Александр Миронов.

Концерт на полустанке.

Рассказ.(7.62тзн)

 

Второй день военные эшелоны не останавливаются на полустанке. Идут на проход. Тоскливыми глазами голодные ребятишки провожают их с бугра в путь, и мысли детей летят за ними вслед. Где-то там, далеко на фронте, дерутся с фашистами их отцы.

- Ну ладно, пацаны, не куксись, - сказал Кеша, подросток лет четырнадцати, худощавый, в выцветшей большой командирской фуражке. - Давайте репетировать. Вадька, играй, Ленька и Мишка, пойте.

Вадик, бледнолицый, русоволосый мальчик, поднес к губам тальниковую дудочку, и, зажимая поочередно небольшие дырочки на ней, стал выводить мелодию "Катюши". Леня и Миша, глядя в сторону ушедшего эшелона, звонко запели:

 

 

Другой мальчик, держа руки в карманах, - так поддерживал широкие штанишки, - старательно вытанцовывал тяжелыми ботинками что-то похожее на флотскую чечетку.

В стороне от них группа ребят выполняли физические упражнения. Один мальчик переворачивался ногами вверх и ходил на руках. Но то ли от неумения, то ли от слабости в руках, он постоянно падал, ударяясь головой о землю. Потом отлеживался. Двое других - боролись. Было заметно, что они поддаваются друг другу, но сопели и кряхтели на полном серьезе. Девочки кружились на полянке, подгадывая под посвист Вадиковой дудочки и песни ребят.

Все остальные, не участвующие в репетиции, сидели и стояли вокруг артистов.

- Колька, хватит валяться. Поднимайся.

Мальчик, только что упавший на голову, неохотно поднимался и, натянув свалившуюся пилотку до ушей, вновь принялся за аттракцион.

- Венька, Пашка, не халтурьте. Разве так борются? Индюки.

Кешины замечания вызывали одобрения, смех у публики.

- Ты, Федька, не стой. Егози ногами, - поторапливал он плясавшего.

Федя умоляюще посмотрел на Кешу.

- Да я не мóжу. Ноги болят.

- А ты не думай о них. Ты думай, для чего ты это делаешь.

- Дык я, коли счас собью их до мозолей, потом плясать как буду?

Кеша, неодобрительно хмыкнув, неохотно согласился.

- Ладно, отдыхай, - и, повернувшись к окружающим, скомандовал: - А вы подпевайте.

Дети недружно запели:

 

 

Кеша дирижировал.

Солнце садилось. Вечерело. Ребята с надеждой посматривали на восток, ожидая, что из туманной дымки вот-вот появится очередной эшелон. Боялись, что ночь, опустившись на землю, оставит их голодными. Солдаты подкармливали детей, платили им гонорары натуральными продуктами за их концерты. Но вот проходили часы, проходило и желание петь, плясать, ходить "на голове". Подступало уныние.

Кеша предложил рассказывать по очереди всякие истории. На этот раз очередь выпала маленькой девочке. На вид ей было лет шесть-семь. Худенькая, боязливая. Когда Кеша сказал:

- Давай ты, - она спрятала лицо в ладони и задрожала всем тельцем.

- Ну, разнюнилась. Тебя что, бьют что ли?

- Я... Я не умею.

- А тут никто не умеет. И все врут безбожно.

- Я и врать не умею...

- Ну и не ври. Рассказывай, как сюда попала? Откуда ты?

Девочка нерешительно поднялась и, глядя с бугра вниз на полустанок, на нити-рельсы, бегущие на восток, откуда должен был появиться эшелон, идущий на запад, на фронт, сказала:

- Я из Черной Грязи...

Дети рассмеялись.

- Ха-ха! Из грязи, а сама белая, как снег.

- Нет-нет. Я из деревни такой. Ее почему-то назвали так.

Кеша поднял руку.

- Дайте человеку говорить. Ври дальше.

- Я не вру, - обиделась девочка. - Я вправду жила там с мамой и бабушкой. Был у нас еще один ребенок, Кирюша. Он был маленький. Когда пришли немцы, бабушка околела. Ей было жалко поросенка, его немцы зарезали. А вечером стали всех выгонять из домов, и мы убежали в лес. Было холодно, и Кирюша замерз. Мы его похоронили в лесу под елочкой. Потом поморозилась я. Мама сняла с себя тужурку, шаль и надела на меня. Мы с ней две ночи шли к пушкам. Они стреляют, и их далеко было слышно. А днем прятались. А потом мама не могла идти. Мама сказала, чтоб я одна шла к пушкам. Я не пошла. Куда я от мамы? - девочка тяжело вздохнула и стерла с глаз слезы. - Потом мама померла... Я тоже легла помирать. Сначала я долго лежала и плакала. Жалко было бабушку, Кирюшу и маму. А потом уснула. Видела во сне папеньку. Он меня на руках качал и пел мне песенку. Мне было с ним хорошо. Потом я проснулась у тетеньки Вари. Она меня отогревала и натирала жиром. Говорила, что меня нашли солдаты, что теперь я буду жить с ней, как дочка. - Девочка опять всхлипнула. - А тетенька Варя подорвалась у колодца на какой-то страшной мине, ей ноги оторвало... Потом я долго сидела одна в земляном домике и плакала. Мне было жалко маму и тетеньку Варю. Я сильно кушать хотела... Потом я пошла искать маму. Хотела возле нее помирать. А дяденька Володя на машине отвез меня в приют, только не сюда, а в прежний, откуда меня и привезли.

Девочка замолчала, глядя на Кешу большими правдивыми глазами. Подросток стоял спиной к ней, а когда повернулся, на его глазах поблескивала влага. Он спросил:

- Не врала?

- Не-ет.

- Как звать?

- Маша Гузина.

- Будешь, Маша, в моей труппе, в массовых сценах.

Девочка обрадовалась, на ее глаза вновь навернулись слезы.

- Не плачь. Мы здесь все такие.

Вечером на полустанок пришел эшелон. Солдаты с котелками выбегали из вагонов за водой. Торопились по своим нуждам.

Возле закрытого киоска собрался народ - любопытные и пробегающие мимо солдаты. В центре круга стоял Кеша и громко объявлял:

- Товарищи солдаты! Доблестные наши защитники! Перед вами сейчас выступят артисты местного детского дома. Первым номером нашей программы - песня "Дан приказ ему на Запад". Исполняют Леня и Миша Горевы. Аккомпанирует на свирели Вадик Шумкин.

Кеша первым захлопал в ладоши, зрители недружно поддержали. Затем он подал команду рукой, и солисты, за ними - хор мальчиков и девочек, в котором была и Маша, вышли в центр.

Вадик стал выводить первые звуки, писклявые и звонкие. Потом качнул дудочкой, и запевалы невпопад запели. Они волновались, оттого у них получалось недружно, торопливо. Но, когда песню подхватил хор, эта нестройность сгладилась, хотя и пестрела разноголосьем. И все же номер прошел успешно.

Потом выступил акробат Коля. Прошелся на руках. Штанишки задрались и белые худые ноги выделывали всевозможные кренделя в воздухе, что немало позабавило публику. Борцы тоже выступили хорошо. Они основательно вываляли друг друга в пыли, используя подножки, захваты, перевороты через головы. Этот номер был, пожалуй, самым весёлым, отчего все хохотали до слез.

С чечёткой вышла маленькая заминка. Вадик никак не мог подгадать под ногу танцора. Федя сбивался и не угадывал под такт свирели. Тогда Кеша подтолкнул запевал:

- Пойте! - И те запели:

 

 

И пляска пошла. Кто-то из солдат принес гармонь, заиграл, и концерт принял новую окраску. Повеселели артисты, а главное - к их выступлению прибавились добровольные плясуны, певцы. О, какой же это был концерт! Здесь уже нельзя было понять, кто кого веселил, кто кому поднимал настроение. Солдаты брали детей на руки, танцевали с ними, пели. Отчего у всех было радостно и тепло на душе.

Но вскоре запела походная труба, и эшелон медленно тронулся. А солдаты всё подбегали и подбегали к артистам, совали им в руки банки с тушёнкой, хлеб, мыло. Теребили им вихрастые головы и приговаривали:

- Крепитесь, детки. Скоро война кончится, заживем...

И долго махали артистам из вагонов.

А у маленькой девочки Маши глаза застилали слезы, она всхлипывала:

- Папа... Где ты, мой папочка?.. - звала она.

Эшелон уходил вдаль. Вагоны его извивались темной змейкой.

Дети, кто в чём, - в фуражках, платках, подолах, - тащили свой гонорар к детдому. Теперь, пожалуй, дня два детскому дому голод будет не страшен.