поехал осуществлять свою мечту, а я, наконец, разобралась в своей жизни. Да-да, не удивляйся, ты ведь ничего не знал. А Витя любил меня, и много раз говорил об этом, но я была с тобой. Мы были вместе долгое время, и я искренне была к тебе привязана. Хотя, знаешь, я уже тогда понимала, что тоже неравнодушна к нему. А потом вот ребенок, я пришла к тебе, но ты уехал. И вот на следующее утро, когда я проснулась и поняла, что теперь ты далеко, я вдруг осознала, что мне нужен он, Виктор. А когда мы с ним встретились, я это поняла окончательно. Прости, что я тебе ничего не говорила тогда и ничего не сказала потом. Я чувствовала, что очень виновата, и не могла этого сделать, просто струсила. А еще ребенок, ты ведь знал о нем, а Витя – нет, и всегда думал, что это его дочь. Так было лучше для всех. У нас прекрасная, дружная семья, и Карина очень любит отца, а он ее. Не могу представить, что было бы по-другому, - она замолчала.

- Но ведь есть же я, – просто сказал профессор.

- Ты? Ты ведь ничего не расскажешь ни ей, ни ему, правда? Я очень тебя прошу, я тебя просто умоляю.

- Нет, можешь не бояться, я им ничего не расскажу, но почему ты тогда забыла обо мне? Уехала и забыла?

- Я не забыла, я, наоборот, думала, что наука поможет тебе забыть обо мне, ты ведь сам ее выбрал, помнишь?

- Помню, и я считал себя за это виноватым.

- Вот видишь, а в итоге – у всех все в порядке.

- Но Карина – моя дочь, - возразил профессор.

- Гена, я не запрещаю, можешь общаться с ней, но, пожалуйста, не разрушай нашу сложившуюся жизнь, не забывай, что к первому тогда я пришла к тебе.

- Да, конечно, это я вас бросил.

- Не будем больше о грустном, будем считать – никто никого не бросал, ведь у тебя у самого две дочери. Я так рада, что мы, наконец, смогли все объяснить друг другу. Я столько раз пыталась написать тебе письмо и даже писала, но не отправляла, что-то всегда меня останавливало. А потом прошло время, и я решила не ворошить прошлое, оставить все, как есть. Я пыталась узнать о твоей жизни через маму, но она ничего не знала сама, а Виктора, сам понимаешь, я не расспрашивала, да, он тоже не поддерживал связи с нашими сокурсниками, так иногда что-то о ком-то слышал. В общем, ты – молодец, что сам зашел к нам.

- Я тоже очень этому рад, - сказал профессор, хотя никто не мог знать, что происходило в этот момент в его душе, готов поспорить, что там царило вовсе не чувство радости.

- Ты ведь не держишь на меня зла? – наивно спросила Рита.

- Кто старое помянет… - попытался отшутиться Геннадий Петрович.

- Во и прекрасно, а теперь давай хорошенько отметим нашу встречу!

…А мы с Кариной в это время уже бродили по залам Лувра, она была замечательным гидом, показывая только самое интересное, на ее взгляд, а не то мы бы заночевали в этом музее.

- А вот и она, та самая – загадочная, - сказала девушка, останавливаясь около портрета Джоконды, - нравиться?

- Если честно, - ответил я, - я почему-то ожидал от нее большего.

- Ты думал, она огромная?

- Я не в этом смысле. Я думал, она загадочнее.

- В этом и есть весь смысл, она – обычная, но, глядя на нее, хочется помолчать и подумать.

- Наверное, так и есть, - я внимательнее посмотрел прямо в глаза незнакомки на портрете, но вместо того, чтобы что-то в них увидеть, ужаснулся от мысли, что это она меня изучает и сейчас увидит насквозь со всеми мыслями и недостатками.

- Что, не по себе? – спросила Карина, заметив мое смятение.

- Ее надо вместо библии использовать: клянетесь говорить правду и только правду, - ответил я.

Девушка улыбнулась:

- Значит, есть, что скрывать? Ладно, пойдем дальше.

У нас было не так много времени до закрытия музея, поэтому весь его мы пройти не успели. Потом мы посидели в каком-то милом кафе и пошли на дискотеку. Там действительно было очень весело, то и дело подходил кто-то из знакомых девушки, и она болтала по-французски, в такие моменты я очень жалел, что с языками у меня всегда было слабовато. Мы здорово отдохнули и потанцевали, я давно не помнил, чтобы так хорошо проводил время, а главное – в такой приятной компании.

- А вы когда уезжаете? – спросила Карина, подойдя к бару, чтобы выпить воды и передохнуть.

- Наверное, завтра, - ответил я, не зная толком, когда же мы должны уехать, и что на этот счет думает профессор. Хотя, если честно, мне уже и самому не хотелось уезжать.

- Жаль, мы могли еще много чего посмотреть.

- Обещаю, в следующий мой приезд мы все это посмотрим.

- А вы еще собираетесь приехать?

- Теперь уже точно приедем, - и я многозначительно на нее посмотрел, а сам подумал: уж я-то точно приеду.

Она рассмеялась и кокетливо произнесла:

- Я буду ждать.

- А я буду ждать, когда ты приедешь к нам, - и я, сам того не ожидая, поцеловал ее.

Она опять рассмеялась и побежала танцевать, потянув и меня за руку. Надо же, я уже забыл, зачем и приехал сюда, все-таки хорошо, что я уговорил профессора это сделать. В общем, мы протанцевали полночи, не знаю, что там думал обо всем этом Геннадий Петрович, если честно, в тот момент я совершенно о нем забыл, потому что мне было очень хорошо. К дому мы вернулись, когда обычные люди уже просыпаются на работу.

- Из-за меня ты уснешь на занятиях, - пожалел я ее, только сейчас подумав об этом.

- Не бойся, не усну, я вообще мало сплю. Знаешь, тут недалеко есть кафе, пойдем посидим, пока дома все проснутся, а потом я забегу за вещами и пойду на занятия, - или я на это только надеялся, или ей тоже не хотелось сейчас уходить.

Мы еще немного посидели в кафе и поболтали о том, о сем. Карина рассказала, как поначалу им было непросто в Париже, что, по словам мамы, та долго не могла привыкнуть к этой жизни, такой отличной от той, которую она оставила в родной стране. О том, что это мама настояла, чтобы дочь и сын учили русский язык, и очень гордилась, что они его знают. О том, что мама всегда рассказывала про Россию и просила своих детей не забывать о ней. Карина рассказала, что когда она была маленькой, мама пыталась подрабатывать то там, то здесь, но отец вскоре сказал: хватит, и она осталась дома, а он стал еще больше работать. Отец всегда заботился о семье, старался, чтобы они ни в чем не нуждались. Он и дочь хотел отправить учиться в Гарвард, но Карина наотрез отказалась, тут были друзья, семья, и здесь тоже можно было получить хорошее образование. А я, в свою очередь, говорил, что мне очень понравилась и Маргарита, и вся ее семья, и их дом. Мне очень хотелось сказать, что все это из-за Карины, но я постеснялся и промолчал. Потом она вернулась домой, а я остался ждать ее на улице, чтобы, когда она выйдет, проводить до университета.

- Представляешь, - сказала девушка, вернувшись, - а твой профессор, оказывается, у нас ночевал, в комнате для гостей. Они сейчас с мамой завтракают. Он спрашивал о тебе, я ответила, что ты меня проводишь и вернешься.

- Вот это хорошо, - обрадовался я, а то я даже не представлял, где бы его искал, не оставь его Рита у себя.

Я проводил Карину и пообещал, что мы не уйдем, пока не дождемся ее из университета. Потом вернулся в ее дом.

- Ну, наконец-то, - поприветствовал меня Геннадий Петрович, - хорошо хоть девочка воспитанная – позвонила маме и сказала, что вы задержитесь, а то я не знал, что и думать.

- Профессор, - сказал я ему так, чтобы никто не слышал, - у вас чудесная дочь, поздравляю.

- О чем это вы шепчетесь? – спросила Рита, подходя к нам.

- Я тут говорил Геннадию Петровичу, что у вас очень хорошая дочь и так приятно, что хорошо говорит по-русски, - это я специально сделал комплимент ее маме. - Мы, похоже, с ней подружились, и я пригласил ее приехать к нам в гости, вы не будете против?

- Она уже такая взрослая, чтобы решать сама, от себя обещаю – отговаривать не буду, - вот это просто замечательно, подумал я.

- Отлично, - вставил профессор, - жаль только, что мы сегодня вечером уезжаем, - и настороженно в упор посмотрел на меня, не знаю, чем и вызвал такой взгляд, может быть, он хотел меня немного успокоить.

- Да, - тут же упало у меня настроение, - надо, знаете ли, возвращаться.

- Ну что же, - не растерялась Рита, - в таком случае, у нас сегодня праздничный прощальный обед, попрошу всех быть.

- Мы будем, - пообещал я, - только пойдем прогуляемся.

Мы вышли из дома, чтобы немного пройтись и поговорить без свидетелей. Тогда профессор и расспросил меня о нашем с Кариной времяпровождении, а я, естественно, о его вчерашнем разговоре с Ритой. Геннадий Петрович мне все и рассказал.

- Понимаете, Алексей, - заканчивал он, - оказывается, все эти годы, что я посвятил свое мечте, прошли зря – она любила другого.

- Они бы прошли зря, если бы вы так ничего и не узнали, а так – они принесли вам огромный жизненный опыт. Ничто так не закаляет характер, как временные трудности. Они прошли и теперь, верьте, у вас начнется белая полоса в жизни. Да она уже началась, профессор, вы, наконец, познакомились с вашей дочкой.

- Да, но она не знает, что я ее отец, и я пообещал, что никогда не узнает.

- Зато вы знаете, что она ваша дочь, разве этого мало? И Рита не запрещает вам общаться с ней. Вы можете смело помогать ей в жизни, хотя бы в качестве друга ее родителей. Может быть, она скоро к нам приедет, вы сможете вдоволь наговориться обо всем на свете.

- А вы, я гляжу, тоже от этой мысли в восторге.

- Профессор, я познакомился с чудесной девушкой, и все благодаря вам.

- Глядите, я все-таки ее отец.

- А я ни о чем плохом и не думал, - успокоил я его, - тем более вы всегда рядом.

- Но что я могу дать этой девушке, у нее и так все есть, - не успокаивался Геннадий Петрович, совершенно не уверенный в себе.

- Вы можете ей дать свое хорошее отношение, а это не так уж и мало.

- Вот именно, больше у меня все равно ничего нет.

- А вот это зависит только от вас. Вы, я так понимаю, о материальной стороне вопроса?

- И об этом тоже.

- Кто же вам мешает зарабатывать на вашей науке? Другие же могут.

- Но я совершенно не коммерсант, я ученый.

- Прекрасно, вы занимайтесь своим делом, а денежным вопросом займутся другие люди, - высказал я, а в голове у меня уже зарождалась новая идея. – Вы согласны?

- Что вы имеете в виду? – не понял профессор.

- Предположим, - начал я высказывать свое только что возникшее предложение, - я поговорю с отцом, у него много полезных знакомых, мы создадим какую-нибудь фирму, занимающуюся научными разработками, только свои люди, никого постороннего, вы – центр и руководитель, а другие, и я в их числе – простые исполнители и люди, занимающиеся денежными вопросами. Если у других, таких, как Тумасян, который, как вы говорите, в науке почти не разбирается, это получается, то почему у нас не может получиться? Вы ведь, небось, уже много чего в стол написали? – надо же, оказывается, и у меня могут возникнуть неплохие мысли, вот что значит – с кем поведешься.

- Какой же из меня руководитель? Я вообще, можно сказать, с людьми не умею работать, – недоумевал Геннадий Петрович.

- Классный, вы свое дело знаете, это главное! А люди, нам нужны только хорошие работники, а такие ценят профессионалов своего дела, – успокоил я его, - Нам нужно только с чего-то начать. Вы согласны?

- Не знаю, вы меня в очередной раз так ошарашили.

- Вы подумайте, - сказал я, сам-то зная, что профессор всегда верил моим идеям, хоть никогда сразу и не соглашался с ними, но рано или поздно принимал.

- Надо же, столько всего свалилось на меня в последнее время, - опешил Геннадий Петрович, - уж не знаю, как со всем этим справиться.

- А вы думали, все вам на чердаке сидеть? Давайте уже опускайтесь на землю, тем более, вам теперь есть, для кого стараться. А насчет справиться, и это вы говорите, человек, который совершил в науке невозможное, да я вам просто не верю, все вы сможете.

- А вы считаете, Карине нужна моя помощь? – как будто не услышав других слов, спросил профессор.

- Помощь еще никому и никогда не мешала и не вредила, тем более от чистого сердца. Во всяком случае, я бы согласился ее принять, - пошутил я.

- Да мне бы просто видеть, как она живет. А уж если я смогу для нее что-то сделать, мне больше ничего и не надо, - продолжал о своем мой собеседник.

- Вы это бросьте – не надо. Вам теперь надо привыкать жить своей жизнью, устраивать ее. Вы гляньте на себя: мужчина хоть куда, у вас еще и своя семья будет, а, может, и дети свои.

- Ой, Алексей, про это вообще не говорите, я не могу об этом даже думать.

- Во всяком случае, пока, - тихо добавил я и переменил тему: – так, хорошо, что у нас по плану? Праздничный обед – возвращаемся.

Мы вернулись и отлично посидели за прекрасным столом. На этот раз все вели себя более раскрепощенно, как хорошие знакомые, чувствовалось, что между нами нет больше напряжения. Только Поль все равно старался держаться особняком. Мы очень душевно поговорили, затронули тему, кто и к кому приедет в гости в следующий раз, не знаю как кого, а меня именно эта тема интересовала больше всего. Рита расчувствовалась, что давно не была на родине, ее муж часто в разъездах, а одна она не поедет. Мы предложили ей ехать вместе с дочкой, но она почему-то отказалась. Ближе к вечеру мы стали собираться, сказав, что нам надо в аэропорт, к нашим землякам, с которыми мы приехали, хоть и не хотелось, но пришлось врать. Перед тем, как попрощаться, мы еще раз пообещали навещать друг друга, а я с Кариной обменялся телефонами (естественно, я дал телефон профессора, мне не хватало, чтобы по мобильному с ней общался кто-то другой), и еще пообещал, что починю компьютер (как будто он у меня сломался), и передам ей адрес моей электронной почты. А она, в свою очередь, пообещала, что приедет к нам в первые же каникулы.

В общем, мы все-таки собрались уходить. Мы долго прощались у дверей, а когда вышли из дома, Карина выбежала вслед за мной, она очень хотела проводить меня до самолета, но я врал, что у нас серьезная научная делегация, все люди с именем, потому, как я сам об этом не сожалею, уделить ей время в аэропорту не смогу. Я мысленно очень ругал себя за это вранье, и пообещал, опять же самому себе, что больше никогда не обману ее. Мы еще долго стояли на крыльце дома, целовались и не могли расстаться, профессор вежливо отошел от нас, хотя, думаю, ему это было очень не легко, ведь это именно он приехал навестить свою незнакомую дочь, а я нагло перехватил инициативу. Хотя сам себя я понимал прекрасно – я встретил не только замечательную девушку, но еще и дочь замечательного человека. В конце концов, мы распрощались с Кариной, и она со слезами на глазах отпустила меня.

Мы с профессором грустно зашагали прочь, как ни крути, а возвращаться домой было необходимо, да и деньги закончились. Мы зашли на вокзал и забрали сумку из камеры хранения. Потом вышли за город, подальше от посторонних глаз.

- А, может, все-таки останемся еще ненадолго? – спросил я, потому что мне очень не хотелось уезжать отсюда.

- Нет, Леша, мы не можем, - ответил профессор, и он был прав.

Мы снова поместились в мешок и, настроив, включили аппарат. Через мгновение мы вернулись в дом профессора.

- Ну что, Геннадий Петрович, с возвращением вас! – грустно сказал я.

- Что, расстроились? – сочувственно спросил он, - Не стоит, жизнь продолжается, а расстояние только сближает.

- Вы так считаете?

- Я это знаю точно!

- В таком случае, не падать духом, профессор, у нас с вами еще много дел! О нас еще весь мир узнает, - опять взбодрился я, надеясь на счастливое будущее, однако в этот раз построенное своими руками.

- Ну, это вы хватили, однако, - заскромничал Геннадий Петрович.

- Главное – поставить цель, и у нас все получится! Только нужно подождать, пока я смогу вернуться к своей, так сказать, естественной жизни, когда мои знакомые начнут общаться именно со мной, а я смогу смело к ним обратиться. Мне уже не верится, что я смогу это сделать.

- Почему же, просто вам надо будет перенестись точно в тот день и час, когда вы отправились в прошлое. Вы помните это время?

- День помню уж точно, а вот час, ну, если поднапрячься и сопоставить все события, происходившие тогда, наверное, можно, - задумался я.

- Тогда все в порядке. Представьте, аквахроники хватит еще ровно на одно перемещение, я изучал, как она расходуется.

- Да, - вспомнил я, - ведь именно с этого когда-то все и началось – я очень хотел узнать у вас его рецепт. Как это было давно, профессор, целую жизнь назад. Столько всего изменилось с тех пор.

- Скорее всего, - ответил Геннадий Петрович, - просто изменились вы сами, ну, и я, конечно тоже.

- Значит, пока я останусь с вами, а за день до положенного времени, воспользуюсь вашим аппаратом. Грустно, но, похоже, этот раз будет окончательно последним в моей жизни. Не волнуйтесь, профессор, обязуюсь тут же привезти его назад.

- Да, и я положу его в свой сундук, чтобы никто больше не смог его применить. Все-таки это вещь не слишком безопасная и должна лежать в надежном месте, - ну, не очень-то оно и надежное, подумал я, но вслух ничего не сказал, зачем его разочаровывать.

- Зато, когда я вернусь - расскажу всем, с каким замечательным человеком познакомился, вот, думаю, отец удивится.

- Да уж, - согласился профессор, видно, представив эту ситуацию, - а ведь до вас, Леша, никто во мне ничего замечательного не находил, включая меня самого.

- Не скромничайте, Геннадий Петрович, вы просто очень тщательно это от всех скрывали

Вот точно так все и произошло, ручаюсь, ничего не приврал. А дальше все случилось, как сказал профессор, я попал обратно к себе домой, но тут же возвратился к нему, выполняя свое обещание. Затем поговорил с отцом, и он пообещал помочь с осуществлением наших коммерческих планов. Пока все только начинается, но и это уже неплохо, главное – мы вместе, а значит, у нас все получится.

Таким вот образом мне удалось устроить не только жизнь профессора, но и, надеюсь, свою собственную, потому как наши отношения с Кариной складываются прекрасно, она очень скучает, мы перезваниваемся каждый день, вот-вот наступит лето, и она, наконец, приедет к нам с Геннадием Петровичем.